Понятное дело, комнаты для Клента с Мошкой не нашлось. И на том спасибо, что хозяйка разрешила им устроиться на коврике у камина, где лежали тощие собаки. Как ни крути, огонь — это огонь, а крыша — это крыша, коврик всяко лучше придорожных кустов, а собаки — не самое плохое соседство. Мошка прижала Сарацина к груди, свернулась клубочком и уснула.

Разбудил ее юный конюх, вежливо и осторожно наступивший ей на голову. Пока он выгребал из камина золу, Мошка увидела солнечные зайчики, скачущие по забитому людьми залу. Все, что пришло ночью, с рассветом исчезло.

Ночь вернется, подумала Мошка. При взгляде на собственный черный значок она ощущала трепет, как вчера, когда они бежали по улице, а на город опускались сумерки. Она правильно все чувствует. В Поборе творятся странные дела, с чего бы люди боялись обсуждать обычный комендантский час? Хозяйка, запирая гостиницу, вряд ли паниковала бы так, если бы ее ждал штраф или тюрьма. И вообще, что за комендантский час такой, что приводит в ужас даже мэра?

К счастью, ей не нужно искать ответы на эти вопросы. Люди мэра уже должны были сцапать Романтического Посредника в Нижнем Пембрике. Теперь-то мэр им поверит? Будем надеяться.

В половине одиннадцатого Мошка с Клентом снова стояли у дома мэра. На этот раз их проводили не в гостиную, а в убогую клетушку. Мошка сразу поняла: дело тухлое, как труп лошади в овраге.

Их минут пятнадцать томили в неизвестности. Вошедший мэр посмотрел на них пустым, гнетущим взглядом.

— Удивлен, что тебе хватило наглости заявиться снова, — рыкнул он.

Не самое многообещающее начало разговора. То, что фраза и взгляд предназначались одной Мошке, лишь подлило масла в огонь.

— Милорд… — начал было Клент.

— Гоните ее, мистер Клент, — бесцеремонно оборвал его мэр. — Где бы вы ни подобрали это гадкое дитя, не позволяйте ей и дальше отравлять ваши помыслы. Она обманула ваше доверие, а в результате мои достойные слуги лишь впустую потратили время. Могилкин с ребятами только что вернулись из Нижнего Пембрика, где не нашли никакого Романтического Посредника.

— Как, совсем? — Удивление Клента сменилось унынием, а потом проснулась его любознательность. — Милорд, поведайте, как ваши люди организовали засаду на злодея?

— Они приехали на место ровно в девять часов, секунда в секунду, так что организовать засаду не успели. Могилкин, как договорено в письме, ждал в доках, остальные спрятались за углом. Они стояли там полчаса, но так и не увидели человека с белоснежной лилией.

— Неудивительно, если прятаться за углом, — пылко воскликнула Мошка. — Судя по письму, Посредник — матерый преступник. Он мигом срисовал ваших ребят, играющих в прятки, сунул лилию в карман и был таков. Лично я бы на его месте так и сделала.

— Ловко сочиняешь. — Мэр сложил руки на груди. — Может, заодно объяснишь, почему гражданин Ночного Побора Рабиан Скеллоу, согласно записям Комитета Часов, не покидал город уже два года?

У Мошки отвалилась челюсть. Повисла тишина.

— Я так понимаю, версий нет, — ледяным голосом сказал мэр. — Колодец вдохновения пересох?

Клент первым пришел в себя.

— Милорд! Это необычно и необъяснимо, но я все равно верю этой девочке. Один заговорщик, увы, ускользнул из наших рук, но ведь отъявленный злодей Скеллоу будет ждать сегодня на закате в Братоубийственном переулке…

— Вы что же, полагаете, я буду рисковать жизнями достойных людей, отправляя их на улицу после заката, причем по голословному заявлению этой девчонки? — рявкнул мэр. — Ни за что! Закончим эту нелепую историю. Моя дочь слегла, потому что всю ночь глаз не сомкнула, переживая из-за воображаемого похищения. Тем не менее, когда я предложил отправить девчонку в Суд Пыльных Ног за клевету и мошенничество, она умоляла не делать этого. Так что наказывайте свою помощницу сами. Но если я узнаю, что вы своими бреднями снова огорчаете мою дочь, я не буду столь снисходителен. Хорошего дня, и в следующий раз выбирайте обслугу получше.

Пара слуг вышвырнула их на улицу. Одним из них был Могилкин. Почему-то выглядел он паршиво и всеми силами избегал встречаться с Мошкой глазами. Лишь когда он открыл входную дверь и заморгал в потоке света, Мошка догадалась, почему у него зеленая рожа и волочатся ноги. Злость тут же накрыла ее с головой.

Сделав самое невинное лицо, она выбрала момент, когда Сарацин был в дверях, и остановилась вроде как поправить ему намордник. Могилкин, шедший прямо за гусем, принял смелое решение освободить проход, аккуратно пихнув гуся сапогом под гузку.

Вскоре крики замолкли. Могилкина, баюкающего вывихнутую лодыжку, унесли в дом. Мошка подняла взгляд на Клента. Тот стоял со страдальческим выражением на лице.

— Мадам! Что вы рассчитывали выгадать, натравливая пернатого убийцу на слуг мэра?

— Хотела поправить настроение! — Мошка чувствовала, что вся рыночная площадь смотрит на нее. Ей было плевать. — Вы видели этого напыщенного лопоухого болвана? Морда серая. Чувствует себя погано, как свинья. Жует петрушку. Знакомая картина. Готова спорить, он полночи пьянствовал, а теперь его тошнит, будто в животе копошатся черви. Да вы сами его видели! Готовы поверить, что в таком состоянии он вскочил до зари, а потом летел сломя голову в Нижний Пембрик, не вывернув свой завтрак коню на шею? Знаете, как все было? Слуги проспали, в Нижний Пембрик не успели, а мэру наплели небылиц, чтобы их не наказали. Конечно, он боялся смотреть мне в глаза!

— Ясно. — Клент задумался, потом склонил голову. — Дитя, вероятно, ты права.

— И доносить на них бесполезно, кто поверит дочери Мухобойщика против сына Можжевелки! — Мошка дрожала и пыхтела от возмущения, будто чайник.

— Тем не менее нам нужен хороший план, а не апокалипсис, устроенный в доме мэра силами гогочущего разрушителя. Мошка, обуздай свой гадкий темперамент, и мы сумеем заполучить награду, пусть процесс и займет несколько больше времени, чем мы рассчитывали.

— Хорошо вам, — возмутилась Мошка. — Вы-то можете ждать награды сколько угодно. А у меня осталось три дня.

Еще вчера Мошка мечтала перебраться на эту сторону Длиннопера, пока не наступила зима. С того берега Побор казался путем к спасению. Теперь же она переживала, что сменила одну тюрьму на другую, где места меньше и стены выше. Через три дня она лишится гостевого статуса. Ее ждет Ночной Побор, заявляющий о себе ночным лязгом и грохотом.

— Не бойся, дитя, нам хватит трех дней, не мытьем, так катаньем, — буркнул Клент.

Заметив сузившийся взгляд, Мошка поняла, что ее спутник уже ищет альтернативные пути.

— В городе творится нечто весьма странное, — продолжал Клент. — Поскольку мы обязаны явиться в Комитет Часов, предлагаю начать розыски оттуда. Кстати, Мошка, позволь внести предложение. Возьми дьявольскую птицу на руки. Гусь своей широкой… гм, спиной… прикроет твой значок.

Хитрость сработала лишь до известной степени. Да, на черный значок коситься перестали. Но оказалось, что, если взять на руки здоровенную птицу с паршивым характером, склонную при любой возможности клевать прохожих в глаза, это тоже привлекает недружелюбное внимание. Зато толпа сама расступалась перед девочкой с гусем, так что Мошка наконец смогла разглядеть город. И снова ее поразило, как сильно разноцветные домики Побора отличаются от мрачных деревенских лачуг.

Первое глянцевое впечатление о городе уже рассеялось, Мошка увидела его грязную изнанку и постоянно сравнивала Побор с Манделионом в пользу последнего. Великая любительница печатного слова, она поискала глазами объявления и ничего не нашла.

«Готова спорить, когда местные грамотеи читают, они шевелят губами», — предположила девочка.

— Забавно, — вскоре сказал Клент.

Мошка вопросительно глянула на него. В ответ он кивнул на ближайшую вывеску, украшенную нарисованными свечами:

— Город подобен гобелену, это рассказ в картинках. Мошка, посмотри на вывески и скажи, что видишь.

Дальше шли в молчании. Мошка разглядывала вывески на тавернах и лавках, а еще символы Книжников, Парикмахеров, Часовщиков, Ювелиров и прочих гильдий, удерживающих Расколотое королевство от анархии, но при этом грызущихся между собой, словно волки.

— Что скажешь? — осведомился Клент.

— Ростовщики. — Мошка насчитала уже шесть знаков из висящих шаров. — Полно Ростовщиков.

— Именно. Многие из тех, кто платит входную пошлину, рассчитывают заработать на выход уже здесь и в итоге закладывают Ростовщикам все добро. Что еще? Заметила, чего не хватает?

Мошка пожевала щеку, и тут на нее снизошло озарение:

— Кофейня! Нет ни единой кофейни!

В Манделионе их было с полдюжины.

— Точно, ни единой кофейни, — подтвердил Клент. — Еще нет торговцев шоколадом. И табаком. По крайней мере открытых.

Они как раз проходили мимо заброшенной лавочки. Клент остановился и протер грязное стекло. Стали видны подставки для трубок, покрытые густым слоем пыли.

— Видишь, чтобы продавали шелка, кружева, сахар, специи?

Мошка осознала, что ничего подобного не видит.

— Все большие города, включая Побор, заключили соглашение не торговать с Манделионом. Рассчитывают взять радикалов измором. Заметь! Взять измором портовый город! Манделион просто отправляет корабли в другие страны. Он почти не пострадал от санкций. А вот Побору досталось знатно. Больше на нашем побережье крупных портов нет. Побору нужен Манделион, нужны караваны, которые пройдут через мост и заплатят серебром и сахаром, золотом и вином.

— Так вот почему они задирают пошлины? У них тоже кончаются деньги?

— Я смотрю, у тебя появились зачатки проницательности. Итак… Чего мы не видим на улицах? Что сокрыто от наших взоров?

— Путь из города, — попробовала угадать Мошка, хотя в голове у нее крутились другие слова: «гадская награда».

— Подумай лучше. — Нетерпение Клента проиграло в безнадежной схватке с желанием демонстрировать свой ум медленно и обстоятельно. — Вспомни, что ты видела вчера вечером, когда мы бежали по улицам в поисках убежища.

— Не считая дверей, запертых у нас под носом на огромные засовы, здоровенных щеколд на ставнях, блестящих замков размером с… ой.

Идея звякнула, как подброшенная монетка. Мошка оглядела улицу вдоль и поперек. И нигде не нашла скрещенных серебряных ключей на черном фоне.

— Их должна быть целая куча. — Девочка, сама не сознавая, перешла на шепот. — Побор каждую ночь запирается, как сундук. Тут на продаже замков можно озолотиться.

— Именно. — Клент нервно кинул взгляд через плечо, хотя они предусмотрительно не произнесли вслух слово, которое вертелось на языке.

Ключники.

— И где же они? — шепнула Мошка. — Почему их нет?

— О, не заблуждайся, они здесь есть, — сказал Клент, не размыкая губ. — Мы их не видим, но в Поборе их хватает, помяни мои слова.

Они успели в Комитет Часов как раз к началу Молитвенного часа. По всему Королевству бытовала традиция: один час в сутки звонить в честь Почтенных во все колокола и колокольчики, в церквях и домах и во всех заведениях. На улицу в это время лучше не показываться, а то запросто оглохнешь.

Все тот же Малиновый в зените славы восседал за столом. Он снова отвесил Кленту учтивый поклон, а Мошку обдал ледяным презрением. Рыжий Кеннинг забрал у них старые значки и выдал новые, с желтой каймой. Клент взял на себя нелегкую обязанность расспросить Малинового.

— Сэр, я всецело отдаю должное тому, как в вашем прекрасном городе организован комендантский час, — осторожно начал он. — Очень… занимательная система. И очень логичная. — Клент бросил мимолетный взгляд на Мошку, потом шагнул к Малиновому и заговорил доверительным тоном: — В конце концов, зачем класть в одну корзину добрые плоды и червивые с самого рождения?

— Точно так. — Малиновый расцвел. — Этот принцип хорошо нам служит вот уже восемнадцать лет, с тех пор, как его ввел губернатор Марлеборн. Мы придерживались его и в Гражданскую войну, и в эпоху Чисток, поэтому в Поборе сохранялся порядок, пока остальное королевство утопало в крови и хаосе. В последние два года благодаря новым мерам система достигла совершенства. — Малиновый сделал жест, будто поворачивает ключ в замке.

— Но в этой стройной системе есть определенные недостатки, — нахмурился Клент. — Скажем так… знает ли дневной город о том, что происходит ночью? Например, способен ли ваш комитет отслеживать тех, кто входит и выходит из города в ночные часы?

— Не вижу трудностей, — заверил Клента красномордый секретарь. — Ведомство Ночного Старосты передает нам все сведения о тех, кто родился, умер, прибыл в город или покинул его, чтобы мы учли их.

— Разрешите предположить. Считается, что ведомство Ночного Старосты не делает… ошибок. Нельзя ли допустить, что они скрыли от вас определенные сведения?

У Малинового разом побагровела шея и побелели щеки. Он с ужасом посмотрел на свои бумаги, будто те сейчас набросятся на него.

— Это немыслимо, — прошептал он; Мошка знала по опыту: так говорят о весьма вероятных явлениях, о которых собеседник боится помыслить.

— Поясните, господин, откуда в ночном городе берутся надежные служители закона? — развил успех Клент. — У всякого констебля должно быть достойное имя, а ведь это пропуск в дневной город…

Фраза повисла в воздухе. Малиновый не подхватил ее. Она легла на стол, как парализованный хорек.

— Я верно понимаю, Ночной Староста контролирует город ночью? — Клент зашел с другой стороны. — Просветите меня, какое имя не годится для света, но готово защищать закон и порядок во тьме?

— Встречаются грубияны, которых вы не пустите в дом, но наймете для охраны двора, — после долгого молчания объяснил Малиновый. — Они подобны злой собаке, но справляются с задачей, если держать их на коротком поводке.

Стало ясно, что из сердитого секретаря больше не выжмешь. Клент вздохнул и сменил тему. Малиновый радостно приветствовал новый поворот разговора.

— Да, конечно, помню этого шалопая Бренда Эплтона. — Малиновый потихоньку оттаял, шея и лицо вернули нежный цвет вина. — Они с Лучезарой Марлеборн объявили о помолвке, но через несколько месяцев парню изменили категорию. Юный Эплтон стал ночным жителем. А куда деваться! Очень сильно буянил, требовал апелляции, обещал трясти нас, пока голова не отвалится. А что вы хотели от рожденного в час Искрицы? Показал истинную натуру, только и всего. Повезло Лучезаре, вовремя его вычислили. Ясное дело, отец нашел ей партию получше. Вы же слышали о сэре Фельдролле, юном губернаторе Оттакота?

Получается, мэр выдает дочь за знатного юнца из другого города. Мошка запомнила этот момент на будущее. Оттакот — небольшой, но зажиточный город на восточном берегу Длиннопера, куда Мошка с Клентом так отчаянно хотели попасть.

— Конечно, поговаривают, это политический брак, — тихонько добавил Малиновый. — Оттакот и другие восточные города собирают армию, чтобы пойти войной на Манделион, свергнуть радикалов и усадить на трон уважаемого человека. Но их отделяет от цели Длиннопер. Поблизости есть только наш мост, а идти дальними краями в преддверии зимы они не хотят. Чтобы пройти через Побор, им придется заплатить пошлину за каждого солдата или договориться с мэром, ради чего и приехал сэр Фельдролл.

Мошка снова навострила уши. Неудивительно, что другие города хотят раздавить Манделион. Кому из правителей понравится, что простой народ слушает вести о городе радикалов, где господствуют дикие понятия о равенстве? Еще нахватаются вредных идей! Удивило ее другое — то, как она в душе сразу встала на защиту взбунтовавшегося города, хотя не видела там ничего, кроме неприятностей. Похоже, она таки нахваталась идей. У нее на глазах веселый дух Манделиона восстал из пепла, более того, она приложила к этому руку. Когда Мошка слышала слово «Манделион», в груди поднималась волна гордости.

К счастью, выходило так, что главные враги Манделиона способны лишь бессильно потрясать кулаками с другого берега Длиннопера.

— А где сейчас Эплтон? О нем что-нибудь известно? — Клент умел вежливо и ласково вытягивать сведения.

— В Ночном Поборе. Скорее всего жив. В сообщениях о смерти его имя не значится. Конечно, мы регулярно обсуждаем Почтенных из серой зоны и иногда меняем категорию. Но Искрица? Ночь, и никаких предпосылок к переменам. Невеликая цена за спокойствие города.

«Спокойствие? Да что вы говорите? — У Мошки с губ сорвался очень тихий и горький смешок. — Так спокойно, что люди с заходом солнца разбегаются, как тараканы».

Воспользовавшись паузой в разговоре, Кеннинг стрекозой подлетел к Малиновому и пошептал ему в ухо.

— Вот как? Ясно. Мистер Клент, вам оставили сообщение. С вами хочет встретиться дама.

Клент бросил взгляд на Мошку. Похоже, их посетила одна мысль. Единственная дама во всем Поборе, у кого есть повод поговорить с ними, — это Лучезара Марлеборн. По словам отца, она слегла после бессонной ночи. Видимо, девица способна действовать, не ставя отца в известность. Даже тайком выбраться из дома. Лучезара прекрасно знает, что гости города каждый день ходят в Комитет. Именно здесь им можно оставить весточку.

— Она сообщила, где ее найти?

— Сказала, что до часу дня будет в летнем саду у Голубячьего театра.

— В таком случае разрешите сердечно вас поблагодарить и откланяться. Нельзя заставлять даму ждать.

Если Мошке не показалось, Малиновый вздохнул с облегчением. То ли ему был неприятен разговор, то ли упорные попытки Сарацина сожрать чернильницу Кеннинга, не снимая намордника.

На пороге Часовой башни им встретилась толпа людей, волокущих к стражникам добычу, мужичка в очках.

— …Без значка… — донеслось до Мошки. И впрямь, деревянной броши на куртке у мужичка не было.

— Я объясню! — пискнул он, когда его затаскивали внутрь. — Я его потерял! Он отстегнулся, упал в траву! Говорю вам, я гость! Гость!

Закрывшаяся дверь отсекла панические вопли.

Глянув вверх, на башенные часы, Мошка с мрачным удовлетворением заметила, что они показывают неточное время. В нише до сих пор улыбалась Добрячка Сильфония, а ведь она господствовала вчера с полудня до вечера. Сегодня, от рассвета до вечернего чая, было время Добряка Петрушки. На крыше башни виднелся древний подъемник. От него прямо к циферблату тянулась веревка. Наверное, спустили бедолагу мастера ремонтировать часы.

«Часы изрядно похожи на сам город, — решила Мошка. — Выглядят красиво, звучат мощно, издали похожи на шедевр. А на деле сломаны. Внутри все прогнило, у шестеренок сточены зубцы. Точь-в-точь Побор».

Голубячий летний сад, как весь Побор, не считая замка, страдал от тесноты. Зеленая полоса притулилась меж двух склонов, украшенных лестницами, кустами, пещерками, карликовыми деревьями. Внутри облупленного павильона, засыпанного сухими листьями бузины, виднелась белая парасолька.

— Выше нос, мадам, — скомандовал Клент. — И не смотрите на девицу как удав на кролика. Это нежное создание. Испуганное. Благовоспитанное. Их-ха.

Последнее слово он произнес тем же тихим, убеждающим голосом. Мозг не успел осмыслить тот факт, что белоснежная парасолька стукнула Клента в лицо.

— Их-ха! — повторил Клент, когда зонтик опустился снова. В этот раз он наполнил слово нужным количеством боли и изумления.

Как изменилась Лучезара, озадаченно подумала Мошка, глядя на белую фигуру в дверях. Превратилась в… госпожу Бессел. Дженнифер Бессел, в белом муслиновом платье, сером платке и кожаных перчатках. Ненадолго же ее задержали ворота Побора.

Клент издал визг, сумев превратить его в радостный возглас удивления, хотя ноги так и порывались умчать его вдаль.

— Милочка Джен! — Он крепко схватил ее за руки, блокируя удар парасолькой в живот. — Как ловко ты придумала устроить нам сюрприз! Конечно, мы верили, что ты сумеешь попасть в Побор, но ты превзошла саму себя!

— Побегу за констеблем! — крикнула Мошка.

Широкая рука госпожи Бессел поймала ее за плечо и рванула к себе. Но внезапно отпустила. Госпожа Бессел разразилась проклятиями. Мошка, выдираясь изо всех сил, рухнула на землю, выпустив Сарацина.

Едва она коснулась земли, раздался треск, и повисла зловещая тишина. Собравшись с духом, Мошка осторожно подняла чепчик, сползший на глаза. И застыла, прижавшись животом к земле.

В суматохе намордник Сарацина треснул. Мошка застала момент, когда гусь стряхнул остатки конструкции с клюва. Крылья его расправились, шея вытянулась вперед. Кто-то посмел его бить и швырять! Гусь жаждал разобраться с обидчиком.

Долгий миг Мошка, Клент и госпожа Бессел безмолвно смотрели на него. И бросились врассыпную. Каждый спасался как мог. Клент нырнул в павильон и с ногами забрался на плетеный стул. Сиденье тут же провалилось, и он оказался в ловушке. Госпожа Бессел продемонстрировала изрядную ловкость, а также полосатые чулки расцветки «шоколад и сливки». Подобрав юбки, она запрыгнула в фонтан со статуей нимфы. Мошка же, накрыв голову руками, осталась плашмя лежать на земле. Все они не понаслышке знали разрушительную мощь взбешенного Сарацина.

— Дозволено ли мне спросить, чем мы вызвали столь внезапную вспышку гнева? — наконец вымолвил Клент. Голос его был тих и спокоен, как летний ветерок.

Ответ госпожи Бессел прозвучал нежно, как воркование голубя.

— Эта девчонка съела мое рагу, сперла мои платки, надула доброго доктора прежде, чем он угостил меня ужином, а потом умыкнула мои деньги. Чует мой нос, из ее проделок торчат твои уши.

— А ты бросила бы нас гнить в Грабели, — буркнула Мошка, уткнувшись носом в землю. Выплюнув набившиеся в рот семена одуванчика, она продолжила: — И вообще, ты здесь, чего еще надо?

— А толку-то? — разозлилась госпожа Бессел; Сарацин тут же развернулся к ней, и больше медовые интонации не исчезали из ее голоса. — Мне хватало денег, чтобы войти в Побор и выйти с другой стороны. Но ты их украла. И теперь я на мели. У вас, мои пирожочки, как я погляжу, дела не лучше? Мы как рыбы на берегу, шлепаем жабрами и мечтаем о дожде.

Глаза Клента неотрывно следили за вышагивающим гусем, но обратился он к госпоже Бессел:

— Несравненная мадам, раз вы не навлекли на наши головы гнев стражи, предположу, что у вас есть собственные резоны избегать их внимания, либо вам что-то требуется от нас. Причем, скорее всего… и то и другое?

— Быстро сообразил, сливовый мой, поздравляю. — У госпожи Бессел начали стучать зубы, ведь она стояла по колено в воде. — Если будете плясать под мою дудку, мы сорвем куш, которого хватит, чтобы вы расплатились со мной и за магазин, и за все украденное, и еще останется на выездную пошлину.

— Похоже, все плюшки достанутся вам, — буркнула Мошка.

— Когда тонешь, ухватишься и за колючий куст, — отрезала госпожа Бессел. — Мой сладкий киселек, ты ведь родилась в час Мухобойщика. Ночная, как совиные катышки. Через три дня тебя изгонят во тьму.

— Дорогая Дженни, в твоих словах есть толика правды. — Клент осмелился вытащить одну ногу из остатков стула. — Мы внимательно слушаем.

— Тогда помолчите. — Даже ветер послушно утих. Даже вода под ногами госпожи Бессел прекратила плескаться. — В этом городе лишь одна вещь стоит дороже, чем глыба серебра весом со слона.

— И что же это?.. — Серые глаза Клента заблестели, и явно не от страха.

Взгляд как у галки, вдруг подумала Мошка. Сталь, алчность и острый ум.

— Удача, — сказала госпожа Бессел.

— Уда… В смысле, Удача Побора? — вылупился на нее Клент.

— Мистер Клент, — Мошка отважилась чуть приподнять чепчик, чтобы взглянуть на спутника, — вы же говорили, Удача — это грошовый талисман? Откель тады серебро…

— Дитя, любая вещь стоит столько, сколько за нее заплатят. Если поборцы верят, что лишь Удача держит город на краю обрыва, за нее дадут мешок бриллиантов.

— Выходит, если Удача пропадет… — Мошка выразила словами повисшую в воздухе мысль.

— …А добрый человек сообщит людям, где ее можно найти… — подхватил Клент.

— …То ему светит щедрая звенящая благодарность, — закончила госпожа Бессел.

— Ясно. А Удача — это что вообще такое? — спросила Мошка; повисла грустная тишина. — То есть вы не знаете?

Лицо женщины приняло непроницаемое, осторожное, даже загадочное выражение.

— Я кучу сил убила зря, чтобы разговорить местный люд. Обычно Удача — что-то маленькое: чаша, череп, высушенный огрызок яблока, съеденного святым человеком.

— Если Удача такая маленькая, зачем мы вам нужны? — От подозрительности у Мошки встали дыбом волоски на шее. — Вы и сами запросто справитесь. Мистер Клент, подозреваю, ей нужны не помощники, а козлы отпущения. Чтобы вместо нее сесть в тюрьму.

— Тише, дитя, это невежливо…

— В определенном смысле девочка права, — перебила его госпожа Бессел.

— Что?

— Не так важно, что из себя представляет Удача, — сказала госпожа Бессел, отпихивая парасолькой слишком любопытную утку. — Зато я знаю, где она хранится. Мэр спрятал ее в самом недоступном месте, на верхнем этаже городской тюрьмы. Удача хранится в Часовой башне у моста.

— Это значит…

— Это значит, ходячее бедствие, похожее на хорька, — госпожа Бессел недвусмысленно уставилась на Мошку, — сегодня отволокут в Суд Пыльных Ног, обвинят в краже кошелька и швырнут в тюрьму. Там наша канарейка использует секретный прием и выпорхнет из клетки. Она найдет Удачу, спрячет ее под фартуком и с утра выйдет на свободу, когда добрые друзья уплатят штраф.

— Если все так просто, чего бы вам самой не попробовать? — осведомилась Мошка.

— Там есть место, где я не пролезу. Нужен ребенок. К тому же у меня слишком хорошее имя. Дженнифер — это целая кипа добрых значений, честных, мирных, красивых и белых. Никто не поверит, что я заслуживаю ареста.

— Они мигом передумают, едва вы снимете перчатки! — прошипела Мошка.

Госпожа Бессел смертельно побледнела. Мошка выдержала ее взгляд, но в животе появилось сосущее чувство, что она перегнула палку.

— Нет, мои лютики, или играем по-моему, или вообще никак, — тихо сказала дородная женщина.

— Ну так тьфу на ваши игры! — вскочила Мошка. — Поищите других игроков!

Сарацин, уставший бесцельно бродить туда-сюда, обрадовался, увидев возмущенную Мошку. Наконец он понял, кто тут враг. Взмахнули белые крылья, и гусь шлепнулся в фонтан рядом с госпожой Бессел.

Они тут же исчезли в белом круговороте пены, муслина и перьев. Потом существо в мокрой шляпке, бросив в фонтане сломанную парасольку, выползло из каменной чаши. Замелькали ноги в полосатых чулках. Сарацин вальяжно выбрался на край фонтана, сверкая на солнце каплями воды.

Клент осторожно вышел из павильона и проводил глазами резво бегущую женщину.

— Знаешь, с Дженнифер Бессел опасно связываться.

— Ваша правда, мистер Клент, — бодро согласилась Мошка, выбирая траву из волос. — Но если они с Сарацином сойдутся на арене, я рискну поставить на гуся.

— Интересно, как она оплатила пошлину, если ты избавила ее от денег? — задумался Клент. — Ладно, не будем возводить на даму напраслину, хоть у нее в свое время и были самые ловкие пальчики в профессии.

За эту «профессию» госпоже Бессел на каждой руке выжгли букву «В», означающую «воровка».

— Увы, Джен, нет тебе доверия, — вздохнул Клент. — Мошка, боюсь, ты правильно все поняла. По ее плану мы бы с тобой оказались в кандалах, твой пернатый друг — в котелке, а Джен с набитыми карманами — в Чандеринде. О женщины, вам имя — вероломство!

Клент снова вздохнул. Мошка тем временем подобрала обломки намордника, подвязала веревочкой и попробовала надеть на Сарацина.

— Мы в тупике, — признал Клент. — Да, мы предотвратили встречу мистера Скеллоу и Романтического Посредника, каковой наверняка решил, что на него расставили ловушку, и бежал из страны. Да, мы с полным правом можем поздравить себя, что выбили у похитителей почву из-под ног, но этой монетой не оплатишь выход из города. По всему выходит, у нас осталось последнее средство. Мадам, мы можем рассчитывать только на себя… и мы должны до заката отыскать Братоубийственный переулок.

Мошка как наяву вспомнила ту ночь. Дождь, холодную сталь, грубый камень, ледяной страх.

— Но ведь там будет Скеллоу! Сегодня!

— Именно. — Клент отстраненно смотрел вдаль. Было видно, что он испуган, но блестящая, изящная идея овладела им и он не мог ей сопротивляться. — Да, заговорщик будет там. Он впервые встретится с Романтическим Посредником, объяснит ему задачу, возможно, выплатит часть гонорара. Не разочаруем же мистера Скеллоу.