Наверху все ждали Лучезару. Тут был ее отец, и сэр Фельдролл, и семейный врач на случай, если дочка мэра подхватила что-нибудь ужасное. Когда необходимость бороться за жизнь отпала, пережитый ужас опрокинул Лучезару на пол. Вокруг сразу забегал хоровод с хрустальными флакончиками. Но люди все равно успевали шепнуть Мошке «молодчина».

— Шрам! — рявкнул мэр, к которому вернулась изрядная доля суровости. — Потом осмотри мисс Май!

Под оцепенелым взглядом Мошки врач изучил ее синяки, царапины и красные следы от веревок, оставшиеся еще с первой встречи со Скеллоу. На Лучезаре не было ни единой отметины. Богатеньких даже похищают деликатно.

Свечи так ярко светили, а Мошка так сильно устала, что не сразу заметила, как рядом присел Эпонимий Клент.

— Здравствуйте, мистер Клент. Ну что, мы справились?

Тот кивнул:

— Все хорошо. Завтра нас выпустят из Побора.

Мошка, лишившись последних сил, уронила голову на плечо Клента.

— Технически, когда взойдет солнце, тебя арестуют как ночного жителя, проникшего в Дневной Побор, — подмигнул ей Клент. — Но меня заверили, что сперва тебя будут пытать мясным пирогом, пончиками и грушевым вареньем, а потом приговорят к долгому и крепкому сну в мягкой кровати. А завтра нас обоих «изгонят» из Побора в любую сторону на наше усмотрение.

Мошка и впрямь проснулась в мягкой кровати. Она смутно помнила, как кивала, примостившись у Клента на плече, а слова людей потихоньку сливались в гул. Кто-то отнес ее в кровать, снял уцелевший башмак, чулки и чепчик, накрыл простыней и тремя шерстяными одеялами, пахнущими лавандой. Открыв глаза, Мошка увидела вокруг персиковые занавески. Закрыв глаза, она окунулась в теплые, невесомые волны уюта. Чистая подушка приятно холодила щеку.

Подремав еще часок, Мошка встала с постели. Откинув занавески, она опустила ноги на ковер цвета шоколада. Через распахнутые ставни в спальню заглядывало бледное зимнее солнце. Слезы на глазах, подумала девочка, — это не только от света. Ведь она почти поверила, что больше никогда не увидит солнца. Из окна открывался вид на зеленый двор замка. Мошка поняла, что находится в доме мэра.

Она немножко посидела в плетеном кресле, наблюдая, как золотые пылинки бестолково суетятся в столбах солнечного света и как птицы рядками сидят на крышах Дневного Побора. Потом подошла к гардеробу, глянула на себя в зеркало. Оказалось, дешевые свечи темной стороны прятали большую часть синяков и грязи. Мошка как следует умылась, стерев со щек и бровей последние остатки зеленой корки. Всего за четыре ночи в Ночном Поборе с лица пропал румянец, а под глазами налились темные круги. В Поборе ничто не дается бесплатно.

«Я выберусь из этого города, — думала Мошка, и сердце, словно раненый голубь, припадая на крыло, взмывало ввысь. — Я выберусь из этой проклятой дыры и больше никогда, никогда сюда не вернусь». Вскоре выяснилось, что многие люди разделяют ее порыв.

Следом за служанкой, притащившей на подносе миску кроличьего супа и свежий хлеб с золотистой корочкой, Мошку навестил Эпонимий Клент.

— Город гудит. Храбрый побег Лучезары обсуждают на каждом углу. Жители Дневного Побора считают, что Бренд Эплтон честно заслужил пеньковый галстук. — Клент, стоя у окна, разглядывал рынок в замковом подворье. Пухлые пальцы нетерпеливо барабанили по карману жилетки. Он явно хотел поскорее стряхнуть пыль Побора с ног и записать шифром в черной книжечке, почему сюда нельзя возвращаться. — Однако слухи о том, что Удача похищена, пошли в народ. Достойные люди бегут из города, в первую очередь гильдии.

— Гильдии? — Мошка отвлеклась от эксперимента — она проверила, сколько хлеба поместится в рот, прежде чем лопнет щека.

— С раннего утра уехали Книжники. Все до единого. Всего на полшага от них отстали Картежники, и я заметил, что Ювелиры позакрывали свои мастерские.

— Чего? Не могут же гильдии верить, что без Удачи Побор упадет в реку? — испугалась Мошка.

— Что касается веры, всякое может быть. Но они явно чуют, куда дует ветер. Следом за Ночным Побором Ключники захватят и Дневной. Мэр не готов сопротивляться. Он боится, что, если разозлить Ключников, они увезут Удачу, и тогда город упадет с обрыва, как булка с подоконника. Теперь при нем ошиваются новые советники, и у каждого на ладони клеймо. Вряд ли мэр посмеет игнорировать их рекомендации.

У Мошки кровь застыла в жилах. Побор превратился в тонущий корабль, так стоит ли удивляться, что гильдии бегут как крысы? Заодно стало ясно, почему так торопится Клент.

— Мистер Клент, сколько у нас времени, прежде чем Ключники возьмут власть?

— Понятия не имею. Может, две недели. Может, до сегодняшнего заката…

— Сегодня?

Арамай Тетеревятник уже знает, что Лучезару Марлеборн увели у него из-под носа. Поскольку госпожа Бессел работает на него, он догадывается, что здесь замешаны Мошка с Клентом. Если они не успеют убраться из города, впереди их ждет только долгий полет, а потом короткий заплыв.

— Точно так, — ответил Клент. — Поскольку погода весьма располагает к путешествиям, я зашел осведомиться о твоем самочувствии.

Мошка вскочила на ноги.

— Мне уже гораздо лучше. Где мой гадский чепчик? И где Сарацин?

За десять минут Мошка стремительно запихала в себя всю еду, напялила приготовленное для нее сиреневое платье, собрала нехитрые пожитки, провела гусеразыскные работы и объявила, что готова покинуть гостеприимные стены.

— Вечно так, — буркнула Мошка, надевая на Сарацина намордник. — Пока мы спасали Лучезару от Ключников, те пришли в ее дом.

— Не беда, — скривился Клент. — Скорее всего, она уедет из Побора и выйдет замуж за сэра Фельдролла, который, кстати, утром в крайнем возмущении ускакал из города. Мэр по рекомендации новых советников сообщил, что с завтрашнего дня квоты на вход и выход будут уменьшены, а пошлины увеличены. Так что армия бедного сэра Фельдролла через Побор не пройдет. С этой стороны Манделиону ничего не угрожает. — Клент весело посмотрел на Мошку. — Я так и знал, что ты обрадуешься.

Храбрый, ликующий Манделион и правительство бесстрашных радикалов пока спасены. Конечно, Мошка обрадовалась. Так почему на душе неспокойно? Против воли она замерла у окна, до крови прикусив губу.

— Дитя! Поспеши! Наши дела тут закончены. Ты даже отомстила своему несостоявшемуся убийце, мерзкому Скеллоу. Я правильно понимаю, он спекся? Повержен в тот миг, когда намеревался пристрелить мисс Лучезару?

— Прирезать. Но в целом так и есть. — Мошка вспомнила предсмертный шепот Скеллоу, и ей стало нехорошо.

— Прирезать, пристрелить — какая разница! — Клент взмахнул рукой. — Отнять жизнь у благородной девы. Главное, твой враг пал смертью труса. Больше нам тут делать нечего.

Клент косил глаза на восток, мысленно уже шагая по дороге. Но Мошка его не слышала. Глядя на подворье, она заметила женщину. Та бродила у лотка с овощами, успокаивая орущего малыша. Его стиснутые кулачки и яростные вопли напомнили девочке о сыне Трепачки. Она вспомнила госпожу Прыгушу, подумала про сотни отчаявшихся матерей, оттягивающих роды до хорошего часа, чтобы их детей ждала лучшая участь. Они так цеплялись за эту ниточку, но та готова порваться. Вскоре Ключники захватят Дневной Побор, и город захлопнется, как устрица. Что дневные, что ночные жители будут навечно заперты внутри. Из цепких лап не вырвется никто.

— Ах ты ж крыска в миске! — взорвалась Мошка. — Это их последний шанс! Мистер Клент, еще минутку! — Мошка бросилась по коридору. — Надо поговорить с Лучезарой. Если кто и может достучаться до мэра, это она! А она выслушает меня! Палки-мялки, я за волосы вытащила ее из Ночного Побора! Это что-то да значит!

Мошка нашла Лучезару в большой гостиной, той самой, где несколько бесконечных дней и ночей назад они впервые увидели друг друга. Приемная дочь мэра сидела за пяльцами. На Мошку смотрела изнанка вышивки, переплетение кремовых и пурпурных нитей. К счастью, посторонних в комнате не было.

— О, мисс Май, как я рада, что вы себя хорошо чувствуете! — Вот, опять эта обезоруживающая улыбка милого котенка, эти золотые локоны, этот ласковый взгляд. — Мое платье очень вам идет. Возьмите его себе, прошу вас. У меня к нему есть подходящая шаль, дать вам? С вашего позволения я не буду вставать. Я еще не оправилась после пережитого.

— Мисс Лучезара… мне надо поговорить с вами о Поборе. О требованиях Ключников. Отец к вам прислушивается…

— Милочка, что вы. — Лучезара состроила недовольную гримасу. — Сэр Фельдролл все утро рассуждал на эту тему, так что у меня жутко разболелась голова. Простите, я больше не вынесу.

— Но у вашего города просто не осталось времени! Когда мэр подпишет договор с Ключниками, и в Дневном Поборе жизнь превратится в кошмар! Послушайте, еще не поздно выпустить людей, чтобы они не попали в ловушку! Мэр может разрешить выход без пошлины…

— Но отец сказал, достойные люди уже уехали.

— А остальным как быть? Тем же ночным жителям? Многих еще не поздно спасти. Срочно поменять им категорию, переселить в дневной город и открыть ворота.

— Пустить к нам отбросы общества? — изумленно вознегодовала Лучезара.

Мошка с трудом задушила раздражение.

— Побор — тонущий корабль, все, кто останется на борту, пойдут ко дну.

— Да, очень жаль. — Наморщив лоб, Лучезара проткнула вышивку иглой. — Поэтому сэр Фельдролл говорит, что после свадьбы лучше переехать в его поместье в Оттакоте. — Она протяжно, с чувством вздохнула. — Тяжело покидать родину, но в последние месяцы жить тут все тяжелее. Без торговли с Манделионом нам приходится несладко, пропадает самое важное: шоколад, кофе, сахар, чай, мускат. В Оттакоте тоже чувствуется дефицит, но там хотя бы можно договориться…

— Значит, родину покидать тяжело? — взорвалась Мошка. Она задумывала учтивый разговор, но просто не выдержала. — А не до черта ли тяжелее тем, у кого нет денег на пошлину? В Дневном Поборе пропал мускат, а в Ночном доели всех крыс! Они варят дроздов и сов!

Лучезара выглянула из-за пяльцев, на ее идеальном носу появились морщинки. Теперь она напоминала котенка, который то ли учуял дурной запах, то ли обжег лапку. Девушка давала понять, что Мошка зашла слишком далеко, пора сменить тон и тему. Но Мошка и впрямь зашла слишком далеко и уже не могла остановиться.

— Тебя все любят, рискуют жизнью ради тебя! А ты хочешь бросить их на произвол Тетеревятника, мол, сэр Фельдролл Дерганое Лицо заберет тебя в Оттакот, где всегда найдется кусочек шоколада?

— Люди будут счастливы, что у меня все хорошо, — незамутненно улыбнулась Лучезара. — Горожане хотят, чтобы я была в безопасности. Так что я уезжаю ради их блага.

У Мошки отвисла челюсть. Нахлынула горькая злость, как при первой встрече с Лучезарой, но в этот раз девочка сказала все, что думает:

— Ах ты, испорченная, самолюбивая, глупая зазнайка! Я думала, ты ангел, раз весь Побор тебя расхваливает на все лады, а что оказалось? На тебе не сошелся клином свет! Другим людям тоже тяжело, тоже больно, тоже страшно, но тебя это не задевает, верно?

На улице замолкли птицы, и даже рынок перестал шуметь. Весь Побор замер в ужасе. Свершилось немыслимое. Более невероятное, чем забеги костяных лошадей и зеленокожие иностранки: кто-то повысил голос на Лучезару Марлеборн.

У той с застывшего лица слетела вся лучезарность. Мошка решила, что девушка сейчас грохнется в обморок, но изящный розовый ротик даже не думал дрожать. Большие голубые глаза не моргая смотрели на Мошку сквозь длинные золотые ресницы. Наконец Лучезара заговорила, все так же нежно и напевно:

— Мелкая злобная тварь. Твоя внешность, твои манеры… Ты вызываешь у людей только омерзение. Тебе здесь не место. Уезжай побыстрее, не мозоль глаза.

Мошка, в чужом платье и собственном изумлении, стояла как дура. Она ждала, что Лучезара заплачет, убежит, придет в ярость, ударится в нервный припадок, позовет на помощь, но это ядовитое презрение застало ее врасплох. Особенно учитывая, что эту девушку она с риском для жизни вытащила из Ночного Побора.

Утлая лодочка Мошкиного плана с размаху врезалась в айсберг ледяного себялюбия. Девочка дивилась, как не заметила его раньше. Можно ли обогнуть эту громадину?

— Да, тебя ничего не задевает. Только посмотри, ни синяка, ни царапины. Нет даже следов от веревок на руках. — Мошка потерла собственные запястья. — Если бы ты боролась, как боролась я, остались бы красные полосы. Так почему твоя кожа чиста?

Мошка инстинктивно заткнула фонтан своего красноречия, но последние слова, как завитки дыма, повисли в воздухе.

Когда Скеллоу прикрывался Лучезарой, ее руки были связаны за спиной. Эта картина встала перед Мошкиным взором, и тут она вспомнила слова Клента: «…намеревался пристрелить Лучезару… Прирезать, пристрелить, какая разница?»

Есть разница. Скеллоу держал Лучезару на мушке, а в потайном ходе размахивал ножом. То есть в разгар боя он убрал пистолет и достал нож. Если хочешь убить тихо, нож, конечно, лучше… но зачем ему убивать живой щит? Мошка покачала головой.

— Чушь какая-то, — шепнула она. — Скеллоу был жесток, бессердечен, но отнюдь не глуп. Только ты прикрывала его от верной смерти! Зачем ему убивать тебя?

Глаза черные, как порох, и глаза синие, как летнее небо, сцепились намертво. И в одних всходило солнце кошмарного осознания. В черных. «Мы ошибались, мы все поняли шиворот-навыворот», — подумала Мошка.

— На руках не осталось следов, потому что тебя никто не связывал, — медленно сказала она.

Нет, не дрогнул взгляд васильковых глаз, теплых и безжалостных, как пустынный ветер.

— Скеллоу услышал крик внизу, схватил веревку, накинул тебе на запястья и на скорую руку прихватил узлом. Потом в комнату ворвались мы, он прикрылся тобой и увел через потайную дверь. А потом вытащил нож. — Мошка сглотнула. — Он не собирался убивать тебя. Он хотел разрезать веревку, чтобы не мешала бежать. А ты не побежала. Ты выждала, пока он схватит нож, рухнула на колени и заорала. Все прошло по твоему плану. Мы решили, будто он хочет перерезать тебе глотку, и пристрелили его, как собаку. Ведь мертвый он не расскажет правду. «Мелкая гадина», — сказал он перед смертью. А что, если он имел в виду не меня?

Мошка тяжело дышала. От злости у нее в ушах ревела кровь. Девочка уже не могла остановить поток слов.

— Деньги. В Поборе все крутится вокруг денег. Люди думают только о деньгах. Большинство хочет выбраться из города, или заплатить десятину, или поесть хоть раз в день. А бывает так, что кончается шоколад, и чай, и шелковые платочки, и жизнь без них теряет смысл, а цены на черном рынке кусаются.

Можно было выйти замуж, стать леди Фельдролл и уехать в Оттакот, но здесь тебя любит каждая собака, а там кому ты нужна? Зачем рисковать, если можно остаться в Поборе и вить из людей веревки? Ты просто хотела свой кусок пирога… и все остальные куски.

Организовать собственное похищение было несложно. Бренд Эплтон, влюбленный в тебя до помутнения рассудка, был счастлив, как свинья в грязи, когда ты предложила ему получить выкуп и вместе сбежать в Манделион. Скеллоу — твой человек, Бренд его не любил и сам бы в дело не позвал. Кто он вообще? Подпольный поставщик сладостей? Вы с ним крепко спелись и решили кинуть Эплтона, когда тот сыграет свою роль. Выкуп позволил бы вам всю жизнь купаться в золоте. Но твои подельники были из Ночного Побора, так что тебе понадобился человек на дневной стороне. Ты дала Скеллоу денег на пошлину и отправила на аукцион Ростовщиков, чтобы нанять Романтического Посредника. А вышло так, что в город приехали мы. Но ты и нас пристроила к делу. — У Мошки в голове один за другим вставали на место кусочки мозаики. — Мы помогли тебе убрать отца из дома, а потом, в ту ночь, я помню, как ты сидела в молельном углу. Скеллоу залез в спасательный тайник, ты встала над ним на колени и слушала его отчет. Он тебя предупредил, что мы самозванцы, а ты его — про нашу ловушку. Ты раскидала по комнате булавки и украшения, чтобы создать впечатление борьбы. Потом вылезла в окно, спустилась по приставной лестнице и убежала. Когда мы обнаружили, что ты исчезла, решили, что в доме есть предатель, но даже подумать не могли, что это ты.

В повисшей тишине птичьи трели звенели, как осколки фарфора. «Одной из нас светят серьезные неприятности, — подумала Мошка. — Интересно кому? Лучезара не бледнеет, не теребит платок. Ох ты ж елки, похоже, я влипла».

— Некоторые люди от чтения сходят с ума, — наконец спокойно заговорила Лучезара. — Если я скажу, что ты повредилась головой, мне поверят. Если я скажу, что ты пришла меня шантажировать, мне снова поверят.

Истинная правда. Мошка чуяла, что так и будет. Все утонут в обаянии Лучезары, как мухи в варенье. Выдержав паузу, Лучезара перевела взгляд на пяльцы.

— Поди прочь. К закату чтобы духу твоего в городе не было.

— У тебя кроме имени ничего нет! Без него ты пустышка! Они влюблены в твое имя! — Мошка в бессильной злобе стиснула кулаки. Она знала правду, а использовать ее не могла.

— Да? — поднялись золотые брови. Вспыхнули ямочки на щеках. Мелькнули белые зубки. — Ты веришь, что с хорошим именем стала бы такой же, как я?

— Нет! — взревела Мошка в праведном гневе. — Ни за что на свете.

Она так хлопнула дверью, что на столе зазвенели чашки.

— Мистер Клент! Нас обставили! Эта обуревшая в корягу жмыга…

— Мошка, тише! — Клент возвел очи горе. — Четыре ночи в Ночном Поборе, и вот он, печальный результат! Дитя, не стоит цеплять подряд новые слова.

Мошка громко и решительно посвятила Клента в свои выводы. Сперва Клент скептически хмыкал, потом недоверчиво хмурился, потом изумленно таращился, а под конец кипел от ярости.

— Вертеть чужой судьбой… и ради этой вероломной скороспелки мы рисковали животом и головой!

— Именно так я и сказала! — пылко поддержала Мошка. — Правда, чуть другими словами.

— Столь дерзкое предательство в такой красивой… эй, погоди. Ты сказала? Ты обсуждала эту ситуацию? С кем? Надеюсь, не с ней?

Мошка упрямо надулась:

— Иногда я могу смолчать, иногда нет! Иначе проглоченные слова сожгут меня изнутри! Благодарите, что до рукоприкладства не дошло, а то бы я вцепилась ей в нос и крутила, пока веснушки не отвалятся, ой, ой! Мистер Клент, не дергайте за руку!

— Мадам, нам пора! — Клент задержался лишь на миг, чтобы накинуть плащ и изящно опорожнить пиалку сухофруктов в карман. — Обрати внимание, последнего, кто мог выдать ее тайны, Лучезара подвела под пулю. Ты застала ее врасплох, но она быстро сообразит, что лучшая защита — это нападение, и выставит злодеями нас. Если мы хотим убраться из этого проклятого города, надо уходить ПРЯМО СЕЙЧАС, пока нас не бросили в камеру.

— Но эта самодовольная сопля — она уйдет от расплаты! Мы должны всем показать ее истинное…

— Дитя, у нас крайне сомнительная репутация, нам никто не поверит! Никто. Понимаю, ты хочешь открыть людям ее злодейскую сущность, но давай лучше напишем письмо? — Клент, захваченный идеей бегства, потащил Мошку из комнаты, та только и успела, что забрать Сарацина. — Отъедем на пару десятков миль, сядем спокойно и все изложим на бумаге. Месть — это блюдо, которое подают холодным, и желательно издали, как мелочь бродяге. Давай быстрее!

Прощаться с мэром не стали, чтобы не терять времени. Клент, вооружившись непрошибаемой самоуверенностью, и Мошка, вооружившись Сарацином, решительным шагом отправились через тревожно притихший город к восточным воротам. Хватило одного слуги, чтобы «надзирать» за Мошкой и нести документы на ее «изгнание из города».

Мошка по-новому смотрела на залитые светом улицы. Она повсюду находила следы переулков, где бегала четыре ночи подряд, узнавала знакомые места. Прямо тут, посреди этой красоты, где торгуют перчатками, столкнулись Скелошади. Неужели эта невзрачная улица, облюбованная швеями, ведет в Желоба? Неужели Дневной Побор затаил злобу на Мошку с Клентом после всего, что они сделали? Вполне вероятно.

У восточных ворот они уплатили пошлину, ради которой пролили столько пота и крови. Стражникам не понравилась лихорадочная спешка и Мошкин черный значок. Заподозрив неладное, они тщательно проверили все бумаги и пересчитали деньги. К счастью, в пользу путешественников говорила ливрея слуги мэра.

Охранники вынули увесистую связку ключей и открыли маленькую калитку в воротах. Холодный ветер, пропахший вереском, ударил Мошку в лицо. Она едва сдержала вопль. Побор, запертый в тесных стенах, воняет, как животное в клетке, и Мошка успела отвыкнуть от сладкого воздуха свободы. А ведь еще чуть-чуть, и она бы навсегда его лишилась.

Перед глазами предстал каменистый холм, где дрожала выцветшая трава…

— Эй, ты! — Стражник поймал Мошку за руку, когда она выходила в калитку, шея Сарацина зловеще изогнулась. — Отдай!

Мошка непонимающе уставилась на стражника, а потом заметила, на что он смотрит. Презрительно хрюкнув, она содрала с груди черный значок:

— Неужто вы решили, что я хочу его украсть? Да я видеть его не могу, как и ту вонючую дыру, что вы называете городом!

Вырвавшись из его хватки, Мошка припустила бегом навстречу ветру, и тот играл с завязками чепчика и прижимал сиреневую юбку к ногам. Девочка издала ликующий вопль и завертелась на месте. Сарацин вырвался из рук и исполнил свой победный танец. Стены Побора, унылые и сморщенные, как черствый пирог, остались за спиной.

Наплевав на умоляющий взгляд Клента, Мошка подобрала камень и со всей дури швырнула в Побор. Он с громким стуком отскочил от стены, вспугнув стаю галок.

— Прощай, Побор, мерзкая бочка с опарышами! Чтоб ты свалился с обрыва!

Бойницы в городской стене, глядя на дерзкую выходку, удивленно вытянулись. Мошка отбежала на пару шагов, подобрала новый камень и взвесила в руке.

— Чтоб твои дымоходы забились! — Шварк. — Чтоб часы упали с башни! — Шварк. — Чтоб…

Мошка проглотила язык. Наклоняясь за камнями, она спиной вперед забиралась на холм. В поисках нового снаряда девочка обернулась, и ей открылось страшное зрелище.

Среди мшистых камней, меж заросших утесником скал и дальше, по вересковым пустошам, извивалась дорога. По ней к Побору текла река людей. Шли солдаты в походных колоннах, с пиками на плече. Ехали громадные повозки, груженные мешками и бочками. Курносые мортиры вихляли стволами на ухабах. А за ними ползли здоровенные пушки, каждую тащил целый табун лошадей. Судя по знаменам, три ближайших города отправили войска на Манделион, не дожидаясь разрешения от Побора.

Похоже, сэр Фельдролл, как и Мошка, решил покидаться камнями в стены Побора. Только камни у него чуточку покрупнее.