На следующий день двое покрытых ссадинами, изможденных хитроплетов повезли тачку с мылом вверх по каменистой тропе, к Землям Праха на Камнеломе.

Город Зависти они покинули поздним утром, как только Феррот оправился от раны достаточно, чтобы идти. Тропа успела несколько раз подняться в гору и спуститься, и город скрылся из виду. На обочинах лиловые озера, напоенные до краев недавними дождями, кипели жемчужными гроздьями пузырей. Единственным ориентиром служили складчатые очертания Камнелома, который то и дело показывался над скальными выступами.

На тропе Хатин и Феррот были не одни, однако не могли не заметить, что остальные идут в противоположном направлении. Фермеры покидали угодья у подножия Камнелома, спеша укрыться в Городе Зависти, пока гора не успокоится.

– А ну-ка, повтори, почему мы не бежим? – слабым голосом спросил Феррот.

– Куда бежать-то? – тихо спросила Хатин. – Дорога в порты в обход вулкана перекрыта, на обратном пути полно ловчих, ищущих нас. Если возвращаться в Город Зависти, то нужно покровительство градоначальника… а в Город Зависти вернуться придется… ведь наши туда и бежали… все мы бежали в сторону города… они ждут где-то там…

Наступила тишина, но тишина хитроплетская, которую оба они понимали.

– Ну ладно, – сказал, наконец, Феррот. – Погоди секунду. Не шагай так, будто хочешь ногами перемолоть гору в пыль…

Хатин остановилась и нехотя обернулась.

– Ты вчера придумала хороший план, – продолжил Феррот мягким тоном. – Пусть даже вышло так, что остальные…

– Они отыщут нас, – перебила Хатин, слишком твердо даже для уверенного тона. – Арилоу найдет нас. Он же Скиталица, не забыл?

Феррот прикусил губу и взъерошил ей короткие волосы, скрывающие лоб. Знакомый был жест, и Хатин вспомнила, что точно так он ерошил волосы на голове Лоана. «Меня ли он видит или обращается к младшему брату и младшей сестре?»

Они с трудом вкатили тачку на низкий гребень и ошеломленно уставились с вершины на невероятную, окутанную паром картину. Тропы больше не было. Земля просто уходила вниз, перетекая в сероватое плато, покрытое тонкой пленкой быстро бегущей воды. Серовато-коричневую поверхность нарушали небольшое волнение и столбики пара; она плевалась пузырями и окрашивала камень пятнами яркого золота, зелени, красного и розового. Тут и там на поверхности торчали огромные скальные выступы, похожие на пляжные валуны.

Слева и справа равнина переходила в исходящие паром озера. Похоже, единственный путь вперед пролегал через ее рябую поверхность.

– Посмотри, – мрачно произнес Феррот, указывая направление. В похожей на кашу поверхности, под мутной серо-синей водой виднелась пускающая пузыри дыра. – Это не сплошной камень. Поверхность едва ли в пядь толщиной. Кто-то доверил ей свой вес и груз и больше не вернулся, чтобы поведать об опасности. – Дыра и правда была подходящей величины, чтобы в нее мог провалиться человек. – Довольно. – Феррот опустил мыло на землю. – Родня градоначальника может и обождать с мытьем еще немного. Все равно никто не поймет.

Он осторожно сунул руку под кусок ткани, которой накрыли мыло, чтобы защитить его от дождя, если таковой застигнет их в дороге, и вынул скользкий брусок. Встал в тени под кустом у удобного маленького кратера, заполненного водой.

– Это подарок тебе, владыка Камнелом, – пробормотал он. – Ты ведь не против?

Кусок мыла упал в кратер, и вода в нем зашипела. Феррот отошел, чтобы взять еще кусок, и уже наклонился к тачке, но тут вода пошла пеной, вверх ударил фонтан.

– Феррот! – крикнула Хатин.

Он обернулся как раз вовремя, чтобы увидеть, как фонтан воды превратился в необузданную белую струю, и прикрыть лицо руками – ветер переменился, и Феррота обдало кипящими брызгами и обжигающим паром. Двое мстителей подхватили тачку и заскользили, спотыкаясь, вниз по склону, спасаясь от ярости гейзера, и остановились недалеко от кромки коварной равнины.

– Вулкан против, – прошептала Хатин.

Они согласились доставить мыло, и очевидно смогут сдержать обещание. Владыка Камнелом в своем безумии им и поможет.

– Но как? – спросил Феррот, закашлявшись, когда едкий пар обжег ему горло. – Как?

И пока они в ужасе взирали на равнину, ответ возник на вершине одного из выступов – внезапно, словно струя гейзера, – и взмахнул белыми руками. Одинокая фигурка: развевающиеся на ветру волосы – как каракули на фоне неба, фальшивый живот набекрень…

– Глазам не верю! – Рядом с Арилоу возникла вторая фигура и отчаянно замахала руками Хатин и Ферроту. Высокий и беспечный голос Томки они узнали сразу:

– Джейз! Иди сюда, глянь! Это они! У нее получилось! Арилоу их нашла!

* * *

Спустя пять минут, после безудержных горячих объятий и хлопков по спине, воссоединившийся отряд переводил дух. Хатин чуть не сделалось дурно от облегчения; она выдергивала шипы из платья сестры и смахивала пыль из уголков ее глаз.

Оказалось, Джейз и Томки не спали всю ночь, а провели ее в поисках остальных членов отряда. Джейз добрался до окраины города с Арилоу, но потом узнал, что остальные отстали. Томки настигли местные ловчие и напоили в благодарность за то, что привел двух хитроплетов прямо к ним в руки.

– Я и Томки-то нашел лишь потому, что он догадался пролить свечной воск на ногу самому здоровому из головорезов, – пояснил Джейз. – Я пошел на звуки ругани и рева и действительно наткнулся на Томки.

– Знаешь, вставать между нами не требовалось, – беззлобно напомнил Томки.

– Нет, Томки, надо. На рассвете Арилоу проснулась и сразу начала стонать и рычать, поэтому пришлось идти окольными тропами, чтобы не попасться никому на глаза. Мы заметили, что когда идем в одну сторону, она успокаивается, а если сворачиваем в другую, то сразу в визг. В конце концов мы сдались на ее милость. Несколько часов шли, повинуясь ее указаниям, в надежде, что плутаем не просто так, – даже когда она повела нас этим путем, через владения Камнелома.

– Она нашла меня. – Хатин сложила обе руки Арилоу в неплотный кулак и взяла в свои. – Говорила же, что она Скиталица…

– Да. – Джейз опустился рядом на корточки. – Да, доктор Хатин, говорила.

В ответ Хатин и Феррот поведали о своих злоключениях, рассказали о сделке насчет мыла.

– Значит, думаете, что леди Арилоу сумеет провести нас через эту парилку? – спросил Феррот.

Леди Арилоу и правда вознамерилась провести их куда-то. Лицо ее было обращено в сторону горы, и любую попытку свернуть куда-либо хоть по какой-то причине она встречала хриплым возмущенным клекотом. Испытывая некоторые сомнения, Хатин все же взяла сестру за руку и позволила ей вести отряд по опасной, разноцветной равнине. Остальные плелись сзади, ведя под уздцы эпиорниса с тачкой мыла, стараясь ступать след в след за Арилоу и ежась всякий раз, как под колесом тачки скрипели камни, – из опасений, что это трещит, проламываясь, корка.

По обеим сторонам от долины лежали россыпи кремовых и желтых камней. Иной раз казалось, что камни текли и булькали, словно Камнелом жарил гигантские яйца на горячих булыжниках, но забыл про них, и вот они белели, твердея и смердя.

Через некоторое время, к облегчению мстителей, хрупкая равнина перешла в твердую почву, и вот они уже с трудом толкали тачку по каменным прародителям, что щурили замшелые глаза в обвитых ползучими стеблями шляпах-цилиндрах. Это могли быть только Земли Праха. Здесь не было деревянных домиков для духов – они бы сгинули в Белых Приливах, точно паутинки на сильном ветру.

Местные Земли Праха оказались обширны, как и описывал губернатор, гораздо обширнее самого Города Зависти. Крохотное каменное изваяние, стоявшее особняком, отыскалось не сразу. На его зубах виднелись вытравленные кружочки, а значит, это и правда был памятник погибшему телохранителю-хитроплету.

Мстители сгрузили дрова и мыло на каменную плиту и развели огонь. В воздух взвился жирный, пахнущий бараньим по́том дым.

Джейз отвел Феррота в сторонку и начал о чем-то с ним перешептываться. Потом оба вернулись к небольшому могильному камню и принялись копать. Лишь когда они добрались до погребальной урны с пеплом, Хатин догадалась, что они задумали.

– Ни один хитроплет не должен томиться в горшке, – только и сказал Феррот, развеивая отсыревший прах по ветру.

Хатин взглянула на бледное и умиротворенное лицо Арилоу и ощутила растущую гордость. Арилоу нашла ее. Арилоу провела их к Землям Праха. Однако стоило потянуться к сестриной руке, как Арилоу вскочила на ноги, снова отвернулась к горе и поковыляла дальше вверх по склону.

Волеизъявление Арилоу, как обычно, ударом выбило Хатин из колеи. Как внезапное столкновение с незнакомцем в темной комнате, которая, казалось, была пуста.

Томки отвернулся от огня и увидел, как Хатин снимается с места следом за Арилоу.

– Ну вот, опять! Стоит отвернуться от нашей госпожи Скиталицы, и вот она уже летит прочь, как камень из пращи!

Однако Хатин знала лишь одно место, куда так рьяно мог стремиться юный Скиталец. Школа Маяка. Что еще искать на этих пустынных и опасных склонах? Хатин передалось рвение и решимость Арилоу. Местность и правда о чем-то ей говорила. Похоже, это путешествие позволит-таки разглядеть что-нибудь в щелочку сквозь брешь в панцире необычности Арилоу.

Когда солнце уже скрывалось из виду, выбранный Арилоу путь предстал перед всеми размытой от дождей тропкой, на которой еще заметны были свежие следы ног. Сердце Хатин запело. В конце концов надежды Хохотушки оправдались: в школе Маяка все еще остаются люди, люди, которые могли бы помочь.

Еще одна петля, изгиб тропы, невысокий подъем на валун… и Хатин разглядела впереди слабые отсветы костра. Слышалось пение трубы и рокот голосов. Тропу обрамляли глиняные горшки, плюющие чахлым желтым пламенем и пышными бутонами чада. Над сложенной вразнобой пирамидкой из камней висел темно-синий флаг, то слабо рея на ветру, то опадая с печальным хлопком к мачте.

Хатин восхищенно обернулась к спутникам – и увидела на лице Джейза слабую и невеселую улыбку.

– Подойди. – Он бережно взял Хатин за плечо и подвел ее к себе. – Видишь? Силуэт на фоне луны?

Хатин послушно проследила в указанном направлении, в сторону, откуда они пришли, и вверх. Впереди, подсвеченная яркой луной, виднелась конусовидная фигура, слишком высокая и правильная для дерева.

– Это школьный маяк, – сказал Джейз.

– Но… он так далеко!

– Да, – чуть слышно ответил Джейз, – слишком далеко. Что бы мы тут ни нашли, вряд ли это школа Скитальцев.

«…Тебе не приходило в голову, что можно быть одновременно Скитальцем и дурачком?» Вспомнив эти слова Феррота, Хатин сильно закусила губу.

Она обернулась и посмотрела на Арилоу – как раз в тот момент, когда сестра, спотыкаясь, помчалась по тропинке. Хатин и остальные бросились следом. По обеим сторонам от дорожки трещины в камнях углублялись, превращаясь в подобия дверей. Из одной такой выскочила маленькая собачонка и принялась, предупреждающе гавкая, рвать клочки ночного воздуха. Из каменных холмиков высыпали люди. В свете огней зелень их одежды поблекла, но Хатин расслышала кипящую злобой и страхом булькающую речь, узнала в горцах кисляков.

Словно не замечая угрожающего бормотания вокруг, Арилоу прошествовала прямиком к небольшой семье, которая стояла у центрального костра деревни. Тут были отец с усталым, угрюмым лицом, жена, взрослые сын и дочь и еще двое детей помладше.

Арилоу издала взволнованный и полный счастья гортанный звук и направилась к ним; ее лицо светилось так, будто она знала этих людей. Она тянула к ним руки. Заплетающиеся ноги несли ее прямо к матери семьи.

Арилоу случайно звонко ударила женщину ладонью по подбородку. Женщина отпрянула, решив, что на нее напали. Арилоу же рухнула на колени и, притянув младшую из девочек за руку, неловко ее обняла. Мамаша налетела и, схватив ревущее дитя, отступила за спину мужа, лицо ее потемнело от враждебности и страха. Семья подняла крик, и тут только Хатин поняла, отчего речь кисляков звучит так знакомо. Тысячу раз она уже слышала такой разжиженный поток слов – когда тот стекал с губ Арилоу.

Семья попятилась, а Арилоу все тянула к ним дрожащие руки. Ее вой перерос в хриплый визг, полный страшного одиночества. Хатин смотрела на нее с грустью, которую впору ощущать человеку старше нее.

«Ты ведь не ради меня пришла к лиловым озерам, да, Арилоу? Ты не к Землям Праха вела нас, и не к школе Маяка. Нет, ты сюда нас тащила.

Твой разум – как и разумы других детей-Скитальцев – привлек сюда свет Маяка, да? Наставники пытались обучить тебя и остальных, как вернуться домой и пользоваться телами. Но когда твой разум покинул занятия, ты не вернулась на берег, да? Да, далеко ты уходить не стала. Нашла деревушку на склоне Камнелома и следила за этой семьей, пока она не стала казаться тебе родной. Вот почему ты так редко возвращалась к нам. Вот почему говорила на языке, который никто из нас не понимал. Ты пыталась говорить на их языке.

Ты и не дурочка вовсе. Просто все эти годы жила далеко… с этой семьей».

– Вот только они тебя не знают, – вслух произнесла Хатин. – Ты полюбила их, а они и не видели тебя – как и ты не замечала меня.

Лицо Арилоу превратилось в маску скорби, непонимания и чувства, что ее предали, и Хатин оставалось только жалеть сестру.

* * *

Вой Арилоу и тявканье пса выманили из каменных хижин остальных сельчан, и в темноте мстителей окружили враждебные, растерянные лица. Хатин и остальные собрались рядом с Арилоу, ощущая, что в этот момент решается их судьба.

– Может, стоит поговорить с ними? – прошептала Хатин. – Если хоть кто-то из них знает просторечь, то мы, наверное, сумеем убедить их проводить нас до школы, и тогда уйдем… пока…

– …пока нас не погнали камнями, – чуть слышно подсказал Феррот. Томки весь засиял, но Джейз медленно покачал головой.

– Все куда хуже. Прямо сейчас, мне кажется, они решают, отпускать ли нас вообще. Оглянитесь. Гляньте на горшки у дороги. В них горит сало.

Горшки были вылеплены из глины, и, пока Хатин присматривалась, их бугристые бока обернулись закопченными лицами…

– О нет! Не может быть!

Джейз мрачно кивнул.

– Урны для праха. Кисляки сделали из них светильники.

– Но тогда, – ужас при виде такого святотатства все никак не унимался, – что стало с прахом?.. Ох.

Мстителей невольно посмотрели на синий флаг, который равнодушно развевал ветер.

– Да как они могли! – ахнул Феррот.

Джейз пожал плечами.

– Над порогами домов вешают синие тряпки – чтобы отпугивать демонов, и желтые – для защиты от колдовства хитроплетов, а пеплоходы говорят, будто можно стать невидимым для вулканов, если нанести на себя краску с правильным человеческим прахом. Выходит, коли хочешь всю деревню сделать невидимой для вулкана…

– …то нужна очень большая тряпка, а для нее… ужасно много праха. То есть много графов Сун и герцогов Седролло, – слабым голосом закончила Хатин.

– Можно притвориться, будто мы не видели ни флага, ни урн, – прошептал Томки. Отряд хитроплетов с трудом отвел взгляды от свидетельств кощунства. – Я мог бы попытаться поговорить с кисляками, – продолжил он, со смесью страха и надежды в голосе. – Жестами.

– У Арилоу может получиться поговорить с ними, – тихо сказала Хатин.

– Что?

– Мне… мне так кажется. Правда… она сейчас немного расстроена.

– Ну так развесели ее побыстрее! – зашипел Феррот. – Вон, уже за камни хватаются!

– Арилоу. – Хатин погладила сестру по щеке, чтобы привлечь ее внимание. Та тихо и безутешно крякнула.

Томки вскочил на ноги и вскинул руки, словно сдавался в плен.

– Мир-мы! – прокричал он на просторечи. Слова подтвердил улыбкой, которую от паники растянуло угрожающе широко. Двое маленьких ребятишек с воем умчались прочь и спрятались за чаном с краской.

– Мир-мы, Арилоу… – «Ну же, Арилоу, недолго, но с нами ты жила, возвращалась проверять свое тело, должна знать нашу речь, хоть немного. Прошу, скажи, что ты нас хоть иногда слушала, прошу, скажи, что мы хоть что-нибудь да значили для тебя». – Скажи им «мир-мы».

Рядом опустился на корточки старик и спросил о чем-то – будто горло прополоскал. Арилоу молча раскрыла рот, потом натужилась и сумела выдавить несколько тихих слов. Старик обернулся через плечо к своим и пожал плечами.

Хатин ощутила укол тревоги. «Он задал вопрос, и Арилоу попыталась ответить. Только он ничего из этого не понял».

Губы Арилоу тем временем обмякли и слюняво обвисли. В ее серых глазах хрустальный сон беззвучно распался на осколки.

«Чего я ждала? Она ведь ни разу в жизни ни с кем не говорила. Может, научилась понимать язык кисляков и, может, пыталась выговаривать их слова, произносить их звуки. Но речь – как игрушечные кирпичики, которые годами учишься подбирать и складывать. Неужели я думала, что она просто возьмет да и заговорит?

Бедняжка Арилоу. Тебе и в голову не приходило, что у тебя это не выйдет, да?»

– Какая-то эта деревня отвратная, – пробормотал Феррот, – и настроение у местных какое-то недоброе.

– Ну еще бы, – грустно проговорила Хатин. – Они же как мы. Привыкли защищать свои тайны, закрываясь ото всех, вот и не понимают, как это опасно – быть одним.

Хатин говорила, а деревня вдруг ожила у нее на глазах, стала местом, где живут люди. Она разглядела худобу их лиц, пустые корзины, в которых полагалось бы храниться бобам, заметила, как мало тут кур и свиней.

– Они совершенно одни, и у них еда заканчивается. Не знаю, как так вышло, – может, из-за того, что маяк больше не горит – но в этом все и дело. Оглядитесь! О, если бы Арилоу могла поведать, что произошло… Томки, думаешь, сможешь договориться с ними? Убедить их, чтобы проводили до школы Маяка? В Землях Праха осталась тачка из-под дров и мыла – может, отдадим ее, и пусть продадут?

– Попробую. – Томки изобразил башню, сомкнув пальцы вытянутых над головой рук, и указал в сторону далекого маяка. – Мы, – он указал на себя и на своих попутчиков, – хоти путь. – Он снова указал в сторону школы и изобразил ходьбу.

Смягчить нрав местных это не помогло. Многие только мрачно переглянулись.

– Мы плати! – Порывшись в поясной сумке, Томки извлек монету. – Плати! Ну, вроде как. Заплатим, если проводите. – Он по-приятельски взял одну кислянку за руку, но та поспешила высвободиться. – Защитите от гейзеров. – Он припал к земле и подскочил, всплеснув руками. – Пыш-ш-ш! Гейзеры!

Сельчане удивленно и одновременно весело загалдели. Детишки протолкались вперед в надежде, наверное, что Томки повторит представление. Повторять он не стал, зато напряжение немного – но заметно – спало.

– Пыш-ш-ш-ш! Ага! Защитите от гейзеров! И… и камнепадов!

К несчастью, камнепад Томки решил изобразить, подобрав с земли два булыжника и бросив их в грудь одному здоровяку, размером с дерево. Раздался глухой удар, и вот Томки уже на земле, хватается за челюсть.

– Видали? – Восторженный писк прервался ударом ноги в ребра и еще одним в голову. – Смотрите! Смотрите! Мне причинили боль!

– Замечательно, – прорычал Феррот, когда Томки с трудом поднялся на ноги. – Сейчас нам тут всем причинят таку-ую боль…

Джейз не глядя сделал быстрое движение пальцами у рукояти кинжала, и ремешки, удерживающие клинок в ножнах, упали. Оружие внезапно оказалась у него в руке, скрытно прижатое клинком к внутренней стороне предплечья. Хатин представила скорпиона, который прячет жало, прижимая его к хвосту.

Хатин сделалось дурно, голова закружилась, когда толпа хлынула на них. С людьми она еще могла поговорить, но это была Толпа. Лица оказавшихся в ней складывались, как бумага, в чуждые им угловатые маски гнева и страха.

И вдруг, без предупреждения зазвучал, раскручиваясь серебристой петлей, чей-то голос, и пораженная Толпа замерла. Заговорила Арилоу, а чужаки в зеленом встали, прислушавшись, и снова сделались людьми.

– Не знаю, что там наговорила твоя сестрица, – уголком рта пробормотал Феррот, – но я рад, что она не стала молчать.

Что бы она ни сказала, этого, похоже, хватило. Томки больше никто не бил, и выражение на лице деда, который, видно, был старостой, потеплело, стало более человечным. Десятилетиями кисляки ни с кем не общались, и язык был чем-то только для них. Однако, заговорив на нем, пусть и неловко, Арилоу пробилась за эту их броню и сделалась своей.

Хатин осторожно начертила на земле изображение тачки, и на этот раз сельчане, голова к голове, сгрудились вокруг нее, чтобы посмотреть. Теперь кисляки хотя бы пытались понять.

– Тачка. – Хатин указала в сторону Земель Праха. – Тачка вон там. – Чтобы стало понятней, что же такое тачка, Хатин пририсовала комочки «груза» внутри и сделала вид, что подхватывает ее под ручки. – Отдадим вам.

Она сгребла в ладони воображаемый предмет и торжественно преподнесла старосте.

Дед озадаченно глянул на Арилоу, и та добавила какое-то слово. Хмурость сошла с лиц, и это слово принялись повторять, будто некое откровение. Кисляки обрадовались, много кивали.

Староста молча изобразил, как подносит что-то ко рту и надкусывает это. Подумав, не приглашают ли их к ужину, Хатин указала на котел с бобовой похлебкой на огне, вопросительно взглянула на старика, и тот удостоил ее кивком.

– Кажется, лучше нам согласиться, – почти не раскрывая рта обратилась она к друзьям.

Натужный разговор продолжился и длился, даже когда небо потемнело, и по сделанным из горлянки чашкам разлили суп. Говорить через Арилоу было все равно что пытаться шить не иголкой, а сосновой шишкой, передавая важные сообщения с большим смыслом через узенькую щелочку ее способности к общению. Хатин заметила, что в потоке предложений проскальзывает снова и снова одно слово. Звучало оно как «джелджех»; последний звук произносился гортанно, напоминая мягкое придыхание, как «х» в слове «мох».

Наконец староста пожал Арилоу руку. Вот и договорились.

– Отлично, – пробормотал, вставая на ноги, Джейз – Наконец мы уберемся отсюда…

Сельчане протестующе загомонили. Множество рук мягко, но настойчиво усадило его на место. Джейзу указали на одну из каменных хижин, где им уже разложили чистые постели. Сразу начались разговоры: то-то и то-то, то-то и то-то джелджех…

– …ну или не уберемся, – угрюмо закончил Джейз. – Похоже, никуда мы не идем.

Хатин с тревогой подумала о градоначальнике, ожидающем весточки от мылоносов. Что он предпримет, когда на небе зажгутся звезды, а посланники так и не вернутся? Вдруг передумает и все-таки пошлет за пеплоходом?