В хижине тяжелым облаком все покрыл запах болезни и ветхости. После разговора с Рувоном состояние Вангелиу заметно ухудшилось, пока старик не закрыл глаза и не погрузился в неспокойный сон, постоянно нарушаемый приступами кашля. В то время как Тарлин все время был рядом с прорицателем и время от времени обтирал ему лицо влажным платком, Стен чувствовал себя абсолютно беспомощным. Сначала он оставался в хижине, но вид умирающего старика разрывал его душу, и он никак не мог успокоиться. Казалось, все в хижине было наполнено болезнью, центром которой было ложе Вангелиу, где он боролся со смертью. Даже чаши с огнем распространяли неприятный бледный свет, от которого потная от лихорадки кожа Вангелиу блестела, как восковая. Тяжелое дыхание и изнуряющий сильный кашель звучали в ушах Стена, словно смех смерти, пока он наконец не сбежал на улицу, где только начинался день.

Тролли лежали по всей поляне. Большинство из них валялись вблизи хижины, и только некоторые отдыхали дальше на окраине леса. Пард и Керр лежали прямо перед входом, как два спящих сторожа. Стену показалось даже, что они вот-вот встанут, но влахак знал, что при дневном свете это невозможно. Даже выражение лица Парда, обычно такое мрачное и неприступное, расслабилось в этом похожем на смерть сне. Тем не менее могущественного тролля, как и всегда, окружала аура опасности. Он был как меч, который, даже находясь в ножнах, оставался смертельным оружием. И поэтому он мог уничтожить как врага, так и себя. «Недаром у меча два лезвия, — подумал про себя Стен. — Одно из лезвий всегда повернуто к тому, кто ведет этим мечом. Это знак того, что использование чего-либо может всегда вернуться к тому, кто это делает».

С такими мрачными мыслями юный воин пошел на могилу Натиоле. Борьба длиною в жизнь настигла его друга в самом конце. Удача, которая была верна во всех битвах, оставила его накануне победы, и он не успел насладиться плодами того, что посеял. Но эта новая война снова бы призвала к оружию и Натиоле. «И пусть он не умер бы тогда, он мог бы погибнуть в битве троллей или в следующей войне нашего народа. Она никогда не закончится, и, возможно, нам еще придется позавидовать покою мертвых, которого нам не дано».

— Вы хороните своих мертвых в земле, правда? — раздался вдруг голос Тарлина, который уважительно остановился на расстоянии трех шагов позади Стена.

Естественно, влахак не слышал, как эльф подошел. Эльфы были хорошо известны именно своей бесшумностью и способностью приходить и уходить так, что их никто не слышит и не видит, как им и нравится.

Стен медленно обернулся и кивнул.

— Мы, влахаки, да. Масриды, по крайней мере те, кто может себе это позволить, сжигают своих мертвых. Но они тоже предают останки мертвых земле.

— Хороший обычай, — решительно ответил Тарлин. — Земля — хорошее место, чтобы покоиться в ней.

— Тролли едят своих мертвых. Как будто они лишь мясо.

— Возможно, именно так они и почитают их. Их мертвые покоятся в них.

Так Стен об этом еще никогда не думал. До сих пор каннибализм троллей казался ему только чем-то уж совершенно варварским и недостойным. Съедание мертвых было запрещено во Влахкисе, да и другие народы считали подобное преступлением по отношению к богам. Он не знал ни одного народа, у которого был бы такой обычай.

— Почему ты сюда приходишь? — спросил Тарлин, оторвав тем самым Стена от его мыслей.

— Мы посещаем наших мертвых. Мы чтим их на их могилах. Все, чем мы обладаем, было построено ими, — объяснил Стен и в мыслях добавил: — «Но никто не будет скорбеть на могиле Висинии и вспоминать о ней».

— Вы, люди, сильно цените свою собственность, владение землей и каменными хижинами, которые вы на ней сооружаете.

Стен кивнул с грустной улыбкой. Он провел взглядом по лесу, который даже в свете поднимающегося солнца казался мрачным, и по небу, яркая голубизна которого была пронизана красными полосками. Потом он опустил взгляд на эльфа, который неподвижно стоял на том же месте и пристально смотрел на Стена. Глаза винака, как всегда, были какими-то загадочными. Стену даже не удавалось понять, какого они цвета. На ярком солнечном свете они казались зеленовато-голубыми, но в сумерках они были скорее серебристыми или даже белыми. Казалось, они проникали через поверхность мыслей Стена и смотрели ему прямо в сердце.

— А как вы к этому относитесь? — спросил влахак, чтобы уйти от этого взгляда, который, казалось, исследовал его самые глубокие тайны.

— Мы отдаем своих мертвых природе. Когда дух покидает тело, оно остается не более чем пустым сосудом. Лес забирает себе назад то, что мы ему даем. Звери и растения берут от наших мертвых так, как и мы берем от них. Почти как вы, люди, только без всего этого закапывания.

Оба улыбнулись получившейся шутке. Внезапно Стен почувствовал некую связь с эльфом. Поэтому он спросил еще:

— А владение? Земля?

— Земля вечна, кто же может считать, что он владеет ею? Нет, мы этого не понимаем. Для нас это подобно тому, как кто-то захочет владеть небом или облаками.

— Возможно, это и так, — задумчиво ответил Стен. — По крайней мере для вас. Однако, с нашей точки зрения, землей можно обладать. Или, по крайней мере, властвовать над теми, кто живет на этой земле.

— Вы подчиняете себе землю. Вы строите себе хижины, и вы выкорчевываете лес себе под поля. Возможно, так и можно обладать землей. Но за это земля тоже начинает обладать вами.

Стен озадаченно нахмурил лоб.

— Что ты имеешь в виду?

— Все наши трудности всегда возникают из-за притязаний ваших предводителей. Мы должны повиноваться вам, так нам сказали, так как мы живем в вашей стране. И вы боретесь друг против друга за вашу землю.

В таком ракурсе Стен еще никогда не думал об этом. Это была правда, что войны велись из-за земли, так как обладание землей означало власть. А власть, в свою очередь, означала свободу, так как под господством масридов влахаки не могли быть свободными. Так что их свобода зависела от того, могли ли они сами определять свою судьбу.

— Земля означает свободу. На своей собственной земле можно жить свободно.

— Мы свободны, — ответил Тарлин с легкой улыбкой. — И даже без земли.

— Эти дикие леса — ваши, притязаете вы на них или нет. Никто не осмелится зайти сюда, так как боятся вашего гнева.

Тихий смех был ответом человеку. Эльф покачал головой, и его длинные, светлые волосы потанцевали в ритм его движениям.

— Вы, люди, приходите всегда с одними и теми же намерениями. Больше земли, больше власти. Мы научились быть осторожными. Тот, кто втянут в ваши дела, платит за это высокую цену. Лучше, когда вы боитесь нас.

— Не все люди такие, — запротестовал Стен.

— Может быть, и так, друг Стен. Однако наш опыт восходит к далекому прошлому. Лучше так, как есть. Мы свободны там, где людей нет; и вы боитесь темного леса, нашу родину.

— Так, значит, вы все же притязаете на эту землю, — торжествующе констатировал Стен, однако эльф ответил ему лишь разочарованным взглядом.

— Эта земля — наша родина. Так же как ваша земля — ваша родина. Мы живем в лесах, подальше от ваших хижин. Это не наша земля, мы всего лишь живем здесь.

Эти мысли эльфа, несмотря на все его старания, остались недоступными для Стена. Влахак задумчиво посмотрел на могилу Натиоле. Его товарищ погиб в войне за землю. «Возможно, винак и прав. Если бы мы могли жить на земле без притязаний кого-то на нее, тогда жизнь была бы лучше. Но что делать с другими? Масридами, дирийцами — они же жаждут нашей земли, притязаем мы на нее или нет. Мы не просто боролись за землю и дома на ней, мы боролись за гораздо большее. Натиоле знал это, и я знаю это».

— А как у вас с личным имуществом? — спросил Стен, чтобы сменить тему. — Эти вещи принадлежат тебе?

Эльф последовал за взглядом Стена к своим сумкам, которые он носил. Своими длинными пальцами он провел по простому поясу, который был застегнут на его узких бедрах. Насколько Стен мог заметить, на эльфе совсем не было металла, только дерево, кости, кожа и камни.

— Это мое. Но если кому-то другому из моего рода это срочно понадобится, то это будет его.

— Как у троллей, — со смехом заметил Стен. — Там тоже каждый может брать все, что он хочет!

На этот раз была очередь Тарлина озадаченно смотреть на собеседника.

— У меня нельзя так просто взять это. Это мое.

— Но разве ты не сказал только что, что любой другой может потребовать у тебя это?

— Но это мое решение, дам ли я это. Я должен принимать решения в пользу рода, — серьезным тоном сказал эльф. — Так как я хорошо разбираюсь в этих травах, они мои.

— Вы живете в деревнях? — спросил Стен, которому трудно было понять представления эльфов и троллей о собственности.

— Не в таких, какими ты их знаешь. Многие из нас путешествуют, и лишь немногие остаются долгое время на одном месте. Земля большая.

«Недостаточно большая, раз мы все вместе не можем жить в мире», — горько подумал Стен.

Эльф с любопытством посмотрел на него.

— Ты не боишься нас, — констатировал он.

— Нет. Я не думаю, что мне грозит опасность от твоего народа, Тарлин.

— Не для тебя, — подтвердил винак. — Не здесь и не сейчас. Но время может измениться.

— Кто знает, что готовит нам будущее?

Тут над ними запела птичка, радостно приветствуя новый день. Первые лучи солнца, согревая своим теплом, упали на поляну, прогоняя прочь длинные тени леса. На стеблях травы замерцала роса. Весь вид утреннего леса казался таким нормальным, что Стен почти забыл, что в данный момент стоит с винаком и обсуждает с ним войну и мир, а рядом спят тридцать троллей.

— Ты устал. Отдохни, — категорическим тоном сказал Тарлин и развернулся в сторону хижины.

Стен кивнул и потер глаза, веки которых действительно становились все тяжелее. Он смотрел вслед эльфу, пока тот не исчез в хижине, потом присел на влажную от росы траву и прислонился к стволу широкого дерева. «Хорошее место, чтобы отдохнуть», — промелькнуло у него в голове. Но прежде чем он смог подумать над двойным значением этих слов, глаза его закрылись и он заснул.

Только лишь когда солнце уже низко стояло над горизонтом, а его свет, словно в дымке, пробивался через деревья леса, Стен проснулся и несколько мгновений в замешательстве осматривался вокруг. Его сон был глубоким и крепким, и влахак чувствовал себя необычно свежим и отдохнувшим, как уже давно не чувствовал себя.

Тролли все еще неподвижно лежали на своих местах, хотя и винаев не было видно. Зевнув, Стен поднялся и пошел к хижине, из дымовой трубы которой сейчас поднимался дым. Вангелиу спал сейчас гораздо спокойнее, в то время как Тарлин на небольшом огне в каменном камине готовил отвар. Эльф не обернулся, когда Стен вошел, а только тихо сказал:

— Ему стало немного лучше. Я дал ему кое-что от кашля, чтобы он мог поспать. Сон важен.

Стен кивнул.

— А здесь был кто-нибудь из твоих людей?

— Пока нет. Я сомневаюсь, что Рувон придет, пока тролли еще спят. Все-таки дело касается в первую очередь их.

— Тогда нужно будет подождать. А есть… — начал было Стен, но Тарлин уже кивнул в сторону маленького чулана, который был пристроен к хижине.

— Я поохотился. С троллями поблизости это было сложно, их присутствие отгоняет зверей. Ты хочешь взять что-нибудь?

Не отвечая, Стен пошел в чулан и осмотрел добычу эльфа. На нескольких крючках там висело полдюжины кроликов, уже с ободранной кожей, и влахак взял себе одного. Взяв немного высушенных дров, которые лежали под небольшим навесом, он быстро развел костер, и уже скоро появился вкуснейший запах жареного кролика, отчего у Стена даже потекли слюнки. Тарлин дал влахаку горшок, в который тот нарезал несколько кусочков от второго кролика, залил чистой водой, положил кости и жир первого кролика и стал варить из всего этого бульон. В запасах Вангелиу Стен нашел несколько головок свеклы и дикого лука, которые он также, нарезав, добавил в суп. Себе же влахак оставил несколько кусочков жареного кролика. Он предложил его Тарлину, однако тот отказался. Так юный воин и сидел возле костра, время от времени помешивая в горшочке и с наслаждением кушая полоски жареного кролика, пока солнце окончательно не село и жизнь не вернулась в троллей.

Пока они поднимались и, жадно обнюхивая воздух, смотрели в сторону Стена, он крикнул:

— Под навесом есть свежее мясо. Вам нужно будет разделить его между собой, так как его немного.

Пард достал тушки кролей и распределил их между троллями, и то время как Керр с любопытством подошел ближе и заглянул в горшок.

— А ты этих маленьких прыгунчиков клал на огонь? Но ведь их мясо мягкое, его не нужно смягчать огнем.

— Да, я их пожарил. От этого их мясо стало не только нежнее, но и вкуснее. Кроме того, сырое мясо не очень приятно для желудка.

— Можно мне попробовать? — спросил тролль, и Стен, пожав плечами, протянул ему кусочек мяса, зажаренного до хрустящей корочки.

Керр осторожно откусил и размеренно начал жевать. Его лицо скривилось, когда он проглотил его.

— У него не очень хороший вкус. Лучше я буду есть так. Это не только требует меньше работы, но и вкуснее.

— Это эльфы раздобыли мясо? — Пард вмешался в их разговор. Когда Стен утвердительно ответил, большой тролль хлопнул себя по лбу.

— Что они делают с такими крошечными животными? Как ими можно насытиться? Они же размером чуть ли не с палец!

— Не преувеличивай, — возразил Керр. — Кроме того, немного свежего мяса всегда лучше, чем вообще никакого.

— Да, но таким кусочком мяса нельзя наполнить даже пустой рот. В лесу же есть настоящие большие животные. Именно таких нужно было и поймать парочку.

— Может, это все из-за того, тролль, что ты и твои подопечные разогнали всех животных? — раздался из леса насмехающийся голос Рувона. — Исключая, конечно, вот этих, которые тоже, хочу заметить, убежали довольно-таки далеко.

С этими словами на поляну вышла группа эльфов, неся на палках двух больших оленей с уже снятой кожей. Когда винаи выложили добычу на середину поляны, ликованию троллей не было конца.

— Их рога значительно больше твоих! — подтрунил над Пардом Врок, чем заслужил от того мрачный взгляд, но потом Пард усмехнулся и сам.

Устроив шум и гам, тролли начали разделять оленей и ссориться за самые сочные куски.

Эльфы, принесшие добычу, снова исчезли в лесу. Рувон, наоборот, присоединился к Стену, который все еще стоял у огня и зачарованно смотрел на происходящее.

— Иногда они кажутся такими безобидными, не правда ли? — сказал вдруг эльф. — Пока не увидишь, как они разделывают целого оленя голыми руками.

Стен, усмехнувшись, посмотрел на него. Однако, хотя Рувон и пошутил, выражение его лица было обеспокоенным. На эльфе снова были только простые кожаные штаны, сшитые из большого количества кусочков разного цвета, и пояс, на котором висели нож и небольшой мешочек. Кроме маленького ножа, который был скорее предназначен для еды, чем для борьбы, при нем больше не было никакого оружия. Рисунки на его коже вновь таинственно задвигались, когда он повернулся к Стену и сказал:

— Нам нужно поговорить. Позови Парда и юного тролля, потом заходите в хижину.

Серьезность, с которой Рувон сказал это, заставила Стена озадаченно нахмуриться. Он крикнул:

— Пард! Пойдем внутрь. Эльфы еще и новости принесли!

Большой тролль молча кивнул и взял Керра за плечо. Они вместе последовали за Стеном в хижину. Хотя Вангелиу был спокойнее, чем в прошлую ночь, при виде больного старика у Стена тут же упало настроение. Но влахак ничего не сказал, а лишь опустился возле кровати и ожидающе посмотрел на Рувона. Как только другие тролли тоже сели, винак заговорил:

— Вы должны знать, какое решение мы приняли.

— Может, нужно разбудить Вангелиу? — вмешался Стен, прежде чем эльф успел продолжить.

Рувон не особенно обрадовался тому, что его прервали. Тарлин поспешил ответить за него:

— Нет. Пусть спит. Наш последний разговор сильно ослабил его. И все равно, будет ли он спать или нет, ничего не изменится.

Стен пожал плечами, и Рувон продолжил:

— Мы собрались и посовещались. И решение моего народа таково, что мы не будем помогать вам.

— Что? — взорвался Пард. — Это, наверное, такая плохая шутка? Вы, вшивые личинки!

— Ни в коей мере, тролль, — холодно возразил Рувон. — Мы уйдем вглубь леса и переждем бурю там, как мы до сих пор переживали все другие.

Стен удивленно посмотрел на эльфа, лицо которого, однако, не выдавало никакого волнения духа. Влахак проглотил неприятный вкус, который возник у него во рту. Единственная искра надежды, которую зажгло в нем появление эльфов, погасла, оставив лишь темноту и холод в сердце. «Без знаний и помощи винаев мы вряд ли будем знать, что нам делать. Это и так было бы непростым походом, а теперь…»

Влахак не мог себе даже представить, какие теперь возможности у них вообще остались…

— Что все это значит? — зло спросил Пард. — Разве не вы рассказывали о том, что дух темноты касается нас всех?

— Да. Но мы знаем его хитрости и его влияние. Мы сможем противостоять этому и переживем. Так же как и в старые времена, когда люди отравили землю.

— Когда есть враг, не прячутся, — запротестовал Пард. — Против него выступают, и его уничтожают.

— У твоего народа, тролль, может, так и принято. Но мы приняли такое решение.

— Пожалуйста, нам нужна ваша помощь, — жалобным голосом попросил Керр. — Мы не можем просто взять и спрятаться. Ведь это же касается всей земли, не только нас.

— Вы сами взяли на себя эту беду, так что теперь вам придется самим противостоять этому, — терпеливо объяснил Рувон.

— Не одним, — мрачно возразил Стен. — Я пойду с ними независимо от того, будут ли при этом винаи или нет.

— Это делает тебе честь, человек.

— Неужели уже слишком поздно? — спросил Керр. — Вы не можете ничего сделать?

— Вы не понимаете. Решение принято. Я всего лишь посланник, который принес сообщение. Я не могу ничего изменить.

И хотя выражение лица эльфа осталось бесстрастным, Стену показалось, что он увидел в его глазах что-то похожее на сожаление или, возможно, даже грусть. Заметив это, влахак спросил:

— А ты решил иначе, ведь правда? Ты считаешь ваше решение неправильным.

Эльф долго смотрел на него, потом медленно кивнул.

— Я считал, что мы должны помочь троллям.

— А ты? — обратился Стен к Тарлину. — Что думаешь ты?

— Я думаю, что вам очень нужна наша помощь. И я вижу те последствия, которые оставляет дыхание на всем вокруг, и я боюсь того дня, когда Курперла проснется. Но сейчас то, что я думаю, уже не важно.

Рувон добавил:

— Это не наша битва, было сказано, и эти слова правдивы: это не наша битва.

— Это касается нас всех, вы трусы!.. — чуть ли не заорал Пард и сжал кулаки.

Рувон глянул на мощного тролля.

— Вы перенесли их на всех. Люди ранили Курперла, и опять же вы пробудили его. Это не наша вина, не наша задача. Я был за то, чтобы помочь вам, но я вижу мудрость также и в том, что думают об этом другие. Всегда, когда мы сближаемся с другими народами, нам это приносит одни несчастья. За этим всегда следовали смерть, болезни и порча. Мы уже знаем, как горько для нас бывает помогать вам. Мой народ явственно чувствует дыхание Курперла. Так что не упрекай меня в том, что сделал твой народ!

После этой речи в хижине воцарилось молчание. Стен видел, как Пард внутри весь кипел, однако Керр успокаивающе положил ему руку на плечо и сдерживал его. Взгляды эльфов застыли на троллях, однако их глаза не выдавали их тайн.

— Все это очень прискорбно, — наконец сказал Стен и хотел уже встать, как вдруг раздалось тихое прищелкивание языком.

— Очень прискорбно, это точно, — прошептал Вангелиу и закашлялся. — Я считал твой народ более разумным, Рувон.

— Не только ты, старый человек, — со вздохом возразил тот.

— Ты прав. Я стар, и я умираю. Это дает мне не только ясный взгляд на некоторые вещи, но и позволяет без страха обращаться к вам. Поэтому я и говорю, что ваше решение — это дурость!

— Мой народ принял решение, и ничего из того, что ты скажешь, не изменит этого решения.

— Я знаю, — ответил Вангелиу и вновь закашлялся. — Но я должен был просто сказать вам это.

Взгляд Стена переходил от одного к другому. Несмотря на резкие слова, оба не казались рассерженными. Выражение лица эльфа было мягким, когда он разговаривал со старым прорицателем, а бесцветные глаза Вангелиу неподвижно смотрели в потолок.

— Тарлин, ты останешься со мной до тех пор, пока я буду жить? — спросил старик у эльфа, на что тот кивнул.

Вангелиу тоже кивнул с загадочной улыбкой.

— Хорошо. А теперь исчезните все из моей хижины. Тарлин должен дать мне мое лекарство.

Стен в замешательстве встал и выполнил желание седого прорицателя. Он молча последовал за Пардом, который уже снаружи дал волю своему гневу, разразившись громкими проклятиями, покрывая ими всю поверхность и всех жителей на ней.

— Твои люди продолжают удивлять меня, человек. Сила и слабость, великодушие и жадность находятся у вас так рядом, — сказал Рувон, проходя мимо Стена. — Прощай и будь здоров. Я желаю вам, чтобы ваши духи благоволили вашим деяниям:

— Тебе тоже доброго пути, эльф, — тихо сказал Стен.

Затем Рувон пошел в тень и исчез. «Так, словно его и не было, и наша надежда высохла, как роса на утреннем солнце. Или как следы винака в лесу». Юный воин удрученно огляделся вокруг. Пард со скрещенными руками стоял посредине поляны и передавал троллям плохие новости. Керр стоял рядом с ним и нервно потирал подбородок. На лицах многих троллей было написано, как им трудно поверить в это, на некоторых появился гнев, однако в первую очередь Стен почувствовал страх и то мрачное отчаяние, которое охватило и его. Путь, который им предстояло пройти, в принципе, остался таким же, только теперь он казался более сложным и опасным, чем раньше.

Неожиданно за ним проскрипела дверь. С непроницаемым лицом Тарлин вышел наружу и посмотрел на Стена.

— Ты знаешь, где лежит лопата? — спросил эльф.

Несколько мгновений Стен, ничего не понимая, смотрел на него, затем пробормотал:

— Да, конечно.

— Вангелиу сказал, что ему всегда нравилось место рядом с твоим другом. На краю поляны, в тени леса.

— Что? Что ты хочешь? — растерянно пробормотал Стен.

А когда он начал догадываться, в чем дело, по коже его прошел мороз.

— Я пойду с тобой, человек. Это мое решение, не эльфов. Я больше не связан с этим местом.

— Нет, — грустным голосом ответил Стен, когда увидел подтверждение своему предположению. — Вангелиу теперь бродит по темным дорожкам?

— Под старым дубом, человек. Там он хотел покоиться.

С этими словами Тарлин пошел к троллям, в то время как Стен поспешил в хижину. Вангелиу лежал на своем ложе, спокойный и мирный. Кашель больше не мучил его старое тело, больше не было слышно его тяжелого дыхания. Его светлые глаза все еще пристально смотрели в потолок, хотя теперь они уже не видели ничего, только следующий мир. «Ты упрямый старик, — ругал его в мыслях Стен, с почтением подходя к нему. — Ты упрямый, твердолобый старик». И юный воин не знал, были слезы его от печали или от благодарности.