Ближе к вечеру Брайс и Эмма вернулись в Шелдейл-хаус. У Брайса было плохое предчувствие. Одно дело — идти по влажной от росы трава под лунным сиянием с уверенностью, что никто не прервет их прогулки. И совсем другое — подходы к подъездной аллее, зная, что его приезда ждут и честь его прибытия раздастся звон литавр. Роль блудного сына, вернувшегося в отчий дом. Но дело было начато, и отступать некуда. Если бы он настоял на том, чтобы они покинули остров, Эмма сделала бы заключение, что он стыдится ее, а эта мысль была для него невыносима.

Когда они поднялись по кирпичным ступенькам, дверь открылась, и Лейла Моран, главная экономка, которую Брайс помнил с детства, приветствовала его реверансом.

— С возвращением, лорд Паллизер. Для нас является честью ваше прибытие.

— Лейла. — Он с важностью кивнул ей и пропустил Эмму вперед. Они пошли мимо выстроившийся в ряд прислуги. Эмма чувствовала себя страшно неловко.

— Брайс, дорогой, — прозвенел из глубины зала голос матери. Брайс внутренне поморщился. Если Эмма уже не почувствовала себя неловко, то скоро это все равно произойдет. Он надеялся только на то, что мама не станет упоминать о Кэролайн раньше, чем он сам все расскажет Эмме. Он уже несколько раз думал о том, чтобы все ей рассказать, но, как только открывал рот и слышал свои слова, свой голос, он понимал, что все равно будет похож на лжеца.

Он хотел побыть с Эммой подольше, чтобы они могли лучше узнать друг друга, чтобы она больше понимала его как человека, верила ему, а уже потом все рассказать ей.

Секунду спустя перед ними появилась мать в платье из серого шелка, которое чрезвычайно молодило ее. Она приблизилась к нему с объятиями.

— Я так рада, что ты наконец решил присоединиться к нам в этом году.

— Мама. — Он взял ее за руки и поцеловал в щеку потом отступил немного назад. — Мама, я рад представить тебе мою подругу. Это Эмма Лоуренс из Америки. Эмма, это моя мама, Лилиан Паллизер, леди Соррелсби.

— Пожалуйста, зовите меня просто Лилиан. — Лилиан Паллизер протянула Эмме руку — Рада познакомиться с вами, дорогая. Должна признать, я была весьма удивлена, когда Брайс позвонил мне и сказал, что он едет сюда и везет с собой друга из Америки. Скажите мне, дорогая, из какого вы штата?

Для чужого человека, который не знал Эмму хорошо, было непонятно, что она волнуется, но Брайс-то понял это сразу. А когда она произнесла первые слова, голос выдал ее волнение:

— Мэриленда, это близко от Вашингтона.

Лилиан с восхищением всплеснула руками.

— О, потрясающий город! Я была там много раз. У отца Брайса был там кузен в конгрессе, и моя дорогая подруга Марлен работала там в посольстве в 1996 году. Кстати, она будет сегодня здесь. Так что вы можете поговорить с ней о ваших общих знакомых.

Эмма вежливоулы6нулась.

— Боюсь, у нас окажется мало общих знакомых, а точнее, совсем не окажется. Потому что я не уверена, что у нас вообще есть общие знакомые.

Брайс заметил, как улыбка его матери на мгновение погасла.

— Ну что же, тогда, я надеюсь, вы сможете рассказать нам что-нибудь интересное.

Тут Брайсу пришлось вмешаться.

— Я велел Лейле приготовить для Эммы голубую комнату, рядом с моей. — Он взглянул в сторону экономки. — Будьте добры, возьмите ее вещи, пожалуйста.

Экономка кивнула ему в ответ и взглянула в сторону матери, видимо ожидая возражения. Затем взяла сумки и понесла их к винтовой лестнице, ведущей на второй этаж.

Лилиан наблюдала, как Лейла несла багаж девушки наверх.

— Дорогая, — обратилась она к Эмме, — а где же ваш бальный наряд для сегодняшней вечеринки?

Щеки у Эммы порозовели.

— Мы как раз хотели... - начала она.

— Он пока еще у портного, — прервал ее Брайс. Он знал, что мать не хотела как-нибудь обидеть Эмму, это вырвалось у нее само собой, для нее это было естественно. — Мама, пожалуйста, не беспокойся насчет этого. — Он взял Эмму под руку. — Мы будем пить чай на веранде. — Он посмотрел в сторону служанки, которая, замерев, стояла возле двери, ожидая распоряжений. — Ты приготовишь для нас чай, Кристина?

— Да, сэр. — Та склонилась в реверансе и поспешила на кухню.

— Я надеюсь, ты не пожалеешь, что мы уехали из отеля, хотя здесь будет достаточно холодно ночью. — Конечно, это была лишь слабая попытка отговорить ее остаться, но он все же попытался. Хотя заранее знал, что она найдет вечеринку замечательной, несмотря ни на какие погодные условия.

— Да здесь чудесно! — прошептала она с восхищением, замедлив шаг, когда они проходили мимо библиотеки. — О Господи, да здесь наверняка полно книг!

— Эмма, — начал он.

— Да? — обернулась она, посмотрев на него невинным взором.

Он тяжело вздохнул, потом взял ее под руку и провел в библиотеку. Возможно, это единственный шанс, когда они смогут побыть наедине до того, как она уедет. Они вошли, и он закрыл за собой дверь.

— Эмма, ты точно уверена, что хочешь остаться здесь и пройти это до конца? Ты справишься?

Она выглядела разочарованной.

— А что не так? Что-нибудь случилось?

— Ничего особенного не случилось, я просто подумал, что мы бы лучше провели время, если бы пошли куда-нибудь в другое место.

Ну как ей объяснить? Он боялся, что она будет ужасно разочарована в нем, когда осознает, какой скучной в действительности является его жизнь. Если и не разочаруется, если ей недостанет вкуса, чтобы понять, каков его настоящий образ жизни, все равно он не сможет предложить ей выйти за него замуж. Он прекрасно помнил все ее письма, ее рассказы том, что обычно ей доставляло удовольствие, что она любила без памяти. Она любила «коваться в земле», работать в саду в старых джинсах и соломенной широкополой шляпе, которая досталась ей от бабушки. У Брайса даже была ее фотография, где она стояла на фоне сада с лопаткой в руках. Она не любила надевать «взрослую одежду как она это называла, не любила разъезжать по симпозиумам и собраниям, подобным тому, на котором ей пришлось побывать в Лондоне на этой недели. Она любила, следовать своему собственному жизненному плану, который составляла сама. У нее много времени уходило наразного рода исследования, на выращивание новых культур. Она не любила подстраивать свое расписание под чужие планы и работать под чьим-то руководством.

Но ее жизнь с Брайсом как раз была бы полна именно того, чего она так не любила. Церемонии, на которых надо присутствовать в официальной одежде, — они были неотъемлемой частью его жизни. Кроме того, само его имя обязывало к определенным действиям в обществе: подписывать векселя в чеки на разные мероприятия, что она, будучи его женой, должна будет делать тоже. Такие вещи, как обычные автографы, с просьбой о которых тебя умоляют в самое неподходящее время, были неприятны, но необходимы. Паллизеры были обязаны это делать. Он давно привык к этому, потому что вырос в этом доме и в этой семье.

Если Эмма будет рядом с ним, ей придется основательно изменить свой образ жизни. Она никогда не будет счастлива. Ему представилась бабочка, закрытая в стеклянной банке. Крылышки у нее скоро потускнеют, и золотистая пыльца осыплется, а дух погаснет.

Эмма коснулась его руки.

— Что случилось, Брайс? — спросила она, посмотрев на него просящим взглядом.

Он взглянул на нее, и его сердце наполнилось радостью. Не в силах произнести ни слова, он обнял ее и поцеловал. Она заслуживала лучшего парня, чем Брайс.

Но он не мог ее потерять.

Конечно, ей не подойдет его образ жизни. Чем больше она будет узнавать о его жизни, тем больше станет ее ненавидеть. Как однажды уже возненавидел ее он сам. Он поступил эгоистично, что пригласил ее сюда.

Их разделяет слишком многое: культура, страна, свобода, к которой она привыкла, обязанности, к которым призывало его аристократическое происхождение. Смогут ли они когда-нибудь все это преодолеть?

Никогда, решил он и отступил назад.

— Прости.

— За что? — спросила она с улыбкой.

Он открыл дверь, и они вышли в коридор.

— Есть за что, — ответил он.

Когда они вошли на террасу, где танцевали прошлым вечером, Эмма спросила:

— Твоя мама не возражает против моего присутствия здесь, правда?

— Не обращай на нее внимания. — Они подошли к столику, и он пододвинул Эмме кресло.

— Она просто закрутилась с подготовкой этого вечера. Она устраивает этот бал каждый год с тех пор, как я родился. Я всегда ненавидел это время, когда был ребенком, потому что она была занята и уделяла мне мало внимания.

— Так у тебя на самом деле не было счастливого детства? — спросила Эмма, усаживаясь в кресло и наблюдая за ним.

Он отрицательно покачал головой.

— Разве по мне не видно? — Он печально улыбнулся.

— Нет. Но из писем я заметила, что ты всегда избегал рассказывать о своем детстве. Я не хотела тебя расспрашивать. — Она на минуту запнулась, сложив ладони перед собой. — Я и сейчас не буду, правда. Только хочу сказать одно: я всегда готова тебя выслушать, если ты мне захочешь об этом рассказать.

Она даже не догадывалась, насколько была близка к истине, но сейчас он был не в силах ничего ей объяснять.

— Спасибо за предложение, но поверь, рассказывать особенно не о чем. Ты и сама все видишь. — Он показал рукой на дом и лужайку. — Нет, здесь вовсе не плохо, я здесь никогда не голодал и не замерзал. Просто мне здесь не было хорошо, и все. Здесь всегда было холодно, я уже говорил тебе об этом.

Взгляд у нее потеплел.

— Но что бы там ни было, — сказала она, — это не сделало тебя холодным. — Она улыбнулась. — Это я уж точно могу тебе сказать.

Брайс вспомнил слова Джона, о том, что «Индепендент» назвала его бессердечным старым холостяком. Только Эмма видела в нем живого человека.

Она была нужна ему и надо было найти способ удержать ее. Ему в голову пришла идея, что он может на ней жениться, но идея была сумасшедшей, и он выбросил ее из головы. Даже если женитьба оказалась бы спасительной для него — а у него всегда была слабая надежда, что женитьба кого-то может спасти, — то для нее это будет почти убийством.

К чаю подали пирожные с кремом, канапе, свежие фрукты и горячие булочки с маслом и джемом. Стол был сервирован по первому классу, такое Эмме доводилось видеть только в кино. Вокруг стояли слуги в ливреях, державшие серебряные подносы с такой важностью, словно у них в руках были настоящие сокровища.

Солнце заходило за горизонт, старые деревья отбрасывали огромные тени, которые перемежались с яркими бликами солнечных лучей на каменной стене дома.

— Обычно мы не содержим в Шелдейл-хаусе полный штат прислуги, так что пока ты можешь наслаждаться, — сказал Брайс. — Они здесь, чтобы исполнить любое твое желание.

— Знаешь, я чувствую себя неловко, когда за мной кто-то ухаживает, — Эмма подвинула чашку служанке, которая наливала ей чай.

— Достаточно, — отпустил Брайс служанку.

Закрыв рукой рот, Эмма чуть не рассмеялась.

— А у тебя хорошо выходит. Я бы никогда и не подумала, что у тебя может быть такой важный вид. Вряд ли у меня это когда-нибудь получится.

— Да ты просто наслаждайся, — сказал Брайс, махнув рукой в сторону служанки, которая удалялась в сторону дома. — Я ведь им за это плачу.

— А за что конкретно ты им платишь?

Он с отсутствующим видом взял булочку.

— Что? — спросил он.

— Огромное количество слуг на одного или двух хозяев, зачем они здесь? Что им тут делать?

Улыбка слегка коснулась уголков его губ.

— Одевать меня, купать, стричь мне ногти и тому подобное.

Она уже решила, что он говорит всерьез, но улыбка выдала его.

— После долгого трудного утра, когда ты не можешь справиться с простыней, в которой запутался?

Лицо у него стало серьезным, и только глаза смеялись.

— Неужели с тобой такое тоже бывает? — Он откусил кусочек булки и запил горячим чаем.

Эмма рассмеялась.

— Другая сторона жизни. Не так уж это легко, как все думают.

— Вот именно. Знаешь, бывают дни, когда я думаю, что если не сброшу с себя эту вековую тяжесть исторических и социальных цепей, то сойду с ума. Мне иногда хочется быть простым рабочим.

Эмма старалась сохранять серьезное выражение лица.

— Твой мир чужой для меня. — У девушки бывали дни, когда она не обедала, чтобы сэкономить на дорогую кофточку, и ей казалось, что она может сойти с ума от этого.

У него не было этих забот.

Когда сегодня она впервые вошла в Шелдейл-хаус вместе с самим графом Паллизером, а не с Джоном Торнхиллом, то была подавлена роскошью. Ее первым порывом было повернуться и убежать. Все эти полированные вещи ручной работы из дерева, позолоченные узоры на потолке, обои, арочные потолки, высокие зеркала и такое количество английского ситца, которого она никогда не видела в одном месте.

— Не могу поверить, что ты вырос здесь, — сказала она, пытаясь привыкнуть к мысли о том, что он рос и воспитывался совсем не так, как она думала прежде — Я имею в виду, что ты же всю жизнь так жил.

— Именно, — сказал Брайс серьезно. — Прислуг стала частью моей жизни. Они пришли сюда из поместья моей матери в Шеффилде. Ее дом в Лансворте открыт для гостей почти каждую неделю с апреля до октября.

Это удивило ее.

— Правда? Как музей, за посещение которого надо платить?

Он пожал плечами.

— Многие старинные семьи так делают. Это способ сохранить благосостояние и положительное отношение к знати.

Эмма была удивлена.

— Никогда бы не подумала, что в этом есть необходимость.

— Это некоторая иллюзия. Большинство людей не понимают этого, но каждый раз, когда они пересекают чье-либо поместье, они обязаны платить в семь процентов налога. А эти дома не могут поддерживать себя сами, они старые. Очень многие вещи портятся, нужен ремонт, который зачастую стоит очень дорого. И тем не менее дом должен представлять собой классический английский особняк. Гости и туристы должны чувствовать, что они смотрят на жизнь настоящих аристократов, хотя истина заключается в том, что образ жизни аристократов уже давно изменился. Но необходимо поддерживать эту иллюзию.

Эмма задумалась.

— Это может показаться просто смешным.

Он внимательно посмотрел на нее, потом сказал:

— Возможно, тебе здесь понравится. Здесь е па что взглянуть. Эмма посмотрела вокруг.

— Но почему Шелдейл-хаус закрыт для гостей и туристов?

Он пожал плечами.

— Можешь верить, можешь не верить, но Шелдейл-хаус не окупает себя. Сам остров-то небольшой, сюда не приедет столько туристов, чтобы можно было покрыть все расходы. Мы вынуждены держать его закрытым из-за страховки.

Эмма нахмурилась.

— Тогда почему твоя мать живет здесь, а не в доме, который открыт для туристов?

Он тяжело вздохнул.

— Потому что Лансворт в три раза больше, там шестьдесят комнат в двенадцать лестниц. Даже когда он открыт, он выглядит закрытым частным владением.

— А как же насчет вашего дома в Лондоне? Там есть какая-нибудь прислуга, которая тебе помогает?

— Там четверо слуг. — Он тепло улыбнулся. — Их, конечно, больше, чем мне нужно на самом деле, но они уже так давно работают у нас, что я не представляю, как можно их отпустить.

В этот момент вошла служанка с огромным бумажным пакетом в руках. Передав его Брайсу, который поблагодарил ее, она присела в реверансе и вернулась обратно в дом.

Он посмотрел на этикетку и передал ее Эмме:

— Это тебе.

— Мне? — Она взяла коробку и посмотрела на этикетку. — Но это, должно быть, ошибка.

— Здесь нет ошибки. — В уголках его ясных светлых глаз собрались лучики веселых морщинок. — Открой ее.

Растерянно посмотрев на него, она начала снимать бумагу и открыла коробку из толстого картона. В ней было много тонкой шуршащей бумаги. Эмма долго рылась в ней, пока не наткнулась на что-то мягкое. Наконец она вынула оттуда клоуна, который так понравился ей в магазине.

— Брайс, — выдохнула Эмма. Она взглянула него и увидела, как тепло он улыбается. —Когда тебе удалось его купить?

— Когда ты пошла в книжный магазин. Я послал коробку сюда с намерением переслать ее тебе Штаты, но... — он развел руками, — этого не понадобилось.

— Даже поверить не могу. Она подняла игрушку вверх, чтобы лучше рассмотреть ее при дневном свете. — Она даже лучше, чем я ожидала. Ты только посмотри, ведь это ручная работа, — и она передала игрушку Брайсу.

Он внимательно посмотрел на нее, примерил маску на лицо клоуна и снял ее.

— Кажется, он тебе очень нравится. Думаю, я с ним подружусь.

— Начинаю понимать, почему он мне понравится — грустно сказала Эмма. Она ласково прикоснулась к крошечному личику клоуна. — Я поняла, почему он так привлекает меня. Где-то в глубине души я думаю, что он похож на тебя. — Она тут же осеклась. — Итак, — проговорила она, пытаясь скрыть неловкость, — сегодня потрясающий день.

Словно в насмешку подул сильный ветер, и порыв принес с ближайшей клумб несколько травинок, которые осели на волосах девушки. Она смахнула их рукой.

— Очень трудно будет после таких каникул возвращаться к работе, — продолжила она.

Брайс нетерпеливо барабанил пальцами по столу.

— Я бы очень хотел, чтобы ты осталась, — сказал он решительно. Его слова поглотила тишина, повисшая на веранде.

Сердце девушки забилось.

— Я бы тоже.

Он не ответил, уставившись отсутствующим взором вдаль перед собой.

Эмма тоже выпрямилась и насторожилась.

—Но мне будет надо снова вернуться к работе. Меня ждет несколько проектов, над которыми придется потрудиться. После них я примусь за рассаду «Сердца святого Петра».

Он все еще был задумчив.

— А что, если бы у тебя была работа здесь? Тогда тебе не нужно будет возвращаться в Америку?

Она рассмеялась в ответ.

— А ты случайно не знаешь кого-нибудь, кому был бы нужен садовник?

Он повернулся к ней, и его лицо осветила теплая улыбка.

Пожалуй я знаю одного человека. Тебя это интересует?

Эмма даже задержала дыхание — он явно не шутил. Неожиданно она почувствовала, что оказалась на краю пропасти, в которую вот-вот может сорваться.

— Это зависит от того, какого качества работу мне предложат и кто именно.

Он улыбнулся истинно разбойничьей улыбкой.

— Один отличный парень. У него тут поместье недалеко. Ты должна была слышать о нем.

— Да? — Сердце у нее так стучало, что она еле слышала собственный голос. Едва пересилив себя, Эмма налила Молока в чай и начала пить.

— Да, это Шелдейл-хаус.

— Ага. — Эмма закусила губу. Итак, это было не просто предложение о работе, он хотел, чтобы она осталась здесь с ним. — Ну да, я слышала о нем.

Брайс наклонился вперед.

— Этот парень надеется организовать здесь исследовательскую лабораторию по изучению медицинских свойств лекарственных растений, особенно «Сердца святого Петра». И поэтому ему нужен специалист, который все сможет устроить.

Ее рука, в которой она держала изящную чашку начала дрожать. Она поставила ее на стол.

— Брайс, ты серьезно?

— Я Серьезен, как никогда.

Итак, пропасть была реальной. Это был серьезный поворот в ее жизни.

— Но ведь ты ничего не знаешь об особенностях этого бизнеса. Ты не можешь организовать это только для меня.

— Почему бы нет? — спросил он тихо, словно они были наедине в комнате. — Я знаю достаточно, Чтобы понять, насколько это важное и полезное мероприятие, в той мере, в какой я узнал это от тебя. Я полностью полагаюсь на тебя.

Она посмотрела на него и попыталась улыбнуться. Но ее просто переполняли радостные эмоции, поэтому она только сказала:

— А я — на тебя.

На мгновение он замер. Потом слегка покачал головой и опустил глаза.

— Что же, — сказал он, хлопнув себя по бокам. — Только я совсем забыл отдать распоряжения по поводу моего смокинга на завтра. Если ты позволишь, то я пойду и сделаю это.

— Тебе здесь удобно? Может, прислать еще чаю сюда?

— Да нет, не надо, — сказала она, нахмурившись. Что изменилось в его отношении?

Вопрос был готов уже сорваться с ее губ, но она подумала, что не стоит спрашивать. Возможно, это было только ее воображение. Либо она просто была сверхчувствительной. И потом, действительно, ему же был нужен смокинг на завтра.

— Не беспокойся обо мне, — сказала она.

— Мы закончим разговор позже, ладно? — спросил он, ожидая ее подтверждения. Пока она не кивнула, он казался очень встревоженным. — Отлично, тогда увидимся чуть позже.

С этими словами он удалился, оставив ее размышлять, испугался ли он того, что они стали так близки? Или еще что-нибудь? Себя он боялся или ее?

Дом был полон суеты, все готовились к завтрашней вечеринке. Эмма и Брайс едва видели друг друга. Но и когда виделись, они не могли спокойно поговорить наедине. Эмма очень волновалась и переживала. Предостережения Брайса, от которых она раньше только отмахивалась, теперь ожили в ее памяти с новой силой и казались грозной реальностью.

К вечеру следующего дня она была почти больна от тревоги и была уже готова, сказавшись больной, спрятаться от гостей в своей комнате. Но каждая мысль о бегстве напоминала о возвращеншн домой. Она знала, что пожалеет об этом и не простит себе, что упустила шанс стать Золушкой на балу у Брайса.

Она переоделась в вечернее платье, натянула колготки и достала туфли из чемодана. Это был последний штрих, после этого она должна будет спуститься вниз. Эмма решила немного подождать и присела да подоконник.

Небо на горизонте было ярко-бордовым, с красивыми розовыми разводами. Кирпичный внутренний дворик и длинная подъездная аллея, обсаженная деревьями, были украшены красиво загорающимися электрическими фонариками. В блестящих огромных лимузинах прибывали люди, которых Эмма не знала, как не знала и названий марок автомобилей. Разве что «роллс-ройсы». Конечно, она не могла с точностью определить марку, но то, что они были дорогими, она понимала. Такие автомобили можно было купить, только имея огромное состояние, И все эти люди были богачами, это было видно за версту.

Все происходящее казалось ей волшебным сном.

Тут в дверь постучали.

— Да? отозвалась Эмма.

— Можно я войду? — Это был голос Брайса.

— Конечно. — Она поднялась, когда дверь открылась, но остановилась на полпути, увидев его.

В смокинге он выглядел блестяще. Это был настоящий граф, при всех положенных регалиях. Конечно, она знала, что он красивый парень, ужасно красивый, но, когда увидела его в таком наряде, у нее подкосились ноги.

— Ты выглядишь просто великолепно, Эмма, — восхищено воскликнул он.

— И ты тоже, — выдохнула она.

Он улыбнулся, и знакомая улыбка показалась ей еще более привлекательной, чем раньше. Он подошел к ней.

— Спасибо. Тебе, кажется, надо еще кое-что сделать.

Она взяла свои туфельки я стала надевать их, но потеряла равновесие. Брайс тут же предложил ей свою сильную руку.

— Итак, ты готова? — спросил он, склонив голову.

Она медленно кивнула и попыталась вздохнуть свободней.

—Готова.

Эмма даже не представляла, какой была миленькой. Брайс искренне любовался ею, когда вел ее под руку в бальный зал. Сколько бы он ни говорил ей об этом, он знал, что она никогда не поверит. И это было замечательно. Скромность была одним из ее достоинств. В ней было так много очарования.

Когда началась вечеринка, Брайс открыл в Эмме новые таланты. Каким-то образом ей удалось разговориться с бароном Стинбергом, несмотря на то, что он был глух как пень и упорно отказывался от помощи своего слухового аппарата. Ей также удалось незаметно избежать назойливых приставаний со стороны их дальнего родственника, человека, который был известен своим скандальным характером и пристрастием к вину. При этом она даже не обидела его. Хотя Брайс прекрасно знал, что нрав у этого человека Взрывоопасный.

Эмме удалось вовлечь в Разговор старую вдову, мадам Бульрэ. Они обсуждали преимущества гомеопатии, и все закончилось тем, что старая леди попросила телефон Эммы в Америке, чтобы держать с ней связь и при случае получить консультацию. Брайс даже не мог припомнить, когда видел старую вдову улыбающейся, а уж чтобы она попросила у кого-нибудь телефон... Впрочем, он был не менее удивлен, что у Эммы есть телефон.

Напрасно он боялся за нее — Эмма была царицей бала. В ситуациях, когда он боялся за нее, она, наоборот, цвела. Ее не смущали ни роскошь убранства комнат, ни пышные наряды дам. Видимо, он просто недооценил ее. Но конечно, это была всего лишь одна вечеринка, один вечер. Может быть, ей было бы не так весело, если бы для нее это стало привычным образом жизни. В любом случае этот тест она прошла, Брайс был очень рад и решил наслаждаться вечеринкой с Эммой.

Когда оркестр начал играть «Это романтично, не правда ли?», Брайс прервал разговор Эммы и графа Менторпа и пригласил ее на танец.

Она с радостью приняла приглашение.

— Я говорила ему, что при болях в спине гомеопатия помогает лучше, чем массаж. Причем уж кто- кто, а я имею право говорить так. Но он был непреклонен. - Она рассмеялась. - На самом деле я думаю, болит у него не спина.

Брайс от всей души рассмеялся и притянул Эмму ближе к себе.

— Итак, теперь ты видишь, что я имел в виду, когда говорил про этих людей. Общение с ними может стать сущим кошмаром.

Она только пожала плечами.

— Или развлечением. Где еще найдешь живых героев романов Джейн Остин? Кстати, я разговаривала с одной женщиной о программе по подготовке книг для школьников, которую ты затеял.

Он на мгновение задумался.

— Должно быть, это была Агата Рейнстрем. Литературное общество.

— Точно. Очень приятная женщина.

Эмма всегда его чем-нибудь да удивит. Брайс, улыбнувшись, кивнул.

— А знаешь, я высказала ей весьма плодотворную идею. — Лицо Эммы прямо-таки лучилось энтузиазмом. — А что, если использовать письменный тест для школьников? Лучшая работа может выиграть приз местной газеты, и библиотека будет вынуждена презентовать этой школе книги. Что ты об этом думаешь?

Он остановился и сделал шаг назад, чтобы посмотреть Эмме в глаза.

— Ты можешь мне не верить, во у меня была точно такая же идея. Но Агата даже не стала слушать меня.

Эмма нахмурилась.

Очень странно. А мне показалось, она крайне заинтересовалась моим предложением. Словно впервые об этом услышала.

—Ты шутишь!!

— Нет, правда. Она сказала, что хочет предложить эту программу на следующем собрании.

Брайс снова обнял ее, и они продолжили танцевать.

— Ты просто восхитительна, Эмма. Правда. — Сердце счастливо билось в его груди. — Давай выпьем немного шампанского.

Эмма никогда не думала, что ей может быть так весело. Возможно, потому, что рядом все время находился Брайс.

— За тебя, — провозгласил он, чокнувшись с ней.

— И за тебя, добавила она и отпила вина. Оно было сухим, вкусным и очень приятным, мягко щекотало язык шипучими пузырьками.

— Брайс! — до них донесся женский голос.

Эмма едва не подскочила от неожиданности

Брайс замер на месте.

Они оба повернулись и увидели высокую светловолосую женщину в красном платье, которое, несомненно было сшито на заказ, возможно, по ее собственной выкройке. Она ослепительно улыбалась белоснежной улыбкой.

— Ради всего святого, Брайс, где ты был все это время? Да ты хоть можешь себе представить на что мне пришлось пойти, чтобы тебя разыскать за последние две недели?

Брайс смотрел на женщину словно увидел привидение.

— Я... был занят.

— Надо думать! Я спрашивала всех, кого могла, и должна сказать, что слухи меня удивляют. Злые языки чего только не шептали мне на ухо. Мне было не очень удобно расспрашивать о тебе, но приходилось.

Позади женщины показалась Лилиан Паллизер.

— Да ты посмотри, Брайс, кто к нам пожаловал! Это же Кэролайн. Я даже и не думала, что она сможет прийти, но она пришла.

— Я здесь проездом во Францию, — сказала Кэролайн, пристально глядя на Брайса. — У меня там назначена одна очень важная встреча.

Эмма увидела, как Брайс крепко сжал губы. Потом он все же сказал, обращаясь к Кэролайн:

— Отлично. Нам надо поговорить. Сейчас. — Он посмотрел на Эмму. — Ты позволишь? Мы отойдем на минутку.

— О, конечно.

Женщина взглянула на Эмму.

— О, извините, я не подумала...

То, что она хотела сказать, Эмма так и не услышала, потому что Брайс взял ее под руку и сказал:

— Мы ненадолго. Эмма, будь добра, подожди меня здесь, я сейчас вернусь.

— Брайс, что с тобой случилось? — спросила его женщина. — Ты даже не представишь мне свою новую знакомую. Что это с тобой?

— Не обращай внимания. Он отвел ее в сторонку. — Что ты здесь делаешь? — услышала Эмма его вопрос.

— Мы с Билли решили поехать во Францию, чтобы... — тут они исчезли из виду в дверном проеме зала.

Эмма осталась стоять, ничего не понимая. Кто была эта самая Кэролайн? Почему Брайс не познакомил их? Более того, почему они так поспешно ушли? Кажется, она вовсе не была обеспокоена тем фактом, что Эмма находилась рядом с Брайсом, поэтому можно сделать вывод, что она не была его отвергнутой любовницей или кем-то в этом роде. И все же в этом было что-то странное: он не представил их друг другу Почему?

Да ты хоть можешь себе представить, на что мне пришлось пойти, чтобы тебя разыскать? Зачем она хотела его разыскать? Эмма тяжело вздохнула. Брайс вернется через пару минут, и она очень надеялась, что он все разъяснит.

Девушка ждала, ее волнение увеличивалось с каждой минутой. Рядом с ней мать Брайса беседовала с кем-то из знакомых.

— Интересно, куда это запропастились Брайс и Кэролайн? — спросила она Эмму.

Сердце у Эммы забилось сильнее. Что-то было явно не так.

— Я уверена, они сейчас вернутся, — ответила она, удивленная тем, как неубедительно прозвучал ее голос.

Лилиан покачала головой и подошла поближе, Эмму обдало тяжелым запахом дорогих духов. «Кажется, жасмин», — Подумала Эмма, решив отвлечься от мрачных мыслей.

— Да уж, — продолжала Лилиан, — мальчик ведет себя очень странно в последнее время, — говорила она больше для себя, чем для Эммы. — Ну, думаю, Кэролайн быстро приведет его в норму она всегда на него хорошо влияла.

У Эммы возникло какое-то нехорошее предчувствие. Жасминовый запах внезапно показался ей слишком навязчивым

— Боюсь, что я не очень хорошо понимаю, кто такая эта самая Кэролайн, — осторожно сказала Эмма, пытаясь изо всех сил сохранить спокойствие.

Лилиан выглядела по-настоящему удивленной.

— Кэролайн Фортескью, — сказала она, указывая жестом в ту сторону, куда удалились Брайс и Кэролайн. — Я познакомлю вас, когда они вернутся. — Она пожала плечами. — Я уже давно за ним это заметила. Он почти всегда старается избежать встречи с бедной девушкой. И никогда даже не упоминает о женитьбе.

Эмма от удивления открыла рот.

— Женитьбе? — еле выговорила она.

Лилиан кивнула.

— Брайс и Кэролайн.

В груди у Эммы словно вспыхнул пожар. Она едва могла выговорить следующие слова:

— Извините, я не совсем поняла, но... Брайс и Кэролайн собираются пожениться?

— Конечно, — сказала пожилая дама. — О, милочка, неужели вы ничего не поняли? Кэролайн Фортескью — невеста Брайса.