Констебль Спендер не тратил времени зря. Он задействовал Джирра Матари, лучшего переводчика и следопыта из тех, кто работал на полицию Северной территории. Джирра безупречно говорил по-английски. Уилл предоставил ему имевшуюся у них скудную информацию о Гедде и попросил отыскать ее родственников, принадлежавших к племени Анангу Питьянтьятьяра.
– Тут земли племени Аррернте, – сообщил Джирра. – Они часто конфликтуют с людьми Анангу. Поэтому очень возможно, что родичи Гедды не подходят близко к городу. Если я начну расспросы про Анангу, это может привести к волнениям и стычкам между обоими племенами.
– Мне важно найти их как можно скорее, – не сдавался Уилл.
Джонатан перечеркнул его планы, и он не хотел с этим мириться.
Такой веселой и довольной, как теперь, Марли не была с тех пор, как умерла ее мать. За короткое время она расцвела. Эрин и Корнелиус с удовольствием баловали ее подарками. На второй же день Корнелиус купил ей книги и мячик. Эрин готовила ей вкусные детские кушанья, занималась с ней. Джонатан с благодарностью принимал их гостеприимство.
– Уилл сказал мне, что он поручил какому-то аборигену искать семью Марли, – рассказала Эрин наутро после того, как она поужинала с констеблем в ресторане. – Насколько я поняла, там возникают какие-то сложности из-за межплеменных конфликтов. Нужно действовать крайне осмотрительно.
– Я тоже должен участвовать в поисках, – с виноватым видом сказал Джонатан. – Мы не должны злоупотреблять вашим гостеприимством.
– Чепуха, Джонатан. Мы с дядей с удовольствием общаемся с вами, да и Марли вроде хорошо себя чувствует в этом доме. – Эрин улыбнулась. – Кроме того, без посторонней помощи вы все равно не сможете общаться с родственниками девочки.
Джонатан понимал, что она права.
– Марли тут действительно хорошо, – сказал он. – Я очень этому рад.
Эрин ясно видела, что Джонатан очень полюбил малышку, и все лучше понимала его.
Марли проводила дни в саду, качалась на качелях или занималась игрушками, которые дарил Корнелиус. Джонатан возобновил их уроки, снова учил читать и решал с ней простые задачки, наверстывая школьные часы, с которых она сбегала. Когда Эрин проявляла интерес к их занятиям, он иногда пытался привлечь и ее, но быстро понял, что она неизменно сохраняла дистанцию. Поэтому он предположил, что Эрин не хотела привязываться к девочке.
Между тем, как ни странно, но Марли все больше и больше тянулась к Эрин. Ходила за ней по дому, когда та хлопотала по хозяйству, задавала ей разные вопросы; ее интересовало все, что Эрин делала, она стремилась ей помогать. Чаще всего Эрин отказывалась от ее помощи, говорила, чтобы девочка шла в сад или играла в своей комнате. Джонатан выручал Эрин и просил Марли не надоедать их хозяйке.
– Простите ее, – извинился Джонатан перед Эрин, когда как-то вечером они все сидели за столом и Марли забралась к ней на колени. – Пойдем, Марли, тебе пора спать. – Он отвел ее в спальню, пожелал спокойной ночи и вернулся к Эрин, чтобы продолжить чаепитие. Корнелиус в это время отправился на прогулку. – Теперь вы видите, почему я считаю, что девочке нужно быть рядом с женщинами, – сказал он.
– Да. Очевидно, она скучает без матери.
– Скучает и теперь хочет вашего внимания. Я уже опасаюсь, что после этого ей будет труднее идентифицировать себя со своими родственниками-аборигенами.
– Вы считаете, что такое возможно? – встревожилась Эрин.
– Даже не знаю. Наш мир и мир аборигенов очень разные. Мне точно известно лишь одно – что Марли в ее жизни очень не хватает материнского внимания. Это укрепляет мое стремление отыскать ее семью.
– Джонатан, я не умею разговаривать с детьми, – с грустью призналась Эрин. – У меня никогда не было возможности научиться этому, так как я никогда не общалась с ними. Почти все мои подруги либо не замужем, либо лишь только что обзавелись семьей, а наши покупатели приезжали в галерею без детей. Кроме них я еще общалась с художниками и скульпторами, а у этих людей редко бывают большие семьи и много детей. В мире искусства живут только взрослые. Я научилась иметь дело со взрослыми, понимать их характер и особенности, а вот детей я не понимаю, даже смущаюсь. Вероятно, вы уже заметили это. Я всегда была убеждена, что у меня просто не материнский тип личности.
Кроме Брэдли, Эрин еще ни с кем не делилась своими сокровенными мыслями, но теперь ей казалось, что она могла сказать Джонатану почти все, что было у нее на душе.
– Я уже обратил внимание, что вы часто выглядите напряженной, когда Марли рядом с вами. А вам просто надо оставаться самой собой.
– По-моему, дело не только в этом. Скорее всего, я из тех женщин, у которых отсутствует материнский инстинкт. Ведь такое возможно, верно?
Джонатан покачал головой.
– Нет, я не могу с вами согласиться. Вы добрая, чуткая и разумная. Материнский инстинкт появится у вас сам собой, когда придет время.
– Но ведь вы всегда выглядите так естественно, когда общаетесь с Марли.
– Поначалу у меня тоже не все получалось. – Джонатан на мгновение задумался. – Смотрите на детей, как на маленьких взрослых, и общайтесь с ними соответственно. Дети поразительно умны.
– Я уже это заметила, – сказала Эрин. Она была благодарна Джонатану за то, что он не высмеивал ее и не осуждал. Повезло его невесте. Вероятно, она понимает, какое сокровище ей досталось.
– Вы ведь хотите, чтобы у вас когда-нибудь были свои дети? – мягко поинтересовался Джонатан.
– Я… я думала об этом, но это будет, пожалуй, не скоро. – Энди хотел, чтобы у них было много детей и как можно скорее, а ее не слишком радовали его семейные планы. – В моей жизни высший приоритет отдан работе. – Не слишком ли много эгоизма в ее заявлении?
– Покупка опалов – занятие, необычное для женщины, – заметил Джонатан.
– Да, вы правы, – согласилась Эрин. – Но мне оно нравится. Это интересно.
– Вы не скучаете по своей галерее? По картинам?
– Скучаю, – вздохнула Эрин. – Между прочим, в этом городе я впервые увидела искусство аборигенов. Там есть настоящие шедевры.
Джонатан отметил про себя, что Эрин менялась, когда речь шла об искусстве, и в ее словах появлялась страсть.
– Я обратил внимание на нескольких художников, работающих на улице Тодд. Признаюсь, я мало что смыслю в живописи, но их работы мне понравились.
– Я собираюсь купить несколько картин.
– Мне кажется, это превосходная идея, – с восторгом заявил Джонатан. – Я охотно составлю вам компанию, если вы пойдете для этого в город.
– Замечательно. И мы привезем мои покупки домой на вашей машине, – обрадовалась Эрин.
– Но как вы отправите картины в Англию? Не возникнет ли с этим сложностей?
– Я… пока я еще не знаю. – В глазах Эрин мелькнула паника. Она не была уверена, что репортеры оставили ее в покое.
Джонатан почувствовал ее смятение.
– Что-то не так, Эрин?
– Ах, парочка семейных проблем, – уклончиво ответила она.
– Вы упоминали про брата и отца. Но ничего не говорили о вашей маме.
– Она умерла весной. Внезапно, – сказала Эрин. У нее защемило сердце. Она ужасно скучала без матери. – Благодаря маме и была открыта наша галерея. Мама была очень талантливая художница и при этом очень скромная, хотя ее знала вся Европа. Галерея стала успешной благодаря ее картинам. Я не знаю, как там теперь идут дела. Тем более что у папы сейчас совсем другие интересы.
Эрин немного помолчала.
– Его нынешнее состояние духа можно описать двояко. Либо он на удивление легко пережил потерю, настолько легко, что решился на новую любовную связь. Либо совершенно потерял рассудок. Мы с братом считаем более вероятным второй вариант.
Джонатан наморщил лоб.
– Как я догадываюсь, у вас сейчас не очень хорошие отношения с вашим отцом.
– Я разочарована, сердита, озабочена… – Эрин вздохнула. – Папа встретил женщину по имени Лорен Бастион. У нее дурная слава, говорят, что эта особа женится на богатых мужчинах, чтобы потом быстро с ними развестись. Мы с Брэдли уверены, что она намеренно отыскала нашего отца в то время, когда он был наиболее уязвим, чтобы обвести его вокруг пальца. Но папа не хочет это понять. Он считает Лорен порядочной женщиной с добрым сердцем, – с сарказмом продолжала она. – Мы с Брэдли открыто говорили ему об этом. Лорен возникла на горизонте, когда еще не прошло и двух месяцев после смерти мамы, и это было во всех отношениях слишком рано. Поначалу папа утверждал, что она для него просто хороший друг, но в газетах уже появились хамские комментарии по поводу их отношений. Папа игнорировал все. Через пару недель он начал по выходным ездить в другие страны; они останавливались в дорогих отелях, он дарил ей экстравагантные подарки. С тех пор он даже одеваться стал иначе, словно молодой, и стричься стал по-другому. – Эрин закатила от досады глаза. – Он рассорился с дядей Корнелиусом, единственным маминым братом, стал пренебрегать галереей – мне пришлось одной заботиться обо всем. Когда он являлся на работу, с ним всегда была Лорен. Она давала ему советы и вытесняла меня из галереи. Папа даже хотел, чтобы она присутствовала на моей… – Эрин спохватилась и проглотила слово «свадьба», но выдала себя тем, что густо покраснела.
Очевидно, кто-то нанес ей глубокую травму, подумал Джонатан. Но он видел, что она чувствовала себя неловко, и не хотел сыпать соль на ее раны.
– Пожалуй, хорошо, что вы решили на какое-то время уехать подальше от всех своих лондонских огорчений, – деликатно проговорил он.
– Для меня это в самом деле хорошо, вот только мой бедный брат еле справляется там со всем без моей поддержки. Но еще хуже то, что дела в галерее катятся под гору. Филиал в Уайтчепеле уже отдан в аренду. Требуются годы, чтобы создать себе имя и добрую славу в мире искусства, а потерять их можно мгновенно. И пресса тоже играет свою зловещую роль. – Эрин понимала, что свадебный скандал послужил в какой-то степени отвлекающим моментом, но вместе с тем опасалась, что все станет еще хуже.
– Возможно, когда вы вернетесь в Англию, ваш отец уже больше не будет встречаться с Лорен, – сказал Джонатан.
– Мне бы очень этого хотелось, но я уверена, что меня будет ждать разочарование. Брэдли наблюдает за Лорен; он уверен, что она задумала что-то нехорошее. Я каждый день жду от него письма, в которых он сообщает мне о последних событиях. Мне остается лишь надеяться, что к моему возвращению хоть что-то уцелеет от нашего бизнеса.
На следующий вечер Джонатан сидел на веранде и наслаждался тихим вечером, когда Эрин и Уилл вернулись после ужина в ресторане. Эрин была в легком желтом платье и таких же туфлях-лодочках. Темные, блестящие волосы падали ей на плечи. Он был не в силах оторвать от нее глаз.
Уилл поднялся с Эрин на веранду. Весь вечер он надеялся, что у них будет какой-нибудь романтический момент, поэтому никак не обрадовался, когда увидел Джонатана.
Джонатан почувствовал возникшую напряженность. Он понимал, что ему лучше было бы попрощаться и уйти, но не мог – что-то ему мешало это сделать. Он не тронулся с места даже после того, как Уилл бросил на него недвусмысленный взгляд.
– Как вы поужинали? – спросил Джонатан у Эрин.
– Спасибо, хорошо. Мы были в таверне «Тодд», и там очень красиво, – вежливо ответила Эрин. Еда там была приличная, хотя на много световых лет далека от ужина в отеле «Лэнгем». Она повернулась к Уиллу. – Еще раз благодарю за прекрасный вечер.
Уилл понял, что Эрин прощалась с ним, и это совершенно ему не понравилось.
– Ваше общество мне всегда в радость, – искренне заявил он.
– Констебль, а что, процесс над Бояном Ратко уже начался? – спросил Джонатан.
– Завтра начнется, – сквозь зубы процедил Уилл.
– Я думал, что меня пригласят выступить свидетелем обвинения, – сказал Джонатан.
– Вы стоите в списке свидетелей, – ответил Уилл. – Вас пригласят, если понадобится.
– Вы выяснили что-нибудь о семье Марли?
– Пока нет. Абориген, которому я дал поручение найти тех людей, пока ничего не смог узнать. К сожалению.
Джонатан чувствовал, что Уилл разочарован.
– Я благодарен вам за помощь, – сказал он.
Уилл кивнул.
– Мистер Максвелл, что вы предпримете, если мы не найдем тех людей?
– Пока еще не знаю, – чистосердечно признался Джонатан.
– Доброй ночи, – попрощался с ним констебль. – Доброй ночи, Эрин, – проговорил он с нежностью и направился к своему автомобилю, стоявшему возле дома.
Когда Уилл уехал, Эрин улыбнулась Джонатану.
– Выпьете со мной чаю? – Она понимала, что должна была пригласить и констебля Спендера, но ей хотелось поговорить еще немного с Джонатаном. Еще ей не понравилось, что Уилл иногда был чрезмерно напористым.
– Да, с удовольствием. Если вы еще не хотите спать.
– Такой прекрасный вечер. Мне хочется еще немного посидеть на веранде.
Эрин пошла на кухню и через минуту появилась с подносом. Когда она наливала им обоим чай, Джонатан разглядывал ее украдкой. В теплом вечернем воздухе пахло ее духами. Обворожительно.
– Сегодня вечером вы выглядите потрясающе, – сказал он.
– Спасибо. Как приятно снова пойти куда-то в платье и почувствовать себя женщиной. – Она улыбнулась. – Хотя все, что можно купить в Алис-Спрингс, нельзя отнести к высокой моде.
Джонатан тоже заметил это во время своих прогулок по городу.
– Сегодняшнее ваше платье вам очень к лицу, – сказал он. – Но вообще вы принадлежите к тем женщинам, которые и в грубой мешковине будут выглядеть красиво.
Эрин засмеялась и уютно устроилась в кресле рядом с Джонатаном. Некоторое время они молча сидели, слушали ночные звуки и любовались звездами. Вечер был мирный и спокойный. Эрин поймала себя на том, что ей очень приятно общество Джонатана.
– Вам очень нравится констебль Спендер? – неожиданно спросил Джонатан.
– Я охотно встречаюсь с Уиллом, но пока готова только на дружбу, не более того, – ответила Эрин.
– Кто-то причинил вам очень сильную боль, не так ли? – Джонатан не знал, откуда у него взялась смелость, чтобы задать такой вопрос.
Эрин задумалась, но потом решила, что это подходящий момент для того, чтобы открыть свою душу. Она печально посмотрела на Джонатана.
– Этот человек Энди Стэнфорд, – сказала она. – Мы были с ним помолвлены.
Имя показалось Джонатану знакомым. Потом он сообразил, что Энди Стэнфорд – тот человек, который подписывал его чек на зарплату, когда он работал барменом в отеле «Лэнгем». Внезапно ему стало ясно, почему лицо Эрин показалось ему таким знакомым. Он видел ее фото в газетах, в разделе светской хроники.
– Накануне нашей свадьбы Энди решил провести пару ночей в Шотландии с другой женщиной. Ему не повезло, потому что я случайно узнала об этом.
– Мне очень жаль. – У Джонатана не укладывалось в голове, как мог мужчина сделать такую глупость. – Не рассказывайте ничего, если вам больно. Впрочем, если позволите, я сделаю маленькое замечание.
– Какое? – с любопытством спросила Эрин.
– По-моему, Энди Стэнфорд больной на всю голову, если он так поступил, – серьезно заявил Джонатан.
Эрин громко расхохоталась. Как хорошо, что она вновь могла весело смеяться. Она была рада этому.