В ту осень я работал в бригаде промысловиков, добывающих дикого северного оленя. Отстрел оленей в основном закончился. И мы готовили оленину к погрузке на вертолеты. Работа эта однообразная и утомительная. Развлекал нас только молоденький песец, которого у нас в бригаде прозвали Фимкой. Он или рано потерял мать, или был из самого позднего выводка, потому что не успел мало-мальски подрасти и набрать вес.

Своим видом полярный лисенок-доходяга напоминал облезлую кошку. Но нрав у него был веселый и находчивый. Ему ничего не стоило украсть кусочек требухи или печенки, до которой он был большой охотник. Так он у нас и кормился, появляясь у вертолетной площадки с раннего утра. Впрочем, мы подозревали, что он и ночует рядом с олениной. Однако не сердились на него, так как убыток от Фимки был небольшой, зато веселья много.

— Пришел? — кричали ребята, завидев своего любимца. — Ух ты какой!

— Их-хи-хи! — заливался смехом молоденький Гоша, глядя на облезлого, но трогательного щенка. — Не дам сегодня оленины! Почему мышей не ловишь? Почему иждивенцем стал?

Гоша только что окончил ПТУ в поселке Черском, где получил специальность охотника-вездеходчика. Это был его первый выезд на промысел. И он гордился тем, что самостоятельно зарабатывал на хлеб. К этому же он призывал и Фимку.

В ответ песец садился на задние лапы и издавал звуки, похожие на саркастический смех, переходящий в обиженный плач. Мол, чего ты сравниваешь меня с собой. Я — маленький и беззащитный. Живу один. А ты, здоровый балбес, не можешь понять этого.

Охотники смеялись, глядя на обиженного Фимку.

— Кушай, дорогой! — кричал ему наш бригадир Кеша и, отрезав печенки, бросал на снег.

Фимка, уткнувшись в угощение остренькой мордочкой, косился зеленым глазом на Гошу, не прощая ему упреков в иждивенчестве.

Наевшись, Фимка выбирал кусочки пожирнее и зарывал в снег. Но, подозрительно посмотрев на Гошу, выкапывал печенку и относил подальше. Гоша хохотал громче всех и, зажав нож в зубах, бежал за песцом, делая вид, что хочет отобрать печенку.

Так веселил нас этот рыженький щенок. Однажды за нами увязались ездовые собаки. Не успел я оглянуться, как рыжий и грудастый кобель по кличке Бамбек ринулся за Фимкой, который по своему обыкновению пришел к нам, чтобы позавтракать. Пес догонял маленького песца. Даже язык высунул от нетерпения и азарта. И справа и слева надвигались красные флажки собачьих языков, замыкая облаву. Это неслись сыновья Бамбека, такие же рыжие, грудастые, легкие на ногу. Я сорвал с плеча карабин, чтобы выстрелить в воздух.

— Тубо, Бамбек! — крикнул я что есть мочи…

— Не стреляй, — сказал Кеша. — Не догонят они Фимку… Дуркуют собаки… Фимка им даст продрыгаться…

Казалось, еще минута, и дуркующие псы схватят полярного лисенка. И от него только клочки полетят. Но песец, вильнув тощим хвостом, кинулся прямо под ноги Бамбеку, юркнул и, не оглядываясь, помчался прочь. Псы, скользя и высекая белые искры когтями, как неумелые конькобежцы, неуклюже разворачивались на льду.

Будь это преследование на снегу, маленького беглеца давно бы растерзали. Но Фимка недаром выбрал замерзшую протоку. Он давал псам догнать себя. А потом легко, будто играючи, увертывался от преследователей.

Это были тренированные, отдохнувшие за лето ездовые собаки. Им ничего не стоило сделать переход с тяжело нагруженными нартами. Но тут они были явно слабее. Тощий Фимкин хвост развевался как гордое знамя. А его преследователи падали на льду, визжали и грызли друг друга от злости.

Первым понял безнадежность погони Бамбек. Он вернулся, прихрамывая. Видимо, сорвал коготь, поскользнувшись на льду.

— Подурковал маленько? — спросил Кеша у этого недавно самоуверенного предводителя. Бамбек поморгал глазами, как бы говоря: виноват, обмишулился!

— Не на того нарвался! — объяснил ему Кеша под смех бригады. — Думаешь, если у него мамы нет, то его кушать можно? Это, брат, ты бы всех перекушал без соли. Скромнее надо быть! Понял? Это тебе мой совет на будущее!

Пес ушел, проглотив обиду. Угрюмо, будто побитое войско, ковыляли сыновья Бамбека за своим униженным предводителем.

А Фимка вскоре явился к нам, чтобы подзаправиться после веселой пробежки. Аппетит у него был отменный. Он с урчанием поедал свою любимую печенку, доверчиво посматривая на бригаду зелеными глазами и даже чуть ли не подмигивая. Не намекал ли он на то, что это ледовое побоище устроил специально для нас? Так что кусочек печени — всего лишь небольшая плата за опасное представление.

Даже Гоша зауважал Фимку после такой победы и перестал обзывать иждивенцем.

Вечером мы получили радиограмму, что совхоз «Таймалырский» не выполнил плана по отстрелу оленя. Нам предлагалось помочь соседям. За нами выслали вертолет.

Утром следующего дня мы полетели на Гусиную протоку, где стояла бригада таймалырцев. Вернулись мы через две недели и спешно принялись доделывать свою работу, так как оленье мясо нужно было вывезти до наступления полярной ночи.

Как-то под утро я проснулся и подумал: а где же наш Фимка? Давно я с ним не встречался. Неужели его псы разорвали или затоптало стадо диких оленей?

Рядом храпел бригадир Кеша. Посапывал с присвистом молоденький Гоша. Он почти с головой завернулся в спальник из оленьих шкур и во сне казался совсем ребенком.

Вдруг я услышал повизгивание во дворе. Выглянул в маленькое, будто вертолетный иллюминатор, окошко и увидел в синих сумерках Фимку. Сначала я не узнал его. Я привык видеть Фимку в рыжем шутовском кафтанчике. А тут он надел на себя белоснежную царскую мантию, которая так и серебрилась в темноте. Но это был он, наш Фимка.

В новом одеянии Фимки были и лунный свет, и отблески северного сияния, и чистота первого снега. Вот тебе и Фимка, так прибарахлился! И я глазам своим не поверил: рядом с неузнаваемым Фимкой стоял грозный Бамбек и преданно глядел на гостя, виляя хвостом. Мало того что он вилял: кобель начал кататься на спине и вовсю дурковать, показывая, до чего же он рад видеть песца живым и невредимым. Бамбек словно забыл, что еще недавно злобно гнал Фимку по льду и хотел растерзать.

А рыжие сыновья Бамбека, раскрыв пасти с огромными кинжальными клыками, тоже помахивали хвостами, показывая полную расположенность к миляге Фимке. Покрасовавшись, Фимка помахал нам белоснежным хвостом и направился в тундру.

Кеша выскочил из балка, чтобы успокоить собак. Он опасался, как бы ездовые собаки не ушли вслед за Фимкой и не оставили нас без средств передвижения. Через минуту бригадир вернулся, держа что-то в руке и улыбаясь.

— Кто сказал, что Фимка мышей не ловит? Гляди, сколько он их к нашему порожку натаскал!

Крупные мыши, полярные лемминги, были не только в руке бригадира. Весь порожек был устлан их телами, будто ковром. Фимка приходил не только за тем, чтобы поиграть с собаками, покрасоваться в новой одежде. Это же он свое любимое угощение принес и к нашему порожку положил, чтобы показать, что он добро помнит и готов отплатить за него тем же.

— Такой не пропадет! — сказал Гоша. — Самостоятельный стал. Совсем как взрослый песец!

— Не пропадет! — подтвердил и наш бригадир, сияя хитрыми щелочками глаз. — Теперь не пропадет! Такой должен жить долго на радость всей тундре.