- Итак, матушка-настоятельница, вы полагаете, что Мари-Бернарда не обладала должными добродетелями, чтобы быть причисленной к лику святых. И, если я правильно вас понял, вы не верите ее рассказам о видениях Богородицы.

- Вы правильно меня поняли, - подтвердила абатисса.

- Благодарю вас, матушка, вы оказали неоценимую помощь каноническому дознанию. - Монах поднялся, чтобы уходить.

- Впрочем, у нее был один дар, - вдруг торопливо заговорила настоятельница, словно желая задержать епископского посланника.

- Дар? - переспросил бенедиктинец.

- Дар притягивать людей, - объяснила мать Мария-Тереза. - Своего рода харизма.

- Харизма?

- Очарование… да, очарование.

- Боюсь, я вас не понимаю. - Монах с удивлением смотрел на настоятельницу.

- Она была очень красива, - сказала та.

- Да, я видел фотографии, - кивнул бенедиктинец.

- На фотографиях этого не видно, - задумчиво проговорила старая монахиня. - Во всем ее образе было что-то неземное, и это нарастало с каждым годом, - продолжала она с неожиданной мягкостью в голосе. - Даже когда она только поступила к нам круглолицей толстушкой, в глазах ее было что-то, что не оставляло равнодушным. - Абатисса замолчала, припоминая, потом подняла глаза на бенедиктинца и сказала: - Долгая болезнь изуродовала ее тело, но и придала ее чертам некоторую утонченность. В конце жизни она была просто красавицей. Страдания преобразили ее.

- Оказывается, вы все-таки были привязаны к сестре Бернадетте, - заметил монах.

- Я любила ее как никого на свете, - сказала в ответ абатисса сдавленным голосом. - К моему стыду, я любила ее больше, чем Спасителя! Подумать только, она видела Бога!

По лицу старой абатиссы, сквозь лабиринт глубоких морщин, скатилась слеза. Правая щека старухи дрожала, словно струна.