Хатин раздвигала широкие листья папоротника, которые затем смыкались, скрывая землю. Сквозь невесомый мир тихо покачивающихся ветвей она попала в густое облако остроконечных листьев, скользящих по коже. Проникая сквозь кроны деревьев, лунные лучики дробились на частички, зеленые, как глаза у кошки.

Наконец Хатин нащупала конец веревки, привязанный к ветке, на которой лежала грубо сколоченная из досок площадка. Хатин осторожно выбралась на нее, и от страха высоты у нее закололо в коленках.

Там, где ветка соединялась со стволом, ее окутывал сгусток тени величиной с крупную хижину: листья, палки, лоза. Хатин направилась к ней, но тут из тьмы вышла худая фигура и взяла ее за руки.

Это был юноша, не старше двадцати: лицо – гладкое, как зыбучий песок, а брови – словно ленты черного бархата. Хатин дрожала, пока он рассматривал татуировку при свете фонаря. Затем он коротко кивнул, а когда взглянул на нее, то выражение его лица уже было не таким пугающим.

– Сегодня сделала?

Хатин кивнула.

– Хорошая работа, – с необычной мягкостью произнес он. – Надо будет еще листьев приложить, не то к утру опухнет до размеров кокоса. Плясунья!

Последнее слово он произнес громче остальных, и на какой-то миг Хатин даже решила, что это приказ. Но почти сразу сообразила, что юноша обращается назад.

Огромный узел, сплетенный из зелени, задрожал с ближайшего к ней бока. Затем лозы раздвинулись, как занавеси, и наружу вышла женщина. Из-под обрамленной черными перьями бархатной шапочки свисало множество блестящих черных косичек. Росту в ней было больше шести футов, плечи широкие, конечности мощные, но двигалась она легко и с мужской непринужденностью. С ног до головы она была одета, как одна из племени горького плода, нижняя губа окрашена соком ягод, чтобы придать видимость полноты; на плечах легкими штрихами того же сока нарисованы «жилы». Предплечья скрывались под вдовьими лентами.

Одевалась и выглядела она не как хитроплетунья, но ведь это «Возмездие», а в «Возмездие» принимали только хитроплетов. Похоже, это была еще одна соплеменница, приложившая немало усилий, чтобы скрыть свое происхождение.

Женщина подошла ближе и взглянула на Хатин сверху вниз. Имя Плясунья ей как-то не подходило. Скорее «Та, что убивает ударом или взглядом». Никак не Плясунья.

– Ради кого ты здесь? – спросила женщина на хитроплетском таким глубоким голосом, что Хатин ощутила его даже подошвами ног. Ошеломленная, она едва не назвала имя Феррота, но поняла, что имеет в виду Плясунья. «Ради кого ты здесь?» Разум Хатин заполнили призраки, и девочка раскрыла пересохший рот, готовая перечислить каждого поименно.

– Ради всех, – ответила она наконец.

Плясунья некоторое время внимательно смотрела на нее, а после очень медленно кивнула, словно такой ответ ей приходилось слышать ежедневно. Потом она присела.

– Расскажи, – велела женщина, и Хатин рассказала, слыша, как ее голос превратился в ущемленный, лишенный чувств поток слов, перечисление немыслимых событий. Все это время она следила за выражением лица женщины, пытаясь понять, не говорит ли она лишнее, высматривая свойственные хитроплетам напряжение или блеск в глазах, как бы сообщающие: осторожно, а то ведь не знаешь, кто нас услышит. Однако женщина продолжала кивать и слушать, лишь медленно моргая время от времени.

Лишь окончив свой рассказ, Хатин ощутила сокрушительный стыд. Старый жрец был прав. И что ей, такой маленькой и хрупкой, вдруг взбрело в голову предстать перед великаншей, требуя прав мстителя?

– Я… я не знала, как мне быть, – добавила после долгой паузы Хатин. – Выбора не оставалось.

Плясунья медленно вздохнула и так же медленно покивала головой.

– Да. Выбора совсем не осталось, я вижу. На этом острове, может, и есть кто, у кого прав на отмщение больше, чем у тебя, но я таких не встречала. – Хатин захлестнуло волной облегчения, а Плясунья тем временем встала. – Надо бы рассказать обо всем Ферроту.

– Он… он жив? Он здесь?

Плясунья кивнула.

– Его родные точно не уцелели?

Хатин закусила губу.

– Я так не думаю. Мать точно мертва, я уверена. Младший брат был на пляже… оттуда вряд ли кто-то сумел сбежать.

– Верно. Верно. – Плясунья снова вздохнула. Глядя, как она разворачивается, Хатин представила, могучего и величественного кита на волнах. Плясунья скрылась за стеной ползучих растений, и на какое-то время Хатин осталась одна.

Когда покров растений снова расступился, наружу показался мужчина – на первый взгляд совершенно чужой. Хатин запомнила Феррота высокой и мускулистой копией младшего брата Лоана, который еще и смеялся громче и заливистей, а когда злился, то скулы у него бугрились желваками.

Сейчас перед ней стоял юноша с худыми, истощенными конечностями в тонкой паутине шрамов. Волосы отросли, а желваки теперь вздымались постоянно и беспокойно. В глазах его читалось нечто напоминающее ужас. Феррот не вернулся домой, потому что никакого Феррота больше не было.

Зато глаза его были совсем как у Лоана, и Хатин вдруг показалось, что вся деревня Плетеных Зверей восстала из мертвых и корит ее за то, что она не сумела спасти их.

– Мне ужасно жаль, – только и сумела вымолвить она. Феррот исчез за пеленою слез, листья и лозы зашуршали, когда он кинулся к Хатин. Ее обхватили и подняли, сдавили так сильно, что стало трудно дышать.

– Сестренка, – повторял он снова и снова. – Сестренка. Мы доберемся, доберемся, доберемся до них до всех…

– Да! – Хатин хваталась за него, словно утопающий. – Да, доберемся, доберемся…

Прошло минут десять, прежде чем они смогли заговорить о чем-то другом. Затем Феррот бережно поставил Хатин на ноги и отвел к занавесям из ползучих растений, из-за которого вышел. Последовав за ним, Хатин расслышала ворчливое жужжание, разглядела темные живые бусины, злобно кружащие в воздухе. Среди плотного узла лиан, палок и грунтовой штукатурки виднелись серые наросты вроде крапчатых урн.

– Осиные гнезда, – пояснил Феррот. – Горожане близко к ним не подходят. На нижних ветках ульев еще больше, и жужжание скрадывает звуки наших голосов – если говорить шепотом.

– А они вас не жалят?

– Еще как! – ответил Феррот, удивленный вопросом.

Позади занавесей располагалось некое подобие круглой комнаты. Пол – смесь высохшей лозы, циновок, спрессованной соломы и досок. Вдоль стен на широких оловянных блюдцах стояли маленькие фонарики. Выпрямившись, Хатин увидела перед собой собрание людей, и Феррот покровительственно опустил руку ей на плечо.

В кресле-качалке из дерева винно-красного цвета сидела Плясунья и попыхивала трубкой. Ее окружали угловатые пылкие лица, мерцание самоцветов в зубах, звучали, переплетаясь, горячие шепотки на хитроплетском. Темнота пропахла маслом светильников, едким душком древесного сока, гниющими кожаными ботинками, плесенью… и чем-то неописуемо свойственным хитроплетам…

– А вот и она, – сказала Плясунья. Должно быть, она имела в виду ее историю. – Эта женщина вызвалась починить огромную прореху в ткани мироздания. Уступите ей место. – Стройный мужчина с длинными зубами и острыми, как лезвия, скулами, убрал в сторону мачете, которые чистил, дабы освободить место на циновке. На плечи Хатин накинули легкий плед, а в руки дали кружку чего-то горячего и сладкого.

Феррот, нежно стиснув ей плечи, как будто хотел удержать на месте, зашептал на ухо:

– Вон там Мармар – он убил человека при помощи граната. А там – Лоулосс, она делает вот это. – Он указал на стены, и Хатин разглядела развешанные на них лица – все величиной со сливу, вырезанные из дерева. – Это изображения наших врагов, с их помощью мы выслеживаем людей. А встретил тебя Джейз. – Юноша с бархатными черными бровями, который проверял метку на руке Хатин. – Джейз однажды расправился с целой бандой контрабандистов, вооруженный одной только ракушкой.

Джейз широко улыбнулся и поднял руки, показывая, чем окончилась схватка: зеркальные татуировки в виде крылышек на обоих предплечьях; завершенная бабочка, гармоничное мироздание.

Феррот перечислил с десяток имен мужчин и женщин, собравшихся в логове, с гордостью перечисляя их подвиги, словно некие титулы, а в ответ покрытые необычными шрамами и рисунками лица озарялись улыбками хитроплетов – с усилием, словно мускулы отвыкли от этого. Хатин ощутила, как по телу украдкой расплывается тепло. Все тут было в диковинку и настораживало, и в то же время она словно вернулась домой.

Наконец слово взяла Плясунья.

– Прости, Хатин, в ином случае я бы не стала просить тебя пересказать свою историю, пока ты не будешь готова. Однако твой рассказ включает и смерть Реглана Скейна… а это касается всего «Возмездия».

– Это правда? – спросил коренастый и сложенный, как собака породы боксер, Мармар. У гранатового убийцы над самой бровью имелся шрам в виде крюка. – Ты видела его тело?

Хатин взволнованно кивнула.

Мармар обиженно выдохнул.

– Даже узнав о гибели прочих Скитальцев, я все еще надеялся, что уж он-то выжил. – Зашипев сквозь стиснутые зубы, он смахнул с ноги осу. – Казалось, он всегда и ко всему готов.

– Никто не может быть готов ко всему, – тихо прогремела Плясунья. – Даже Реглан.

Хатин слушала их ошеломленно. Разве не должен быть человек вроде инспектора Скейна для «Возмездия» заклятейшим из врагов? Разве не должно «Возмездие» жить в постоянном страхе, что их обнаружит кто-нибудь из Скитальцев?

Мармар снова обратился к Хатин:

– Что ты знаешь о том, как он умер?

Под его пытливым взглядом Хатин беспомощно зарделась.

– Это… это не мы! То есть… – Она не договорила. Ее и Арилоу винить было не в чем, но оставался шанс, что Скейна убил кто-то другой из деревни. Ей по-прежнему мерещилась крадущаяся по песку Эйвен, сжимающая в руке иглу морского ежа…

– Да, мы это знаем, Хатин. – Снова рокочущий баритон Плясуньи. – Что бы там ни утверждал закон, мы знаем, что ни ты, ни твои люди с убийством не связаны. – От того, с какой непоколебимой уверенностью говорила Плясунья, образ Эйвен-убийцы задрожал и развеялся, а Хатин вдруг сделалось дурно: как же это, собственное воображение предает ее? – Реглан Скейн был частью чего-то большего, чего-то, что нам пока еще не понятно. Но можешь ли сказать, что его убило? Ты видела порезы, синяки, что-нибудь необычное?

– Ничего. Только… он слегка улыбался.

– Как и прочие, – сказал Мармар. – Они все мертвы, Плясунья. Все до единого. Весь Совет, Скейн и прочие наши союзники среди Скитальцев. Сохрани кто из них свое имя – уже связался бы с нами. Мы остались одни, ведь так? Что станет, когда губернаторы подыщут кого-нибудь другого для охоты за преступниками вроде нас? Кто бы это ни был, они не станут заметать за нами следы, как это делал Совет Скитальцев. Проклятие, как нам теперь быть?

– Вы хотите сказать, что Совет Скитальцев знал, где скрывается «Возмездие»? – не сумев сдержаться, спросила напуганная Хатин. – Они… Они за вами не охотились? Укрывали вас от закона?

– Да, Хатин. – Плясунья откинулась на спинку кресла, и сухие лозы затрещали под дугами. – Пойми одно: все не так, как представляет себе большинство людей.

Начнем с того, что большой союз между Скитальцами и губернаторами – ложь. Они вроде работали рука об руку, но свою вторую руку каждый держал на рукояти кинжала. У Скитальцев всегда имелись могущественные враги: губернаторы, которым не хотелось делиться властью с теми, кем нельзя управлять; старые семьи Всадников, которые презирают Скитальцев за то, что те ведут свой род от местных племен.

Хатин сразу вспомнила дом губернатора в Погожем и бунгало миледи Пейдж – как те злобно взирали друг на друга через площадь.

– Без друзей Скитальцам было не обойтись, – продолжала Плясунья, – и Совет нашел нас. Или же скорее… один из них нашел меня.

Жил некогда человек из племени горького плода, любивший поспорить. Спорил с соседями, семьей и даже с губернатором. Однажды в городе пропала девочка, и губернатор обвинил в этом горькуна, нанял пеплохода выследить его, и никто за него не заступился. Никто, кроме жены, но ее и слушать не стали. Человек бежал в горы, однако пеплоход его поймал, убил, забрал себе его прах и пошел восвояси.

Плясунья не обращала внимания на осу, что жужжала, маятником покачиваясь у нее перед носом, а после взмыла под потолок.

– А вот чего никто не знал, так это того, что вдова происходила из хитроплетов, хотя и не была похожа на них. Полукровка, она выросла в одной устричной деревушке. Она сделала метку, научилась обращаться с мечом и пращой и отправилась выслеживать того пеплохода. Год провела в тщетных поисках, пока один следователь из Совета Скитальцев по имени Реглан Скейн не указал ей, где он укрывается.

Плясунья сделала затяжку и широко улыбнулась невеселой, окутанной дымом улыбкой.

– Скитальцы по большей части недолюбливают нас, – сказала она, – но пеплоходов – еще сильнее. Пеплоходу плевать на справедливость, ему только пепел подавай, а пепел Скитальца для него и вовсе – предел мечтаний. В руках наделенного властью человека, который может снабдить их лицензией, пеплоходы служат идеальным инструментом убийства: платить не надо, кормить не надо, причины им тоже не особо нужны. Охоту они не прервут, пока не убьют, а вставать у них на пути желающих нет – кроме нас.

Люди власти ненавидят нас, потому что не могут контролировать. Нами движут не их приказы, а наша беда. А выше нашего закона никто встать не может. Даже, – она слегка улыбнулась, будто подумала о чем-то этаком, – губернатор.

– Так вы… Вы нашли того пеплохода? – робко поинтересовалась Хатин. – Того, что убил вашего мужа?

– Да, – ответила Плясунья. – Самым сложным было заманить его на деревянный мост, который я подготовила. Как я и надеялась, его магия не предупреждала о подпиленных планках и не спасала от падения в воду. Потом он, разумеется, вылез на берег, но когда с него смылась краска, смылся и он сам. Идти по следу синих лужиц в холмах было просто. – Она выбила пепел из трубки в металлическую урну. – А уж когда я нагнала его, драка не заняла много времени.

После этого мы с Регланом стали друзьями. Мысль заключить союз между «Возмездием» и Советом Скитальцев принадлежала нам обоим. Скейн обещал, что Скитальцы станут указывать нам местонахождение виновников, но взамен мы должны были извещать их о наших действиях и стараться не вредить ни в чем не повинным, чтобы, как потоки лавы, не сжечь все на своем пути. Я согласилась.

Пятнадцать лет Скитальцы лгали губернаторам, защищая нас. Мы стали их тайной рукой в этом мире, а они – нашим щитом, нашими глазами и ушами. И вот теперь… все они мертвы.

Мир аккуратно перевернулся с ног на голову, а Хатин оставалось только молча взирать на Плясунью.

– Во мраке этого преступления мы можем видеть очень недалеко, да и те улики, что есть, добыты благодаря Реглану Скейну. Несколько месяцев назад он сообщил, что Совет Скитальцев обнаружил нечто опасное и важное. Правда, подробности он сообщать не стал, не был уверен. И якобы не хотел меня… расстраивать.

Слово «расстраивать» как-то не вязалось с Плясуньей. Трудно было вообразить, как она падает в обморок или плачет. Хатин заподозрила, что Скейн наверняка имел в виду что-то другое.

– Совет Скитальцев осознал, что своим же открытием подверг себя опасности, и организовал «инспекцию детей-Скитальцев», под предлогом которой отправил дознавателей в самые отдаленные уголки острова, где врагам было уже не так просто их найти. Реглан сказал мне, что отправляется на Обманный Берег, чтобы одновременно продолжать расследование.

Хатин вспомнила, какая паника охватила деревню, когда прибыл инспектор Скейн. Зато самому Скейну все это время было глубоко наплевать, пройдет леди Арилоу испытание или нет, – он лишь делал вид, что проверяет ее.

– Вспомни, сестричка. – Феррот присел рядом с Ха-тин. – Может, припомнишь что-нибудь, что поможет нам понять, что же такое расследовал инспектор Скейн? Плясунья пересказывала твою историю и сказала, что он вроде как ждал новостей.

Хатин порылась в туманных глубинах памяти усталого мозга.

– Да, так он сказал, перед самой смертью. Ему пришлось отослать разум, чтобы прочесть письмо. В записке, которую нашел губернатор, говорилось, что он каждые два часа будет проверять Верхогляд, ждать письма от Лорда-Наставника Фейна. – Медленно, с остановками она как можно точнее пересказала содержание той записки. И в это же время она вдруг осознала, что загадочный «Х.», упомянутый в послании, это, должно быть, Плясунья.

Когда она закончила, в логове повисла тишина.

– Плохо дело, – заметил Джейз. Несколько членов «Возмездия» кивнули в знак согласия. – Неудивительно, что горожане обезумели: послание составлено так, будто он следил за хитроплетами. Если все утвердятся в этой мысли…

– Я… – Хатин переводила взгляд с одного лица на другое. – Я думаю, что все уже утвердились – в Погожем уж точно… Она о том позаботилась…

Воцарилась мрачная, холодная тишина, и Хатин ощутила, что идет обычная немая беседа хитроплетов. Правда, она не понимала невысказанных фраз, и вновь ощутила себя ребенком.

– Я не… Что теперь будет? Что это значит?

– Охота на ведьм, – пророкотала Плясунья. – Твоей деревней не ограничатся, Хатин. Они уже не смогут отступить, и им придется идти дальше вперед. Скоро мы узнаем, как все губернаторы на этом острове ищут среди хитроплетов убийц Скитальцев.

– Записка, – нахмурился Джейз. – Говоришь, она у губернатора?

– Если люди губернатора порылись в бумагах Скейна, – прорычал Мармар, – то здесь уже небезопасно. Скейн так много знал… Что, если упомянул о нас в дневнике или письме?

– Реглан был осторожен. – Плясунья закусила мундштук трубки. – О нас он бы ничего не стал доверять бумаге.

Хатин внезапно вспомнила, как Эйвен листала найденный у него в поклаже дневник.

– У инспектора Скейна и правда был дневник, – тихонько произнесла она.

– Где он? – тут же спросила Плясунья.

– Нам пришлось вернуть его на место… но осталось вот это. – Порывшись в кармане кушака, Хатин извлекла оттуда две мятые страницы, которые Эйвен вырвала из книжки.

– Письмена на языке знати, – расстроенно и с отвращением сказал Феррот. – Джейз! Ты в прошлой жизни был учеником клерка, так?

Джейзу передали странички, и он прищурился на них сквозь янтарные линзы, сидевшие на каждом глазу как два монокля.

– Говорите, наш друг инспектор был осторожен в том, что писал? – произнес он со вздохом. – Информацию он прятал слишком хорошо. Я могу худо-бедно прочесть эти каракули, но за ними все равно скрыт шифр. На первой странице вроде как перечень хитроплетских деревень, и после каждого названия идет загадочная фраза. Например: «Хвост Прилива. Три – орлы, один – Повелитель, пять – штормы». Или вот еще: «Жемчужница. Семь – скалы, один – орлы, один – ушел в В.». И после каждой еще по цепочке слов… которые и словами-то не назовешь. Я, во всяком случае, таких прежде не видел. В самом низу одна-единственная строка: «Вести из Города Зависти – Объездчик считает, что владыка К. вернется сразу после дождей или чуть позже».

Вторая страница немного понятнее. Вот, послушайте: «Заметка от Фейна: “К. согласился сотрудничать, попросил о встрече с Лордами-Наставниками, говорит, что против нас зреет заговор, обещает все рассказать. Фейн говорит, что если не вернется, мне следует заподозрить измену и раскрыть все, что известно, в сорочьей хижине Погожего”».

Повисшую тишину нарушало только жужжание ос.

– Ну хорошо. – Джейз снял монокли. – Мы загарпунили дело, посмотрим, получится ли вытянуть и рассмотреть его поближе. Некий К. организовал тайную встречу с Советом Скитальцев, так чтобы все Лорды-Наставники оказались в одном месте одновременно. Выходит, что этот К. либо и правда намеревался предупредить их, но опоздал… либо заманил их в ловушку.

– Значит… мы считаем, что Совет Скитальцев угодил в западню, устроенную, чтобы они не смогли раскрыть для всех какую-то опасность? – рассуждала Лоулосс – усталого вида женщина с растрепанными волосами. На вид ей было лет сорок. – Потом неведомым образом расправились со Скейном, а следом за ним убили остальных Скитальцев, на случай, если и они что-то знали или сами раскрыли тот же секрет.

– Возможно, – ответил Джейз, – Скитальцы всегда друг за другом приглядывали. Если бы умерли только некоторые, остальные взялись бы за тщательное расследование. Единственный способ убить Скитальца безопасно для себя – убить их всех.

– Но убили не всех, – мягко прогремела Плясунья. – Один по-прежнему живой. Сестра Хатин. Арилоу.

Сестра Хатин… Арилоу… Не леди Арилоу, нет, здесь она прежде всего сестра Хатин. Хатин расстрогали бы эти слова, если бы по спине не бегали ледяные паучки страха. Чем грандиознее представлялся ей заговор, тем необычнее выглядело спасение Арилоу.

– Так зачем? – спросил Мармар. – Зачем было убивать всех Скитальцев и оставлять жизнь Арилоу?

– Сомневаюсь, что ей хотели сохранить жизнь, – ответила Плясунья, – но она выжила. Хатин, может, ты знаешь как?

Сидевший рядом Феррот заметно напрягся. Чувствовалось, что он борется с глубоко укоренившейся привычкой говорить о способностях Арилоу осторожно.

– Арилоу… – Феррот украдкой бросил на Хатин виноватый взгляд. – Мы держали это в тайне и сомневались…

– Я все же думаю, что она Скиталица, – резко произнесла Хатин. Феррот закрыл глаза и коротко, но раздраженно вздохнул. – Нет… правда. Я… я знаю, что ты хочешь сказать, Феррот. У нас… у нас в деревне и правда верили, будто она всего лишь отсталая в развитии. Я и сама начала в это верить. Она была нужна нам Скиталицей, приходилось самих себя убеждать, будто у Арилоу есть дар, поддерживать «легенду», хотя мы в глубине души и не сомневались, что все это ложь. Но теперь… я не знаю, однако начинаю думать, что Арилоу – Скиталица. Просто ее… мало интересуют окружающие.

– Что ж, похоже, враги тоже верят, что она Скиталица, – сказала Плясунья. – Кем бы они ни были. Должно быть, выяснили, что один из Скитальцев все-таки выжил. Затем и подослали Джимболи разворошить город, натравив его жителей на вашу деревню. От Арилоу нужно было избавиться, потому как, что бы там ни предприняли для убийства Скитальцев, на нее это не подействовало.

Хатин вспомнила, как Джимболи устроила на пляже игру, подгадав, чтобы камень бросили в голову Арилоу, – она проверяла, уклонится ли та. Хотела выяснить, правда ли Арилоу Скиталица и надо ли ее убивать. Арилоу уклонилась.

– Но зачем?.. – Задыхаясь, едва не плача, спросил Феррот. – Если заговорщики хотели погубить Арилоу, зачем было собирать толпу и истреблять всю деревню? Всех-то убивать было не обязательно.

– А ты подумай, Феррот, – мягко произнес Джейз. – Один Скиталец выжил. Заговорщики не знали, что она видела в ночь убийства и что кому рассказала. Единственный способ спрятать концы в воду – уничтожить всякого, с кем она могла говорить… – Джейз умолк, когда Феррот поднялся на ноги и, протиснувшись через ширму из лоз, выскочил в наполненную осиным гудением ночь.

– Пусть идет. – Плясунья вздохнула и затем продолжила прежним тоном. – Хатин, ты правда веришь, что твоя сестра – Скиталица? Это поможет нам определиться с нашими планами.

Хатин вспомнила, как Арилоу испуганно неистовствовала на равнинах Скорбеллы. Кивнула.

– Тогда рискнем, – сказала Плясунья. – Если у нас и правда последняя Скиталица, то надо попытаться хоть чего-то от нее добиться. Она может стать нашим единственным орудием и надеждой на то, чтобы выяснить, кто убил Скитальцев и Плетеных Зверей, а главное – зачем. Хатин и Арилоу должны добраться до школы Маяка. Вдруг учителя там что-нибудь знают или сумеют помочь Арилоу. И, может статься, пока девочки пробираются через Город Зависти, они сумеют отыскать самого Объездчика, упомянутого в заметках Скейна, и выяснить об этом «владыке К.».

Кресло скрипнуло, когда Плясунья встала.

– Мы покидаем Осиное Гнездо, – произнесла она, оглядев собравшихся. – Все. Отныне те, у кого остались незавершенные поиски, отложат их, пока мы не поможем Хатин на ее пути.

Один или два мстителя вздрогнули и коснулись скрытых меток на руках, словно те ужалили их, подобно скорпионам.

– Да. – Плясунья ответила на незаданные вопросы. – Мы все участвуем. Что бы ни открыли Скитальцы, это касается и хитроплетов – а значит, и нас. Реглан, можно сказать, подтвердил это, отказавшись говорить о находке.

К тому же бойня в деревне Плетеных Зверей – это не просто безумие оголтелой толпы. Все было спланировано. Да, можно бы явиться в Погожий, вырвать сердца нескольким перепуганным лавочникам в надежде, что мы покарали виновных, однако справедливость все равно не восторжествует. Мы ударим в сердце и разум тех, кто все подготовил, а иначе бабочка так и останется с одним крылышком.

Джейз, ты и Феррот останетесь в городе, вместе с Ха-тин и Арилоу, пока те не оправятся достаточно, чтобы продолжить путь, а после проводите их в школу Маяка. Вам понадобится маскировка – сейчас всякий, кто выглядит как хитроплет, в опасности. А еще заговорщики будут всюду искать Хатин с Арилоу. Как и тот пеплоход, если он не сгинул, и законники – если кто-нибудь догадается, что девочки все еще живы.

Я же тем временем возьму людей и отправлюсь вперед – устраивать логова, а после двинусь дальше в Верхогляд, на случай, если удастся там выяснить, что сталось с Советом Скитальцев. Мармар, мушкеты на деревьях не растут. Выясни, где Джимболи раздобыла оружие. Лоулосс, отправляйся к берегу и проверь, не уцелел ли еще кто из Плетеных Зверей, затем наведайся во все перечисленные в дневнике Скейна деревни и попытайся выяснить, что все-таки означают его заметки.

Вопросов больше не было. Плясунья словно обладала властью, какой были наделены мама Говри, Уиш и прочие вместе взятые, и все же никто не называл ее мама Плясунья или доктор Плясунья. Просто Плясунья, странное имя – не хитроплетское.

Подошла Лоулосс и положила на предплечье Хатин свежую припарку. Хатин огляделась и представила себе руки, которые ловко управляются с кинжалами, пальцы с канавками от тетивы лука, руки, что подсыпают в питье смертоносные порошки.

«Я не боюсь их. Почему?»

«Потому что я теперь одна из них».

Внезапно из джунглей донесся свист. Разговоры моментально смолкли, в руках у всех появились кинжалы, а Джейз выскочил из хижины. Долгое время в логове царила мертвая тишина, все напряженно прислушивались.

Наконец Джейз вернулся. Лицо его было напряженным и суровым.

– Хатин, вернулся один из тех, кого я посылал в дом к жрецу забрать твою сестру. Нет-нет, все хорошо. – Он вскинул руку, предупреждая встревоженные вопросы. – С Арилоу все хорошо, двое наших парней сейчас несут ее через джунгли. Вот только им пришлось попотеть, чтобы вынести ее из города незаметно. В Гиблый Город прибыла какая-то очень уж крупная и важная канцелярская крыса, знатик, и он рвет город на части – ищет вас с сестрой.

– Что? – Мармар вскочил на ноги. – Это невозможно! С тех пор, как Хатин с Арилоу покинули берег, минул от силы день. А сюда они добрались так быстро лишь потому, что срезали путь через двор владычицы Скорбеллы! Здесь еще никто не может знать о бойне, не говоря уже о том, что и девочки тут!

– Понимаю. – Джейз коротко кивнул. – Этот чинуша никак не может знать, что сестры здесь, но он знает. У него даже ордера готовы.

– Но ведь… на подготовку ордера уходит целый день, а то и несколько… – Что-то тут нечисто, – пробормотала Плясунья. – Хатин, ты заметила, что твои враги узнают обо всем раньше, чем им полагалось бы узнавать? Арилоу единственная переживает убийства Скитальцев, и вот через пару дней к вам забредает эта зубодерша Джимболи. Помощник Скейна Минхард Прокс уцелел, и письмо с известием об этом приходит как раз вовремя, чтобы уронить искру в бочку пороха. И попадает оно не в чьи-нибудь руки, а в ее.

Послышались боязливые шепотки, но Плясунья не дала им подняться и набрать силы.

– Вы слышали новости. Погоня достигла Гиблого Города, так что собирайтесь: уходим сегодня же, налегке. Выступаем до рассвета.

– Но Арилоу не сможет! – Хатин как наяву увидела сбитые в кровь ноги сестры, ее изнуренное лицо. – Она устала. Нам бы всего день, чтобы она передохнула и, может, нашла путь назад в тело…

Плясунья мрачно и непреклонно покачала головой.

– Риск слишком велик. Я придумаю, как нам понести ее, но уйти мы должны завтра же.

– Я… – Удрученная, Хатин поднялась на ноги. – Мне так жаль… Мы принесли с собой беду…

– Правда? Это ты убила Скитальцев и подставила наш народ? Ты взбаламутила жителей Погожего и перебила родную деревню? Нет. Ты принесла с собой лишь новости и сведения, которых нам не хватало. И потом, Хатин, мы, мстители, живем «в опасности», нам не привыкать.

Вот уже много лет мы – осторожные акулы, которые никого, кроме законной добычи, не трогают, из уважения к договору с Советом Скитальцев. Однако Скитальцы мертвы… и вместе с ними умер договор. Делай, что должна, Хатин. Убивай, кого надо. Тебя связывает лишь месть.

Враги считают, будто хитроплеты хороши на роль жертвы и козлов отпущения. Им кажется, будто можно напасть, и мы в ответ не сделаем ничего – лишь разбежимся да попрячемся. Как они ошибаются…

Могущественные враги причинили тебе боль, Хатин. Несчастные. Они и не догадывались, чем это обернется…

Эта мысль все еще держалась в голове у Хатин, даже когда погасили все фонари, и она улеглась на полу из досок и лоз вместе с мстителями. Когда она заснула, то оказалась на белой, обдуваемой ветром равнине. Она убегала от гнавшегося за ней пеплохода. Он оставлял на белой земле синие следы, а она – красные. Порой казалось, что это он за ней гонится, а порой – что она за ним, с кинжалом в руке.