В больших городах не бывает таких трущоб, какие увидишь в провинции. На окраинах Бенсонс-Вэлли — в боковых переулках и по концам Мэйн-стрит — народ ютился в старых развалюшках, вовсе не пригодных для человеческого жилья. По фасаду одного из таких домиков в мельбурнском конце Мэйн-стрит помещалась лавка. Она словно склонилась набок, сквозь зияющие трещины в облезлой штукатурке стены виднелась кирпичная кладка. В этой лавке и трех примыкающих к ней убогих комнатках жил Мэтчес Андерсон со своей злосчастной семьей.

В задней комнате, служившей кухней, миссис Андерсон занималась приготовлением обеда. По выражению морщинистого лица этой полной, бедно одетой женщины было видно, что мысли ее где-то далеко. На облупившихся стенах закоптелой кухни кое-где висели картинки с коробок из-под конфет и старые фотографии. Комод, буфет, стол и несколько разнородных стульев составляли всю меблировку комнаты. Изношенный, в пятнах линолеум покрывал пол. Пахло сыростью.

В темном углу сидел молодой человек, рыхлый и неуклюжий на вид, с толстыми губами и глазами навыкате, одетый в выцветшие серые штаны и рубаху без воротника. У него на скрещенных ногах лежало рукоделие — салфетка, на которой он вышивал узор цветными нитками. Он работал медленно и неумело, без старания и охоты.

Хозяйка ходила взад и вперед — от стола к крохотной железной плитке, находившейся в смежном с комнатой чуланчике.

— Что-то дело у тебя не клеится, Чарли, — сказала она. — Миссис Роджерс наверняка удивляется, почему ты так долго вышиваешь ее салфетку.

— Я стараюсь, мама, — медленно проговорил он, не поднимая головы.

— Кончал бы ты скорее, Чарли, ведь она всегда так добра к нам.

— Скоро кончу, мама. Вот увидишь, скоро я стану так же хорошо вышивать, как ты.

— У тебя и впрямь стало получаться лучше, но с твоей матерью тебе никогда не сравняться.

— Сравняюсь, мама, — сказал он, продевая в ушко иглы нитку другого цвета. — А все же мне надо бы поступить на работу и зарабатывать деньги.

— Тебе нельзя ходить на работу из-за припадков.

— Они почти совсем прекратились теперь, мама. Их было всего три за последний месяц. А раньше случались по три раза в неделю. Мне надо найти работу. Ведь работал же я на заводе в прошлом году!

— Так-то так, но ты сам знаешь, чем это кончилось. Выкинь ты из головы эту работу. Тебе дали пенсию, да и мы позаботимся о тебе.

— Подумаешь — пенсия… Отец без работы, получает пособие. И за квартиру уже сколько недель не плачено. — Он повернулся к матери и горячо продолжал: — Поступи я на работу, я бы вместо этой пенсии приносил домой пару фунтов, оплатил бы квартиру.

— Тебе хочется покупать побольше табаку, потому ты и заговорил о работе. Больно ты много куришь, Чарли.

— Табак у меня почти кончился, но я не попрошу больше до следующей недели. Кабы я работал, я мог бы покупать себе курево сам, да и в кино ходил бы на свой счет, раз на то пошло. Мне надо работать.

— Не можешь ты работать, Чарли, ты сам это знаешь. Тебе не позволяют выходить из дому одному из-за припадков.

Не отвечая, Чарли кое-как сложил вышивку, засунул ее в ящик буфета и неловко придвинул свой стул к столу. Мать накрыла на пять человек. Вошла женщина средних лет с растрепанными волосами и сломанными зубами. Ее движения выдавали возбужденное состояние; она начала есть, бормоча себе что-то под нос.

— Где дети? — спросила у нее старшая женщина.

— Идут, мама, — ответила та, продолжая есть.

Она ела неопрятно, чавкая и пуская слюни, которые текли по ее подбородку.

Тут в комнату вбежали две чумазые, но здоровенькие на вид девочки.

— Что на обед, бабушка?

— Тушеное мясо, очень вкусное.

Девочки весь обед болтали со старой женщиной, а более молодая продолжала неразборчиво говорить сама с собой; Чарли угрюмо молчал.

После обеда он пошел в свою спаленку, отделенную тонкой перегородкой от лавки, и уселся на кровать. Вот уже десять дней, как припадки не повторяются, размышлял он про себя, вполне можно бы поступить на работу. Парню в двадцать два года надо работать и оплачивать родителям свое содержание. Да, нужно идти искать работу, решил он.

А вдруг как выйду на улицу, случится припадок? Плохая штука эти припадки. Кажется, словно они непременно скоро начнутся снова… И все-таки нельзя же бесконечно сидеть за этим ерундовским вышиванием! Куда-нибудь да надо поступить.

Он решительно встал и подошел к самодельному платяному шкафу, стоящему в углу, достал оттуда легкое пальто. Молодчина Том Роджерс, что подарил его мне, подумал Чарли, настоящий друг!

Надевал пальто Чарли так бережно, словно это была величайшая драгоценность, а затем с восхищением оглядел себя в треснувшее зеркало, висящее на стене. Потом пригладил волосы гребнем и, удостоверившись, что мать и остальные — в задней половине дома, тихонько вышел на Улицу.

Он постоял перед лавкой, в нерешительности посмотрел в обе стороны и направился налево, вверх по Мэйн-стрит. Ступал он тяжело, на ходу слегка горбился, волочил ноги и болтал руками. Теперь, когда припадки почти прекратились, мистер Гэмбл должен взять меня на прежнюю работу, размышлял он. Тридцать шиллингов в неделю — это, что и говорить, маловато. Почти столько же я и сейчас получаю. А вдруг станут платить два фунта, тогда можно и вовсе отказаться от пенсии! Это мысль! Том Роджерс будет провожать меня на работу и домой, как и раньше. Теперь, раз припадки почти не повторяются, я, право, стою лишнего фунта! Чарли засунул руки поглубже в карманы брюк и потащился дальше.

С квартирой мы рассчитались бы в два счета. Завелись бы у меня карманные деньги. Ведь припадки могут и совсем прекратиться. Кабы они перестали меня мучить, как знать, может, я получал бы целых три фунта в неделю. Подумать только — какие деньги!

Нет, никогда я, наверно, не избавлюсь от припадков — они так и не отпустят меня до самой смерти. А все-таки нам давно пора выехать из нашей хибарки — того и гляди, завалятся стены. Если мистер Гэмбл даст мне два фунта, мы, может, и переедем в квартиру получше.

Чарли Андерсон свернул налево, в переулок, ведущий к молочному заводу; по обе стороны его тянулись корпуса завода. Чарли шел, не замечая ни ритмического лязга машин, ни шипения пара, ни гула кипятильников, моторов, установок для пастеризации молока, цилиндров, где изготовляется молочный порошок. Он вошел в цех сухого молока и решительно направился в находящуюся за ним контору.

Ему встретился Том Роджерс. Он катил перед собой полный бидон молока так легко и ловко, точно это был обруч.

— Здорово, Чарли, — крикнул Том, придерживая бидон, и добавил: — Мать знает, что ты здесь?

Чарли не ответил и поспешил в контору.

— Здравствуй, Бетти, — приветствовал он девушку, которая сидела за столом для справок.

— Здравствуй, Чарли, — весело ответила девушка. Затем, словно вспомнив что-то неприятное, с сомнением спросила: — Что ты здесь делаешь один?

Припадки у меня почти прекратились, Бетти. Мистер Гэмбл у себя?

— На что тебе мистер Гэмбл?

— Я… я хочу поступить на работу, — запинаясь, ответил он.

— Тебе нельзя поступать на работу, Чарли, иначе… А вот и сам мистер Гэмбл, поговори с ним, если хочешь.

Из-за огромных барабанов сгустителя показался человек средних лет в рубашке с закатанными рукавами и севшем, полинявшем от частой стирки комбинезоне.

Здравствуйте, мистер Гэмбл.

— Здравствуй, Чарли. Как это ты здесь очутился? Надеюсь, ты пришел сюда не один?

— Один, мистер Гэмбл. Припадки у меня почти прекратились, не то что раньше.

— А что говорит доктор? Он тебе позволяет разгуливать одному? — строго спросил мистер Гэмбл.

Он, конечно, сказал, что лучше бы кому-нибудь меня провожать. Но мне позарез надо найти работу, мистер Гэмбл.

— Если ты поступишь на работу, тебя лишат пенсии.

— Это неважно, мистер Гэмбл. Я прикинул, пара фунтов в неделю меня устроит. И я смогу отказаться от пенсии. Правда, так будет лучше, мистер Гэмбл?

— Ничего не выйдет, Чарли. Да и некогда мне сейчас. Ведь из-за того, что я тогда принял тебя на работу, у меня были неприятности. Да при твоем здоровье ты и не стоишь больше фунта в неделю. Лучше бы ты шел скорее домой, пока не начался припадок.

Но как же, мистер Гэмбл… — Чарли умоляюще шагнул к нему, но тот повернулся и пошел в контору.

— Бесполезно, Чарли. Иди лучше домой.

Чарли постоял в нерешительности, словно собираясь сказать что-то, затем медленно направился к выходу.

— Всего хорошего, Чарли, — крикнула Бетти вдогонку.

— До свиданья, Бетти, — ответил он, не оборачиваясь, и вышел, удрученный неудачей.

У двери Том Роджерс мягко сказал ему:

— Не расстраивайся, Чарли. Полгорода без работы. Ступай прямо домой.

Чарли промолчал. Он направился обратно той же дорогой, мимо заводских зданий. В уголках его рта появилась пена.

Значит, я не стою больше фунта в неделю! А за прошлый месяц случилось всего три припадка. Кровопийца этот мистер Гэмбл, вот он кто: не хочет дать человеку приличную плату. Как видно, никто меня не возьмет, заключил Чарли, нечего и надеяться. Все из-за этих припадков.

У поворота на улицу он остановился, потом пошел налево, к дому. Ноги его как будто еще больше волочились по земле, но все же они привели его к трактиру «Королевский дуб». Чарли перешел улицу, изо всех сил стараясь идти быстрее: он боялся проносившихся мимо машин. Возле здания городской конторы по найму он остановился, раздумывая. Потом тяжело поднялся по ступеням, вошел в помещение, огляделся и направился к конторке.

Вся загвоздка в припадках, думал он; и тут узнают про них. Эти припадки бывают у отца и у Фло, изредка даже и у детей. Только у мамы их нет. Я скажу, что они почти прекратились. Заплачу за квартиру и заведу карманные деньги. А то сиди дома за вышиванием! Волынка это все, одна волынка. Я не стану говорить про припадки.

Он сделал еще несколько шагов, ступая все тяжелее; зрачки его глаз расширились, на губах показалась пена. Он облокотился о конторку, бормоча что-то вслух.

Барбара, секретарша мистера Тая, подняла голову от машинки. Взгляд у этой блондинки лет тридцати был неприветливый.

— Чем могу быть полезной? — спросила она небрежно.

— Мне, видите ли, леди, хочется… получить работу…

Его спотыкающаяся речь перешла в неразборчивое бормотанье, он порывисто дышал ртом, губы покрыла обильная пена.

— У нас нет работы, — с тревогой ответила она. — Мы помогаем только безработным. Ваш отец получает у нас пособие.

Чарли плотнее прислонился к конторке и возбужденно сказал:

— Я хороший работник, леди. Дайте хоть какую-нибудь работу.

— Никакой работы нет, к сожалению.

— Да бросьте, леди. Дайте любую работу. Неважно какую. Самую грязную, что угодно. Мне надоело…

— Вы получаете пенсию?

— А зачем вы об этом спрашиваете?

— Нельзя получать пенсию, если работаешь.

— Пенсия тут ни при чем, леди. Мне нужна работа.

Чарли тяжело дышал и еле выговаривал слова.

— Так как же — вы получаете пенсию?

— Пусть получаю, но это никого не устраивает. Я хочу иметь работу… такую работу, чтобы… — последние слова перешли в невнятное бормотанье.

Вам лучше уйти. Вы не можете работать.

Почему не могу? Припадки почти прекратились последнее время. В прошлом году я работал на заводе, а теперь припадков почти нет. Я заплачу за квартиру. Так вот. Мистер Тай здесь?

— Мистера Тая сейчас нет.

Чарли в волнении всем телом навалился на конторку.

— Любую работу, какую хотите, мне все равно.

— Пожалуйста, идите домой, — сказала испуганная Барбара.

Чарли очнулся.

Ладно, леди, я пойду. Я пойду…

Он повернулся к двери, продолжая бессвязно бормотать и болтая руками.

— Мне что-то плохо. Надо скорее домой…

Вдруг Чарли издал пронзительный крик, похожий на вопль сумасшедшего, и грохнулся на пол.

— Мистер Тай! — закричала Барбара. — Мистер Тай! Скорее!

Чарли сводили судороги, его руки и ноги то взлетали вверх, то бились о линолеум. Глаза его закатились, из стиснутого, покрытого пеной рта вырывались сдавленные стоны.

Тай выбежал из своего кабинета и опустился на колени рядом с Чарли. Он попытался расстегнуть воротник его пальто и сорочки.

— Помогите мне, Барбара, быстро!

Перепуганная Барбара подошла к нему, и они вдвоем прижали корчившееся тело к полу. Одной рукой Тай расстегнул пуговицы.

— Дайте что-нибудь, надо разжать ему зубы, ведь он прикусит себе язык!

Нащупав у себя в кармане связку ключей, он запихнул ее в пенистый, мычащий рот.

Потом он отпустил ровно задышавшее тело и поднялся на ноги.

— Позвоните доктору Макдональду. Не знаю, что люди думают, позволяя этим эпилептикам разгуливать по улицам!