Остаток дня тянулся бесконечно долго. Энди никак не мог сосредоточиться на работе. Вместо этого он просто смотрел в окно. Солнечный майский день, легкий ветерок, яркие блики на полу. Он живо представил себе цвет волос Лоры на таком солнце — цвет новенькой блестящей медной монетки. И ее миндалевидные голубые глаза. Не изумрудно-зеленые, как у ирландцев, а голубые, как небо в ясное летнее утро.

Это была не она, говорил он себе. Не могла быть она. Это невозможно. Но разве он мог ошибиться, разве мог не узнать свою жену? Тогда что это было? Энди терзали мучительные сомнения.

Больше года он заставлял себя не думать о ней каждый день, каждый час. И все напрасно. Теперь ему хотелось спрятаться и никуда не выходить, чтобы не встретиться с этой женщиной, кем бы она ни оказалась. Энди боялся, что не сможет еще раз это пережить.

Его взгляд упал на фотографию на столе маленькая девочка с темно-рыжими волосами, голубыми глазами и улыбкой, от которой щемило сердце. Его дочь Саманта. Лора звала ее Сэм, как в одной из книжек о докторе Айболите «Зеленые яйца и ветчина»: «Я не люблю зеленые яйца и ветчину. Не люблю их совсем, я Сэм». Как наяву, услышал он мелодичный голос Лоры (прямо наваждение какое-то!), рассказывающей сказку. Он помнил каждое слово, хотя и не дотрагивался до книжки со дня аварии. Лора оставила ее на кухонном столе — читала Сэм за завтраком. Книга так и лежала там, когда в тот день он вернулся домой, после того как бесстрастный голос по телефону сообщил ему, что его жена погибла в автомобильной аварии прямо на границе штата Коннектикут. Она вернется, раз не дочитала дочке сказку. Внутренний голос упорно твердил, что если он оставит книгу там, где она лежит, и даже не дотронется до нее, то Лора обязательно вернется.

Но в один прекрасный день он не увидел книгу на привычном месте. Когда поздно вечером он вернулся из отдела судебно-медицинской экспертизы штата Коннектикут, то обнаружил, что Минди, его секретарь, поставила книгу обратно на полку. Мелочь, конечно, но тогда в нем все перевернулось.

Все. Лоры больше нет. Она бросила его без предупреждения или объяснения ранним февральским утром. Уже одно это ставило его в тупик. А ведь она еще бросила и свою трехлетнюю дочь. Почитала ей книжку за завтраком, отвела в детский сад, а потом села в машину и уехала. Правда, в последние месяцы она вообще очень изменилась и вела себя довольно странно. Она донимала его непониманием, подозрениями, объяснениями. Энди видел, что Лора чем-то расстроена, но ему и в голову не могло прийти, насколько все серьезно.

Но она уехала. И через несколько часов, врачи в госпитале, в трехстах километрах от дома, констатировали ее смерть. И уже не было возможности ни что-то исправить, ни объясниться.

Сколько долгих месяцев прошло с тех пор! Энди опять посмотрел на фотографию Сэм. Он часто думал, помнит ли та мать. Ведь она была такая маленькая, когда все это случилось, ей было всего лишь три года. Сначала она очень переживала. Как мучительно было снова и снова объяснять ей, что мама не вернется. Она никак не хотела в это поверить. Пусть мамы нет сегодня, но, может быть, завтра, когда девочке захочется показать ей новый рисунок, она придет.

Энди взял ручку и начал что-то автоматически рисовать на листе бумаги.

Время шло. И Сэм начала забывать. Сейчас она просто иногда расспрашивала о Лоре. Какая она была? Хорошая? Красивая? Энди не мог понять, действительно ли она забыла или не хочет помнить? Вот он, например, не хотел помнить, слишком мучительны были воспоминания.

Энди добавил пару линий к рисунку. Облако. Он не винил Лору за то, что она ушла. Теперь, когда у него было столько времени на размышления, он у самого себя обнаружил массу недостатков. Сколько он мог ей сказать, но не сказал! И, что еще хуже, сколько лишнего было сказано! Порой Энди винил себя в смерти Лоры. Если бы можно было начать сначала, он бы все сделал по-другому. Но самое страшное, что он понял за этот год, — она больше не вернется. И все его сожаления напрасны.

Энди посмотрел на рисунок. Получился набросок детского пляжа около порта Оторити. Он добавил несколько штрихов. Лора очень любила бывать там и смотреть на лодки. Энди не вспоминал об этом месте до сегодняшнего дня. Он попытался нарисовать Лору, но резко бросил ручку на стол. Она мертва, и он должен смириться с этим.

* * *

Мэри Шеппард примеряла колечко-оберег, стоя около уличного лотка. Такое же носила одна ее знакомая в приюте для женщин, подвергшихся насилию в семье, куда Мэри попала после госпиталя. Сначала носила в память о том, кто надругался над ней, а потом кольцо стало для этой женщины символом одиночества. Таинственная символика вещей всегда вызывала у Мэри какое-то странное чувство, которому она не находила объяснения.

Впрочем, она многого не могла объяснить, особенно того, что касалось ее самой. Уже целый год она была Мэри Шеппард. Придя в себя в госпитале Святого Иосифа в Коннектикуте с тяжелой травмой головы, следами от веревки на руках и ногах, она не помнила о том, что произошло. Ничего не помнила о своей прежней жизни. У нее не было обручального кольца, но на безымянном пальце левой руки остался след, как будто она его долго носила и совсем недавно сняла. Но если она не помнила даже своего имени, что уж тут говорить о таких мелочах.

«Психогенная амнезия», — сказали доктора. Ее реакция на случившееся настолько сильна, что организм в целях самосохранения просто отказывается что-либо вспоминать. Это может продлиться месяц, а может остаться навсегда. Никто не знает. Мэри боялась, что это навсегда, потому что уже пятнадцать месяцев она ничего не могла вспомнить — ни хорошего, ни плохого, вообще ничего, что было до аварии. Только иногда случались какие-то странные, необъяснимые порывы, такие, как тот, что привел ее в Нантакет.

Ее так тянуло к воде, что женщины в приюте, где она жила и работала, даже подшучивали над ней: наверное, она была капитаном корабля и командовала сотней матросов. Конечно, кому не захочется такое забыть! Но, увидев однажды фотографии Нантакета в витрине бюро путешествий, она поняла, что просто должна побывать именно там, именно в Нантакете: не на полуострове Кейп-Код, не в Бель-Виле, а только в Нантакете. Подруги по приюту скинулись и отправили ее в автобусную экскурсию на север. Они назвали это заслуженным отпуском для самого трудолюбивого обитателя их приюта.

Мэри опять посмотрела на кольцо. Повернешь его так — ты один человек, снимешь и перевернешь — другой. Может быть, именно поэтому ей всегда хотелось его иметь. Уж очень заманчивой казалась мысль, что она повернет волшебное кольцо — и станет опять той женщиной, которой была до аварии.

Я — Сэм. Опять на ум пришла эта странная фраза. Так бывало и раньше, неожиданно и необъяснимо. Я — Сэм. Мэри пыталась понять, что она может означать. Ее звали Сэм? Или в ее жизни был мужчина, которого звали Сэм? Ей даже пришло в голову, что, может быть, она служила в армии? Отсюда — Дядя Сэм. Нет, все не то.

Солнечный зайчик, отскочивший от серебряного колечка, попал в глаза. Да, жаль, что чудес в жизни не бывает. Она положила кольцо обратно на витрину, но после минутного колебания спросила у продавца:

— Сколько стоит?

Старый тощий хозяин магазинчика задумчиво потер подбородок.

— Для вас — десять долларов.

Мэри улыбнулась — здесь все стоило десять долларов.

— А если за пять? — Видя, что он колеблется, она добавила: — Это все, что у меня есть, а мне… оно мне очень нравится.

У нее не было лишних денег, особенно на такие мелочи. Но ей так хотелось колечко, которое она сама наделила волшебной силой. Ведь как только Мэри надела его на палец, у нее появилось чувство, что вот-вот должно случиться что-то прекрасное.

— Никогда не могу отказать очаровательной женщине, — заметил продавец, беря деньги.

Она тут же надела кольцо — как хорошо оно смотрится на пальце! Она вдруг почувствовала себя спокойнее и увереннее. Колечко стало как бы еще одним маленьким шагом к разгадке тайны Нантакета, которую Мэри пыталась найти уже целую неделю.

Мэри шла вниз по Федерал-стрит, все время прислушиваясь к себе, стараясь понять, почему ее так тянуло в этот город. Но она ничего не чувствовала, кроме покоя и защищенности, на этих продуваемых ветрами улицах, среди высоких узких домов.

Она остановилась около магазина тканей и засмотрелась на застеленную детскую кроватку в витрине. Как-то странно засосало под ложечкой. И вдруг Мэри поняла: это чувство возникло не оттого, что она на что-то смотрит, а оттого, что на нее кто-то смотрит. Она резко повернула голову и увидела высокого худощавого мужчину с рыжей растрепанной головой. В его расширенных глазах явно читался ужас, словно он увидел привидение. На мгновение ей стало страшно, но, оглянувшись на толпу людей вокруг, она успокоилась. «Понятно, просто псих», — решила Мэри.

Она слегка улыбнулась ему, отвела глаза и пошла дальше, но сразу же почувствовала, что он ее преследует, и от этого по спине побежали мурашки. Иногда, останавливаясь перед какой-нибудь витриной, она краем глаза видела этого человека, идущего за ней все с тем же странным выражением шока на лице.

Неожиданно в голову пришла нелепая мысль. А может, он знает ее? Тогда почему не попытался с ней заговорить? Вместо этого он продолжал пялиться на нее с тем же идиотским выражением лица.

Боже мой! А может быть, он узнал ее по совсем другой причине? Может быть, ее разыскивает полиция Нантакета? А вдруг она совершила что-то ужасное, а теперь вернулась на место преступления? И теперь одним своим видом пугает проходящих мимо горожан?

Нет! — возмутился внутренний голос. Она не совершала никаких преступлений. Конечно, у нее нет фактов. Она не помнит ничего до момента пробуждения в госпитале, но твердо уверена, что полиция ее не разыскивает. Это даже смешно. Просто этот парень не в себе. Улучив момент, когда он отвернулся, Мэри скользнула в дверь углового магазинчика и выскочила через задний выход — с сумасшедшими лучше не связываться. Оглянувшись, она увидела, как он заходит в магазин. Мэри бросилась бежать.

Услышав звонок в дверь, Энди, старавшийся сосредоточиться на работе, вздрогнул от неожиданности. После пережитых волнений, он поехал домой в надежде поработать в тишине и покое. Ничего подобного. Мысли постоянно возвращались к Лоре. Звонок раздался вновь.

Энди поднялся из-за стола и пошел к входной двери, подобрав по дороге игрушечную лягушку. Сэм после садика была у подружки в гостях. Няня собиралась привести ее домой после обеда.

Открыв дверь, Энди очень удивился, увидев на пороге Винса: огненно-рыжая шевелюра, как всегда, в полном беспорядке, в глазах страх, сам — такой бледный, что веснушки казались каплями черной краски, в глазах ужас. Сердце у Энди тревожно сжалось.

— Что случилось? — Он с силой сдавил игрушку.

— Ничего. — Винс попытался заглянуть ему за спину. — Можно войти? Нам надо поговорить.

Сердце забилось сильнее.

— Конечно, входи. — Энди впустил приятеля и пошел на кухню, бросив по дороге игрушку на диван. — Кофе?

Энди уже знал, хотя не смог бы объяснить почему, что Винс собирался ему сказать. Помедлив, он спросил:

— Что случилось?

Винс взял стул и тяжело опустился на него.

— А ты почему не садишься?

— Не хочется что-то. — Энди прислонился к шкафчику и скрестил руки на груди. Какое-то время он молча смотрел на приятеля, а потом тихо произнес: — Ты ее сегодня видел, правда?

Не было никакой необходимости уточнять, о ком идет речь. Винс кивнул. Энди перевел дыхание.

— Расскажи.

— Прости, когда мы говорили днем, я действительно решил, что ты немного того… Ну, в смысле… — и он покрутил пальцем у виска. — В общем, крыша поехала. Но теперь…

— Где она была?

— На Федерал-стрит, недалеко.

— Ты ее рассмотрел? Хорошо?

— Я старался не слишком попадаться ей на глаза. Смешался с толпой и шел за ней. Как шпион. Я видел ее всего в метре от себя. Это, безусловно, она!

— А она тебя заметила?

Винс задумался.

— Один раз точно. Но мне показалось, что она меня не узнала. Просто вежливо улыбнулась и пошла вниз по улице.

Винс нахмурился и покачал головой.

Энди почувствовал, как сильно сдавило сердце.

— Куда она пошла?

— Это тоже странно. Она зашла в угловой магазинчик и там будто испарилась. Исчезла, как приви…

Винс запнулся и прикусил губу.

— Во сколько это было? — Энди напоминал себе Джека Веба из сериала «Невод», но не мог выдавить из себя ничего, кроме этих банальных вопросов.

Винса передернуло, видимо, вспомнил пережитое потрясение.

— Самое большее — полчаса назад.

Энди пригладил волосы дрожащей рукой и выпрямился.

— Я должен идти.

Это была она. К черту здравый смысл! Он знал, что это она.

— Ну, нет, приятель. Давай-ка я тебя отвезу, — Винс встал. — Ты не в том состоянии, чтобы садиться за руль.

— Нет, — резко ответил Энди, с раздражением глянув на приятеля. Если Лора жива и сейчас в Нантакете (хорошо, пусть даже она и привидение) он знал, куда она обязательно придет. — Я должен сделать это сам.

Он схватил ключи от машины со столика у двери и выскочил из дома.

Мэри внимательно осмотрела совершенно пустую улицу. Хотя ей раньше казалось, что она ходит кругами по узеньким улочкам Нантакета, она точно знала, что здесь не была. Однако все вокруг казалось странно знакомым, как будто когда-то давно ей снилось. С правой стороны — витрины магазинов, с левой — широкая полоса воды со скользящими по ней лодками. Светило солнце, теплый ветерок был пропитан запахом моря, вода блестела и переливалась. Казалось, что на голубом бархате поблескивают бриллианты. Ей ни разу не было так спокойно и хорошо за последние пятнадцать месяцев.

За всю ее жизнь.

Она набросила свитер на плечи, скинула босоножки и, держа их в руках, пошла босиком. Асфальт под ногами был теплый. Мэри не думала, куда идет, поэтому удивилась, обнаружив, что стоит на небольшом славном квадратном пляжике. Вокруг нее по теплому золотому песку бегали, кричали, смеялись дети. Наверное, летом здесь так и пестрит от ярких полотенец и надувных лодок. Ей вдруг очень захотелось побывать тут летом и увидеть все своими глазами.

Мэри села на пустую деревянную скамейку рядом со спортивной площадкой, закрыла глаза и подставила лицо солнцу. Перед глазами закрутился какой-то странный калейдоскоп образов, смутных и нечетких. Она не знала, сколько времени просидела так, но, открыв глаза, увидела, что солнце переместилось, тени на песке удлинились. Пляж начал пустеть. Она подумала о том, что надо идти, но ей было жаль покидать это чудное место.

И тут она увидела его.

Высокий незнакомец с темными волосами (цвет глаз она рассмотреть не могла) медленно подходил к скамейке, пристально глядя на нее. В какой-то момент ей захотелось окликнуть его. Какая глупость! Как во сне… Но по спине побежали мурашки. Это не сон. Он идет прямо ко мне. Но зачем?

А он все приближался. Когда мужчина подошел ближе, она заметила, что напряжения в его карих глазах больше нет. Его сменила целая гамма чувств, значение которых, как ей вдруг показалось, она могла бы угадать. Он остановился напротив нее.

Мэри натянула свитер поплотнее и поднялась, не отводя взгляда. Наверное, нужно что-то сказать, но ничего умного в голову не приходило. Она посмотрела направо, где на песке лежала женщина с двумя ребятишками. В нескольких метрах от них сидели два подростка, девочка и мальчик.

Мэри опять посмотрела на незнакомца, стоявшего перед ней. Что-то в нем притягивало ее. Но она решила, что в данных обстоятельствах ей лучше уйти. Она вежливо улыбнулась и сказала: «Извините». Но когда попыталась обойти его, мужчина схватил ее за руку и развернул лицом к себе. Их разделяло всего несколько сантиметров. Глаза у него были воспаленными, покрасневшими, но выглядел он скорее несчастным, нежели грозным. Мэри задохнулась от волнения и замерла, страха почему-то она не чувствовала.

У мужчины на щеках ходили желваки. Она стояла неподвижно, загипнотизированная его взглядом. А он взял ее рукой за плечо и медленно притянул к себе.

Почему она не испугалась? Любая нормальная женщина уже сбежала бы, а она все не двигалась. И волнение было скорее приятным.

Его рука скользнула по ее спине. Какой знакомый жест! Она точно знала, что будет дальше, но не могла этому сопротивляться. И не хотела. Он притянул ее к себе и начал целовать. Прикосновение его губ сладко обожгло, поцелуй становился все более страстным, а когда она почувствовала его язык, ее охватило истинное блаженство. И каким-то интуитивным, забытым движением Мэри подняла руки и запустила пальцы в его густые темные волосы. Ее тело помнило его, а вот память молчала.

Его руки скользнули ниже и сжали ее в крепком кольце. Мэри стало трудно дышать, но в его мужественных руках она вдруг почувствовала себя как дома.

«Безумие какое-то!» — подумала она, но ей было слишком хорошо, чтобы оттолкнуть его. Он все целовал и целовал ее. И это было правильно, как будто последний кусочек в мозаике наконец-то нашел свое место.

Нет, не правильно! Это же совсем незнакомый человек! Она должна остановиться!

— Постойте! — Мэри отпрянула. — Что вы делаете? — Для настоящего возмущения ее голос был слишком слаб. — Это же насилие!

Очень может быть, только с чьей стороны? Она же сама…

— Вчера, увидев тебя, я подумал, что… ― Услышав его охрипший голос, она вздрогнула. — Я решил, что сошел с ума. А это все-таки была ты.

Вчера. Что было вчера? Они что, встречались раньше? Может, поэтому он показался ей знакомым? Мэри сосредоточилась, напрягла память. А, это же тот самый человек, который смотрел на нее, когда она уезжала в такси. Она запомнила его только потому, что уж слишком пристально он на нее смотрел. У нее даже появилось желание попросить водителя вернуться обратно, чтобы поговорить с ним. Но ей нечего было ему сказать. Ни тогда, ни сейчас. Она опять внимательно посмотрела на мужчину и сказала уже совсем окрепшим голосом:

— Вы меня с кем-то перепутали.

Вот прекрасное объяснение всему. Он не маньяк. Маньяк не может так целовать. Правда, это не повод, чтобы тут же отвечать на его поцелуи.

Мужчина как-то сразу сник, и лицо стало очень печальным. Он покачал головой и прошептал только одно слово. Вернее, имя. Лора. У нее зашевелились волосы на затылке. Какая Лора?

— Я… извините…

— Ты настоящая?

Настоящая?

Почему она не уходит? Почему ее не удивил его вопрос?

— Я такая же настоящая, как и вы. — Она задумалась. — Может быть, даже больше.

— Но… тело. Я же только что обнимал тебя…

Мэри стало не по себе.

— Я не понимаю, о чем вы. Извините, мне пора. Меня ждут… Вон там, — и указала на группу людей вдалеке. Правда, произнесла это как-то неуверенно, по-детски. Она заглянула ему в глаза, чтобы понять, заметил он это или нет.

— Лора… Как же это случилось?

Он выглядел совсем потерянным и каким-то беззащитным. Может, у него какое-то горе?

— Меня зовут Мэри Шеппард, — сказала она, как будто это могло что-то объяснить. — Я приехала из Коннектикута.

— Мэри Шеппард? — повторил он ее имя без всякого выражения и нервно рассмеялся. — Нет, неправда. Твой дом здесь.

Надо же, как все просто, она чуть не рассмеялась. Чуть. Вместо этого она почувствовала комок в горле. Твой дом здесь. Ей стало жутко.

— Я… не Мэри Шеппард? — Она попыталась улыбнуться, но ей это не удалось. — Ну, а кто же я тогда, по-вашему?

— Это шутка?

Он повысил голос.

Нелепо, подумала Мэри. Ничего он не знает. Он просто сумасшедший. Может, их в Нантакете много?

— Ты издеваешься? — настаивал он, с отчаянием глядя на нее.

Пожалуй, это напугало ее больше всего. Она должна уйти.

— Разве похоже, что я шучу?

Она отступила назад.

Он снова положил ей руку на плечо, и она почувствовала, как рука дрожит. Ей показалось, что через нее пропустили ток высокого напряжения.

— Лора! Что, черт возьми, происходит?

Она огляделась в поисках помощи — полицейского, психиатра, хоть кого-нибудь.

— Лора!

Сколько мольбы прозвучало в этом восклицании!

Мэри выпрямилась.

— Я вам сказала, я не…

— Боже мой! Неужели ты считаешь, что я не в состоянии узнать собственную жену?

Вот это да!

А он продолжал уже спокойней:

— Лора! Лора! Это действительно ты!

Она замерла, глядя на него.

— Вы ошиблись.

— Ты действительно думаешь, что я мог забыть? Твои волосы. — Он провел по ним пальцами. — Ты постриглась, но цвет не изменился.

Волосы щекотали ей шею, и она почему-то представила, как он целует ее.

— И твое лицо. — Большим пальцем он провел по ее щеке. — Боже мой! Неужели я смог бы забыть это лицо? Прошло больше года, но не было и дня, чтобы я не вспоминал его…

Больше года! Мэри прикрыла глаза, с трудом поборов желание броситься ему в объятия.

— Твои губы.

И он осторожно дотронулся до них пальцем.

Она завороженно приоткрыла рот, и его палец почти коснулся ее языка. Ее словно ударило молнией. Он заметил ее взгляд и слегка качнул головой. Движение едва уловимое, но многозначительное. Знакомое? Нет, но такое возбуждающее.

Тем же пальцем мужчина дотронулся до своих губ, но резко отдернул руку, как будто обжегся.

— Я чуть не умер без тебя.

Она сглотнула, но комок в горле оставался. Мэри с трудом, чуть ли не шепотом спросила:

— Что… что случилось с вашей женой?

Он нахмурился, взгляд снова стал мрачным.

— Хороший вопрос. Почему ты заставила поверить меня, да нет, всех нас, что ты умерла?

Тут вдруг она вспомнила, как пришла в себя в госпитале Св. Иосифа. Тяжелая травма головы. Доктора утверждали, что ее сильно ударили. Только спустя год после операции волосы отросли до более или менее приличной длины. А шрамы от веревок на руках и щиколотках заметны до сих пор. И она задала себе совершенно логичный вопрос: хотела бы Лора, чтобы этот мужчина нашел ее? Или она сбежала от него, чтобы спастись, а в итоге потеряла самое себя? Какой кошмар! Она отшатнулась.

— Я все-таки считаю, вы ошиблись, — проговорила она, пятясь от него. Ей нужно побыть одной и все хорошенько обдумать. — Мне очень жаль, что вы потеряли свою жену, но я — не она.

Он не сделал попытки пойти за ней, но голос его она слышала отчетливо:

— Хорошо, ты — не она. У тебя просто ее лицо, глаза, волосы, голос и ее шрам на подбородке.

Мэри остановилась. Сердце ее отчаянно колотилось. Ей казалось, что он слышит эти удары. У нее был шрам на подбородке, и был давно. Она не помнила, откуда он взялся. Мэри машинально дотронулась до него.

Он заговорил опять, хоть и не делал больше попыток подойти к ней.

— Лора, почему же ты вернулась, если хотела спрятаться от меня? — Он вздохнул, голос его дрожал. — Да ладно, это неважно. Почему ты ушла?

Она не ответила. Не могла.

— Хорошо. Забудем обо мне. Но как ты могла оставить ребенка?

Ребенок!

У нее задрожали колени. Ей никогда не приходило в голову, что у нее могут быть дети. Мэри всегда казалось, что мать никогда не забудет о ребенке, что бы с ней ни случилось. Она медленно повернулась к нему лицом.

— Ребенок? — тихо переспросила она.

Он резко кивнул, глаза — как щелочки.

— Не хочешь ли ты сказать, что забыла…

— Хочу.

— Что? И всю остальную семью? — Он нахмурился. — Повтори…

— Я сказала… — прерывающимся голосом начала она. Мэри не знала, кто она, но была твердо уверена, что никогда бы не оставила ребенка. — Ну, в любом случае, если я та Лора, о которой вы говорите, я действительно ничего не помню. Я все забыла. Я… я попала в аварию, — она попыталась улыбнуться, но улыбки не получилось.

Лицо мужчины застыло.

— Так ты и Сэм забыла, как и меня?

Сэм! Мэри дернулась, как от пощечины.

Неужели это имя она все время помнила?

— Сэм? Я… То есть вы… У вас маленький мальчик?

— О чем ты говоришь? Сэм? Саманта — твоя дочь.

У нее перехватило дыхание. Дочь. Сэм — ее дочка.

— Лора? Что происходит?

Ей стало трудно дышать.

— Это имя… Я… — Она осеклась, понимая, как трудно будет все объяснить, если она и сама понимает так мало. — Я не помню вас. После аварии я потеряла память.

— О чем ты говоришь? Амнезия? — насмешливо спросил он. — Ну что ж, ловко. Какая дьявольская отговорка!

— Неправда! — воскликнула она.

Зачем ей нужны отговорки? Чтобы никогда не узнать, кто она на самом деле? Ей начало жечь глаза. Сэм. Хоть что-то прояснилось за эти месяцы. Ей неожиданно захотелось все ему рассказать, а он пусть заполнит пробелы. Она хотела вспомнить. Но она не знала этого человека. Она же не идиотка, чтобы рассказывать первому встречному, что она — одинокая женщина, не знающая о себе ровным счетом ничего.

— Может быть, вы объясните мне, почему вы считаете, что я — Лора?

Это была робкая попытка что-то выяснить.

— Объяснить? А может, я лучше покажу?

Из заднего кармана джинсов он достал портмоне, вытащил несколько фотографий и протянул ей. Они были разные — любительские, мгновенные, профессиональные, — общим у них было одно: она сама. Она с этим мужчиной, она — получающая степень бакалавра, она — в розовом купальнике с какой-то блондинкой на пляже, она — беременная, смеющаяся, скрестившая руки на животе, она — держащая маленькую девочку за руку…

— О Боже! — прошептала Мэри. Она дотронулась пальцем до маленькой девочки на фотографии: пушистые светло-каштановые волосы, блестящие на солнце огромные голубые глаза, веселая счастливая улыбка. Прелестный ребенок! Как же она могла забыть ее, свою дочь?! — Сколько ей лет?

Он запнулся.

— Сэм? Четыре года.

Такая маленькая. Ей обязательно нужна мама, но я ли ее мать? Как трудно осознать все вот так сразу!

— Она такая хорошенькая.

— Согласен.

Мэри встретилась с ним взглядом.

— И, готова поспорить, ласковая.

— Она — самый замечательный ребенок. — Он сухо рассмеялся. — Лора, ты же знаешь это.

— Я знаю это… — эхом откликнулась она. И тут же стала внимательно рассматривать выпускную фотографию Лоры. Шрам был виден отчетливо. Она опять дотронулась до подбородка, потом посмотрела на мужчину. — Откуда у меня это? Шрам, я имею в виду.

— Ты упала с лошади.

— Я езжу верхом?

— Нет. — Он так внимательно рассматривал ее, что она вдруг почувствовала себя обнаженной. Легкая улыбка тронула его губы. — Вернее, не очень хорошо. — Улыбка исчезла. — Ты должна помнить.

— Нет.

Он склонил голову набок.

— Ну-ну, продолжай в том же духе.

— Звучит несколько цинично.

— Думаешь, я поверил, что ты ничего не помнишь?

Мэри слабо улыбнулась.

— Наверное, я во всем этом виновата.

— Я не циничен, — запротестовал он. — Я осторожен. Ты всегда умела делать из мухи слона. Хочешь сказать, что ничего не помнишь? Совсем ничего? Свое имя, кличку первой своей собаки? Ничего?

— Я помню, что завтракала сегодня утром. Я знаю, где купила эти ботинки. Но не помню ничего, что было до аварии.

Мужчина открыл рот, закрыл, потом переступил с ноги на ногу. А когда заговорил, стало понятно, что он потрясен.

— Так это не шутка? У тебя действительно амнезия? Неужели такое и правда бывает?

Она не сразу ответила, какое-то время просто спокойно смотрела ему в глаза.

— У вас было много вопросов. Можно теперь я задам хотя бы один?

Один, который поможет ответить на массу других. Что случилось со мной и почему, если я его жена, я провела этот год в сотне километров отсюда, не зная, кто я такая?

— А разве ваша жена стала бы вас обманывать?