С ледов пеплохода так и не нашли. Казалось, он растворился во дворце, как исчезает в стакане воды капля чернил. К закату все согласились, что он, наверное, покинул дом так же незаметно, как и проник в него. Однако тревога не унималась.

Хатин нисколько не сомневалась, что это был тот же пеплоход, что преследовал ее от самого побережья. Она постоянно неосознанно ждала его возвращения и утешало лишь то, что спрятанная в деревне кисляков Арилоу находится в безопасности. И все же Хатин понимала: не опасаться за жизнь Арилоу она будет только тогда, когда самолично сможет присматривать за сестрой.

Ступая по мраморным плитам, Хатин вздрагивала от собственных шагов, слишком громко раздававшихся в ночной тишине. Это ведь она затеяла собрать Резерв, и вот судьбы десятков невинных, даже судьбы Плясуньи и ее «Возмездия» как будто зависят от ее небольшого решения – балансируют у пропасти, словно перевернутая гора, стоящая на острие. Как же так вышло? Странную же форму приобрел ее поиск мести.

По пути из теней выступали фигуры и коротко вскидывали руки в приветствии, а потом снова прятались, так чтобы она не напугалась, случайно наткнувшись на них. Многие мстители хотя и мчались в Город Зависти сломя голову, сегодня предпочли воздержаться от сна и на всякий случай бдели во дворце.

Хатин решила, что будет лучше не посвящать в этот план градоначальника. Он и без того был ошарашен, узнав, что его личный Резерв перерос до масштабов армии численностью в полсотни душ. Если выяснится, что хитроплеты свободно выскальзывают из зала с трофеями, во всеоружии бродят по дому и таятся в углах, то он навряд ли воспримет услышанное с восторгом.

Хатин застала Плясунью в бальной зале, да и то потому, что знала, где искать. Та сидела в одиночестве, терпеливая, как гора; неподвижная и почти не мигающая. Несмотря на свои внушительные размеры, она казалась кроткой. Кругом бугрились мраморные мускулы, сверкала эмалированная броня, и напрягались крупы тканых лошадей, в то время как почившие герцоги победоносно шествовали на стенах и пьедесталах.

Хатин сняла шляпу и присела рядом с Плясуньей, чувствуя себя лодочкой рядом с галеоном-призраком.

– Полагаю, – тихо заговорила через некоторое время Плясунья, – что твой Резерв рассказал о тайной тропе? Она тянется от побережья, через джунгли – до самого Города Зависти. Соплеменники шепотом передают слух, что в Городе Зависти нас ждет прибежище. Прямо сейчас по тропе сюда идут, наверное, десятки хитроплетов.

Хатин сглотнула и промолчала.

– Что бы мы ни предприняли, разворачивать их уже поздно. Они будут прибывать, волна за волной. – Плясунья медленно повела плечами, захрустели суставы. – Что обещал градоначальник? Верна ли его поддержка?

– Я… не знаю. – Хатин нерешительно объяснила непростую природу их с губернатором соглашения. В пересказе все звучало несуразно и глупо.

– Выхода у нас два, – продолжила Плясунья. – Первый вариант: мы все покидаем город и оставляем его этой ведьме Джимболи. Если рассеемся, как искры, нас труднее будет затоптать. Заберем с собой как можно больше людей из Резерва и оставим их на Обсидиановом Тракте, пусть дальше сами о себе заботятся. Либо же мы остаемся. Устроим здесь прибежище, которого хотят наши люди, новое логово для «Возмездия» и продолжим начатое дело. Рискнем всем. Если выберем второе… «Возмездие» так просто это не примет. Мы – как ястребы, пикируем, бьем и улетаем. Мы не стережем никого, словно псы. Наша сила в том, что мы дневному свету не принадлежим – приходим из тьмы и в нее возвращаемся, и никто не знает, где нас искать. Если предпочтем остаться, то это равносильно тому, как если бы мы встали у большого огня вроде школьного Маяка.

– Дело в том… что если задержимся еще ненадолго… то кисляки, возможно, вытянут из Арилоу больше. Это помогло бы выяснить, кто наши враги и зачем они…

Плясунья чуть повернула голову и взглянула на Хатин сверху вниз.

– Детишки в Резерве – их имена ты знаешь? – Плясунья подождала, пока Хатин, запинаясь, перечислит несколько имен, и тихо перебила ее: – Больше не запоминай. Они становятся тебе слишком близки, а защищать их – не твой путь. Если «Возмездие» отбудет завтра, мы заберем тебя с собой.

– Завтра! Но…

– Хатин… благодаря тебе и твоей сестре мы теперь знаем, как наши враги столь быстро обмениваются письмами. А еще у нас состоялись занимательные беседы с четырьмя очень напуганными людьми, которые никак не ожидали оказаться у нас в гостях. Все – чиновники.

В голосе Плясуньи не было ни возмущения, ни удивления.

– Знатные, которым поручено было сообщать обо всех действиях хитроплетов и Скитальцев. Они клянутся, будто не знали, что Скитальцев ждет гибель, однако признают, что в ночь убийства им было поручено держаться подальше от местных Скитальцев и позаботиться о своем алиби. Как же мало они на самом деле знают… Им даже не известна личность того, кто отдавал приказы. Впрочем, все они уверены в одном: он посланник из Шквальной Гавани.

До сих пор мы думали, что нам противостоят две группы врагов: тайные убийцы Скитальцев и силы закона. Теперь же приходится признать, что враг – один. Меня почти не удивляет, что эта женщина, Джимболи, появилась тут одновременно с пеплоходом.

Хатин начал бить озноб. Возможно ли такое? Если за убийствами Скитальцев и правда стоит Шквальная Гавань, на что же тогда ей с друзьями надеяться? Враги могущественны; это люди, в распоряжении которых ордера и пеплоходы. Возможно, даже «владыка К.», упомянутый в дневнике Скейна, тоже один из них. «… Владыка К. вернется сразу после дождей или чуть позже». Зачем вернется? Нанести еще один сильный удар? Пустить еще волну смертей? О чем бедняга Объездчик хотел предупредить накануне смерти? Совсем недавно Хатин лелеяла надежду, что если удастся раскрыть тайну, то они с Арилоу докажут властям свою невиновность, гонения на хитроплетов прекратятся и они свершат месть, отдав виновников в руки правосудия. Но если подлинные убийцы – сами власть имущие, то все безнадежно. Метка-бабочка на руке внезапно показалась нелепой. Как может двенадцатилетняя беглянка отомстить за себя правительству?

– Плясунья, голубятники больше ничего тебе не поведали? Они знали что-нибудь о списке из дневника Скейна или о том, кто такой «К.»? – Хатин не сумела скрыть свое разочарование, когда Плясунья покачала головой. – Что ж… видно, главарь присылал им время от времени распоряжения. Что он просил их делать?

– Да, приказы приходили. Если буквально, то им было велено собирать плотников, каменщиков и мастеров шахтерского дела и тайно переправлять их на запад. А еще порох, кирки, лопаты… все, что требуется горнякам. Однако инструменты отправлялись не на обычные прииски. Их свозили сперва на Обманный Берег, а после переправляли куда-то на север. Это все, что нам удалось выяснить.

Ответов так и не нашлось.

– Один из пленников поведал нам еще кое-что, – продолжила Плясунья. – Он был почти уверен, что на них работает соглядатай хитроплет. И это еще одна причина, по которой меня так тревожит твой Резерв. В нем одни хитроплеты и все незнакомцы.

Хатин на мгновение притихла. Упоминание о шпионе вновь вызвало в уме образ из сна: как ее племя колонной направляется в пещеру мертвых, все, кроме одного – того, кто убегает…

– Плясунья, – осторожно сказала Хатин, – этот соглядатай может быть вовсе и не чужаком. Джейз… Джейз считает, что из нашей деревни мог выжить еще кто-то. Тот, кто открыл Джимболи наш потайной путь через гроты. Тот, кто не умер, потому что был готов к нападению. Предатель.

Повисла долгая тишина.

– Если и есть такой, – пророкотала Плясунья, – и если мы его найдем… он твой.

– Мой? – Мраморные плиты обдали холодом голые икры.

– Твой. Что бы ни случилось с Джимболи и ее хозяевами, будет правильно, если имя у предателя отнимешь ты.

Услышанное заставило Хатин замереть, затаив дух. Она чувствовала, как сердце проваливается куда-то в самый низ, к камням среди холодных вод.

– Плясунья… – едва выдавила она из себя шепотом. Как она могла сказать, что «Возмездие» рискует всем ради ничего, и все потому, что Хатин не может себя заставить даже таракана раздавить? Мстители стали ее единственными друзьями, – разве сможет она посмотреть в их бесстрастные глаза, какие были у Эйвен, когда Хатин не сумела придумать способ обмануть инспектора Скитальца? Разве может она обмануть их ожидания? – Я… отниму у предателя имя.

Плясунья положила руку на ботинок Хатин. На мгновение ей показалось, что это – жест признания, братский жест. Однако в следующую секунду ощутила напряжение в позе великанши и услышала то, что первой услышала Плясунья – тихий-тихий скрежет металла от ближайшей двери.

Глаза Плясуньи превратились в две лилово-красные луны. Она почти бесшумно встала, и тут Хатин заметила, что она боса. Нарисованная сеточка вен темнела на ее руках запекшимися ручейками крови.

Великанша нагнулась к стоявшему рядом дивану и, приподняв мягкое сиденье, указала внутрь. Хатин послушно забралась туда и приняла вес сиденья на руки, чтобы не щелкнуло, когда Плясунья его опустила.

В оставшуюся щелочку Хатин увидела, как в залу вошла Смерть в образе человека, окрашенная в полуночно-синий. Она сразу же подумала, что пеплоход пришел за Арилоу и за ней самой, и потому пораженно взирала, как он идет к двери в покои градоначальника.

На полпути пеплоход наконец почуял, что за ним следит Плясунья. Когда он обернулся, та сорвалась с места, так что висевший за ее спиной гобелен всколыхнулся.

В одной руке у нее появилась дубина. Обходя пеплохода по дуге, Плясунья чуть взмахнула ею, и намотанные на дубину кожаные ремни свободно, раскручиваясь по спирали, заструились на пол, являя взору длинный ряд унизывающих деревянный стержень обсидиановых лезвий.

С замирающим сердцем следила Хатин за тем, что удавалось видеть немногим с тех пор, как чуть не истребили хитроплетов, как казнили их жрецов, а храмы оставили в запустении. В стародавние времена отряды элитных воинов с черными перьями носили такое оружие; они тихо возникали из темноты и обрушивались на поселения чужаков, забирая пленников, которых потом приносили в жертву. Обсидиановые лезвия – зубы вулкана, и пролитую ими кровь пьет сама гора.

При виде оружия вокруг темных радужек пеплохода возникли белые кольца. Он был на голову ниже Плясуньи, но его тело, казалось, высасывало свет из тускло освещенного зала. Две фигуры медленно кружили друг против друга: одна мускулистая и величественная, другая – жилистая и смертоносная, как шнур удавки.

Они сошлись, как листья, подхваченные водным вихрем, и Хатин внезапно поняла, за что Плясунья получила имя и почему не имела прочих титулов. Даже в своей быстроте она оставалась безмятежной, легкой и грациозной, точно подводная тварь в родной ей стихии. Она словно исполняла веселый танец. Всякий раз, стоило ей взмахнуть оружием, как воздух между лезвиями начинал гудеть так, словно тысяча людей одновременно издавала походившие на мычание звуки.

Пеплоход исполнял собственный танец, но в своих рывках и резких отступлениях походил на колибри. В каждой руке у него поблескивало по куску металла. Затаив дыхание, Хатин наблюдала за танцем, что был древнее этой залы, древнее герцогов, которым тут воздавали честь.

Пара исчезла за колонной, послышалось шипение, удар и выдох. Когда они снова оказались на виду, один из ножей в руке пеплохода уже не сиял, а по руке Плясуньи струились новые темные ручейки. Только сейчас Хатин припомнила, что, хотя Плясунья и убила в прошлом пеплохода, тот сперва вымок в реке и лишился силы.

Пеплоход сделал короткий выпад; Плясунья вроде сумела уклониться, но тут же низко и гортанно зарычала, а на бедре у нее набухло темное пятно. Когда в одно из стрельчатых окон заглянула луна, стали видны темные следы, что оставляли на белых плитах противники. Пеплоход – бледно-синие, а Плясунья – красные.

И все же, когда пеплоход скользнул в полоску света, Хатин увидела, что размашистые удары Плясуньи не пропадают зря. Зазубренные клинки ее меча не задевали кожу, но рвали одежду, в которой уже красовались прорехи, и лоскуты свисали подобно перьям. Вот почему на плитах оставалась краска. Плясунья проигрывала, зато пеплоход хотя бы вспотел.

В голове у Хатин возник образ: синий человек скорчился под вощеным зонтиком на склоне вулкана, скрываясь от дождя…

За спиной Хатин вдоль стены, футах в десяти над полом, располагалась галерея… На ней были устроены небольшие алтари в честь предков, с подношениями в орнаментированных горшках. Благовония. Вино. Вода.

Стиснув сосредоточенно зубы, Хатин откинула крышку дивана и поморщилась, когда та с тихим стуком ударилась в стену. Чувствуя себя как никогда уязвимой, Хатин выбралась и побежала вдоль стены к деревянным ступеням на галерею. Всякий раз, когда они скрипели под ее ногами, девочка ощущала леденящий укол паники.

Оказавшись наверху, Хатин схватила с маленького алтаря два высоких оловянных сосуда и перегнулась через балюстраду. Где же пеплоход? Может, услышал ее? И сейчас поднимается к ней?

Нет. Плясунья продолжала бой, а неслышная музыка ускорила свой темп. И все же, как бы отчаянно ни хотелось ей этого, танцоры двигались не под галереей – так чтобы сбросить на них два сосуда, зажатые в дрожащих руках.

Прыжок, выпад, и вот, роняя вверенные ему чаши, покачнулся цоколь. Тишина распалась на осколки и разлетелась стеклянными и фарфоровыми звездами по полу.

Привлеченные грохотом, в залу влетели два стражника. Со своего насеста Хатин, словно орел, видела, как они, себе на погибель, вбегают в столбик лунного света, как сгибаются и падают, роняя шпаги. Пеплоход, убивая, едва ли удостоил их взгляда. Все его внимание занимала Плясунья. И он не заметил, как обреченная атака стражников заставила его отступить на несколько решающих шагов, так что он оказался ближе к галерее. Не заметил, как, выгнувшись дугой, льются на него две струи ароматной воды, – пока они не пролились ему на голову и спину.

Пеплоход содрогнулся всем телом, словно бы сзади в него вонзился меч или стрела. Плясунья воспрянула духом и снова ударила, а пеплоход шагнул в сторону, однако шаг его был уже не столь уверенный, он торопился, дергался. Он смаргивал потеки синего и словно таял – по полу за ним тянулся огромный след.

Распахнулась тяжелая дверь, ведущая в покои градоначальника, и в залу с клинками наголо вошли трое стражников. В двух шагах позади ковылял сам губернатор, в ночном колпаке и со свечой в руке, распустив ниспадающие на грудь длинные усы.

Едва увидев его, пеплоход рванул, как выпущенная стрела. Забыв о драке, он устремился к коротышке в желтом халате, едва ли замечая стражников, стоящих на пути. Хатин сделалось дурно при виде того, как те поколебались и аккуратно расступились, точно шторы, открывая дорогу к господину. Им не хватило воли остановить промысел Смерти. Градоначальник в ужасе выпучил глаза.

Потом вдруг что-то волной обрушилось на пеплохода, рухнуло, как лошадь, позади, в вихре дредов. В столбе лунного света рванулся вниз чернозубый клинок, пройдя на сей раз не только по одежде.

Градоначальник уставился на нож, который пеплоход успел вонзить в нагрудный кармашек его пижамы. Посмотрел, как обладатель клинка оседает, а лезвие, увлекаемое мертвым грузом, вспарывает ткань. Лишь когда полуночно-синее тело рухнуло на пол, все в зале выдохнули. И все же никто не смел заговорить или отвести взгляд от павшего. Градоначальник невольно принялся охлопывать себя, проверяя, не оставил ли в нем дырок нож пеплохода.

– Чт… Что… Кто? Как этот… И почему никто…

Он судорожно дернулся всем телом, когда с галереи, пошатываясь, спустилась Хатин. Она вскинула руки, показывая присутствующим, что не представляет ни для кого опасности. Стражники, запоздало осознав, что надо бы проявить доблесть, нацелили на вошедшую шпаги.

– О, оклеветанная кровь, уберите вы эти штуковины! Как смеете… Да что с вами такое, ребятушки? Вы отошли и дали бы… – Градоначальник уставился на Плясунью, которая зажимала порез на бедре. – Ребятушки, бегите за моим цирюльником! Живо! Не окажись тут этой женщины… – Он умолк, не закончив. – Постой, добрая госпожа, а кто ты и что тут делаешь?

– Стой! – взревела Плясунья на просторечи, стоило одному из стражников приблизиться к двери. – Милорд, зови люди назад. Они комната покинь, десять-миг пройди, и весь дворец узнай, тут умри пеплоход. Пеплоход умри опасный, как живи.

– Так он же совершил покушение на мою жизнь! На жизнь губернатора Острова Чаек! – воскликнул градоначальник. – Без ордера! – Он обратил взор на Хатин. – Он ведь приходил за тобой и твоим другом!

– И за всяким, кто осмелится нас прикрывать, – тихо, но твердо добавила Хатин. Глаза собравшихся снова обратились на пеплохода. Лицо Брендрила выражало глубочайшее умиротворение. Градоначальник сделал короткий и нетерпеливый жест, и стражники, заперев дверь, вернулись на середину комнаты.

– Кровь моей крови! – продолжил он на тон ниже. – Подумать только… а если бы он проник ко мне через окно?

– Я бы этого не допустил, господин, – прозвучало у него за спиной. Встрепенувшись, коротышка в сопровождении остальных решительно прошел к себе в покои и открыл ставни. Сидевший на опасно узком, залитом лунным светом карнизе Джейз поднял к виску два пальца в приветствии.

Градоначальник открыл соседние ставни и вылупился на Лоулосс, ответившую его уважительной улыбкой.

– А еще двое – мужчина и женщина – на крыше, на случай, если кто-то попытался бы пробраться дымоходом, – услужливо добавил Джейз.

Пораженно раскрыв рот, градоначальник оглядел круг поблескивающих металлом и самоцветами почтительных улыбок.

– С каких пор я, сам того не ведая, обзавелся целой гвардией хитроплетов? – пробормотал он, запинаясь.

– С тех самых, как вы решили не отдавать маленькую девочку пеплоходу, – спокойно ответил Джейз. – В эти пропитанные ядом дни небольшое добро с лихвой окупается.