Мошка слышала рассказы о пленниках, брошенных в ублиетту, специальную камеру для тех, кто должен исчезнуть без следа. Там нет дверей, а узника сбрасывают через люк в высоком потолке. И, понятное дело, никаких лестниц.

Хоть Мошка успела разглядеть подвал, воображение превращало темное пространство в подземную тюрьму. Может, она не первая, кто погибнет здесь. Она тут не одна, в других проходах покоятся безмолвные останки. Вот чепчик вялым блином лежит на желтом черепе. Вот кость торчит из поникшего сапога. Лохмотья болтаются на ребрах… Да нет, тут бы воняло.

Наверху шел разговор, трещал огонь, звенела посуда, похитители даже сыграли пару песенок на скрипке. Потом зашипели угли, ноги прошаркали по камню, и все стихло.

Замолчал даже дождь. Воцарилось глубокое безмолвие. Лишь вдалеке ухали совы да капли изредка падали с крыши.

Мошка набрала полную грудь воздуха. Длинные, ловкие пальцы, которые собирался отрезать Скеллоу, ощупали веревку, связывавшую руки. Мучительный процесс. Бесчисленные узлы впивались в плоть при малейшем движении. Лишь через пять минут безмолвной ругани она осознала, что самый болезненный узел между запястий — на самом деле деревянная голова скелетика с ее браслета. Может, Крошка-Добрячок и впрямь придет на помощь.

Шипя от боли, она высвободила фигурку. Веревка ослабла достаточно, чтобы тонкие и упрямые ручки вывернулись из пут.

Руки болтались как тряпки. Мошка подождала, пока не восстановится кровообращение. Если уши ее не обманули, дверь в погреб заперли на ключ, а бойницы слишком узкие даже для нее. Она двинулась на цыпочках в дальний конец тоннеля, где на полу серела груда пепла вперемешку с куриными косточками. Света как раз хватило, чтобы разглядеть темный квадрат люка.

Мошка стащила с ноги оставшийся башмак. Ее швырнули сюда, но это не ублиетта. Это своеобразная крепость, ее строили, чтобы не впускать врагов и не выпускать скотину. А коровы, в отличие от Мошки, не умеют ползать по стенам.

Грубая работа камнетесов сослужила Мошке хорошую службу, хоть замерзшие пальцы адски болели, колени и локти изодрались в кровь. Зацепов хватало, но Мошке приходилось нашаривать их в темноте, упираясь в скользкую стену мокрыми ногами. Девочка не смотрела ни вниз, ни вверх, хотя отчаянно хотела знать, как высоко она поднялась и сколько еще осталось. «Высоты хватит, чтобы больно грохнуться», — шептали дрожащие кости. Потом: «Хватит, чтобы сломать ногу». И наконец: «Хватит, чтобы разбиться вдребезги».

Но вот пальцы нащупали люк. Мошка, скорчив жуткую гримасу, толкнула крышку, молясь, чтобы ее не закрыли на засов. Крышка поддалась. Люк скрипнул. Мошка увидела слабый свет гаснущего огня и услышала храп на все голоса: с переливами, скрипом, шипением и хрустом.

Не смея дышать, Мошка медленно откинула крышку и огляделась. Закопченный чайник остывает над кучкой углей в камине, обросшем золой. На полу разложена колода пинкастерских карт для игры в «фаворита герцога». Рядом кто-то сделал дорожку из поставленных на ребро костяшек домино. Двое спят, накрывшись плащами, наружу торчат разве что уши и пальцы ног. Около них валяются грязные сапоги.

Мошка, цепляясь за плиты пола, медленно выползла из люка, встала на четвереньки и застыла. У двери примостилось видавшее виды плетеное кресло, откуда пучками торчали сломанные прутья. В нем лежал Скеллоу. Он распахнул рот, будто пел в полный голос. Из его груди лился не то храп, не то хрип.

В свете последних событий Мошка решила не молиться Добрякам, пока они не представят явные свидетельства существования, но оставила за собой право ругать их почем зря, когда жизнь без устали подкидывала одну проблему за другой.

Через эту дверь не выйдешь. Мошка осторожно пересекла комнату, подняв юбку, чтобы ненароком не задеть стоящие костяшки домино или деревянные миски. Вот! Высоко на стене есть окошко, закрытое ставнями. Небольшое, но Мошка пролезет.

Она тихонько залезла на табурет, отодвинула защелку и распахнула ставни. С трудом заползла на подоконник и начала протискиваться в щель. Ночной воздух обдал ее холодом, даже уши заболели. Над головой тускло блестели звезды, черные деревья махали ветвями, будто предупреждая…

Сзади послышался треск, будто скелет нетерпеливо стучал пальцами по столу. Мысленным взором Мошка увидела, как первая костяшка домино дрожит на ветру, потом падает, сбивая соседку. Храп-хрип резко смолк, потом раздался сиплый возглас, сказавший Мошке, что Скеллоу проснулся, поднял глаза и увидел в окошке мокрую юбку и дрыгающие ноги.

Бывают случаи, когда спускаешься с высоты аккуратно, обдумывая каждый шаг. А бывает, что просто прыгаешь вниз и надеешься на удачу.

Удача решила затормозить падение Мошки зарослями малины. Ошеломленная девочка несколько секунд извивалась в кустах, пока не сообразила, почему небо устлано опавшими листьями, а под ногами светятся звезды. Оставляя на шипах клочки одежды, она попробовала выпутаться. Тут скрип дверных петель придал ей такое ускорение, что она одним рывком вырвалась на свободу, оставив в плену свой чепчик.

Куда бежать? Да все равно. Куда угодно, лишь бы подальше.

— Тащите фонарь! — заорали в глубине фермы.

Но пока в темноте искали фонарь, пара стремительных ног успела донести хозяйку до высоких кустов. Пока сонные руки высекали искру и несли дрожащий огонек к фитилю, маленькие ловкие руки сорвали куст папоротника и прикрыли девичью голову от чужих взглядов. Троица похитителей высыпала на улицу, но не увидела и не услышала беглянки. Лишь неугомонный ветер шевелил листья да разочарованно ухали невидимые совы, тщетно высматривавшие мышей.

Как же паршиво промокнуть, продрогнуть, устать и проголодаться, когда нет ни малейшей надежды на тепло, еду и сон. Когда тебе не светят убежище, сухая одежда и миска горячего супа, когда ледяная сырость пронизывает до самых костей и ей нечего противопоставить.

Однако вскоре Мошка при тусклом свете звезд разглядела колею, оставленную бесчисленными повозками. В конце концов дорога привела ее к россыпи перекособоченных, ветхих домишек, торчавших из вереска, как яйца из сена. Босая и простоволосая замарашка добрела до деревни. Вокруг царила полная тишина. На каждом окне были ставни.

Онемевшими пальцами Мошка попыталась привести в порядок копну волос, потом постучалась в ближайшую дверь. Ей никто не ответил, но после второго удара изнутри раздалось шарканье. Мошка сделала шаг назад как раз вовремя, чтобы распахнутая дверь не заехала ей в лоб. Девочка ухватила взглядом ночной колпак, старческое лицо, преисполненное подозрительности, льняную ночнушку и кочергу в руках.

— Господин, простите, меня ограбили.

Эту фразу следовало произнести как можно быстрее. Одно дело — иметь деньги и потерять их. К чужой беде могут отнестись снисходительно. Но стоит признаться, что она нищенка, — ее погонят со двора. Такова загадочная душа честных граждан. К тому же Скеллоу обещал ей заплатить и не заплатил. Это же самый настоящий грабеж, так?

— Минуй нас беда! — Старик оценил промокшее платье и чулки на ногах и решил пока не бить ее кочергой. — Что стряслось?

— Я несла деньги и письмо своей госпоже… — Мошка сделала паузу, чтобы оценить эффект. Да, слова про госпожу подействовали чудесно, в глазах старика она превратилась из юной попрошайки в прилежную служанку. И госпожа в этом смысле работает лучше, чем господин. — Эти люди, они напали на меня, ограбили, заперли, и я думала, что они убьют меня, потому что я видела их лица, но мне удалось сбежать…

— Местные ребята? — Старик выглянул на улицу, внимательно изучая окрестности.

— Не знаю, вряд ли. Скорее заезжие. Вроде бы они приехали на аукцион Ростовщиков…

Едва слова сорвались с губ, Мошка поняла, что допустила большую ошибку.

— Ничего не знаю ни про каких Ростовщиков! — заявил старик. Подбородок, покрытый щетиной, задрожал, дверь захлопнулась: сперва у него в голове, потом у Мошки перед носом.

— Чтоб у тебя крыша провалилась, — сказала Мошка дверному молотку.

Судя по реакции, в деревне знали про аукцион Ростовщиков и расширять познания не стремились. Видимо, гильдия, запросто швыряющая клиентов в шахту, если те нарушают правила, не будет церемониться и с теми, кто сует длинный нос куда не надо. Лучше запереть двери, закрыть ставни и подождать, пока аукционеры и их загадочные клиенты сделают свое дело и разъедутся.

Мошка поволокла ноги дальше, оценивая на глазок дружелюбность безмолвных домов. Она уже хотела было постучать в очередную дверь, но тут заметила впереди огонек. Последний дом стоял особняком, из трубы вился дымок, а на стене висел фонарь, подсвечивающий вывеску, где три нарисованные собаки загоняли нарисованного оленя. Надпись гласила: «Рогатый бедолага».

Таверна! В деревне есть таверна, там рады гостям, даже странным, даже опасным, даже в эту ночь. Как ни крути, зима — это зима, а деньги — это деньги.

Ей открыли сразу. Запах форели, маффинов и ежевичного соуса вонзился в Мошку, как ложка в пирог, и заскреб по пустому желудку. В проходе стоял златовласый гигант в фартуке. Свет камина за спиной превращал каждый рыжий волосок на мускулистой руке в язычок пламени. Взгляд скользнул по Мошке и нырнул на улицу, будто надеялся увидеть сзади экипаж или хотя бы всадника.

— Да? — спросил гигант у пустой дороги.

— Меня ограбили… — Мошка увидела, как дверь закрывается, и ей хватило силы духа сунуть в щель босую ногу. Это решение принесло ей боль и шанс быть услышанной. — Вроде бы… госпожа говорила, что остановится здесь. Мы должны были встретиться, но меня схватили, ограбили, отволокли в пустоши…

Дверь слегка приоткрылась.

— Как зовут госпожу?

Мысли спутались от усталости. Мошка рылась в памяти, но все имена рассыпались сухой листвой. В отчаянии она хотела уже было назвать имя Клента, когда раздался женский голос:

— Кейл! Да что с тобой? Какие имена, что ты!

Дверь открылась шире, и на Мошку уставились карие глаза. Женщина оказалась ростом с девочку.

Аккуратный вид и резкие, отточенные жесты делали ее похожей на эдакого веснушчатого воробья в миткалевом платье.

— Ты что, забыл? В эту ночь мы не спрашиваем имен. Пусти девочку, попробуем отыскать ее госпожу…

Крошечный рыцарь в юбке провел Мошку внутрь. Ноги донесли девочку до камина, заявили, что на сегодня свое дело сделали, и подкосились. Бедняжку завернули в одеяло с прожженной дырой, пахнувшее лошадьми, зато восхитительно, невероятно сухое. Вскоре у нее в руках очутилась деревянная миска с горячим рагу. От жадности Мошка прикусила язык и дальше ощущала исключительно железный привкус крови.

В дальнем конце зала тихо разговаривали, судя по всему, хозяин таверны и его жена.

— …Пустили в дом, даже не разобравшись, не врет ли она.

— Ой, Кейл! Время за полночь. Ты что, не понимаешь? Эти три часа посвящены Добрячке Нежданчик, покровительнице встреч и узнавания лиц. Коли в эти часы поможешь воссоединиться людям, разлученным волею случая, тебе целый год будет сопутствовать удача. Давай попробуем найти ее госпожу. Та наверняка заплатит за еду.

Мошка понятия не имела, откуда ей посреди ночи взять госпожу, но твердо верила, что на сытый желудок вдохновение придет скорее.

— К нам заезжала всего одна дама, и та уехала несколько часов назад, и до сих пор ее нет…

Тут, посрамив недоверчивость хозяина, раздался бодрый стук в дверь. Мошка застыла. Дверь открылась, и хозяйка радостно защебетала:

— С возвращением, мэм. В такую злую, холодную ночь нечего делать на улице. Скорее проходите, погрейтесь у огня!

— Весьма благодарна за приглашение, моя пышечка. — Голос звучал, как теплый летний ветерок. — Ох, ночь, конечно, злая, но дело есть дело, верно?

— Да-а-а… — Было заметно, что хозяйка не горит желанием знать подробности, поэтому спешит поменять тему.

Мошка застыла с полным ртом: она узнала голос.

В зал вошли две женщины. Первой шла хозяйка, похожая на воробушка. Гостья оказалась крепкой и загорелой, добродушие из нее сочилось, как крем из эклера, но глаза тревожно блестели. Из-под шляпы свисала толстая рыжая коса, тронутая сединой. Коренастую фигуру скрывал темно-зеленый плащ.

— …Девочка ищет госпожу. — Хозяйка продолжала говорить, не замечая, что ее собеседницы, встретившись глазами, замерли, будто кошки на узкой тропинке. — Мы подумали, вдруг это ваша служанка. Вы ее знаете?

— О да, я ее знаю, — ответила госпожа Дженнифер Бессел.

Они с Мошкой уже встречались. Те минуты, что они провели рядом, были посвящены крикам, разрушениям и спешному бегству, что едва ли можно считать завязкой крепкой дружбы.

— О, так это чудесно! — Хозяйка хлопнула в ладоши. — Устраивайтесь поудобнее, дайте мне плащ, а перчатки-то все в грязи, хотите, я их почищу…

— Нет! — Госпожа Бессел ответила достаточно резко, чтобы хозяйка замолчала и напряглась.

Мошка сразу вспомнила, почему Джен прячет руки. При прошлой встрече она носила дамские перчатки из черного кружева, и Мошка сумела разглядеть под ними черную метку «В» на тыльной стороне каждой ладони. Из чего сделала вывод, что госпожу Бессел некогда заклеймили как воровку. С тех пор та стала осторожнее и перешла на лайковые перчатки.

Крошечная зацепка, но Мошка ухватилась за нее.

— Здравствуйте, мэм, — сказала она, кланяясь, как послушная девочка, только черные глаза непокорно сверкали.

Ее взгляд на миг задержался на перчатках: «Объявишь меня преступницей? Я отвечу взаимностью».

— Бедная пышечка, — ответила госпожа Бессел. Глаза ее напоминали зимний рассвет. Она повернулась к хозяйке. — Только посмотрите на эту замарашку, так и хочется выжать ее, будто полотенце. Но не переживайте, дорогуша, мы с девчонкой пойдем ко мне в комнату и не будем вам мешать.

Кутаясь в одеяло и прижимая к сердцу миску рагу, Мошка пошла за госпожой Бессел. Крупная дама с трудом поместилась на узкой лестнице. Наверху они нырнули в крошечную клетушку без окон, с криво заправленной кроватью и растопленным очагом.

Едва закрылась дверь, а Мошка устроилась у огня, как госпожа Бессел пронзила ее взглядом и очень медленно уперла кулаки в бока. Может, виновато плохое освещение, но лицо госпожи Бессел сильно осунулось с их прошлой встречи. Наверное, конец лета и ей дался тяжело.

Мошка не считала обвиняющий взгляд веской причиной, чтобы прерывать еду. Она пошла другим путем: стремительно заработала ложкой, чтобы скорее упихать в себя остатки. Мало ли, вдруг придется снова убегать в ночь, так хотя бы на сытый желудок.

— Ты! — Все тепло исчезло из голоса. Он стал льдистым, как глаза. — Что сказать, вовремя ты пришла по мою душу. Какая ведьма отрыгнула тебя мне под ноги именно в эту ночь? — Взгляд зацепился за каплю соуса, стекающую по губам Мошки. — И не надейся, что я заплачу за твой ужин!

— Неужто вы с пустыми руками поехали на аукцион Ростовщиков? — осведомилась Мошка с набитым ртом. Она стреляла наугад, но могла ли другая причина выгнать женщину на улицу в ночь?

Госпожа Бессел вздрогнула. Мошка сделала вывод, что попала в точку.

Дженнифер оглянулась.

— Ладно, — тихонько буркнула она, — где он? Раз ты здесь, твой подельник тоже недалеко. У нас остались незакрытые счета.

— Мистер Клент сидит в долговой тюрьме в Грабели. С незакрытыми счетами вставайте в очередь кредиторов.

— Да я не про Эпонимия! — Мошка увидела в глазах госпожи Бессел явные признаки страха. — Где это… существо?

Сарацин производил на людей неизгладимое впечатление. Клент с Мошкой в начале совместного путешествия ненадолго заглянули в магазин госпожи Бессел. Пока Мошка ходила за покупками, Клент подарил Сарацина хозяйке дома. У Мошки нашлось свое мнение на этот счет, как и у Сарацина. Сарацин не замедлил оставить след в душе госпожи Бессел и ее помощника, на прилавке, на двух столах, на окне и большей части товаров.

— Сарацина тут нет.

«А жаль».

Госпожа Бессел вздохнула с облегчением, и тут до нее дошел смысл Мошкиных слов.

— Говоришь, Эпонимий в Грабели? Так ты до сих пор шляешься с ним? — На лице у Дженнифер появилась гремучая смесь из горечи и тоски, но быстро уступила место подозрительно нахмуренным бровям. Ее голосом можно было резать людей. — Вот оно что. Он послал тебя за мной. До сих пор наивно верит, что сладкими речами может выжать из меня монету-другую. Как он узнал, где меня искать?

— Да не знал он! И я не знала! — Мошка подняла руку, показывая следы от веревки на запястье. — Я торчала себе в Грабели, но один носатый ублюдок похитил меня, чтобы на аукционе я была его писарем, потому что он не умеет читать. Он бы убил меня, если бы я не сбежала. Я даже не подозревала, что вы здесь, и понятия не имею, где находится это «здесь» и как мне вернуться в Грабели…

Мошка замолкла, лишь когда в легких кончился воздух. Ее собеседница заметно успокоилась.

Кресло перед камином скрипнуло под весом госпожи Бессел. Несколько мгновений та задумчиво изучала Мошку. Зрачки ее расширялись и сужались, будто отражая пульсацию мыслей.

— Почему бы и нет? — сказала она наконец, глубоко вздохнув. Поправив шарф на шее, она внезапно одарила Мошку широкой, веснушчатой, солнечной улыбкой. — Тебе сейчас не болтать со старушкой надо, а спать. Ты похожа на кучу сырого хвороста.

Мошка не ответила. Во-первых, ее удивила резкая смена тона. Во-вторых, она чихнула с набитым ртом, и еда чуть не полезла через нос.

— Падай и поспи, — сказала госпожа Бессел ласково, как только смогла. — Завтра я отвезу тебя в Грабели, навестим Эпонимия.

Мошка предпочитала слышать сталь в голосе собеседника. Мягкость вызывала ощущение, что в комнату забрался скорпион, а она не видит его. Еще она опасалась спать рядом с госпожой Бессел, но какой у нее есть выбор? Разве что пустоши, холодрыга, компания сов и любителя резать пальцы Скеллоу.

Девочка стянула мокрые чулки и шарф, развесила их перед огнем и завернулась в одеяло на полу у камина. Она притворилась, что спит, осторожно подглядывая за женщиной в кресле. Но госпожа Бессел будто вовсе забыла о ней. Она напряженно смотрела в огонь, словно в пламени разыгрывался захватывающий спектакль.

Полными пальцами она гладила ладонь, затянутую в перчатку, будто успокаивала перепуганного зверька. Глаза у нее блестели, словно она сама перепугана. От этого зрелища у Мошки стало тревожно на душе, как бывает, если веревка раскачивается, а ты не чувствуешь ветра, или птица в клетке заходится в ужасе, а ты не видишь опасность. С таким же лицом госпожа Бессел вошла в зал еще до того, как увидела девочку. Похоже, у нее есть поводы для тревоги и без Мошки Май.