Когда я был молод, моя семья была самая бедная в ауле. В поисках счастья многие из моих братьев покинули родительский дом. Некоторые вернулись, двое из них – видно, на то была воля Всевышнего – больше так и не увидели отчий дом. Так было со многими нашими соплеменниками. Войны одна за другой разоряли семью, и мы уходили из дома, иногда сами не зная куда, словно птицы, улетающие утром в надежде найти корм для своих птенцов.

Я был самым младшим из братьев. Мне было семнадцать лет, когда я решил податься на заработки. Некоторое время я держал это в тайне от своей старой больной матери, но моя сестра случайно проговорилась ей. И мама, убитая горем, что нет весточек от её старших сыновей, умоляла меня не оставлять её.

Как-то я сидел с ней во дворе, и она, ослабленная голодом, упала в обморок. В доме не было ничего съестного. Мимо шла девочка лет семи с ведрами, полными воды. Она увидела, что случилось, и вбежала к нам во двор. Девочка напоила мою мать холодной водой, протёрла ей лицо и шею, а потом принесла еды.

Эту девочку звали Марьям, впоследствии она стала моей женой, родила мне девятерых сыновей, а сегодня потеряла семерых из них.

Когда мама пришла в себя, она увидела девочку, которая так бережно и с любовью помогла ей. Марьям ушла домой, а мама сказала, что она благословит мой отъезд, если только по возвращении я сделаю всё, чтобы жениться на этой девочке. Я дал ей слово.

Уезжая, я поблагодарил Марьям за помощь и рассказал этой семилетней девочке о мамином условии. Марьям, словно взрослый человек, сказала, что будет ждать меня, что бы ни случилось. Когда я вернулся, мамы уже не было в живых. Я уходил из аула самым бедным, а вернулся самым богатым, меня не было дома долгих двадцать пять лет. Я обещал, что уеду ненадолго, но, когда вернулся, Марьям было тридцать два года, но она всё ещё ждала, не зная, жив я или нет.

Судьба была сурова ко мне, я побывал во многих странах, попадал в тюрьмы, в плен. Чего только со мной не случалось. Я всё время искал пути вернуться домой, но отдалялся всё дальше и дальше, не по своей воле, а по воле Всевышнего. Я выучил множество языков. Последним моим пристанищем стала Сирия.

Так сложилось, что в Дамаске я попал в тюрьму. Как-то раз туда пришёл один старый купец в поисках своего пропавшего единственного сына. Он ходил среди узников, тщетно заглядывая каждому в лицо. Наконец, он остановил свой взгляд на мне, и по моей внешности, видимо, понял, что я не араб. Он поинтересовался, откуда я? Я объяснил, что из горной Чечни.

Он рассказал мне, что в это утро читал историю о праведном халифе Умаре, который, прогуливаясь со своим другом, увидел пастуха, пасущего овец. Умар попросил пастуха продать ему одну овцу, на что пастух ответил, что овцы не принадлежат ему, он всего лишь раб. Тогда Умар сказал: «Продай нам овцу, возьми деньги, а хозяину скажи, что ты потерял, он ведь не узнает». На что раб ответил: «А как же Аллах? Ведь Он все видит». И тогда Умар выкупил раба и даровал ему свободу… Эта история натолкнула купца на мысль совершить такой же благородный поступок. И он вышел из дома с твёрдым намерением освободить какого-нибудь невольника.

Он освободил меня из тюрьмы и поселил у себя. Я пользовался всеми благами, что и он. Сына своего он так и не нашёл, и со временем начал относиться ко мне как к сыну. Он открывал для меня все пути, спрашивал, не хочу ли я торговать, как он? Хочу ли изучать религию? Может быть, мне надо жениться на какой-нибудь хорошенькой сирийке?.. Но всё, что я хотел, это вернуться домой, к Марьям, пока она не вышла замуж…

– Всё, что есть у меня, – твоё, точно так же, как оно было бы собственностью Халида – моего сына, которого ты мне заменил, – как-то сказал мне Зиат.

Он действительно относился ко мне как к сыну. Как-то он дал мне мешочки с золотом и попросил ссыпать монеты в другой мешок. Я зашёл в хранилище… И вдруг понял, что моя жизнь может в один момент измениться. Я вспомнил, как уходил из дома много лет назад, вспомнил Марьям, которая ждёт моего возвращения. В тот момент я забыл о Всевышнем, руки мои опустились. Я уже подумывал, что никогда не вернусь домой, а день за днём, год за годом буду безуспешно искать счастье, перебиваясь жалкими заработками. Я думал, что никогда больше не увижу маму, и Марьям состарится в одиночестве, а вернее всего – не дождётся и выйдет замуж за другого человека.

И тогда я взял золото Зиата.

…Я уходил всё дальше и дальше от его дома. Я утешал себя, что верну эти деньги, твердил себе, что Зиат даже не почувствует ущерба, я знал, что дела у него шли хорошо, и совсем скоро должники наполнят ещё десять таких мешков…

Конечно, я знал, что мог просто поделиться с Зиатом своими тревогами, и он понял бы меня, и мы нашли бы способ, как мне вернуться домой. Но моя глупость привела за собой страх, ноги несли меня всё дальше, Дьявол затуманил мне голову, вкрадчивые голоса нашёптывали мне: «А что, если Зиат не поймет? Что, если он отречётся от тебя? Готов ли ты потерять всё ради нескольких секунд откровенности?».

Я остановился на окраине Дамаска, чтобы перевести дух, и только в тот момент понял, что сотворил огромный грех, – я не просто украл деньги, я предал человека, который мне доверял. На мгновение пришла мысль вернуться, но стыд и страх, что Зиат уже обнаружил пропажу, удержали меня. Упав на землю и обхватив голову руками, я заплакал. От земли шёл запах – это был запах чужбины. Я помнил, как пахнет родная земля, земля моих предков. И в этот момент я решил искать путь домой.

Возвращение заняло у меня не один год. Я принимал все меры предосторожности, чтобы добраться домой живым и невредимым, и чтобы у меня не отняли мешок с золотом. Наконец, с одного из горных перевалов я увидел своё родное село. Это было как во сне. Я жил этим многие годы. Не мог дождаться, когда обниму маму и увижу Марьям. Отыскав подходящее место, я зарыл золото, оставив себе только горсть, и направился домой. Я шел мимо людей, и никто меня не узнавал, так же, как и я не узнавал их. И вот наконец-то я подошел к дому, – он был таким же ветхим, каким я его покидал. Ко мне подбежала маленькая собачонка и начала обнюхивать мою обувь. Я наклонился, чтобы погладить её и услышал голос: «Чем могу быть полезен тебе, странник?»

Я выпрямился во весь рост и увидел своего брата Товсолта, который, узнав меня, отбросил свою палку и побежал ко мне, словно ребёнок к матери, со словами: «Лом-Али! Лом-Али!». Я бросился ему навстречу, и мы крепко обнялись и долго так стояли, боясь разжать руки, словно могли потерять друг друга.

– Неужели это не сон?! – причитал Товсолт, не в силах поверить моему возвращению. – Я думал, что остался один на белом свете.

После этих слов у меня подкосились ноги, и я упал на колени.

– А мама?.. – скорбно спросил я.

Товсолт опустился рядом:

– Нет никого у нас с тобой, Лом-Али, только ты и я. Она умерла в прошлом году. Всех пережила, ждала тебя. В последние месяцы она твердила, что ты на пути домой, видимо, чуяло материнское сердце, что ты жив. Но так и не дождалась.

Я закрыл лицо руками и готов был завыть, как волк, но тут скрипнула калитка, я обернулся и увидел её – Марьям. И хотя видел её в последний раз, когда ей было всего семь лет, я узнал её. Она вернула мне веру в то, что жизнь прекрасна. Мы стояли, готовые кинуться в объятия друг друга. Её взгляд говорил: «Как долго я тебя ждала, я почти отчаялась, и вот ты здесь, рядом со мной».

Через несколько месяцев я построил два новых больших дома. Один для себя, другой для Товсолта, а ещё через неделю Марьям вошла в мой дом в качестве законной жены. Через год родился Зелим, ещё через год Апти, вот они здесь, вы их видите, двое моих старших сыновей. Потом родились ещё семеро, их у меня больше нет. В мой дом пришло горе, так же, как и в дом Цугура.

Я вернулся домой двадцать пять лет назад, и, как вы знаете, почти все эти годы я, а потом и мои сыновья, занимались торговлей, и состояние наше увеличивалось изо дня в день, но всё это время я не забывал, как поступил с Зиатом, да упокоится его душа с миром, и да простит Всевышний его, меня и всех людей.

С того момента, как я покинул дом Зиата, я знал наверняка, что когда-нибудь вернусь туда и всё верну сполна. Он простил бы меня, как простил любого. Как вы знаете, несколько лет назад я решил отправиться в хадж в Мекку, но это было невозможно, пока я не верну долг Зиату.

Мои сыновья хотели сопровождать меня, но я не позволил никому поехать со мной. Я спланировал свой путь в Мекку через Дамаск. Попрощавшись со всеми и положившись на волю Всевышнего, я отправился в путь. Достигнув Дамаска, я почувствовал, как больно сжимается моё сердце. Единственное, о чём я мечтал, – чтобы Зиат был жив. Я нёс ему три мешка золота, в три раза больше, чем отнял. Я нашёл тот огромный дом, в котором провёл несколько лет, но, к сожалению, там жили другие люди. Они рассказали, что Зиат давно продал им этот дом и переселился на окраину Дамаска. Я объяснил, что я очень близкий человек для Зиата, и они сообщили, что он умер несколько лет назад, но они знали, где живет его сын. Горестно мне стало, когда я услышал о его кончине, но что поделать. Всех нас ожидает смерть, рано или поздно. Однако я обрадовался, что нашёл его сына, Халида.

Эти люди проводили меня к его дому. Дом Халида был намного проще и не шёл ни в какое сравнение с отцовским, напоминая жилище бедняка. На пороге меня встретил Халид с кучей детей. Он был очень похож на Зиата – такая же манера говорить, такая же добрая улыбка. Мне стало легко на душе, потому что я сразу понял, что, если расскажу всю правду, он меня не осудит, а поймёт, как понял бы Зиат.

Узнав, что я друг его покойного отца и направляюсь в Мекку, он занёс мои вещи в лучшую комнату и сказал, что я могу жить у него сколько захочу. Халид рассказал мне ужасающую историю: когда-то кочевники выкрали его прямо в центре Дамаска и много лет держали в плену, заковав в цепи. Они не собирались его убивать. Они хотели, чтобы Зиат страдал, как когда-то их предки, разорённые дедом Зиата. Такова жизнь: у плохих родителей нередко рождаются хорошие дети, а у хороших – плохие. И всё в руках Всевышнего. Мы не спрашиваем Его, почему так. Просто мы принимаем всё как есть, и благодарим Создателя за радости и горести.

Халид рассказал, что, когда его отпустили, – он вернулся и застал отца в этом бедном доме. Зиат обнял своего единственного сына и сказал, что Аллах услышал его мольбы. Он сказал, что просил Всевышнего забрать все его богатства, но вернуть сына, – и это сбылось. В этот момент я перебил Халида и спросил, рассказывал ли что-нибудь Зиат про меня? Халид сказал:

– Нет. Единственное, о чём он просил, это после его смерти передать письмо некоему Юсуфу.

– Это я! – закричал я как ужаленный. – Это я! Он называл меня Юсуфом, потому что выкупил из плена.

Я взял у него письмо и стал читать:

Письмо Зиата

Сын мой, любимый Юсуф.

Я хочу рассказать тебе историю Моисея.

Однажды Моисей поинтересовался у Господа:

– Господь, скажи мне, как ты ведёшь свои дела?

И ответил Господь:

– О, Моисей. Я Господь, а ты всего лишь пророк. Ты не сможешь охватить всю мою мудрость.

Но умолял Моисей показать его мудрость, и ответил Господь:

– О, Моисей, видишь тот родник? Спрячься напротив него за холмом и наблюдай за моим могуществом и знанием сокровенных тайн.

Как только Моисей спрятался за холмом, откуда-то появился всадник. Он сошёл с коня, напился воды из родника и ускакал, не заметив, что обронил кошелёк, в котором была тысяча золотых динаров. Спустя некоторое время появился мальчик. Увидев деньги и убедившись, что вокруг никого нет, он взял кошелёк и убежал. Потом подошёл слепой старик. Он утолил жажду, совершил омовение и начал молитву. Тут вернулся всадник, обнаруживший пропажу кошелька.

– Я выронил здесь кошелек, в котором была тысяча динаров. Никто не мог его взять, кроме тебя, – сказал всадник старику.

– Я слеп, как я мог подобрать твой кошелёк? – возразил тот.

Всадник рассердился, обнажил меч, убил старика, и, не найдя кошелька, ускакал прочь.

От всего увиденного Моисей сначала потерял дар речи, а потом удивлённо спросил:

– О, Господь, у меня нет сил смотреть! Ты, Справедливейший, объясни же, что здесь произошло?

И ответил ему Господь:

– О, Моисей, я знаю сокровенное, знаю тайны и знаю то, чего ты не знаешь. Тот ребёнок, который взял кошелёк – взял то, что принадлежит ему по праву. Отец ребёнка работал у этого всадника, и тот должен был заплатить столько, сколько было в этом кошельке, но он не отдал причитающееся, и отец ребёнка умер, а сейчас сын забрал долг отца. А тот слепой старик когда-то убил отца всадника. И теперь сын отомстил. Наша справедливость и правосудие точны, как ты сам видишь.

Мой милый Юсуф, как ты уже понял, божья справедливость – везде. Мы часто задаемся вопросом: «Где она?». Хотя для большинства людей стремление к справедливости – это просто боязнь столкнуться с несправедливостью. Как часто мы забываем, что то, что кажется нам несправедливостью, на самом деле и есть божья справедливость.

Как гласит Коран: «Всякая беда постигает вас только за то, что приобрели ваши руки, хотя Господь прощает вам многое». Всё, что произошло со мной, – было справедливо. Мой дед покалечил жизни многих людей. Мой отец и братья пытались смыть его грехи хорошими поступками и, если их постигало горе, они благодарили Всевышнего и просили прощение за своего отца. Пришёл и мой черед.

Враги моего деда знали, что я богат, и они украли Халида, ведь они знали, что я отдам всё свое состояние за него. Но им не нужны были мои деньги, они хотели, чтобы я страдал так же, как когда-то страдали они по вине моего деда. Я молил Господа, чтобы Он забрал у меня всё и вернул мне сына. Это было искренне, и Он так и сделал.

Почему именно тебе суждено было забрать моё состояние – мне неведомо. Если даже Моисей не мог постигнуть Его мудрости, то как мне, Его маленькому рабу, понять Его? Но я благодарю Создателя, что он отдал это в руки человека, которого я полюбил как сына. Я знаю, как много тебе пришлось испытать в жизни. Надеюсь, это богатство пошло тебе на пользу. Никогда не вини себя за то, что случилось, ибо это между мной и Всевышним, тем, кто отвечает на мольбы своих рабов. Я очень счастливый человек, я счастлив, что Он выбрал меня одним из испытуемых.

Я знаю твоё сердце, Юсуф, знаю, что ты вернёшься когда-нибудь. Не бойся рассказать правду Халиду – он из числа понимающих. До исчезновения он был молодым самодовольным гордецом, но несколько лет в плену изменили его. Он вернулся домой покорным Аллаху и не обозлившимся на людей. Я благодарю Аллаха, что Он по своей мудрости устроил всё именно так. Я видел много раз во сне, что ты вернёшься в Дамаск. Я надеюсь, что мы ещё увидимся, мой сын Юсуф. Если ты не застанешь меня живым, храни меня в своих молитвах и попроси Всевышнего, чтобы Он простил меня, раба своего, за всё, что я делал неправильно в своей жизни.

Вечно любящий твой отец Зиат».

***

Долго я горевал, прочитав это письмо. Халид не беспокоил меня, пока я сам его не позвал, и тогда Халид покорно сел рядом, и молчал.

– Халид, ты должен прочитать это письмо, – я протянул ему бумагу.

Пока он читал, я сидел, опустив голову. Потом я притянул его к себе, крепко обнял и держал всё время, пока он не отложил послание в сторону.

– Самое главное, что я узнал из этого письма, – что у меня есть брат, – сказал он, улыбаясь.

– Прости меня, брат, прости, что я заставил вас страдать, – сказал я.

– Ну что ты, Юсуф, я внимательно прочел письмо, наш отец сказал, что тебе не за что себя винить. Пойдём лучше ужинать, и ты расскажешь о себе, о своей родине и своей семье.

– Подожди, Халид, я не сяду за ужин, пока я не сделаю то, ради чего я здесь, – я ушёл в свою комнату и вернулся с тремя мешками. – Возьми, Халид, это принадлежит тебе.

– Что это, Юсуф? – спросил он с недоумением на лице.

И тогда я развязал один из мешков и высыпал на пол золотые монеты:

– Я забрал у твоего отца один мешок, а возвращаю три. Но, если бы я его не забрал, у него сейчас было бы их значительно больше.

– «Если бы» не считается, брат мой, – сказал Халид. – Я ничего не возьму, Юсуф. Ты всё это заберёшь обратно.

– Нет, Халид, слишком тяжела эта ноша, чтобы нести её обратно, – сказал я. – Мне ещё в Мекку нужно добраться, куда я с этой тяжестью…

Долго мы спорили, пока не решили, что разделим золото пополам и раздадим нуждающимся каждый свою половину. Вот так это было.

Я уже думал, что, раздав эти деньги, я смогу получить прощение у Всевышнего. Я уже поверил в это, но, видимо, у Создателя были другие планы…

– Мы отомстим за наших братьев, отец, – сказал Зелим, старший сын Лом-Али, и тут же звенькнула сталь, – это схватились за рукоятки кинжалов молодые парни, стоявшие по обе стороны от него.

– Нет! Ты ведь тоже не хочешь войны, Цугур? – обернулся Лом-Али к сидящему рядом старику.

Тот, словно нашаливший мальчишка, не поднимая глаз, кивнул, не веря в благородное решение Лом-Али. Потеря одного сына не шла ни в какое сравнение с гибелью семерых сыновей Лом-Али.

Тогда Лом-Али сказал сыновьям:

– Я прокляну вас, если вы когда-нибудь попытаетесь отомстить за своих братьев.

– Но, отец, мы потеряли семерых! – скрежетнув зубами, сказал Зелим.

– Семерых, десятерых – не имеет значения, – твердо сказал Лом-Али. – Если кто-нибудь из вас достанет когда-нибудь кинжал против детей Цугура – вы мне больше не сыновья. Я надеюсь, что когда-нибудь кровная месть исчезнет вообще. Подумайте сами, если мы сейчас не придем к согласию, мы так и продолжим убивать друг друга? Разве я жажду крови Гацуевых? А разве ты, Цугур, жаждешь моей? Мы все относимся друг к другу с уважением, все мы достойные добрые люди, и мы не желаем друг другу зла, зачем же тогда нам хвататься за кинжалы и убивать друг друга? Чего мы этим добьемся? Неужели нам мало тех несчастий, которые уже постигли нас сегодня? Разве не разумнее прекратить всё это сразу? Не нужно бояться, что будут говорить о нас люди, ведь настоящий суд над нашими поступками вершат не они, а только Аллах. И Всевышний видит, что я сейчас поступаю правильно, а если злые языки и скажут о нас плохое, так их самих за это будет ждать высший и праведный суд.

«Ай да Лом-Али, он настоящий человек!» – послышалось из толпы. Это старики восхищались его поступком. Бедный Цугур не знал, как себя вести:

– Лом-Али, как мне жить дальше?! Хочешь, убей меня, возьми мою жизнь! Или моих детей, если они поднимут руку или даже посмотрят косо на твоих детей! – Цугур схватился за голову: – Лом-Али, как мне теперь жить?! Лучше бы я умер, чем видеть всё это!

– Нет, Цугур, мы будем жить дальше. Единственное, о чём мы должны подумать, это как успокоить наших жён. Им сейчас тяжелее всего, они ведь женщины, матери.

Так всё и закончилось. Как ни пытались Лом-Али и Цугур жить с высоко поднятыми головами, но их жёны не вынесли горя и скончались, не прожив и года. Тяжело было всем, особенно Зелиму и Апти, потому что они видели косые взгляды молодых парней, которые будто спрашивали: «Неужели вы всё так и оставите?». Но слово, данное ими отцу, было превыше всего.