Хатин услышала, как Толпа запрудила площадь перед воротами дворца, в обед и внезапно ощутила, как пожелтевшая слоновая кость ее прибежища пошла мелкими трещинками. Сперва раздался единичный возглас, но за ним вскоре поднялся ор, – точно оползень, возникший по вине одного-единственного камешка.

Во дворце вдруг забегали. Примчался лакей и о чем-то горячо зашептал на ухо губернатору.

– Что? У ворот? – Лицо губернатора приняло выражение полной безнадежности. Как же быть, раз даже живые вознамерились не дать ему пообедать? – Нет. Да. Ждите. Поговорю с ними. – Он осторожно ощупал проволоку, что поддерживала его искусные усы.

– Смею ли я советовать вам, господин, обратиться к ним с балкона? – предложил лакей.

Сменив халат на не по размеру большой камзол с шелковыми лацканами, а утреннюю кружевную сеточку для волос – на длинный парик, градоначальник поднялся на второй этаж. Когда перед ним распахнули двери балкона, в комнату с улицы ворвались гневные крики.

– Что с тобой не так? – спросил градоначальник у Хатин, которая пригнулась и вздрагивала при каждом возгласе. Никто и ничто Толпу не остановит. Хатин не могла говорить, но в ее распахнутых глазах губернатор, похоже, разглядел следы слепой, раскаленной паники, заполнившей до краев ее разум.

– Держи. – Он оттянул для нее краешек портьеры. – Спрячься, если надо.

Хатин с благодарностью зарылась в складки, и градоначальник отпустил краешек шторы.

Сквозь потертости в полотне ткани Хатин видела, как он выходит на балкон. Толпа удивленно притихла, и тут же разразилась оглушительным ревом.

– Граждане Города Зависти… Граждане… Что за глупости? Вот вы, почтенный, в белом камзоле, будьте так любезны, станьте рядом и кричите за меня. Скажите, что перед ними их градоначальник, и что он не станет перекрикиваться с толпой, как торговец рыбой. Пусть выберут парламентера.

Как только его распоряжение озвучили, градоначальник подобрался, словно пытаясь подчеркнуть свое главенство, однако от этого стал казаться еще меньше и слабее. Впрочем, его слова и правда озадачили толпу. Люди, похоже, и не знали, кто у них главный. Но вот откуда-то издалека раздался голос, четкий, словно клекот чайки.

– Эй, Бьюлисс, язык знати знай, да? Народ, Бьюлисс! Толкни Бьюлисс вперед!

Вперед вытолкнули широкоплечего юношу, похлопывая его по спине, однако взгляд Хатин привлек вовсе не он, а человек, который его назвал, тот, что сейчас игриво ударил его кулачком в плечо и зашептал ему что-то на ухо. Бархат портьеры заглушил ее полный ужаса хриплый вскрик.

Красная бандана. Улыбка, полная цветных звезд. Птичка на цепочке, у которой то и дело раскладывается, как выкидной нож, хвостик. Джимболи. Она здесь, и с этим ничего не поделаешь.

– Отдайте хитроплетов! – прозвучало на ломаном языке знати, на фоне одобрительного гула. – Хотим положить конец их делам: чтобы больше не ссорились с вулканами, не варили суп из наших детей, не вытягивали силу из наших коз и не высушивали наши колодцы. Отдайте Резерв.

Градоначальник пробормотал что-то на ухо своему глашатаю, и тот, выслушав его, повторил все то же для толпы, но уже громче.

– Градоначальник не намерен передавать свои активы в распоряжение буйствующей толпе. В пределах Города Зависти преступников наказывают по закону, а не на улице. Любой, кто пытается поступать иначе, – обычный убийца.

– Не тереби портьеры, дитя, – тихонько пробормотал градоначальник, когда народ на площади протестующе взревел, и Хатин сообразила, что крепко вцепилась в складки бархата. – Не то растреплешь герб моего прадеда.

Люди на улице знали, что числом раз в пять превосходят людей градоначальника. Чего они не понимали, так это того, что за градоначальником – тысячи предков и они следят, чтобы потомок не опозорил кровь. Разве могут сравниться несколько мгновений зверской смерти от ударов окованными свинцом дубинками с вечностью холодного презрения высокородных пращуров?

– Милая девочка, прошу, перестань дрожать. Ступай в дом к своим… и переведи всех ко мне. Размести в зале с трофеями, там их проще будет защитить.

Хатин побежала к Резерву и обнаружила, что хитроплеты готовятся биться или бежать. Им было достаточно услышать крики с улицы, и вот они запаниковали. Джейз, вернувшийся в Город Зависти пару дней назад, уже раздавал отрывистые приказы. Резерв к этому времени вырос аж до трех дюжин, и в нем насчитывалось уже несколько семейств.

Хатин молча взирала на полные ужаса улыбки детей, а крики чаек в небе напоминали смех Джимболи. Хатин сама же облегчила ей и ее дружкам задачу, собрав всех хитроплетов в одном месте, где их можно будет развеять по ветру…

На лицах Феррота и Джейза читалась мрачная и отчаянная решимость, когда они подталкивали детей и выводили из пристройки напуганных соплеменников. Некоторые юноши выхватили ножи для свежевания и смотрели перед собой невидящими взглядами, будто переживали в уме воображаемую схватку. Последние из хитроплетов пересекали дворик, когда вдруг раздались вопли, и Хатин увидела, как над кромкой внешней стены показались головы и плечи.

Хитроплеты сорвались на бег, но застряли, скучившись в узких дверях главного здания. Градоначальник всех своих людей отправил к парадному входу, и когда толпа полезла через стену в сад, звать было некого.

Животный ужас выжег все мысли. Хатин словно оказалась окружена зверьми: нападающие волками кинулись на хитроплетов, а те загоготали, вскинув ножи и скалясь, прикрывая молодняк. Где-то посреди этой неразберихи закричал маленький ребенок. Феррот развернулся в сторону толпы и грубо отпихнул назад Хатин.

Зажатая высокими телами, она пропустила первый удар, но ощутила, как толпа подалась в одну сторону и тут же в другую – словно бурная вода, чуть не сбивающая с ног. Вопли оглушали и не давали думать, и потому она не сразу поняла, что сама кричит с остальными.

– Все внутрь! – кричала она. Почувствовала, как слабеет давление толпы, в то время как Резерв подумывал бежать вдоль стен дворца, в кусты, к внешней ограде. – Нет! Все внутрь! – Она лишь мельком разглядела, как местные выхватывают из толпы хитроплетов, пытаются прорвать оборону.

«О нет, – подумала Хатин. – О нет, о нет, не смей, Джимболи. Не смей больше. Только не в этот раз».

Удары кулаками, порез, вскрик; вокруг Джейза с ножом в руке образовалась небольшая пустота. В промежуток между плечами Хатин увидела, как от ярости Феррота пал горожанин с перекошенным от злобы лицом.

– Все в дом! – Вопль Хатин прозвучал как раз в момент затишья и словно оживил людей. Хитроплеты вдруг перестали тягаться с озверевшей толпой и начали протискиваться в тускло освещенный зал.

– За мной! Сюда! – Хатин нагнулась, подхватила маленького ребенка – руки его родителей и без того были заняты младенцами – и со всех ног побежала по мозаичному полу коридора. Сводчатым переходам в новинку были детские вопли, топот ног в плетеных сандалиях, испуганные крики на хитроплетском, и вот они, в смятении, отбрасывали назад все эти звуки.

Под взглядами чучел оленей, павлинов и запыленных ягуарьих голов беглецы ворвались в большой зал с трофеями. Он закрывался массивной, скрепленной чугунными гвоздями дубовой дверью. Но когда ее захлопнуть? Ждать, пока прибегут все, или закрыть сразу же, за детьми и стариками, отрезав взрослым путь к отступлению? У Хатин сердце упало, когда она заметила, что Феррота нигде не видать.

– Закрывай! Закрывай дверь! – раздался из коридора голос Джейза.

Слишком поздно. Хитроплеты навалились на дверь, но в щель между ней и косяком с той стороны уже вклинилось с полдюжины плеч. Щель щетинилась руками, ножами, ногами, локтями. Хатин беспомощно смотрела, как она ширится.

Потом в шуме битвы что-то изменилось. Резерв это заметил и напряженно вслушивался, но понять был не в силах. Хитроплеты всматривались в темные зеркала глаз друг друга, а гвалт с той стороны внезапно огласился резкими, высокими выкриками удивления и недоумения. Дверь дернулась, ударила в упавших на нее защитников; руки и ноги из щели между нею и косяком исчезли, и она с грохотом затворилась. Те, кто стоял ближе всего, поспешили опустить засовы и задвинуть щеколды. Дверь еще несколько раз вздрогнула, и послышались удаляющиеся шаги; крики раздавались уже издалека и нечетко.

В дверь заколотили.

– Откройте! – Хатин не сразу поняла, что это Джейз. – Это я, отворяйте!

Дверь распахнули, и сердце у Хатин подскочило при виде хлынувшего в зал потока незнакомцев с ножами и костяными дубинами. Однако вновь прибывшие не набросились на дрожащие семьи, а рассыпались по залу, поспешили к окнам и встали, точно стражи, у двери. Прошло время, прежде чем Хатин успокоилась и узнала Мармара, Лоулосс и прочих, с кем познакомилась в ту ночь в Осином Гнезде.

– Из этих кто-нибудь пробился внутрь? – подбежал Джейз, хватаясь за окровавленную руку; Феррот отстал всего на шаг.

Резерв очнулся от ступора и покачал тремя десятками голов. Две медвежьи шкуры на полу угрожающе взбугрились, и из-под них высунулись испуганные детские мордашки.

Хатин выглянула в коридор за дверью. Осколки ваз, кровавые отпечатки ладоней и брошенные впопыхах дубины. И, как ни странно, ни одного горожанина.

Джейз позволил себе улыбнуться.

– Забавно, как они утратили всякое желание биться, стоило им оказаться зажатыми в узком проходе между запертой дверью и нами. Чуть увидели брешь и устремились обратно к стене.

Голоса в коридоре сделались отчетливее.

– …в бальной зале его нет. Вы, двое, не видели его?

– В галерее менестреля ничего… Никто не видел, куда он…

Мармар поймал на себе вопросительный взгляд Хатин.

– Мы не единственные проникли через заднюю стену вслед за толпой, – тихо произнес он. – Я видел, как через нее перемахнул пеплоход и скрылся в зарослях инжира. Теперь не можем его найти.

* * *

Пока большая часть «Возмездия» продолжала искать в доме пеплохода – к немалому смущению гвардии градоначальника, – Хатин узнала, как это они так вовремя подоспели на помощь. Оказалось, чудо сотворил Томки.

– Это он навел нас, – пояснила Лоулосс, резчица. – Он пробыл с нами несколько дней, но потом, по поручению Плясуньи, отправился назад в Город Зависти. В полудне пути от города наткнулся на женщину. Прежде он не встречал ее, но видел личину, которую я с твоих слов вырезала. А уж как увидел при ней мерцунку на привязи, сообразил, что перед ним Джимболи, зубодерша, ведьма-заводила.

Тогда он остановился поболтать с ней и выяснил, что она и сама направляется в Город Зависти, на пару с пеплоходом, и что она слышала, будто бы город «поразили хитроплеты». Он, поди, думал сперва помчаться назад к вам и предупредить всех, но быстрее было добраться до нашего ближайшего логова, и он поскакал туда, как ветер, за подкреплением. К тому времени, как доехал, мозги у него от тряски чуть из головы не вывалились. Птица так и рухнула наземь, вылакала с пол-озера воды и больше не давала оседлать себя.

Хатин ощутила прилив жалости, вообразив, как изможденный Томки падает со спины непокорной птицы.

– Да что, во имя… – На пороге зала с трофеями возник градоначальник и испуганно воззрился на открывшуюся перед ним картину. – Как?.. Кто?.. Кто все эти люди?

– Они… работают на вас, господин. – Хатин осторожно приблизилась к нему, смущаясь говорить на языке знати в присутствии стольких хитроплетов. – Это ваш хитроплетский Резерв.

– Что?! – Рот у губернатора широко раскрылся от удивления да так и не закрылся. – Что, все? Да разве нужна такая орава, чтобы толкать тачки в гору? – Хатин оставалось надеяться, что градоначальник не заметил, как люди прячут оружие, или что подозрительно много присутствующих носят на предплечьях повязки. – Да где ты их вообще нашла? Чему они так радуются?

Хатин внутренне съежилась при мысли, что придется объяснять человеку, чей ум столь мало занят нуждами живых, чему все время улыбаются хитроплеты. Однако градоначальник уже бросился отгонять от чучел газелей пару детишек, вздумавших на них покататься.

– Ну, хорошо! – прокричал он. – Ладно, ладно, пусть эти люди остаются, но больше – ты поняла меня? – больше мне хитроплетов не надо!

К счастью, ни градоначальник, ни стражники не заметили, как явившаяся с сумерками Плясунья пробралась в дом через кухню.