Они хотели приз. Хотели так, что украли меня у Ищейки. Хороший план. Дикий, но хороший.
— А как же девочка, что была со мной? — спросила я, пока руки связывали.
— Не знаю, все равно, — сказал дядя, потирая плечо. — Должна быть свободна. Люди в доках были не рады, что пару Забирателей арестовали.
Парень кивнул.
— Особенно тот парень, да, Фесо? Светлый, высокий. Он называл тебя героем. И он поднял шум.
Данэлло.
— О, да, — Фесо рассмеялся и покачал головой, словно не понимал такого поведения. — Рэсик слушал, а потом улыбнулся.
— Тогда у меня появилась идея, — парень, Рэсик, подмигнул и постучал по виску. — Пусть рискуют, а, если выйдет, мы схватим тебя и уведем из-под их носов.
Эти люди были готовы смотреть, как солдаты сжигают дома, чтобы украсть то, что останется. Сбежать вряд ли выйдет. Боли осталось мало, убежать со связанными руками я не могла. Я не могла рассчитывать на спасение, ведь не знала даже, ушли ли остальные. Вианд могла схватить их всех.
— Что вы сделаете со мной? — спросила я.
— Убьем, — сказал спокойно дядя.
— Голова подойдет им, да? — добавил Фесо. — У нас есть ящик? Будет грязно.
Желудок был готов устроить им грязь сейчас.
— Не нужно так делать.
— У тебя есть пять тысяч оппа? Тогда отпустим.
— Стойте! На плакатах не говорится, что я должна быть мертвой, — они замолчали. — Герцог хочет меня живой. Убьете, и не получите ничего.
Фесо нахмурился.
— Никто не хочет преступников живыми.
— Герцог хочет. Я нужна ему, — я не знала, зачем, но надеялась, что они не спросят. К счастью, они не ударили меня сразу. Я не хотела, чтобы меня отдали герцогу, но так моя голова была бы на плечах.
Было сложно придумать план без головы.
— Не думаю, — Фесо поднял топор, который я не заметила на столе.
Прошу, святая Сэя, нет.
Рэсик вскинул руку.
— Погоди, а если она права?
— Голову проще отнести в Басэер, — пробормотал Фесо.
— Нет, если от этого проку не будет, — дядя смотрел на Рэсика, словно мог предсказать будущее по его веснушкам. После долгой минуты он сел за стол рядом с Фесо. — Будет сложнее доставить ее туда, но мальчик прав. На плакатах не было ничего про смерть, а обычно уточняют. Мы сможем сунуть ее в телегу.
— Но не сможем скрыть.
— Рэсик, — отмахнулся дядя. — Возьми тот ящик. Она поместится.
— Может, проще будет идти? — спросила я.
— Нет, ты убежишь.
— А если я пообещаю не убегать?
— Знаешь, — сказал Фесо дяде, — головы не болтают.
Я замолчала. Рэсик рассмеялся.
— Бери ящик, чтобы мы убрались отсюда.
Это было плохо. Я разглядывала комнату, надеясь, что придумаю идеальный план побега. Один стол, три бандита, три стула, четыре матраса. Окон не было. Только одна дверь. Дядя уже показал крепкую хватку, Фесо был крупнее и шире, у него было столько шрамов, что он явно был не прочь пустить кровь в драке.
Дядя не смотрел на меня. Его голова была склонена над бумагами на столе. Мне показалось, что это карты. Фесо смотрел на меня все время без эмоций.
Он рассмеялся. Если крокодилы умели смеяться, так это и выглядело.
— Она хитрая. Смотри — она планирует побег.
— Нет, — сказала я.
— О, ага. Я видел, как ты озиралась.
— Можно завязать ей глаза, — сказал дядя, не отрывая взгляда от карт.
Фесо встал из-за стола и подошел к матрасам.
— И вставить кляп. Ставлю десять оппа, что она будет кричать всю дорогу, если мы этого не сделаем.
Дядя кивнул.
— Хорошо.
Фесо вытащил из мешка полоски ткани и подошел ко мне. Я не знала, чем были раньше эти полоски, но они не выглядели чистыми и мягкими. Чем ближе он был, тем сильнее я ощущала запах. Что-то кислое.
— Не надо.
— Смотрите-ка, — сказал он, завязывая одну из полосок узлом. — Вредничает. Открывай.
Я покачала головой. Он схватился за мою челюсть, надавил на щеки. Мой рот открылся, он толкнул узел мне в рот, концы полоски завязал за головой. Я скривилась, когда в узел попали и мои волосы.
Фесо улыбнулся и тряхнул второй полоской. Пыль полетела на мою голову. Я задержала дыхание, чтобы не чихнуть.
— Лучше закрой глаза, — он встал за мной. — Эта грязная.
Я зажмурилась, и он завязал мне глаза. Зато так было проще сдерживать слезы.
Стук, приглушенные голоса. Это я слышала примерно час. Я считала минуты, но сбилась на двадцать какой-то, когда кто-то чихнул. Я надеялась, что это Фесо, хотя это не было похоже на отмщение.
Дверь открылась, стук стал громче.
— Почему так долго? — спросил дядя.
— Ящик тяжелый, — сказал Рэсик, что-то хлопнуло. — И там много людей кричат и кидаются. Улицы переполнены.
Руки схватили меня за руку, подняли на ноги, потащили вперед к ящику.
— Хватай ее, — сказал Фесо, руки подхватили мои ноги. Я корчилась, но они схватили меня крепче. Я отыскала плоть, может, руку, и втолкнула туда свою головную боль. Мужчина закричал и бросил меня туда, где пахло рыбой и плесенью.
Что-то ударило меня по голове, пока я пыталась встать, и они рассмеялись.
— Лежи, — приказал Рэсик, словно я была собакой.
Крышка закрылась, и свет, что проникал через повязку, пропал.
Он связал мои ладони, но не руки, и я смогла убрать повязку с глаз, а потом и кляп. Рот был сухим, как скамейка. Как только я услышу толпу, я буду кричать.
Один край ящика подняли, я врезалась в другой. Через миг ящик подняли и с другой стороны, и мы пошли. Тихий шум доносился до меня несколько минут, он становился громче с каждым мигом. Я раскачивалась с ящиком, билась о стенки, пока мы спускались по ступенькам. Я слушала, ожидая шум людей, которые могли бы мне помочь, услышав крики. Я молилась, что остальные в безопасности и идут к Барникову.
Голоса вопили команды. Солдаты или стражи.
— Опустите, или арестую, — сказал кто-то, похожий на стража.
— Помогите! — я била руками и ногами по стенками. — Помогите!
Ящик упал на землю. Я билась и вопила, пока нож не появился сверху, задев мою щеку. Я отпрянула и прижала ладонь к порезу. Через миг нож пропал.
— Следующий будет с тяжелой стороны, — сказал Фесо в дыру.
С той стороны, где я спиной прижималась к стенке.
— Я не хочу рисковать деньгами, но головы не пытаются сбежать.
Я молчала, хоть порез покалывало, кровь текла по шее. Пахло копченым, запах неприятно смешивался с рыбой и плесенью. Запах рыбы становился сильнее. Лошади ржали, скрипело дерево, волны били о доски.
Видимо, мы были в домике на причале, там была конюшня. Но лошадей позволяли себе здесь только военные и богачи.
Это не мешало людям переправлять их. У эконома Гилнари была конюшня.
Как только я покину остров, мне конец. Мне нужно было сбежать раньше, чем они доберутся до парома.
Прошу, святая Сэя, сделай что-нибудь. У меня кончились идеи.
Голоса доносились, но я не могла разобрать слова. Может, дядя готовил телегу и лошадей.
— Я помогу с этим, — крикнул кто-то.
— Нет, я держу, — сказал Фесо, ударив по стороне ящика, где была моя спина. — Закричишь, — пробормотал он в дыру, — и все, кто попытаются тебе помочь, умрут.
Через минуту кто-то закряхтел, и я пошатнулась. Ящик резко встал на бок, и я упала на голову. А потом ящик выправили.
Надежда угасала. Я попала в телегу.
— Она сможет дышать там? — голос был приглушенным, но точно принадлежал дяде.
— Я сделал ей дыру, — ответил Фесо.
— Одной не хватит.
Телега пошатнулась, лезвие ударило в крышку четыре раза, а потом один раз сбоку. Я прижалась к другой стороне.
— Хватит?
— Лучше сделать их шире.
Лезвие вернулось, покрутилось в каждой дыре, пока в отверстия размером с виноградины не полился свет.
— Теперь рад?
— Ага, так она не зажарится. Там не станет грязно?
— Мы же ее не кормили.
Я поежилась, хотя в ящике становилось все жарче. До Басэера четыре, а то и пять дней пути. Я обходилась до этого без еды три дня, не дольше. Я знала тех, кто мог дольше, так что могла надеяться, что смогу, но как долго я проживу без воды?
— Паром грузят.
— Вовремя, — сказал дядя. — Святые, голова меня убивает. Разбуди меня, когда будем на материке. Я посплю.
Дверь скрипнула и закрылась. Телега поехала вперед.
Переданная боль. Скоро ли от нее загустеет кровь дяди? Скоро ли он умрет?
Надежда и вина смешались в неприятный узел в моем животе. Я убила его этим, он еще не знал этого. Я не видела, чтобы они сходили к Целителю. Может, к торговцу болью, но вряд ли они были по пути.
Я должна была ощущать вину. Но он убил бы меня мгновенно. Отрубил бы голову ради денег. И все же целители не убивали.
Крики толпы звучали в моих ушах. Убийца!
Я не была целителем и не могла им стать. Я могла быть или героем, или убийцей.
Простите, святые, но я не чувствовала себя никем из них.
Желудок сжимался от покачивания, меня тошнило от жара и тесноты. Я сосредоточилась на дыхании — вдох, выдох, вдох, выдох — чтобы сдержать тошноту. Я не думала, что Фесо хоть по какой-то причине откроет ящик, даже если будет шумно или начнет вонять.
Щелкнули поводья, покачивания усилились, кони набрали скорость. Если мы попадем в Басэер быстрее, я смогу выжить, но это было ужасно неудобно.
Я билась о стенки, синяки появлялись поверх синяков, порез на щеке открылся. Все болело. Руки и ноги пылали от ударов, спина, казалось, уже не выпрямиться. Зато у меня была боль, которую можно было передать, оказавшись снаружи.
И убить больше людей?
Я сглотнула. Они не были людьми, это были бандиты, убийцы. Это должно было что-то менять, но мне все равно было не по себе. Может, я смогу сбежать без передачи боли. Удавалось раньше, хотя в такой беде я еще не была.
Часы спустя свет в дырах пропал. Телега замедлилась и остановилась.
Шаги.
Кто-то повозился с замком, крышка поднялась. Свежий воздух полился в ящик, я глотала его, как воду. Наступила ночь, и звезды усеивали небо за плечом Рэсика.
— Двинешься, — сказал он, нависая надо мной с ножом, — и я захлопну крышку изо всех сил.
— Не буду.
Он бросил мне флягу с водой.
— Спасибо, — пот лился мне в глаза, но я не вытирала его и не трогала флягу.
Он пожал плечами.
— Все будет напрасно потрачено, если ты умрешь.
— Вы такие бессердечные?
Он опешил от этого, на лице возникло потрясение, потом вина, а потом злость.
— Это дело. Ничего личного.
— Поменяемся местами, и я послушаю твое мнение.
— Ты бы поступила так же.
— Нет.
— Ага, это ты сейчас так говоришь, но попробуй отказаться от предложенного. Это непросто.
Я улыбнулась, ему стало не по себе.
— Я отказывалась и от больших богатств.
— Тогда ты дура, — он захлопнул крышку и запер ящик.
Я вздохнула, сделала глоток воды и наслаждалась остатками свежего воздуха, пока он снова не стал спертым. Может, я была дурой. Где бы я была сейчас, если бы согласилась на предложение Зертаника, опустошила Плиту Лиги и помогла им со Светочем продать ее? Стояла бы в Верлатте, показывая им пустые кирпичи пинвиума и требуя за них целое состояние? Или жила бы без тревог в своем доме с Тали и Айлин?
Скорее всего, я была бы мертва или сидела бы с Зертаником и Светочем в темнице. Лучше уж так, чем то, что задумывал для меня герцог.