Мы вышли и повернули направо к богатому району. Чем ближе мы подходили, тем больше темноволосых людей миновали, и тем чаще на меня смотрели. Джеатар сжимал мое предплечье крепко, но не больно, Морелл хромал рядом, не касаясь меня. Это случилось с Тали? Они схватили ее на пути из садов и угрожали, что выдадут меня? Крик застрял в горле, но Морелл выглядел так, словно может меня заткнуть парой ударов.

— Куда вы меня тащите? — я огляделась, никто не смотрел мне в глаза.

— Мой работодатель хочет с тобой встретиться.

— Он с герцогом или с Лигой?

Джеатар нахмурился, странно посмотрел на меня и не ответил.

— У него моя сестра?

Джеатар вздохнул, и на миг я увидела на его лице жалость.

— Мы не связаны с твоей сестрой. У нас просто есть для тебя предложение работы, которое может тебя заинтересовать.

Если у них нет Тали, то и мне не нужно было подавлять страх и играть. И это выглядело не как предложение работы, а как похищение. Я замерла и заставила остановиться его.

— Что за работа?

— Прости, но мне нужно сначала тебя привести.

— А если я не хочу идти?

— Тогда мы набросим мешок на твою голову и дотащим, — прорычал в мое ухо Морелл. Он обильно потел, шелковый воротник промок и потемнел.

Я ударила его ногой и вырвала руку из хватки Джеатара. Морелл замахнулся кулаком в мою голову. Я отшатнулась, поскользнулась на влажной улице и упала. Несколько людей обернулось, один даже рассмеялся.

— Помогите! — крикнула я. Те, кто обернулись, быстро отвели взгляды. Я встала на ноги, а они разъезжались, как у новорожденного ягненка.

Джеатар подхватил меня и прижал мои руки к бокам. Он тряхнул меня с силой, моя голова откинулась назад.

— Успокойся, — прошептал он. — Прости, но мне нужно привести тебя, мне будет плохо, если я не смогу. Ты не в опасности, но нам важно поговорить не на публике.

Хоть он и пытался уговорить, я знала только одну работу, начинающуюся с похищений, но я не могла исцелять солдат в Верлатте. Зато я могла бы оказаться ближе к Тали, если она у них.

Джеатар продолжил:

— Прости моего товарища, но я за него не отвечаю.

Извинения? Ищейки не извиняются, не защищают, они не шепчут уговоры, хоть они и пугали. Может, дело не в Тали, не в Лиге и не в том, что я подумала, увидев его.

— Вы не ищейка? — тихо спросила я, чтобы Морелл не слышал.

Что-то мелькнуло в его голубых глазах, я не успела уловить.

— Нет, Мерлиана, нет.

Я замешкалась из-за того, как странно он назвал меня по «имени».

— Куда вы меня тащите?

— Ты хотела бы поесть сегодня?

Я моргнула. Это было явным отвлечением, но хорошим.

— Может, найти что-то о своей сестре?

— Да.

Он улыбнулся, и это почти выглядело искренне.

— Тогда идем со мной, послушаешь моего работодателя. Я прошу только этого.

— Только вы не просите.

Два торговца, увлеченные разговором, врезались в нас. Они подняли головы, раскрыв рты, начали извиняться, но закрыли рты и поспешили прочь, оглядываясь на Джеатара.

Они его узнали! На кого он работал? На генерал-губернатора!

— Идешь, Мерлиана?

Могла ли я ему доверять? Был ли выбор? Если я откажусь, он меня оттащит. Но если там можно узнать что-то о Тали, может, стоит рискнуть.

Я сглотнула и кивнула. Мы пошли, его рука была на моем плече, вел он себя холодно, как камень у озера. Я не боялась так со времен войны, хотя интуиция говорила, что сейчас я в большей опасности. Может, они были наемниками. Многие прибыли в конце войны, некоторые для боя, другие предлагали платную защиту людям. Некоторые остались защищать басэери от тех, кто еще не сдался. Но никто не пытался бороться. Было слишком сложно разозлить людей, которых больше волновала еда, чем свобода.

— Вы наемники?

Он вскинул брови. Не отрицал. Морелл сверлил взглядом и хромал, бледный, как молоко.

Мы повернулись к улице Ханкс-Бейрон и остановились перед каменным зданием с высокой стеной вокруг. Такую стену строят, когда хотят защитить то, что внутри. И вряд ли это были фруктовые деревья, чьи вершины было видно отсюда.

Джеатар открыл врата и протянул руку.

— После вас.

Он отпустил меня, на миг я подумывала убежать, но если это работа, и они могли помочь мне найти Тали, то я должна использовать шанс. Я посмотрела на Морелла, а тот словно собирался упасть в обморок. Может, стоит украсть немного боли, чтобы использовать на случай отступления. Я придвинулась ближе.

— Не стоит, — нахмурился Джеатар и завел меня в комнату среднего размера с полками по бокам, похожую на магазин.

Специи и горький металлический запах ударили по мне — сырой пинвиум? Старый запах. Он оставался в носу, но не покрывал горло, как делал запах земли. Предметы разного размера стояли на полках: серебряная утварь, кубики, тонкие удочки, шары, фигурки, колокольчики. Многие были разрисованы, но некоторые были синими, такие я видела. Дорогие безделушки, полные чьей-то боли, готовые ударять.

Ноги задрожали.

— Вы торговцы болью, — новые, иначе я узнала бы магазин.

— Мы работаем на торговца боли, но я не знаю, как долго будет работать Морелл.

Морелл нахмурился, но молчал.

— Сообщи прибытие гостьи, а потом беги к дежурному Забирателю, — сказал ему Джеатар, хотя звучало это как приказ, а не просьба. — Не думаю, что вас двоих стоит оставлять наедине.

Морелл подошел, хромая, к простой запертой двери в конце, за стойкой, что растянулась почти во всю стену.

— Зачем вы меня преследовали? — спросила я Джеатара.

— Чтобы увидеть твои способности, и ты проделала все в Святилище. Мой работодатель будет рад. Он был уже впечатлен после слов мальчишек в Лиге и фермера Геклара.

Святые! Как можно быть такой глупой? Отрицание будет глупым, не поможет мне.

— Прости, мы тебя напугали, Ниа, — продолжил он, — но мы должны были убедиться, лишь потом подойти.

Он говорил с кем-то кроме Геклара, ведь знал настоящее имя. Геклар рассказал ему про Данэлло? Должен был, но вряд ли Данэлло выдал бы меня. Я вдохнула. Бахари? Может, он выдал меня из мести за принятие боли, которой он не хотел. Но чего хотел Джеатар? Почему скрывал мое настоящее имя?

Открылась дверь, и вышел красиво одетый человек, на его фоне мои спутники выглядели беженцами. Крупный, в шелке, расшитом камешками, с черными волосами, что завивались. Он пах как кузнец. Как папа. Он точно зачаровывал оружие. Хотя я не представляла, как такой пухлый мужчина стоял над раскаленным пинвиумом, зачаровывая его и формируя то, что сможет легко продать.

— Это наша девочка? — спросил он.

— Да, сэр, — Джеатар отступил. Вспышка отвращения мелькнула на его лице. Наверное, даже богачам порой не нравились их боссы.

— Мерлиана, прошу, проходи и садись. Ты выглядишь утомленной, — чародей обвил толстой, как ствол дерева, рукой мои плечи и провел в комнату. Богатством веяло от расшитых гобеленов на стенах и коврах, вязких, как пудинг. — Садись. Садись. Джеатар, принесешь ей немного чая?

Опять просьба, но с тоном приказа.

Я села на диван, что был таким мягким, что я почти провалилась в него.

— Зачем я здесь?

— Я хочу предложить работу, — улыбнулся он. — Мне нужен был кто-то с твоими умениями.

— Я не убийца.

Его глаза расширились, он смотрел на меня, раскрыв рот, а потом рассмеялся.

— А она выдумщица, да? — сказал он Джеатару, принесшему мой чай. Снова вспышка. Тихое недовольство насторожило меня сильнее, чем угрозы Морелла.

— Сахару?

— Да, прошу.

Он насыпал его и размешал.

— Нет, милая, я не прошу тебя творить такое, — продолжил чародей, вручив мне чай, а потом потянувшись к своему бокалу. — Мне нужен Забиратель, который может превышать пределы пинвиума.

— Это глупо.

— Это значит, быть выше…

— Я знаю, что значит превышать, но в чем прок от Забирателя, который не может избавиться от боли?

— Ты не так поняла. Мне не нужно избавление, нужна передача, — он улыбнулся и сделал осторожный глоток. — У меня есть просьбы и проще, но их можно обсудить позже, важнее это для клиента, чья дочь была ранена в случае прошлой ночью. Дитя умирает, и Лига не может помочь.

Боль на лицах близнецов вспыхнула в голове, я содрогнулась.

— Не могу ничего сделать. Их Забиратели — обученные Целители. Я — нет.

— Я не говорил, что они не хотели помочь. Они не могут. У них нет пинвиума.

Стакан выскользнул из руки, чай пролился на блузку. Нет пинвиума? Так не бывает! У них был огромная Плита. Туда поместилась бы боль сотен…

— Случай с паромом, — прошептала я. — Они все использовали? Но как?

— Они ожидают еще, но клиенты не могут терпеть до прибытия поставки. Их девочка умрет к тому времени.

Не только дитя. Сколько еще пострадало прошлым вечером? Сколько страдало каждый день? Что будет делать народ, если узнают, что исцеления нет? Паниковать, может, восстанут. Может, будет хуже мятежа из-за еды, когда солдаты герцога сначала схватили выступивших фермеров, а потом пытались заморить нас голодом.

Горечь подступила к горлу. Потому Тали пропала? Она исцеляла прошлым вечером? А если ей стало плохо из-за боли?

— Мерлиана? — чародей стукнул костяшками по столу. — Девочка?

— У… у вас еще осталось немного пинвиума, да? Почему ваши Забиратели не помогут?

Он посмотрел на Джеатара и кашлянул.

— Моя поставка тоже в пути, прибытие отложили из-за интереса герцога в Верлатте. Для такого исцеления у меня не хватает рук. А оставшихся запасов хватит лишь на боль пары сломанных костей.

Холодный чай пропитал блузку и добрался до кожи, но мне уже было холодно. Это объясняло секретность и мое похищение. Если люди подумают, что я могу помочь, они облепят меня. Но Джеатару не стоило так бояться. И он не врал, я узнала о Тали.

— Они хотят, чтобы я исцелила их дочь и передала боль им, пока Лига не пополнит запасы.

Он рассмеялся, и остатки моего спокойствия развеялись.

— О, нет, не совсем так. У них есть другая цель для боли, — он встал и жестом поманил меня. Я опустила стакан на дорогущий стол и пошла за ним.

Мы прошли в другую комнату. Маленькая темноволосая девочка лежала на столе с одной стороны, ее конечности были в крови, кожа — серой. Рядом с ней женщина в шелках плакала в плечо мужчины, одетого лучше чародея. Он поднял голову, когда мы вошли.

— Это она? — отвращение смешалось с отчаянием. — Она согласна?

Грязный светловолосый мужчина стоял за ними, мял кепку рыбака в руках. Сорняк в вазе цветов.

Взращенные улицей инстинкты говорили мне бежать. Аристократы басэери не работали с рыбаками, пока они не хотели что-то, что легко не получишь. Этот человек мог быть тут только для одного.

— Милая, эта семья хочет заплатить тебе тридцать оппа за исцеление их дочери и передачу боли тому человеку.

Все после «тридцати оппа» было размыто. Я могла и за полгода столько не заработать. Если я сделаю это, мне не будет нужно работать, пока я ищу Тали.

Я посмотрела на рыбака. Выгоревшая кепка, выгоревшие штаны и рубашка. Они платили ему или заставляли?

— Не знаю…

— Ты говорил нам, что она это сделает, Зертаник, — крикнул отец.

Зертаник, чародей, вскинул руки, помахав ими, словно они горели.

— Дайте ей время, мы обрушили на нее все. Милая, дитя умирает. Нет времени.

— Она просто хочет больше денег. Пятьдесят оппа.

Мой выдох было слышно в Верлатте. Пятьдесят оппа! Так можно было бы нанять кого-то искать Тали, и мне бы осталось еще на месяца. Но…

— Простите, но это не правильно. Он не сможет работать, когда я передам боль.

— Ему хорошо заплатят, — прошептал Зертаник.

Может, но мне это не нравилось. Они словно покупали нас, как другие товары.

— Я не знаю, сколько боли передам ему.

— Но мы знаем, что боль делает с ней, — заголосила мать. Отец обнял ее.

— Ты дашь нашей дочери умереть? — сказал он, глядя с угрозой, словно меня это убедило бы. Я уже была виновата.

Ради святой Сэи, это не моя вина. Не мне решать, кому жить, а кому умирать. Мне нужно было заботиться о своей семье, а осталась только Тали.

— Я сделаю это, если и вы возьмете немного ее боли. Троим ее будет проще вынести, пока вы не дождетесь Целителя Лиги.

Мать снова закричала, в этот раз от ужаса. Отец посмотрел на меня, словно я заставляла его есть землю.

— Мы? Мы важные представители герцога, девочка. Если мы будем прикованы к постели, то не сможем выполнять работу.

Вина испарилась. Конечно, они думали, что жизнь их дочери важнее, чем рыбака. Они были такими же, как и все аристократы басэери, которые выгоняли семьи из домов, когда началась оккупация герцога, следя, чтобы мы вели себя прилично и не мешали поставке ценного пинвиума. Бунтовать без еды сложно. Я скрестила руки на груди.

— Простите, но мой ответ нет.

Голоса взорвались. Отец кричал, мать выла, Зертаник пытался их заглушить. На миг ему удалось призвать к тишине, и раздался тихий голос.

— Прошу? Ради меня? — сказал рыбак.

В его словах было столько печали, что я чуть не заплакала.

— Вы не знаете, о чем просите.

— Знаю. Прошу, мисс, я потерял лодку пару месяцев назад. Я не могу работать, а у жены будет четвертый ребенок, — он кивнул на родителей. — Они предложили год платить ренту, если я помогу. Пока мне будет плохо, смогут работать мои старшие мальчики. И они умеют рыбачить, так что мы не будем голодать.

Нет, я не хотела этого снова.

— Вы можете умереть.

Он кивнул.

— Знаю. Но у моей семьи будет год, чтобы встать на ноги. Нужно использовать шанс.

Я посмотрела на умирающую девочку и ее семью. На чародея и преследователя. Джеатар выглядел нерешительно, смотрел нечитаемым взглядом на девочку, а потом склонился и шепнул в ухо Зертаника. Глаза чародея расширились на миг, и он кивнул.

— Милая, если сделаешь это, я спрошу у своих источников Лиги о твоей сестре. У меня влиятельные связи.

На меня смотрели пять лиц с надеждой, но по разным причинам.

— Прошу, мисс, — тихо сказал рыбак.

Он пытался спасти семью. Они пытались спасти свою дочь. Мне нужно было спасти Тали. Это ведь не отличалось от помощи Данэлло и его семье?

Мне хотелось уйти, но пятьдесят оппа! И мне не нужно было убегать от крокодилов ради них.

Я кивнула, мать снова зарыдала. Я прижала руки к девочке и попыталась не думать о шансе рыбака. Это было сложно, когда я ощутила, как она ранена. Каким раненым он будет себя чувствовать, когда я передам ему всю эту боль. Это не будет раной для него, но не могла ли такая боль убить?

— Уверены? — спросила я рыбака. — Это… — я посмотрела на родителей, — ужасно.

— Уверен.

Я повернулась к Зертанику.

— У вас есть еще койка или стол?

Он махнул Джеатару, а тот ушел и вернулся с дешевым столом, какие бывали на рынке.

— Поставьте рядом с ней, — попросила я, — рядом со мной. Мне нужно быть между ними.

Хотя они не заслужили пощады, рыбак заслужил, и я не хотела говорить, что ребенок изранен так, что я сомневалась, что выдержу ее боль, чтобы передать. Некоторые вещи людям лучше не знать.

Я положила ладонь на каждого, стиснула зубы и потянула. Боль поднялась по руке, вспорола грудь и спустилась по другой руке быстрее, чем я тянула, будто хотела выйти раньше, чем ее поймают. Точки появились перед глазами, красные, темнеющие и бледные. Боль полилась в рыбака, и я уже никак не смогла бы остановить это.

Едва держась на ногах, я закрывалась от его криков мыслями о Тали.

* * *

Джеатар прижал к моему лбу влажную тряпку, пока Морелл вытирал мою рвоту в зале. Я чуть не попала на его обувь, спеша к двери, но лучше от этого не было. Джеатар донес меня до дивана, когда я опустошила желудок, я лежала, но комната все равно кружилась.

— Лучше стало? — спросил он с тревогой на лице. Морелл зыркнул на меня, но ему было лучше, значит, где-то было немного пинвиума для помощи ему.

— Немного, — крики рыбака прекратились. Я пыталась удержать немного боли, но она лилась по мне, как река Сиден, я не могла ее остановить. Я едва выжила, а ему теперь с этим мучиться. Святая Сэя, прошу, пусть он выживет. — Что с ним будет?

— Зертаник приказал отнести его домой. О нем позаботятся.

— Он не сможет долго терпеть такую боль. Даже если пинвиума мало, заберите из него немного, прошу. Там все хуже, чем мы думали. Он не выдержит, — желудок сжался.

— Тише, — он положил ладонь на мое плечо, но я заметила сомнения в его глазах. Он быстро это скрыл. — Через день или два прибудет пинвиум, и мы купим у него боль.

— Как можно быть уверенным, что поставки доберутся сюда? — он не мог ничего обещать, пока Верлатта в осаде.

Джеатар посмотрел на дверь Зертаника.

— Он следит за этим. Не переживай, рыбак будет в порядке.

Не будет. Кто мог выдержать такую боль? Ею можно было убить ребенка, а то и взрослого. Я закрыла глаза, но от этого только четче вспомнила его боль. Я снова открыла их. Это все ради Тали. Я выстою, если буду помнить это.

— Он спросил о Тали?

— Уверен, он этим займется.

— Когда вы будете что-то знать?

— Из Лиги сейчас приходит мало информации. Может, уйдет день или два, чтобы что-то услышать.

Доживет ли рыбак? Что я наделала?

Дверь открылась, вышли богачи, девочка спала на руках матери. Отец полез в карман и бросил пригоршню монет мне на грудь. Я вздрогнула, но они не горели. А должны были после того, как я их заслужила.

Десять оппа.

Я села, монеты съехали на колени.

— Вы говорили пятьдесят.

— Ты не помогла ей ради нас, ты делала это ради того человека и себя. Повезло, что я тебе хоть что-то дал, — они вышли из здания и хлопнули дверью.

Джеатар недовольно нахмурился.

— Они должны были заплатить вдвойне, — пробормотал он.

— Мне нужно уходить, — вдруг блузка показалась мне тесной, мешающей дышать. Я быстро спрятала монеты в карманы, не желая больше касаться их без надобности. — Найдите меня, как только услышите о Тали.

— Где ты будешь?

Я замешкалась. У меня уже не было дома. Сдержит ли он обещание или обманет, как эти басэери?

— Я найду. Я буду приходить сюда каждый день.

Он оглянулся на дверь.

— Нет, сюда не приходи. Отправишь послание, и я тебя где-то встречу. Сама выберешь место.

— Хорошо. Мне нужно идти.

— Можешь отдохнуть дольше.

— Я не могу оставаться здесь.

Зертаник появился, когда я пошла к двери.

— Милая, вела ты себя плохо. Те люди предложили хорошую цену за услуги, что можешь оказать только ты, а ты ужасно с ними обошлась. Надеюсь, больше это не повторится.

Джеатар кашлянул.

— Сэр, не думаю, что нам стоит…

— Не неси ерунды.

Сердце колотилось в моей груди.

— Я не буду больше такое делать.

— Подумай о деньгах.

— Ага, целых десять оппа, — папа говорил, что клиенты были сделками, и я продала свою силу по дешевке.

Он нахмурился и разгладил рукава.

— Они обиделись, когда ты отказалась помочь. Если бы ты была сговорчивее, уверен, они заплатили бы больше.

Я схватилась за ручку двери, но он перехватил мою руку и остановил.

— У нас есть другие клиенты, и они хорошо заплатят.

— Нет.

— Ты больше не будешь голодать. И сможешь найти себе место с ванной.

Я вспомнила старый дом. Свою комнату, две ванны, столовую, кухню и комнату для чтения у огня. Задний двор, маленький, но наш. Без Тали и семьи? Нет смысла.

Как можно было глупо подумать, что это было настоящее исцеление? Настоящие целители не ранят людей. Никогда. Кровь зашумела в ушах, но не могла заглушить крики в моей голове.

— Я больше никогда не буду этого делать.

— О, уверен, что будешь, дорогая. Не сомневаюсь, — он улыбнулся, будто знал то, чего не знала я.

Я вырвала руку из хватки и толкнула дверь, а потом побежала так быстро, как могла на дрожащих ногах.