Новый провожатый повел Мошку вдоль стены. Девочка на всякий случай отстала на три шага. Она привыкла заглядывать дареному коню в зубы — вдруг он кусается.

Выйдя на лунный свет, Мошка воспользовалась оказией, чтобы разглядеть спутника. Чуть ниже среднего роста, изящный, элегантный. Фрак напоминает лоскутное одеяло, сшитое из шерсти, кожи, холста и бархата. Большие, выразительные темные глаза обшаривают крыши и углы.

— Эй! — отважилась шепнуть Мошка. — Мне надо попасть к Сумеречным воротам. Там…

Следующее слово застыло у нее на губах. Вдали раздался хриплый вопль — то ли ворон каркнул, то ли человек закашлялся. Но вороны сейчас спят, а кашель невозможно услышать на таком расстоянии, даже в предутреннем безмолвии.

— Ха.

Таинственный спутник Мошки умудрился вложить глубокий смысл в этот короткий звук.

— Кричат у Часовой башни! — прошипела Мошка. — Меня там ждут люди, и они в беде!

— Все у них в порядке, честное слово. Надо уносить ноги, пока нас не взяли… а можно сломя голову броситься на предсмертный крик. Ну здорово. — Незнакомец смиренно вздохнул, глядя, как Мошка исчезает за углом. — Ладно, побежали.

Носитель лоскутного фрака, надо отдать ему должное, догнал Мошку, почти не запыхавшись. Девочка стояла за углом и бросала осторожные взгляды на темную громаду Часовой башни, невозмутимую, как вол под пытливым взглядом мухи. Перед башней не происходило ничего примечательного. Пустая улица казалась безмятежной, если не знать, что здесь должно стоять шесть человек. Для Мошки пустота была дырой на месте выдранной страницы.

— Они должны быть здесь! — Мошка укусила кулак, чтобы подавить внезапный приступ тошноты. — Должны быть здесь! Без них ничего не получится! Ничего… должны…

Девочка подпрыгнула, когда хозяин лоскутного фрака положил ей руку на плечо:

— Слушай, милая, мы обещали предупредить тебя, но про участие в самоубийственных забегах уговора не было. Судя по всему, твои враги знали не только о тайнике с письмом, но и о подкреплении. Совместная прогулка доставила мне изысканное удовольствие, но сейчас я вынужден откланяться. Меня ждет репетиция к завтрашнему выступлению. Спокойно, спокойно. Вспоминай, как дышать. — Похлопав Мошку по руке, он бросил взгляд на улицу, где тени пришли в движение. — И бежать. Да, милая. Определенно, пора бежать.

Десятиминутный забег не помог Мошке восстановить дыхание. Даже заметив, что спутник покинул ее, девочка не остановилась. Она бежала, пока ноги не подкосились. С распахнутым ртом девочка рухнула на землю. Перья на корзиночной шляпке дрожали. Мозг, прежде занятый перестановкой ног, осознал масштаб произошедшего бедствия.

Полный провал. Серебряная ниточка, связующая с уютным, безопасным дневным миром, оборвалась. Без подкрепления не организовать засаду на Бренда Эплтона. Никто не выбьет из него, где прячутся похитители. А еще, с замиранием сердца поняла она, у нее нет денег, чтобы заплатить десятину в ночь святого Пустобреха.

Завтра вечером похитители заберут выкуп, и Бренд Эплтон вывезет свою невесту из Побора. Потом по улицам поедет зловещая Скелошадь, чета Прыгуш не сможет откупиться от них… и они исчезнут вместе с Мошкой. Сообщить дневным союзникам о своей беде она тоже не может, потому что закладку стерегут. Что из этого следует? Клент со товарищи тоже в опасности? Мошка отчаянно вспоминала, что написала в первом письме. Не сболтнула лишнего? Смогут ли враги разгадать ее шифр?

Мошка закрыла глаза, сглотнула и попробовала собраться с мыслями. Надежда на подкрепление исчезла как дым. Скорее всего, их поймали Ключники. И убили. Она шепотом помолилась за этих людей, хоть не чувствовала к ним жалости. Все человеческие чувства вытеснили ужас и паника. Мошка поискала в себе сочувствие бедняжке Лучезаре, но не смогла отделаться от ощущения, что ей самой грозит куда большая опасность.

Прежде всего, Бренд Эплтон ни за что не сделает Лучезаре больно, а на Мошку Май его благосклонность не распространяется. У них назначена встреча, куда идти предстоит одной.

Беспросветная Бочка, где они условились встретиться, оказалась ночным вариантом Узкой Бочки. Это переулок, где балконы вторых этажей смыкаются, образуя верхний проход, так называемую Верхнюю Бочку. А тоннель внизу и есть Беспросветная Бочка. К счастью, юный факельщик как раз привел туда пару людей в плащах, и Мошке не пришлось искать место в кромешном мраке.

Эплтон предложил встретиться в «Страхе и Отвращении», напротив каменной чаши старого фонтана. Мошка не удивилась, обнаружив, что под вывеской скрывается распивочная.

У нее дрожали руки. Хотелось постоять, перевести дух, но она не рискнула. Колебание — это слабость, это кровавый след на земле, по которому сразу бросятся псы.

Хорошо, Мошка Май, сказала она себе, ты притворишься, что люди сэра Фельдролла благополучно добрались, что все хорошо и шестеро человек снаружи ждут твоего сигнала. Все как на подбор здоровяки и вооружены до зубов. Ты войдешь внутрь, будто у тебя в рукаве есть армия.

Она толкнула дверь. Распивочная, как большинство ночных домов, оказалась узкой и тесной. Табуретки разной высоты торчали кучками, как полянки грибов. Тусклые фонари стояли так низко, что были видны подбородки посетителей, волосы у них в носу и мешки под глазами, а щеки и лбы оставались в тени. Учитывая свой нелепый вид, Мошка искренне порадовалась такому освещению.

Бренд Эплтон сидел у стены под заплесневелым гобеленом, изображавшим кавалеристскую атаку времен Гражданской войны. Несмотря на сумрак, Мошка оценила, как сочно налились его синяки. Он снял перчатки и хмуро теребил их в руках. Слава Почтенным, Эплтон пришел один.

Мошка прочистила горло. Бренд Эплтон оставил в покое перчатки и подозрительно уставился на нее. Точно, он же впервые видит ее в лицо.

— Мистер Эплтон, — сказала девочка, и у него на лице проступило узнавание, понимание, удивление и нетерпение.

Когда Мошке попадался собеседник, у которого все эмоции написаны на лбу, она чувствовала себя уверенно. Но Эплтон, лишенный самоконтроля, пугал. Открытый, как дверь в клетку со львом. Беспечный, как взведенный пистолет.

— Садись, — пригласил он и вздрогнул, когда от улыбки треснула корочка на нижней губе. — То-то мне показалось, что у тебя молодой голос. — Он разглядел ее «ацедийский» костюм, и подозрение, оседлав лошадку на палочке, влилось в парад чувств у него на лице. — Говоришь, что жила в Манделионе?

— Не совсем. — Мошка взобралась на высокий табурет. Башмаки, оторвавшись от пола, повисли на пальцах. — Не жила там, а была проездом. Должен же был мой корабль куда-то пристать?

Манделион — крупнейший порт в этой местности. Логично, что таинственная иностранка приплыла именно туда.

— И откуда же плыл корабль? — Лошадка подозрения перешла с галопа на рысь, но хмуриться Эплтон не перестал.

Мошка облизнула губы. Появился соблазн распахнуть шлюзы красноречия и затопить Эплтона рассказами про экзотическую жизнь на далеком востоке. Эпонимий Клент так бы и поступил, но Мошка не рискнула.

— Из такого места, где меня не ждут, да и я сама туда не рвусь, — кисло буркнула она. — Давай не будем развивать эту тему. Тебе нужно знать только про Манделион.

Мрачная загадочность всяко лучше вороха небылиц. Меньше шансов облажаться.

Мошка по-прежнему читала Эплтона, как открытую тетрадь. Беспризорник из Манделиона вполне бы его устроил, а вот зеленая иностранка сбивала с толку. Экзотическое платье вкупе с привычным говором выдавало в ней самозванку. Но вдруг она все-таки дикарка с дальнего востока? Его крошечный разум, столкнувшись с такими противоречиями, забился в конуру и оттуда подозрительно рычал.

Мошка пожевала щеку, оценила остроту ситуации и решила рискнуть. Она соскользнула с табурета.

— Вот, значит, как, — фыркнула она. — Ты такой же, как все. Увидел зеленое лицо и сразу полез на потолок, будто в комнату вошел тигр. Ну так не бойся, тигр сейчас уйдет. Варись в собственном соку, мистер недорадикал.

Она сплела средние пальцы правой руки в якобы ацедийском жесте и угрюмо побрела к дверям. Сунь человеку что-нибудь в морду, он рефлекторно оттолкнет. Пригрози отобрать — он захочет вернуть.

Увы, Эплтон не позвал ее назад. Она дошла до самой двери. Пальцы сжали ручку.

— Эй, погоди! Стой!

Пока таинственная иностранка стояла спиной к Эплтону, у нее на лице играла зеленая улыбка.

— Эй, вернись! Сядь. Честное слово, больше не буду спрашивать про родину.

Мошка еле сумела прогнать улыбку с лица. Помогла ей мысль, что крючок-то рыба заглотила, только добыча у нее крупная и опасная, а удочка — хлипкая и короткая. С хмурым видом Мошка вернулась к столу и взобралась на табурет с величавостью императрицы-недоросля:

— Ты хочешь научиться быть радикалом.

— Ага, объясни свои слова, почему надо ходить по траве?

Мошка воскресила в памяти знакомых радикалов.

— Чтобы стать радикалом, не надо заучивать правильные книги, бороться с заморскими королями или столичным парламентом. Достаточно смотреть вокруг и чувствовать, как тебя переполняет гнев. Причем от таких вещей, на которые нет смысла жаловаться, потому что так устроена жизнь. Но они все равно тебя бесят, и ты поднимаешь бурю. Потому что в небесах не написано, что мир нельзя менять. Дерево растет двести лет и может простоять еще тысячу, но в него бьет молния, и оно сгорает. Вот так, мистер Эплтон.

Бренд Эплтон смотрел на нее не мигая, будто запоминал каждое слово.

— Побор. Город, где творятся тысячи несправедливостей… — шепнул он себе под нос.

— Прогнивший, вонючий капкан для человеков, — согласилась Мошка. — Я научу тебя мыслить как радикал. Но понадобится время.

— Конечно! Я и рассчитывал учиться долго! — Бренд Эплтон сплел пальцы рук и стукнул по столу. — Лучше всего, если ты будешь учить меня по дороге.

Мошка ощутила, как гигантская рыбина натянула леску. У нее были свои планы на обучение Бренда Эплтона, и выражение «по дороге» в них не входило.

— По дороге куда?

— В Манделион, куда ж еще? — Эплтон удивленно и нетерпеливо посмотрел на нее. Похоже, он верил, что она читает его мысли, и не считал нужным проговаривать их вслух. — Ты же путешественница, в Ночном Поборе тебя ничего не держит, так? Все очень просто. Завтра я уезжаю отсюда, а ты поедешь со мной. Покажешь дорогу в Манделион и заодно научишь меня быть радикалом. А когда мы прибудем на место, познакомишь с правильными людьми. Тебе, конечно, нужны деньги, иначе тебя бы не было здесь.

Мошка побелела под ацедийским гримом. Бренд Эплтон собирается уехать завтра ночью, сразу после часа святого Пустобреха. Наверное, у него есть покупатель на драгоценный камень. Как и подозревал сэр Фельдролл, Эплтон заберет выкуп, продаст и вместе с похищенной невестой покинет город. Он хочет взять с собой Мошку. Назад, в земли, откуда она так упорно бежала. В город, куда ей запретили возвращаться. И, скорее всего, в компании со Скеллоу.

— Сколько платишь? — каркнула она.

Он назвал такую сумму, что Мошка чуть не упала с табурета.

— Только не все сразу. Сперва я оплачу твой выход из Побора. Остальное — по приезде в Манделион.

Планы Мошки увенчались то ли оглушительным успехом, то ли сокрушительным поражением. Рыба крепко сидела на крючке и стремительно утаскивала ее лодчонку в открытое море.

— Договорились. Значит, завтра ночью. Где и когда?

— В два часа, в Мазаной Капели.

И вновь Мошка соскользнула со стула. Она надеялась, что Эплтон спишет ее дрожь на пронизывающий холод.

— Погоди.

Девочка напряглась, но, обернувшись, увидела на лице Бренда улыбку.

— Совсем забыл спросить, как тебя зовут. Хорошие манеры быстро пропадают в этой адской дыре.

Ожидаемый поворот событий. Соврать девочка не могла и честно ответить тоже, потому что «Мошка» вряд ли звучит как ацедийское имя. Но всегда есть способ уйти от вопроса. Она вспомнила Старосту в белом павильоне.

— Зови меня Наставницей. У меня есть имя, но у людей в этой стране языки недостаточно острые, чтобы правильно его произнести. До завтра, мистер Эплтон.

И зеленая незнакомка вышла из распивочной в надежде, что успеет за сутки до следующей встречи состряпать хитрый план.