Глава 22
Миновав кордоны парламентских войск, они добрались до ровной широкой долины с расположенной там деревней Уитли. Когда-то через сверкающий изгиб Темзы был переброшен древний каменный мост, но теперь часть его была разрушена и на дальней стороне провала был укреплен импровизированный подъемный мостик.
Солдаты, охранявшие переправу, принадлежали к роялистским войскам из Оксфорда, так что их легко убедили опустить мостик, на который и вкатился фургон. Лошади с трудом потащили повозку вверх по крутому холму. Когда дорога пошла вниз, Мейкпис впервые увидела город в долине: в просветах между деревьями виднелись силуэты церковных башен и шпилей, коричневатый камень и клочковатые голубые пряди дымков из труб.
– Не так давно это было прекрасное графство, – пробормотала Пег.
Сейчас окрестности Оксфорда выглядели так, словно настал конец света. Луга и пахотные земли были изрыты, разорены и истоптаны копытами, будто здесь проскакали четыре всадника Апокалипсиса. От рощ остались одни пни. А среди комьев развороченной земли посверкивали лужи, отражавшие клочки неба.
Впереди на обочинах дороги темнели две только что возведенные земляные насыпи, служившие примитивной защитой для моста. Справа, на расстоянии, виднелись еще несколько насыпей. Коричневый крутой гребень обхватывал северную сторону города. Вероятно, это защитная стена, но выглядела она так, словно раненый ландшафт поднялся на задние лапы, как огромный зверь, пытавшийся обороняться.
На земляных склонах копошились фигуры с лопатами и тачками.
– Не похожи они на солдат, – пробормотала Мейкпис. Среди работавших были мужчины и женщины всех возрастов и даже дети.
– Это жители Оксфорда. Выполняют свой долг по защите города, – пояснила Хелен.
– Либо это, либо плати пеню, – буркнула Пег. – Если бы передо мной стоял такой выбор, мне бы, возможно, тоже пришлось взять лопату.
За мостом и земляными укреплениями открылся величественный каменный арочный мост, охватывавший путаницу речных притоков. Перебравшись через него, они миновали прекрасное золотисто-песочное здание – колледж Святой Магдилены, если верить Пег, и приблизились к обветренным серым стенам. Часовой у ворот глянул в бумаги Хелен, держа их вверх ногами, и знаком велел проезжать. Фургон медленно вкатился в ворота, и они оказались в Оксфорде.
После Лондона это был первый большой город, который увидела Мейкпис, прекрасный и жуткий одновременно, и она сразу, без пояснений, поняла, что с этим городом что-то неладно.
Улица была широкой и красивой, дома – высокими и великолепными. Но прежде и сильнее всего ее поразил смрад, от которого в желудке все переворачивалось. Вдоль дорожек, по которым они проезжали, тянулись вонючие канавы, забитые гнилью и мусором. В одном переулке она увидела останки дохлой лошади с побелевшими глазами и кожей, усеянной зелеными мухами. Почти рядом дети набирали кувшинами воду из лужи.
Лица горожан на людных улицах были осунувшимися, изможденными, многие в шрамах. В воздухе будто маячил призрак голода, и во рту у Мейкпис появился вкус неизбывного отчаяния. Все казалось таким же разоренным и растерзанным, как земля в окрестностях Оксфорда.
Красота только усугубляла ситуацию. Мейкпис глазела на огромные здания со стройными колоннами, каменной резьбой, тонкой, как кружево, и башнями, которые могли бы украсить даже собор. Здания высоко держали голову, но их фасады были грязны и смердели. Все равно что поблекшая, полубезумная придворная красотка в изящном туалете.
Хелен остановила фургон у Мертонского колледжа и отдавала приказы. Пока бочонки разгружали, Мейкпис рассматривала золотистый камень здания и причудливые дымовые трубы.
– Нам отвели комнаты, – объявила Хелен.
Они втроем последовали за молодым человеком, который повел их через две улицы и открыл дверь лавки «белого» пекаря, который пек дорогой белый хлеб для аристократов. Сам пекарь, тощий сорокалетний мужчина с хорошими манерами, смиренно кивнул, когда ему сказали, что предстоит принять еще больше гостей, и даже ухитрился вымучить нечто вроде улыбки при виде Хелен, протянувшей ему несколько листочков бумаги.
– Что это? – шепотом спросила Мейкпис у Пег.
– Плата за постой… или станет платой, как только война будет выиграна, – решительно ответила Пег. – Тогда все верные слуги короля смогут предъявить эти расписки и получат все, что им должны.
Мейкпис начинала понимать, почему у пекаря такой расстроенный вид и почему полки его лавки пусты. Расписки – всего лишь ничем не подкрепленные обещания короля. И возможно, не слишком пригодятся, чтобы отогнать волка от двери.
Вновь прибывших проводили в крохотную каморку с убогой походной кроватью и маленькими окнами.
– Простите, но лучшего помещения нет, – устало вздохнул пекарь, – потому что все забито постояльцами. У нас уже есть офицер, свечных дел мастер, жена ювелира и драматург. Очень много народа бежит в Оксфорд в поисках безопасности – сами знаете, как это бывает.
– Вы когда-нибудь слышали о враче по имени Бенджамен Квик? – спросила Мейкпис.
– Нет, этого имени не помню. – Пекарь нахмурился. – Но если он знает свое дело, значит, очень занят и востребован. Разве вам не известно, что в городе гуляет тиф?
– Тиф?
Спутницы Мейкпис переглянулись удивленно и встревоженно.
– Солдаты принесли его из лагерей в окрестностях Рединга, – пояснил пекарь, не в силах скрыть звучавшую в голосе горечь. – Моя жена варит снадобье, но я боюсь, что из-за мускатного ореха его изготовление дорого обойдется. Поэтому нам придется просить за это деньги.
Мускатный орех был редкой пряностью, известной своими целительными свойствами и почти магической способностью защищать владельца от чумы и других болезней.
– Мы останемся, пока не завершим дела, но не долее того, – резко отчеканила Хелен, – и с радостью заплатим за снадобье вашей жены.
Мейкпис ничего не оставалось, кроме как согласиться. Под каким предлогом можно избегать королевского двора, находившегося сейчас в изгнании? Вряд ли она сумеет привести достаточно веский довод.
При этой мысли девочка занервничала. Хотя бы потому, что понятия не имела о придворных манерах. Кроме того, вполне вероятно, что там может оказаться один из Фелмоттов или их друг, который посещал Гризхейз. Оставалось надеяться, что никто не ожидает увидеть при дворе вечную судомойку, наряженную в шелка и бархат.
Оставшись в своей комнате, Мейкпис и Хелен попытались хоть как-то привести себя в порядок для визита ко двору. Мейкпис снова облачилась в богатую одежду и скрыла мозолистые руки под перчатками. Пег позаимствовала у хозяйки щипцы для завивки и целый час старательно завивала волосы спутниц, а потом тщательно напудрила их лица, потому что обе выглядели от усталости серыми, как сама смерть.
Две бессонные ночи не прошли для Мейкпис даром. Ее мутило, голова была неприятно легкой. Она устала, но спать не могла и задавалась вопросом, сумеет ли когда-нибудь уснуть вообще. Медведь же совершенно измучился и сейчас дремал.
Мейкпис с легким уколом боли поняла, что ей нравятся Пег и Хелен. Если они когда-нибудь узнают, что она их обманывала, возможно, отдадут в руки правосудия как вражескую шпионку. Но она не держала на них зла за это. Ей пришлось по душе, что они встречали опасность с улыбкой и старались руководствоваться здравым смыслом, обходясь без хвастовства, ненужных клятв и вздымания шпаг к потолку.
Сама Пег решила остаться, чтобы присматривать за вещами.
– Это город голодных, – заметил она. – Даже честные люди иногда забываются. У дьявола нет лучшего друга, чем пустой желудок.
– Но мы привезли деньги для короля! – напомнила Мейкпис, вспомнив о целом состоянии в золоте. – Неужели он не может заплатить людям монетами, а не клочками бумаги?
Пег печально усмехнулась:
– О нет. Все будет немедленно потрачено на долгожданную выплату жалованья солдатам. Если король не найдет золота… весь гарнизон восстанет и разнесет город. Поверьте, в этом случае жителям придется куда хуже!
– Дайте человеку шпагу и пистолет, – поддержала Хелен, – и оставьте его голодным на несколько недель, тогда всякий покажется ему врагом.
– Не печальтесь так, – флегматично утешила Пег. – Благодаря нам силы его величества пока что не разбегутся и не подадутся в разбойники. Насколько мне известно, мы, возможно, только что повернули вспять ход войны.
У Мейкпис упало сердце. Для человека, который не испытывает преданности к какой-то стороне, она на удивление глубоко погрязла в военных хитростях. Может, ей стоит бежать в Лондон, явиться в парламент и там искать убежища от Фелмоттов, но, возможно, своими поступками она успела сжечь этот мост. Если до парламента дойдет правда о том, что она контрабандой привезла целое состояние для армии короля, вряд ли там поймут ее мотивы.
– Колледж Церкви Христа – там расположился королевский двор, – рассказывала Хелен, пока они шли по улицам. – Если король сейчас не на охоте, в это время он непременно будет при дворе.
«Если король не на охоте…»
Оксфорд стоит посреди огромной разоренной пустоши, окруженной войсками парламента. Но король, разумеется, покинул город, чтобы поохотиться. Ну конечно.
При виде колледжа у Мейкпис перехватило дыхание. На ее взгляд, он выглядел как величественный дворец. Резной золотисто-коричневый камень, из которого было построено здание, напоминал чудесное пирожное.
У сторожки привратника документы Хелен снова проверили, и женщинам позволили войти. Мейкпис словно очутилась в волшебном мире.
Дым, вонь и толпы остались где-то позади. За темным крытым входом раскинулся широкий, заросший травой двор, где хорошо одетые леди и джентльмены гуляли, сидели, играли на музыкальных инструментах. Лоснящиеся откормленные собаки катались по траве и весело гонялись друг за другом. Два джентльмена, похоже, играли в мяч. В стороне паслись животные. Высокие золотистые стены, возле которых стояли часовые, охраняли маленький рай.
Атмосфера была какой-то нереальной, словно Карл, подобно сказочному королю, волшебством сумел перенести дворец в сердце отчаявшегося города.
Хелен приветствовала друзей и кокетливо отвергала комплименты взмахом веера. Но тут серьезный бородатый мужчина отвел ее в сторону, попросив разрешения поговорить, и сгоравшая от смущения Мейкпис осталась одна. В довершение всего оказалось, что двое мужчин на другом конце сада наблюдают за ней. Она была в этом уверена.
Один выглядел смутно знакомым. Но только заметив роскошные кружевные манжеты, она поняла, кто перед ней. Этот молодой человек был тем самым, кто бросил в товарища платком, а потом униженно извинялся перед леди Эйприл в Двенадцатую ночь. Возможно, он тоже ее узнал, несмотря на новый наряд. А вдруг все заметили ее неуклюжую походку и унюхали въевшиеся в кожу за три года бараний жир и золу из очага?!
Тут она заметила, что молодой человек что-то прошептал своему спутнику и провел пальцем по подбородку. Мейкпис ощутила, как от солнца повеяло холодом. Значит, он разглядел ямочку у нее на подбородке! Вполне возможно, что он не узнал ее, но предположил, что в ней течет кровь Фелмоттов. Первым порывом было спрятаться за одной из смеющихся компаний и придумать, как выбраться из колледжа. Но какой смысл прятаться? Ее заметили. Даже если она сейчас сбежит, молодые люди наверняка начнут сплетничать о молодой девушке с подбородком Фелмоттов.
И вместо того чтобы скрыться, она подняла голову в тот момент, когда молодые люди смотрели на нее. Встретившись с ними глазами, она застыла, словно смущенная бесцеремонным разглядыванием. Оба картинно поклонились, прося их извинить, и Мейкпис улыбнулась им, как надеялась, очаровательно и учтиво. Очевидно, ее улыбка оказалась достаточно приветливой, поскольку оба сочли возможным приблизиться.
На расстоянии они казались теми же идеально ухоженными павлинами, что и раньше. Но когда подошли, она увидела отчетливые отметины, оставленные войной. Напудренные лица выглядели смертельно уставшими. Дорогие камзолы вычищены не так идеально, а сапоги видели больше битв, чем ваксы.
«Как странно, – подумала Мейкпис, вглядываясь в их лица. – Четыре месяца назад казалось, что они гораздо старше меня, но теперь стали совсем мальчишками, по крайней мере на вид. Слишком молоды, чтобы воевать».
– Мы напугали вас, – начал метатель платков. – Мы настоящие чудовища и заслужили ваши самые жестокие упреки. Простите за грубость, но мне показалось, что мы встречались.
– Не уверена, – покачала головой Мейкпис, стараясь немного смягчить свой акцент. – Но, возможно, я видела вас с одним из моих кузенов…
Они не узнали в ней служанку из Гризхейза, теперь она была почти уверена в этом. Раз она оказалась при дворе, значит, должна быть леди благородного происхождения.
Метатель платков обменялся понимающими взглядами с приятелем.
– Похоже, я знаю, о каком кузене вы говорите. Наш близкий друг. Он здоров?
– Я… давно его не видела, – осторожно ответила Мейкпис, которую застал врасплох его жизнерадостный тон. Неужели «близкий друг» – это Саймонд? Может, они не слышали о его дезертирстве?
– О нет, разумеется, нет! – воскликнул он любезно. – Теперь я вспомнил: Саймонд оказался двуличным изменником, и семья отреклась от него навсегда, не так ли? Никаких откормленных тельцов для нашего мальчика. – Он подмигнул пораженной Мейкпис. – Не волнуйтесь! Видите ли, мы все – участники этой шутки.
– Вот как!
Несмотря на недоумение, Мейкпис выдавила улыбку:
– Это… хорошо. Как… как вы узнали?
– Саймонд прислал письмо. – Метатель платков заговорщически подался вперед. – Ваша семья не единственная, которая ставит на обеих собак во время собачьих боев. Я знаю нескольких младших сыновей, перешедших на сторону парламента с тайного благословения родни. Если мятежники победят и поместья Фелмоттов будут конфискованы, парламент с благодарностью отдаст их Саймонду, так что земли, по крайней мере, останутся в семье. Ведь таков план Фелмоттов, верно?
Мейкпис не сразу поняла, что он имел в виду. Значит, некоторые благородные семьи вели опасную игру, чтобы любой ценой сохранить за своим родом земли предков, даже если победит «неправильная сторона». Для благородных семей подобные радикальные меры вполне оправданны, но она была совершенно уверена, что дезертирство Саймонда не было задумано Фелмоттами. Их ярость и потрясение казались абсолютно искренними.
– Он писал вам? Как интересно! Вы ему отвечали?
– Мы рассказали о слухах, чтобы не дать ему умереть от скуки, – пояснил метатель платков. – Он утверждает, что окружен фанатиками пуританами, мрачной сворой, которые день и ночь читают над ним молитвы и не позволяют развлекаться.
«Идиоты, – подумала Мейкпис. – Сообщать придворные сплетни вражескому офицеру! Немудрено, что он продолжает переписываться с этими гусями!»
Может, разоблачить ложь Саймонда и сказать его другу правду? Но если она сделает это, может упустить шанс.
– В таком случае вы можете мне помочь, – пробормотала она. – Нужно срочно сообщить кое-что кузену. Не скажете мне, куда послать письмо?
– Разве у вашей семьи нет способов с ним связаться? – удивился юнец.
– Были, но сейчас все рухнуло… Гонец, которому он доверил послание, мертв… – Мейкпис решила, что будет лучше не уточнять. – А сейчас нам просто необходимо срочно с ним связаться. Он улаживает семейные дела, и только ему известны определенные детали.
– Если сообщите мне, в чем дело, я добавлю несколько строк к своему следующему письму, – предложил метатель платков, на лицо которого легла легкая тень подозрительности.
– Простите, но не могу! Это очень щекотливые семейные проблемы. – Мейкпис поколебалась, но решила выложить козырную карту и, незаметно вытащив из кармана печатку леди Эйприл, показала ее так, чтобы видели только собеседники. – Я послана сюда Лучшими.
Метатель платка буквально посерел от ужаса. Очевидно, его страх перед леди Эйприл нисколько не уменьшился. Неудивительно, что именно ее выбрали шпионкой в пользу клана Фелмоттов.
Мейкпис ощутила неожиданное возбуждение. Власть – странная и пьянящая штука. Даже власть позаимствованная. Какое это головокружительное чувство – вызывать, а не ощущать страх!
– Не знаю, где его найти, – поспешно ответил юноша, – но он сказал, куда посылать письма. Я адресую их мистрис Ханне Уайт и отсылаю на ферму, которая находится к востоку от Брилла и принадлежит семейству Эйксуорт. Думаю, кто-то забирает их оттуда.
– Вы очень добры, – чопорно обронила Мейкпис. – Я знаю, что могу довериться вам. Ведь вы никому не расскажете о нашем разговоре?
Она укладывала кольцо обратно в карман, когда ее дернули за рукав. Рядом появилась Хелен.
– Джудит! Его величество готов нас принять.
Мейкпис подскочила от неожиданности и не сразу осознала сказанное Хелен. «Его величество готов нас принять». Не «меня», а «нас»! Ей предстоит аудиенция у короля Англии!
Паника овладела ею, едва Хелен сжала ее затянутую в перчатку руку и потащила за собой через квадрат двора к открытой двери. Они ступили в прохладный полумрак, благоухавший розовой водой, прошли мимо выкрашенных в белый цвет стен и деревянных панелей цвета темного меда. Придворные расступались, давая им дорогу. Мейкпис втягивала носом запах их духов с нотками корицы и мускуса.
Они вошли в роскошно обставленную комнату с высокими потолками, огромными окнами, шелковыми занавесками и укрепленными высоко на стене гербами. В комнате стояли какие-то люди. Но в середине, в кресле с высокой спинкой, сидел мужчина. Карл I, король Англии, Шотландии и Ирландии.
Мейкпис, давно научившаяся держаться перед Фелмоттами, поспешно опустила взгляд. Стоит глянуть ей в глаза, и он наверняка увидит там всю ложь. Если Фелмотты способны на такое, то уж помазанник Божий и подавно!
– На колени, – тихо произнесла Хелен.
Мейкпис последовала ее примеру и опустилась на колени.
Только когда Хелен стала рассказывать о путешествии и передавать документы и отчеты королевским секретарям, Мейкпис посмела украдкой глянуть на короля из-под ресниц. Оказалось, что лорд Фелмотт сказал сэру Энтони чистую правду: король был коротышкой. Его движения были несколько скованными и осторожными. Собственно говоря, он весь был скован, словно готовился наброситься на любого, заметившего его малый рост. Бородка у короля была элегантной и острой. На туфлях красовались банты.
Но лицо оставалось мрачным, морщинистым и отмеченным жестокой неуверенностью. Он был напряжен в ожидании очередной неприятности и, возможно, готов к возмущению – младшему брату достоинства.
Король выслушал доклад Хелен и кивнул:
– Сообщите нашим друзьям, что долг будет возвращен, как только подавят мятеж. Восстав против меня, мятежники восстают против самого Бога. Они не могут победить. Их поражение неминуемо. И будьте уверены, мы запомним как всех наших друзей, так и тех, кто предал нас или отказался помочь. – И тут, к испугу Мейкпис, он обратился к ней: – Мистрис Грей, полагаю, у вас тоже есть для нас отчеты?
В первую минуту в голове у Мейкпис не осталось ни одной мысли. Обычай короля говорить вместо «я» «мы» слишком напоминал привычки Фелмоттов. Но, когда король смотрел на нее, по спине не полз озноб и не возникало чувство, что с нее снимают кожицу, как с фрукта. Король не мог заглянуть ей в душу.
Она, заикаясь, рассказала о дезертирстве Саймонда и протянула письмо. Король прочитал его и сурово сжал рот.
– Пожалуйста, передайте лорду Фелмотту мое почтение, – холодно объявил он, – но постарайтесь подчеркнуть, что грамота должна быть возвращена. На карту поставлено наше доброе имя, как и имя семейства Фелмоттов. Известно ли, куда направился изменник Саймонд Фелмотт?
– Пока нет, – ответила Хелен, – но мы узнаем, кто был его друзьями при дворе. Таким образом мы обнаружим, кто его приютил.
– Идите с моим благословением и попросите остальных предложить вам ту помощь, какую они в состоянии оказать. Ну а пока могу заверить, что мы по достоинству оценим услугу, которую вы обе оказали нашей нации в этот день.
Он небрежно протянул руку, позволив женщинам по очереди коснуться кончиков его пальцев. Говорили, что прикосновение королевской руки может излечить золотуху, но его пальцы были теплыми и слегка влажными.
У Мейкпис немного кружилась голова, но не от трепета перед человеком на импровизированном троне. В этот момент История словно шла за ним по пятам, как огромная невидимая гончая. Но король ею не повелевал. Возможно, ему удастся ее покорить. А возможно, она его сожрет.
Хелен хотела остаться в колледже, узнать все последние новости от тех, кто недавно прибыл из других частей страны. Кроме того, она собиралась посетить знакомого астролога.
– Говорят, что несколько месяцев назад принц Руперт видел недалеко отсюда сошедший с неба огонь, – объяснила она, – который с ужасным треском разделился на пламенные шары. Все считают, что это какой-то знак, но никто не может понять, что он означает. Я хотела бы, чтобы ученый человек разгадал знамение. А вдруг это как-то повлияет на ход войны! – Ее улыбка была хотя и насмешливой, но явно вымученной. – В какое время мы живем… даже звезды падают…
Однако именно Хелен нашла человека, знавшего Бенджамена Квика.
– Последнее время его не видели, – рассказывала она, – но этот человек знает, где жил Квик несколько недель назад. Если повезет, вы еще можете найти его там. Он живет у свечного мастера рядом с Куотер-Войз, напротив Нищей скамьи.
Хелен порылась в карманах и вытащила маленький закупоренный пузырек.
– Прежде чем уйти, выпейте ложку снадобья нашей хозяйки. В городе гуляет болезнь, помните?
Удивленная Мейкпис послушалась. Снадобье имело вкус сладкого крепкого вина, мускатного ореха и других пряностей. Момент тоже был сладостно-горьким. Сначала Хелен сомневалась в намерениях и способностях Мейкпис, но все шло благополучно, и теперь она, казалось, была исполнена решимости ее опекать.
– Возьмите это. – Она сунула в руку Мейкпис маленький муслиновый мешочек. – Прижимайте его к лицу, чтобы очистить воздух, которым дышите, и не заразиться.
Мешочек шуршал при малейшем прикосновении. Поднеся его к носу, Мейкпис вдохнула запах сухих цветов.
– В городе сам воздух заражен – неудивительно, что так много больных.
Куотер-Войз оказался большим оживленным перекрестком, где толпились приехавшие на рынок.
Мейкпис нашла лавку свечного мастера, с вывески которой свисали желто-белые свечи, и вошла. Маленькая старушка с плотно сжатым ртом подметала пол.
– Я ищу мастера Бенджамена Квика. Он врач, – поспешно сказала Мейкпис. – Он по-прежнему живет здесь?
– Что-то вроде этого, – пробурчала старуха с кислой гримасой. – Но, как я понимаю, пробудет здесь недолго. Если поспешишь, может, успеешь его застать. Там, на чердаке.
Мейкпис быстро поднялась по скрипучей лестнице и нашла вторую, ведущую на чердак. Дети провожали ее удивленными взглядами.
Чердак под низкой, скошенной крышей оказался темным и пыльным. Свет проникал через единственное окно. Сначала Мейкпис подумала, что там никого нет, но тут же увидела дорожный сундук и книги, связанные шнуром и валявшиеся рядом с грязной, незастеленной походной кроватью. Первым чувством было облегчение. Доктор не мог уйти без вещей.
Но тут она поняла, что бугры и складки на кровати – это не скомканные простыни. Постепенно из полумрака выступило бледное лицо, такое бескровное, что казалось почти серым. В одеяло вцепились длинные руки. Щеки и тыльные стороны ладоней были покрыты едва заметными фиолетовыми пятнами.
В нос ударила вонь болезни и загаженной одежды. Неужели он мертв? Нет, руки еще подрагивали, и адамово яблоко еще двигалось при каждом вздохе.
– Мастер Бенджамен Квик? – прошептала Мейкпис.
– Кто здесь? – В едва слышном голосе определенно звучало легкое раздражение. – Мой суп… уже готов? И доберется ли он до меня, прежде чем я встречусь с Автором своего бытия?
– Простите, – пробормотала Мейкпис.
«Простите» было слабым выражением ее эмоций. Все, что она могла сделать, – проглотить жалость и разочарование. Те опасности, которые ей пришлось преодолеть, чтобы добраться до Оксфорда, были пережиты зря. Человек, лежавший перед ней, умирал. Его ногти были синими, как у утопленника, запавшие глаза обведены темными кругами. Ей стало жаль его, жаль себя, жаль Джеймса.
– Ты не дочка свечного мастера, – нахмурился Квик, вглядываясь в нее почти незрячими глазами.
– Нет. Мое имя – Мейкпис Лайтфут.
– Сочувствую, – прошептал доктор и прищурился. – Ты кто-то вроде пуританки? Что тебе нужно от меня?
– Я пришла просить вас помочь пациенту.
– Пациенты… как оказалось, вредны для моего здоровья. – Доктор снова закашлялся.
– И ничего нельзя для вас сделать? – спросила Мейкпис, все еще цепляясь за остатки надежды.
– Тебе бы следовало… позвать доктора, – промолвил Квик с невозмутимым видом, но тут же издал тихий смешок. – О нет, я сам доктор. Это… тиф. Я видел достаточно случаев… и знаю, что ничего сделать нельзя. – Он устало отвел глаза, но тут же испуганно заозирался. – Где ты? Ты ушла?
Мейкпис все еще маячила у люка. Ее маленький мешочек с сухими цветами неожиданно показался жалкой защитой от гнилой атмосферы чердака. Она не знала, насколько быстро можно заразиться тифом. Более того, всего две ночи назад она принимала ванну, так что поры могут быть до сих пор открыты для любой болезни! И все же она не могла позволить доктору умирать в одиночестве.
Девушка подошла ближе, дождалась, когда блуждающий взгляд доктора упал на нее, и увидела тень облегчения на его осунувшемся лице.
– Я все еще здесь. – Мейкпис нагнулась и подняла деревянный ящичек, стоявший у кровати. – Это ваш медицинский ящик? Могу я что-то вам дать?
– Пытался… Все, что мог, чтобы остановить эпидемию. – Было неясно, слышит ли ее доктор. – Убивал собак и кошек… приказывал дольше кипятить пиво, навещал больных…
Его взгляд остановился на груде бумаг. Доктор то ли рассмеялся, то ли закашлялся. Даже на расстоянии Мейкпис видела, что бумаги похожи на расписки, выданные «белому» пекарю: письменные обещания от короля.
– Мне хорошо… платили за это. Я умру… богатым. По крайней мере, богатым чужими обещаниями.
Похоже, длинная речь лишила его сил. Приступ кашля был так силен, что тело несчастного содрогалось. Он снова взглянул на Мейкпис и заморгал, словно не мог ее рассмотреть.
– Кто ты? – хрипло спросил он. – Почему ты здесь?
Мейкпис нерешительно сглотнула. Она не хотела мучить умирающего расспросами, но на чаше весов были другие жизни.
– Вы спасли человека, утверждавшего, что его преследовал призрак. Изгнали злого духа. Как вы это сделали?
– Что? Я… – Пальцы доктора непрерывно шевелились, словно закручивая невидимый винт. – Прибор… трудно объяснить.
– Доктор. – Мейкпис подалась вперед, пытаясь голосом пронзить туман лихорадки. – Я хочу спасти брата. В его голове сидят пять призраков, и если их не изгнать, он потеряет разум. Пожалуйста… где прибор? Он здесь? Может кто-то другой им воспользоваться?
– Нет… для этого нужна искусная рука…
Квик показал на гору вещей у кровати. Сначала ей показалось, что ему нужен прибор, но оказалось, что он безуспешно пытается взять маленькую потрепанную Библию. Она подняла Библию и положила ему на грудь, так что теперь он мог сжать ее слабыми пальцами.
– Почему ты спрашиваешь меня сейчас? Я сам… скоро буду призраком. – Очевидно, каждое слово стоило ему усилий. – Мои исследования… Сколько надежд и планов! – Он снова оглядел груду квитанций. – А в конце… ничего, кроме пустых обещаний.
Рука, сжимавшая Библию, дрожала, и Мейкпис поняла, что он перепуган.
– Могли бы вы спасти моего брата? – выпалила она. – Будь вы здоровы, могли бы сделать это?
– Что? – непонимающе спросил Квик. Его глаза снова заволокло пеленой.
Мейкпис вздохнула, набралась храбрости и уставилась в змеиные глаза собственного плана. При одной мысли о задуманном ей становилось плохо. Но на карте стояла жизнь Джеймса, возможно, даже его душа.
– Я могу спасти вас, если пообещаете спасти его, – сказала она.
Квик издал слабый горловой звук… скорее тень звука.
– Когда вы умрете, я смогу поймать ваш дух, прежде чем он уплывет, – пояснила Мейкпис с тревожно забившимся сердцем. – Таким образом я сохраню вас в этом мире. Вы последуете за мной. Пойдете туда, куда пойду я, и станете моим жильцом. Но все же будете по-прежнему видеть, чувствовать и думать, только через меня. Я даже позволю вам пользоваться вашим искусством, тоже с моей помощью. Иногда, конечно.
– Чудовищно… невозможно.
Похоже, она сумела встревожить Квика. Но сквозь тревогу проглядывал крохотный, мучительный проблеск надежды.
– Возможно, – настаивала Мейкпис. – Я уже делала это раньше.
– Ты… населена призраками?
Доктор поморщился. Лицо отражало подозрительность, сомнения и суеверный страх.
– Один призрак. Зверь. Но честный, – объяснила Мейкпис, запоздало жалея, что упомянула о своем жильце. – Он мой друг. – Она казалась себе жалкой и жестокой, но все же настаивала: – Так вы можете спасти моего брата? Вы его спасете? – Она даже не была уверена в том, какой ответ хочет услышать: «да» или «нет».
– Ты посланница дьявола? – Голос Квика был едва различим.
– Я посланница отчаяния. – У Мейкпис наконец сдали нервы от страха и бессонницы. – Воображаете, что я очень хочу таскать вас у себя в голове до конца жизни? Думаете, я предлагаю это с легким сердцем?
Долгая пауза. Дыхание доктора было слабым, веки едва подрагивали, и Мейкпис несколько раз почти уверилась: все кончено навсегда.
– Помоги мне, Боже, – прошептал умирающий.
Сначала Мейкпис сочла это отказом, но, встретившись глазами с доктором, сообразила, что он согласен.
– Прости меня, Господи, за это. Спаси меня, и я спасу твоего брата.
«Боже, помоги и мне», – подумала Мейкпис, взяв больного за руку. Дыхание Квика с каждой секундой слабело, а глаза смотрели сквозь нее.
– Когда придет время, не бойтесь, – сказала она очень мягко. – Найдите меня и двигайтесь к моему лицу. Я впущу вас, но вы должны приближаться спокойно… как гость. Если станете буйствовать и метаться, медведь разорвет вас в клочья.
В последовавшем молчании секунда за секундой уходили в неумолимое прошлое. Момент, где жизнь стала смертью, был таким тихим, таким спокойным, что большинство просто пропустили бы его. Но только не Мейкпис. Потому что она была Фелмотт.
Она заметила крошечную темную прядку пара, сочившуюся в воздух изо рта доктора и уже начинавшую горестно извиваться, словно в поисках убежища. Прядка была очень похожа на дух лазутчика, кравшийся изо рта лорда Фелмотта. Возможно, все души выглядели одинаково, когда оказывались обнаженными, лишенными плоти и крови, роскошной одежды или штанов из оленьей кожи.
Мейкпис вдруг ужасно испугалась. Но она зашла слишком далеко и слишком на многое осмелилась.
Девушка подалась вперед, борясь с желанием отпрянуть подальше от вони смертного ложа, и приблизила лицо к мечущемуся призраку. Сделала глубокий дрожащий вдох и почувствовала, как холодный дух доктора проникает в нос и в рот, а потом и в горло.
