«Как же я была права, — размышляла Артайнис, — когда сказала Натиоле, что жизнь во Влахкисе почти лишена какой-либо формальности».
Хотя она не была связана с Ионнисом ни родственно, ни как-либо иначе, воевода разрешал ей сидеть с больным, словно она была сестра или возлюбленная. Стен сал Дабран обращался со своей дирийской гостьей так, будто она принадлежала к их семье.
Но как раз из-за отсутствия протокола Артайнис часто было сложно решить, что правильно, а что нет. Она привыкла к тому, что существует много правил, которым нужно следовать. А то, что во Влахкисе правил не было или она о них не знала, заставляло ее нервничать. Пока все вокруг нее работали над устранением последствий пожара и восстановлением башни, она пыталась найти, где была бы полезна.
Со вздохом она посмотрела на Ионниса, состояние которого оставалось неизменным уже в течение десяти дней. Щеки на его тонком лице ввалились, кожа казалась совсем бледной по сравнению с темными локонами. Юноше не было и двадцати, но во сне он казался еще моложе.
Она вспомнила о троллях и Натиоле. Сейчас принц сопровождает гигантов на ее родину… А ей пришлось остаться здесь… Встреча со старшим братом Ионниса перед отъездом поразила Артайнис. «Он впервые не обращался со мной так, словно я заноза под ногтем. И он совсем не гордился тем, что сделал… Хотя у него есть все права на это. Странный юноша. Странный и замкнутый».
В дверь постучали, и когда девушка открыла, то обнаружила Ливиан, энергичную пожилую женщину, в искусство врачевания которой воевода очень верил.
Она кивнула Артайнис в знак приветствия, после чего повернулась к кровати больного.
— Я хочу удалить ему швы с головы, — спокойно сказала она. — И лучше всего, если бы мне при этом не мешали.
Артайнис поняла требование и направилась к двери.
— Вы можете попросить на кухне, чтобы мне принесли миску горячей воды? — промолвила седовласая женщина, разматывая повязку на голове Ионниса. Юная дирийка кивнула и поспешно покинула комнату. После того как Артайнис передала поручение, она нерешительно направилась во двор, пребывая в раздумьях, как провести остаток дня. Солнце осветило ей лицо. Это был теплый день позднего лета: на небе ни облачка, легкий ветер шевелит листья на деревьях…
Во дворе царила бурная деятельность. Каменотес из Теремии и его помощники устроили небольшую мастерскую, в которой готовили каменные блоки для нового фундамента башни. Дирийка немного понаблюдала за рабочими, которые обрабатывали огромные валуны, и двинулась дальше.
Капелла ордена Альбус Сунас, которую огонь чудом не тронул, прилегала к главному зданию крепости. «Наверное, священник считает это доказательством силы его Божественного света», — подумала Артайнис. Хотя, скорее всего, благодарить следовало строителей, которые выбрали такой тип здания: приземистый, компактный, с каменным куполом и без легковоспламеняющихся частей. Она подошла к деревянной двери и, немного поколебавшись, положила ладонь на ручку. Артайнис еще никогда не была в храме ордена Альбус Сунас. Любопытство победило, и девушка осторожно нажала на ручку. Дверь была не заперта.
От изумления у Артайнис даже дыхание перехватило. Догматы вероучения о Божественном свете всегда казались ей строгими и тяжелыми, но капелла была, бесспорно, радостным и светлым местом. Стены и потолок были сложены из чистого белого камня, а через отверстия в куполе в помещение проникали лучи света, которые заставляли белый цвет сверкать почти неземным сиянием. «Хорошее место для молитв», — подумала девушка, надеясь, что Агдель простит ей то, что она с благоговением стоит в чужом храме.
— Вы ищете божественного просветления или только меня? — спросил язвительный голос позади, и Артайнис обернулась.
Священник Корнель появился незаметно, вероятно из-за занавеси, которая отделяла часть помещения.
— Я… не искала здесь ни вас, ни просветления, — призналась она. — Мне было просто любопытно.
— Любопытство? К ордену Альбус Сунас? Знаменитому ордену предателей, которые чуть не вызвали катастрофу? — Слова священника звучали агрессивно.
— Вы всегда так обходительны с гостями? — Артайнис, насупившись, ответила вопросом на вопрос. — Неудивительно, что ваша вера утратила многих своих последователей во Влахкисе.
Неожиданно ее ответ вызвал у Корнеля улыбку.
— В этом вы, пожалуй, правы. Простите, я не хотел вас обидеть. Но в последнее время мне просто встречается слишком много людей, которые обвиняют мой орден в каждом несчастном случае, который происходит в этой стране.
— Что… и в пожаре? И в нападении на принца?..
Корнель кивнул.
— И в пожаре…
Артайнис внимательно посмотрела на мужчину, который стоял перед ней. Худое решительное лицо, белые одеяния, гордая прямая осанка. Она не верила в то, что Корнель — поджигатель. «Не потому, что он не способен на такое. Но он просто не стал бы отрицать, если бы был причастен…»
— А что, по вашему мнению, произошло той ночью? — спокойно спросила она.
Священник потер подбородок и испытующе посмотрел на нее. Потом он наконец решился ответить.
— Я не знаю. Но я также не верю, что пожар устроила неосмотрительная служанка, а принц неудачно упал. Я предполагаю, что целью настоящих поджигателей было навести подозрение на орден Альбус Сунас.
— И кто мог бы быть в этом заинтересован? — удивленно спросила девушка.
— О, больше сторон, чем я могу сосчитать. Совершенно определенно все те, кому не нравится мир между влахаками и масридами. Вопрос лишь, кто из них решился зайти так далеко, что осмелился напасть на семью воеводы?
Это была интересная мысль, которая раньше не приходила в голову Артайнис. «Действительно, — подумала дирийка, — возможно, до сих пор мы ставили неправильные вопросы. Старая вражда между Влахкисом и Ардолией имеет настолько глубокие корни, что, наверное, больше никто не ищет убедительной причины для нападения».
— И что вы хотите предпринять?
Священник пожал плечами.
— Я едва ли что-то могу предпринять, — ответил он. — Вся Теремия не доверяет ордену, и лишь благодаря милости Божественного света я вообще могу свободно передвигаться по этой стране и по этому городу. И неизвестно, как долго я буду пользоваться такой свободой. Если я и подозреваю кого-нибудь… кто мне поверит? Нет, чтобы убедить воеводу, нужно больше, чем просто слова. Мне нужны неопровержимые доказательства.
— Я согласна с вашим видением дела, — осторожно сказала Артайнис. — И, возможно, смогу помочь вам. Я могла бы…
Она не успела больше ничего сказать, так как со двора донеслись громкие крики и топот копыт.
— Что там снова стряслось? — озадаченно пробормотал священник и открыл деревянную дверь.
Артайнис украдкой выглянула во двор через его плечо. Четверо всадников в броне с гербами масридов влетели галопом во двор. Один из них сжимал железной рукавицей знамя с изображением грифа. «Посланники марчега Бекезара?» — удивилась Артайнис, узнав герб.
Солдат сразу же окружила толпа людей, так как возле крепости было много ремесленников и слуг. Командир масридов, высокий мужчина, соскочил со своего жеребца и снял шлем, обнажив стриженую светлую голову с единственным длинным локоном. Всаднику было примерно тридцать, может сорок лет, было сложно определить точный возраст по его огрубевшему обветренному лицу. Рука масрида покоилась на рукояти боевого молота, словно воин не был уверен, среди друзей или среди врагов он находился.
— Позовите воеводу! — громко приказал он. — Мы привезли важные новости из Ардолии!
Несколько человек отделились от общей толпы и побежали в крепость выполнять приказ.
Другие масридские всадники тоже спешились, но продолжали крепко держать своих лошадей под уздцы и, похоже, не собирались отводить животных на конюшни и вообще передать их кому-то из собравшейся во дворе прислуги.
Наконец в дверях появился воевода в сопровождении Риклеи. Собравшиеся во дворе влахаки, почтительно расступились перед Стеном, позволяя пройти к масридам. Хозяин крепости обратился к предводителю, которого очевидно узнал:
— Я приветствую тебя, Басцаи. Полагаю, вы принесли важные новости, которые не могут ждать и должны быть переданы немедленно?
Воин, к которому обратился воевода, поклонился.
— Это так, вецет. То, что я привез, ты должен узнать прямо сейчас.
Мужчина поднял взгляд на влахака, немного помедлил, прежде чем сообщить, затем резко выдохнул и недрогнувшим голосом произнес:
— Марчег Тамар Бекезар — мертв, господин. Он был подло убит в охотничьем домике вблизи Соркат.
— Что? — вырвалось у воеводы. — Марчег убит? Но кем?
— Этого мы не знаем, вецет. Пока еще нет. Но марчег Бекезар был не один, когда мы наконец нашли его.
Тень понимания мелькнула на лице воеводы. Его взгляд помрачнел, но он твердо спросил:
— Кто был с марчегом, когда он погиб?
Вот теперь голос масрида задрожал.
— Флорес сал Дабран, господин. Ваша сестра. Она была сражена теми же убийцами.
Никто не проронил ни слова. Было такое впечатление, что все собравшиеся одновременно задержали дыхание, стало так тихо, словно все эти люди во дворе — всего лишь изображения на холсте, подумалось Артайнис. «Сестра-близнец воеводы, убита вместе с властителем масридов. О Агдель, помоги! Для того, кто желает войны между Влахкисом и Ардолией, нет более благоприятного момента!»
Со своего места дирийка увидела, что глаза Стена закрылись после слов Басцаи. Риклеа положила ему руку на плечо, но промолчала, как и все остальные. Воевода слегка пошатнулся, затем поднял левую руку, пальцы которой так сильно сжал в кулак, то косточки побелели.
— Моя сестра мертва? — спросил он. — Где ее тело?
Он посмотрел на коней и всадников, словно ожидая увидеть тело там.
Басцаи удрученно покачал головой.
— Мне жаль, господин. Нам пришлось похоронить ее сразу на месте. Прошло много времени, прежде чем мы наконец нашли их, а дикие звери…
Он осекся.
«О боги, — подумала Артайнис. — Бедный воевода». А еще она подумала о сыне Стена, который лежал, объятый сном, похожим на смерть, и о втором сыне, который как раз в этот момент был где-то на пути в Дирию с мощными, но опасными существами. «Нет никого, кто мог бы утешить его, — поняла она. — Он совершенно один».
— Отведите коней на конюшни, — наконец вымолвил воевода с почти нечеловеческим спокойствием. — А затем, Басцаи, вы и ваши люди, будьте моими гостями. Расскажете все, что знаете о Флорес и Тамаре.
Он отвернулся от всех, от масридов и от влахаков. Артайнис заметила, что его лицо стало таким же белым, как и кулак, который он продолжал сжимать.
— Завтра ночью мы будем пить за мою сестру, — объявил он. — Флорес получит сполна всю честь, которую надлежит воздать ей как влахаке и боярыне. А потом я хочу выяснить, кто ответственен за ее смерть. И, клянусь перед лицом всех духов, мы будем преследовать их и убьем.