Вокруг, сколько видит глаз, бесчисленные озера. Это земля после потопа. Столько здесь воды. Под ногами чавкает мокрый мох. То и дело перехожу ручейки и речки. Ориентиром мне служит купол метеостанции, окрашенный под зебру черной и белой краской. Я иду, оборотясь к нему спиной. Когда я буду возвращаться, купол должен маячить впереди.

Уток, к моему удивлению, маловато. Я видел турпана, которого местные жители называют полярным тетеревом за красивое оперение. Брови у него действительно красные, как у тетерева. Я заметил это, когда турпан стремительно пронесся над моей головой, горя малиновыми бровями и разбрасывая сияние брачного наряда.

Полярный тетерев опустился метрах в трехстах от меня, на середину большого озера. И пока я крался к нему, обходя ручьи и протоки, он спокойно нырял и кормился. Однако на ружейный выстрел так и не подпустил.

Еще я видел двух рыжих олушек, которые, несмотря на имя, где ясно слышится слово «олух», оказались осмотрительны и хитры. Увидев меня, они как по команде нырнули. А появились уже в другом озере, где раньше кормился турпан. Озера были связаны еще и скрытыми протоками. Утки лучше меня знали местные условия. А скрадывать их в голой тундре я еще не научился.

Были и кулички. Некоторые с голубя. Они перелетали невдалеке, распевая свои брачные песни, словно подсвистывали мне и поддразнивали. Но кулик что за добыча! Я и патронов не стал тратить. А решил возвращаться обратно, раз уж мне так не везет… Утром надо было идти на работу.

И вдруг слева от меня появился туман. Сначала он вился голубой дымкой. А потом надвинулся лавиной, поглотив меня и допотопный мир с его бесчисленными озерами, похожими одно на другое.

Зебрастый купол пропал в тумане, будто под снежным обвалом. И я понял, что вполне могу заблудиться. Я не учел того, что хотя в середине лета в Заполярье не бывает сумерек, но что-то наподобие ночи существует. Этот туман и есть замена ночи в светлых сутках полярного дня. И куда теперь идти?

Часа два я походил, натыкаясь на озера и протоки. Метеостанции нигде не было, хотя ее купол промаячил в последний раз совсем близко. Стало холодать. Ребята из моей такелажной бригады рассказывали случаи, когда люди замерзали в тундре при нулевой температуре. То есть погибали от переохлаждения. Костер не разведешь. Под ногами камни и мокрый мох. Только в движении было спасение. Но если шагать безостановочно, то можно так далеко забраться, что потом и вовсе не выберешься. О таком мне тоже рассказывали.

Я знал, что метеостанция подает знаки нашим космическим кораблям. Больше всего мне показалось обидным то, что станция, ведя корабли в глубинах Вселенной, не могла мне мигнуть какой-нибудь электрической лампочкой. И тогда я решил ходить вокруг озера. Потому что это был лучший маршрут для спасения.

Радовало, что я не один ходил в тумане. Вокруг меня бегали все те же вездесущие кулички. Они стали удивительно доверчивы. Некоторые шмыгали чуть ли не у ног. Казалось, они рождаются в тумане. Столько их было, свистящих, доверчивых, продолжающих свои брачные игры. Потом рядом с берегом на воду опустился, покрякивая, турпан, которого я неудачно скрадывал в начале своей охоты. Его разноцветная одежда светилась сквозь туман и колыхалась над водой. Стрелять я не стал, зачарованный доверием птицы и состоянием, которое охватило природу и меня. И в голове у меня стоял такой же туман. Не хотелось тревожить эту удивительную ночь пальбой.

Вдруг я почувствовал, что меня обнюхивает какое-то крупное животное. Рогатая морда высунулась из тумана. А туловище казалось длинным и лохматым, как у допотопного чудовища. Но глаза у рогача были доверчиво-голубые, русалочьи. Животное дышало на меня своим теплом, согревая и желая спасти. Никогда я не думал, что дикий северный олень может подойти так близко. Ни кулички, ни турпан, ни олень не чувствовали во мне врага. Будто я и вправду оказался на земле после потопа. И сам будто заново народился.

В этом тумане живые существа еще не разделились на хищников и добычу. А жили совместно и свободно, ничуть не опасаясь друг друга, полагая, что я тоже родился здесь в тумане и мало отличаюсь от них.

Я мог погладить рукой каждое существо. Они были родными для меня. Как и я для них. Это была ночь доверия, хотя, конечно, никаких ночей не бывает здесь в это время года. Просто туман лег на землю, просто туман… Потом он позолотился и стал растворяться, открыв голубовато-белесый провал заполярного неба. И кулички перестали шнырять возле моих ног. Косясь на мое ружье, поднялся турпан, сияя оперением. Того рогача, что обнюхивал меня и согревал дыханием, и след простыл. Сколько я ни оглядывал уходящую увалами и сверкающую озерами тундру, ничего похожего на оленя не находил. А ведь несколько минут назад я мог погладить его рукой…

Удивительно, что, несмотря на эту ночь без сна и прогулок вокруг озера, я чувствовал себя бодро. Так, наверное, чувствует себя лунатик после ночных гуляний и впечатлений, которые он принимает за сны. Так что и смену в своей такелажной бригаде я отработал без устали.