Это была не собака, а стиральная доска — до того ребра выпирали. Уши чуть ли не до земли болтались, словно кобелек ими площадь привокзальную подметал. Хвост обрубленный, култышечный. Совсем не похож пес на тех собак, которых тьма-тьмущая у аэропортовского вокзала. Те хоть бездомные, а какую ни возьми — в ней есть кровь сибирских лаек. Пусть эта кровь перемешалась с кровью пуделей, мопсов, терьеров всех мастей, болонок, что потоком прошли через аэропорт со своими хозяевами да так и остались на привокзальной площади для укрепления местной породы бездомных собак. Несмотря на угнетенный вид и редкостную худобу, пес имел какую-то особую стать. Что-то в нем было. Светился весь, хоть масти был черной.
Сельянинов как увидел кобелька, так перестал жевать бутерброд.
— Что за царственная образина! — сказал он восхищенно. — Надо поглядеть на него поближе…
С этими словами он сунул рюкзак первому попавшемуся бородачу в телогрейке и зачарованно пошел за кобельком. Времени до вылета оставалось всего ничего, но у Сельянинова свой интерес в жизни… Очень он собак любил. Вот он и пошел. За ним гурьбой последовали псы, вожделенно внюхиваясь. Но Петя ругнул их беззлобно, и они исчезли. Таких собак в его родной Хетте пруд пруди. Сельянинову был нужен бесхвостый кобель. И он нашел его среди складских помещений, что примыкали к привокзальной площади. Песик жадно грыз пустую кость. На скамеечке сидел усатый сторож с одностволкой на коленях и тоскующе глядел куда-то вдаль.
— Здорово, дедуля! — сказал Сельянинов, который был вообще-то воспитанным человеком.
— Здорово! — ответил дед безразлично.
— Эт-та… — сказал Петя. — Я хотел спросить, чья собачка? Сторожевать помогает? Собачка-собачка, хочешь бутерброд?
— Хочет! — сказал дед. — Видишь, как кость скоблит… А помогать мне нечего… Много таких помощников бегает… В складах гайки да болты и еще трубы буровые… Кто на них позарится…
— Пойнтер! — определил Петя, глядя, с какой жадностью поедает бутерброд вислоухий пес. — Как он сюда попал?
— Бросил какой-то референт! — ответил сторож.
Кобель, съев бутерброд, подошел к Пете совсем близко. Слюна вожжой свисала с его брылей. Видно, пес был совсем не против скушать хоть дюжину бутербродов.
— Да что за референт?
— Из министерства какой-то! — пояснил сторож. — Тут много разных приезжает… А собаки остаются… Так и маячат перед глазами…
— Ну, тогда я заберу вислоухого… Все меньше будет маячить…
— Бери! — равнодушно сказал сторож.
Петя не стал долго раздумывать, а, ухватив пса поперек, направился к воротам, что были распахнуты настежь…
— Фу-ты, забыл… — сказал Петя, оглянувшись. — Как его звать?
— Вроде Цезарь, — сказал дедуля, радуясь, что хотя бы одной собакой будет меньше. — Так говорили грузчики из пятого склада… Еще говорили, что она куличков гоняет, бекасов. Была бы путная, ее давно охотники прибрали бы…
— Проверим собачку! — сказал Петя. — Мне и такая пригодится… Имя тоже непростое — Цезарь…
На посадку Сельянинов успел едва-едва. Парень, что караулил рюкзак, исчез. Но Петя не стал печалиться из-за пропажи, ему бы лишь домой с кобельком добраться, в Хетту… Петра сначала не хотели на борт брать вместе с Цезарем. Спасибо, второй пилот оказался знакомым, так что удалось уговорить… А когда прорвался в салон со своим кобельком и сел на место, оказалось, что рядом — тот самый бородач. Он тоже в Хетту летел. А рюкзак Петин в руках держал и начинал уже беспокоиться… Бородачу тоже собачка понравилась, особенно шкура… Шерсть на Цезаре была черная. А вот подшерсток рыжий или даже огненный. Подшерсток светился сквозь черный волос, отчего шкура переливалась… Но вряд ли Цезарь выжил бы в аэропорту. Сибирский мороз раздевает не таких собак. А у этого кобелька никакого подкожного жира не было… Глаза у Цезаря — почти человеческие. Темные и с печалинкой на дне — с осадком обид, горя и одиночества, которого он с лихвой хлебнул, оставшись без хозяина.
Прилетев в Хетту, Сельянинов до отвала накормил Цезаря, а потом зачем-то остриг. То есть не совсем остриг, а слегка выстриг полосы на черной шерсти, так что огненный подшерсток засветился наружу полосами. Приметная получилась собачка…
— Теперь из тебя шапку не сошьют! — сказал Петя. — Видно, что есть хозяин…
И Цезарь понял, что так нужно. Он еще не знал, что в Хетте была мода на собачьи шапки. Молодые щеголи, строители газопровода, более всего любили теплый и надежный собачий мех и хвастались друг перед другом своими шапками… Мех на Цезаре был неглубокий, но зато расцветка необычная. Так что вполне могли позариться на Цезареву шкуру… И теперь Петр поставил на собачке свою метку и дал ей право на жизнь…
На усиленном питании Цезарь поправился за неделю. Он налился утраченными мускулами и силой. В нем ясно обозначилась древняя и могучая порода пойнтеров — охотничьих чутьистых собак, выведенных человеком не для баловства… Цезарь быстро познакомился и подружился со всеми местными лайками. Цезаря сразу зауважали — за хозяина. Петр работал на трассе бригадиром. А выше начальства здесь не бывало. Сельянинов никогда не махал руками, не повышал голоса, а его слушались…
Цезарь не был задирой. У него было внутреннее достоинство, которого не лишило его даже бродяжничество. А собаки умеют ценить достоинство и опыт жизни…
В то утро Петр не уехал на вонючем и дымном автобусе на трассу, куда уезжал каждый день, а, забросив за плечо ружье и взяв Цезаря на поводок, направился через поселок к ближайшему перелеску.
— Куда ты, Петр Игнатьевич? — кричали ему поселковские. — Неужели на охоту?
— Что же я зря его кормил! — отвечал Петр беззлобно. — Надо хоть поглядеть его в работе…
— Возьми лучше пару лаечек… Они тебе лося выгонят…
— На лося нужна лицензия! — отвечал Петр. — Я же размяться хочу. А кого будет гонять эта собачка — для меня еще загадка… Кто хочет отгадать — присоединяйся…
— Не хочется время терять! Мы лучше подождем! Больно загадочный у тебя пес!
Но Петр остановился и погладил на виду всего поселка Цезаря по холке. Вот какой хозяин у Цезаря! И пойнтер преданно крутил обрубком хвоста, показывая свою безмерную любовь. Цезарь был готов визжать и лаять от благодарности и доверия, которое выказал ему хозяин, хотя в душе удивлялся не меньше поселковских — ну какая может быть охота, если вокруг зима! Разве в снегу может быть болотная дичь? Конечно, нет. Это любой щенок, ни разу не ходивший на охоту, знает. Но Петр Игнатьевич, видно, не знал…
Однако как только хозяин спустил его с поводка, Цезарь пошел в поиск. Цезарь не скосил ни один угол. Наверное, геодезисты позавидовали бы такому ходу. Им и с теодолитом такое не прочертить. Никакого теодолита у Цезаря, конечно, не было. Зато были гены, которые и заставляли пойнтера чертить на снегу правильные зигзаги, среди которых не могла спрятаться ни одна птичка. Но нет же дупелей и бекасов! Зря только показывал свое искусство Цезарь. Вокруг только снега да редкие кусточки карликовой березы. И вдруг пес остановился как вкопанный. В нос ему ударил теплой струей запах дичи. Она была тут, рядом… Крупная птица сидела в пяти шагах от Цезаря, истекая сладким запахом… Другой бы пес не выдержал, попытался схватить ее зубами. Но не таков Цезарь. Он стоял, как велели ему те же гены, дрожа от азарта. Хозяин, скрипя снежком, подошел к Цезарю. Недоуменно поглядел в ту точку, куда напряженно смотрели глаза пойнтера. И вдруг догадался. Подняв ружье, сказал: «Пиль!»
Большая белая птица, величиной чуть ли не с курицу, с треском поднялась из сугроба… Сельянинов повел стволами и выстрелил. Куропатка перевернулась и упала в кусты карликовой березы.
— Ну и царственная образина! — удивился хозяин работе Цезаря. Но пойнтер взвизгнул в ответ, давая понять, что еще не все.
— Ах, да! — вспомнил хозяин. — Принеси, Цезарь… Апорт!
Пес на рысях бросился по снегу и уже через минуту принес хозяину сладко пахнущую дичь. Куропатка была похожа на цветок из снега. Цезарь махал куцым хвостом, видя, как хозяин любуется дичью, будто никогда не добывал белых куропаток… Наверное, ни один еще в мире пойнтер не охотился в Заполярье на тундровых курочек. Цезарь был первым… И он был готов служить и здесь человеку так же преданно и добросовестно, как это делали отец и мать его, деды и прадеды, не подозревавшие, что где-то есть карликовые березы и белые птицы… На виду всего поселка Сельянинов охотился на куропаток. Дичи хватало. Хотя куропатки были потревожены местными охотниками, что распугали выводки еще по осени, тундровая курочка подпускала пойнтера, выдерживала стойку… Так что Сельянинов от души наслаждался работой пойнтера… Поселковские ребята, видя такое, выбежали на косогор. Кто же мог предположить, что Цезарь окажется таким молодцом.
— Гляди, какая стойка!
— Подает прямо в руки!
— Нет, наши лайки так по куропатке не работают…
И вправду это было редкое зрелище. И насчет лаек ребята правы. Лайки только распугивают куропаток. Редкая делает подобные стойки. Лайка — промысловая собака. Ей нужен лось, олень, соболь, куница… А это лицензионные звери. Конечно, некоторые ребята брали лицензии и договоры заключали. Но времени у строителей газопровода — в обрез. Не всякий выходной приходилось бывать дома.
Так что многие предпочитали любительскую охоту. И такую охоту они сейчас видели во всей красе…
Теперь почти каждое воскресенье Сельянинов с ребятами охотились на куропаток. И таких веселых охот в поселке еще не видели! Проявился в Цезаре еще один талант. Он стал первоклассно гонять зайцев — почти как выжлец. Вообще-то страсть к зайцу у пойнтеров считается пороком. Такую легавую на выставку не возьмут. Но ребятам бы душу потешить с Цезарем, отдохнуть от напряженной работы. Так что гоняли зайцев чуть ли не всей бригадой, прямо в тех местах, где вели газопровод… Один заяц был до того хитрый! Как зачует, что Цезарь ему на хвост наступает, так обязательно в трубу газопровода заскочит. И начнет по трубам бегать, пока его ребята не поймают, отнесут подальше — и снова гонять! Тут и смех и веселье. После таких выходных в бригаде Сельянинова ни у кого не болела голова. Наоборот, сил прибавлялось…
Между прочим, после Нового года в поселке объявился прежний хозяин Цезаря. С министром прилетел в Хетту. Оказывается, он и вправду был референтом… Пришел этот референт в Сельянинову, говорит:
— Отдай Цезаря!
— Твоя собачка, что ли? — спросил Петр.
— Моя! — говорит. — Я ее на вокзале, в аэропорту, оставил…
— Ну, раз оставил, значит, уж не твоя! — ответил Петр. — Друзей не оставляют…
— Так получилось, — говорит референт. — Мне в Москву надо было, на совещание… А справка из ветлечебницы просрочена… На самолет Цезаря не пускали, без справки…
— А из Москвы как Цезаря привез? — спросил Петр.
— На самолете… со справкой…
— Цезарю не справка нужна, а хозяин… А если ты хозяин, то хоть пешком иди до Москвы со своей собакой… Между прочим, Цезарь бы не бросил, если бы такое дело… Верный пес…
— Я знаю, что верный, — сказал референт. — Он как увидел меня, так визжать стал. Помнит хозяина…
— Я еще не кончил, — сказал Петр. — Быть хозяином — это прежде всего чувствовать ответственность… А какой из тебя хозяин?
— Может, за деньги вернешь? — спросил референт. — Я не поскуплюсь…
Петр же сказал резко:
— Я тоже не поскуплюсь! Могу взять билет до Москвы через Австралию!
— А почему через Австралию? — спросил референт.
— А потому что там, говорят, водится дикая собака динго… Ей хозяин не нужен — она дикая… А нормальной собаке нужен друг… Понятно я говорю? Опять же насчет визга. Цезарь как увидел тебя, так со страху завизжал и убежал на трассу. Видеть не хочет такого хозяина…
Референт этот побежал своему министру жаловаться. Мол, украл собачку. Петю начальство вызывало… Но бригадир там резко ответил. Мол, о чем разговор? В моей работе брак нашли? Газопровод прохудился? Шов некачественно заварен? А собака — это дело мое, личное… Цезаря не отдам!
Увольнения Петр Игнатьевич не боялся. С его руками в любую контору примут. Да и бригада бы потянулась за бригадиром при таком повороте… Так что не отдали Цезаря. Уехал референт ни с чем. Зря только жаловался министру. Да и министр, разобравшись в чем дело, только посмеялся над своим референтом…
А Цезарь до сих пор живет в поселке строителей. Трассу газопровода в шесть рядов строят. Только одну нитку сдадут, другую начинают. Так что Сельянинову и его бригаде дел надолго, не на один год. Работа у них напряженная… И каждый выходной бригада охотится на куропаток и зайцев. И эти выходные Цезарь превращает в праздники.