Когда Трисс приблизилась к загадочной двери, радостные крики публики начали стихать. Их словно заглушил туман, звуки пианино превратились в металлическое позвякивание, будто вдали звенели коровьи колокольчики. За дверью тянулся узкий коридор с простым серым ковром на полу и серыми в узорах обоями на стенах. Трисс нерешительно заглянула внутрь. Налево коридор переходил в лестницу вниз, направо — заканчивался крашеной белой дверью, перед которой стояла Пен. Трисс увидела, как Пен стучит в дверь. Через пару секунд дверь открылась, и младшая сестра вошла в нее.

Ковер странно хрустел под ногами Трисс, когда она шла по коридору, — мягкий, но колючий, тонкий, но волокнистый. Стены очень напоминали бархат, который местами побрили, чтобы получился узор. Когда она протянула руку, чтобы потрогать его, обнаружила, что кончиками пальцев прикасается к перьям. Она погладила стену, и по узору пробежала едва заметная дрожь, как будто стена была живым существом и встопорщила перья.

Пен оставила дверь приоткрытой, и Трисс устроилась у щелочки, чтобы наблюдать за происходящим. Она увидела маленькую, едва освещенную комнату, частично закрытую фигурой Пен, которая остановилась сразу за порогом. Слабый белый свет мигал, как в зале, из которого она только что ушла.

— Мисс Пенелопа Кресчент. — Кто-то подошел пожать Пен руку, какой-то очень высокий мужчина.

Хорошо поставленный голос, уверенный и будто созданный для того, чтобы отдавать приказы. В то же время в его интонации угадывалось нетерпение, как будто его отвлекали мысли о чем-то очень важном. Он снова отошел, оказавшись на линии взгляда Трисс, и она наконец смогла его рассмотреть.

Ее первой реакцией был шок. Незнакомец был не просто красив, он был прекрасен, как кинозвезда. Короткие, аккуратно причесанные волосы блестели, словно мед, и у него были маленькие светлые усики, как у Дугласа Фэрбенкса, на кончиках загибавшиеся вверх. Он был одет не в приличествующий дневному времени суток костюм с пиджаком и жилетом вроде тех, что в будние дни носил ее отец, а в то, что ее родители называли «спортивный комплект» — по последней моде. На нем был свитер с V-образным вырезом поверх выглаженной до хруста белой рубашки, удобные свободные брюки, именовавшиеся оксфордскими мешками, и двухцветные туфли — белые со светло-коричневым. На плечи он набросил идеально скроенное серо-коричневое пальто, и Трисс решила, что он явился сюда с какого-то куда более шикарного мероприятия.

— Всегда рад. Прошу вас. — Он сделал еще шаг назад и вытянул руку широким приглашающим жестом.

Трисс показалось, что она заметила блеск под его манжетой, кажется, металл. Пен приняла его приглашение и прошла в глубь комнаты. Трисс сглотнула и рискнула приоткрыть дверь комнаты еще на дюйм-другой, чтобы лучше видеть.

Источник прерывистого света оказалось легко определить. Вся стена справа представляла собой бурлящую трепещущую массу серо-серебристых движущихся объектов. Это было кино, никаких сомнений, но Трисс не видела ни проектора, ни белого луча, который пересекал бы комнату и падал на экран. Трисс изумленно смотрела, как немая героиня, воплощение оскорбленной добродетели, отрицательно качала головой и отвергала дары некоего гладковолосого Лотарио. Только когда по экрану пошли титры задом наперед, Трисс поняла, что, должно быть, смотрит на обратную сторону экрана кинотеатра.

Трисс слышала, что некоторые дешевые кинотеатры, экраном в которых служила натянутая простыня, иногда ставили несколько стульев с другой стороны экрана и брали полцены с тех, кто смотрел фильм в зеркальном отражении. Но поверхность, на которой двигались фигуры, выглядела как стена, а не как простыня. И если она достаточно тонкая, чтобы пропустить свет, почему она больше не слышит пианино и возгласов публики?

Остальная часть комнаты была удивительна своей обыкновенностью. Если не считать стен, отделанных такими же не то обоями, не то перьями, как и коридор, она выглядела совершенно заурядной гостиной: кресла с цветочным узором на обивке, бабушкины часы, накрытый скатертью стол с чайным сервизом и радио. Трисс не могла взять в толк, как такая комната могла оказаться по ту сторону экрана; мерцающий белый свет заставлял все в ней казаться беспокойным. Тени прыгали и бились, словно крылья.

Пен несколько неуклюже устроилась на большом позолоченном кресле лицом к перевернутому экрану. Ее ноги не касались земли, и она спустила рукава так, чтобы они закрывали ладони, — верный знак, что она на грани.

— Прекрасный выбор. Лучшее место из всех. — Незнакомец с кинематографическими усами подошел и остановился рядом с ее креслом, глядя на экран. — Самый хороший способ увидеть, что происходит, — это смотреть с тайного места. Подкрадись к миру сзади, застигни его врасплох — и поймешь, что он такое на самом деле…

— Мистер Архитектор! — решительно перебила его Пен. — Я хотела поговорить с вами.

«Мистер Архитектор»? Трисс взглянула на него с новым интересом. Отец говорил, что в ее падении в Гриммер может быть виноват человек, с которым он связан по работе. Как инженер, отец работал с большим количеством архитекторов. Может быть, и с этим тоже?

Внимательно рассматривая Архитектора, Трисс испытывала растущее чувство дискомфорта. Он был очень хорош собой, она это видела, но, если присмотреться, трудно понять, чем именно он хорош. Его очарование было как солнечный свет, бьющий в глаза и смазывающий подробности. Когда она изо всех сил сосредоточилась, она обнаружила, что смотрит на осколки и обломки, совсем не напоминающие Дугласа Фэрбенкса. У него были очень светлые глаза, и она осознала, что не может запомнить их цвет. Зубы слишком белые, аж отдающие в голубизну, узкий подбородок. Когда он улыбался, уголок рта как-то так изгибался, что наталкивало на мысль о предательском гвозде, торчавшем в ковре на лестнице.

— Насколько я понял из нашего телефонного разговора… — Архитектор долго разглядывал Пен. — Вы просили о встрече… И вот мы тут.

Мысли Трисс метнулись к торопливому отступлению Пен из кабинета отца. «Значит, она все-таки звонила по телефону! Она звонила этому человеку! Но… почему оператор это не зафиксировал? И вообще, зачем она ему звонила?»

— Говорят, картина стоит тысячи слов, — продолжал Архитектор, — и ваше лицо, мисс Кресчент, — это картина. До сих пор я полагал, что увижу на нем тысячу счастливых слов, но нет.

— Разумеется, я несчастлива! — отрезала Пен, привычно находя уверенность в приступе ярости.

— Нет. — Он рассматривал ее своими бледными очами. — Полагаю, вы из людей того сорта, которые никогда не бывают счастливы, но которые делают мир куда более интересным в попытках это счастье обрести. Ну хорошо. Не будем об этом.

Пен моргнула, и Трисс практически почувствовала, как слова Архитектора прошли мимо нее, как аккуратные маленькие ручейки обтекают неподатливый камешек.

— Я несчастлива, — упрямо продолжила Пен, — и вы знаете почему. Вы меня обманули!

— Обманул. — Это был не вопрос и не возмущение. Архитектор просто уронил это слово, как мог бы бросить на стол непонятный предмет, чтобы изучить его. Несколько секунд он молчал, задумчиво выгнув брови, затем покачал головой. — Не уверен, что понимаю, о чем вы.

— Нет, понимаете! — нахмурилась Пен и стукнула пятками по ножкам королевского кресла. — Мы заключили сделку! И я сделала все, что вы попросили! Я принесла страницы из дневника, и расческу, и все остальное! Я даже заставила Трисс прийти к Гриммеру! Вы сказали, если я все это сделаю, вы ее заберете!

Прячущаяся за дверью Трисс зажала рот обеими руками, чтобы не вскрикнуть. Охватившая ее злость была настолько всепоглощающей, что казалось, это чувство существует где-то снаружи, словно огромное животное, наблюдающее у нее из-за плеча и горячо дышащее в шею.

— Да? — Архитектор проявлял не большую озабоченность, чем кошка, греющаяся солнечным днем на заборе.

— Я думала, вы заберете ее и все кончится! Я просто хотела, чтобы она исчезла. Я не просила… об этом! — Пен дико взмахнула рукой в неопределенном направлении, как будто показывала в адрес кого-то, видимого только ее мысленным взором.

— Я всегда держу слово. — Высокий мужчина улыбнулся. — Через несколько дней она исчезнет. Несколько дней.

Трисс сглотнула, и ее ярость снова сменилась страхом. Значит, она все-таки в опасности.

— Дней? — взорвалась Пен. — Дней вот этого? Это не то, что я хотела, и вы это знаете! Это ужасно! Ненавижу!

— Я не обещал дать вам то, чего вы хотели. Только то, что вы просили. — Мужчина безразлично пожал плечами.

Может быть, это была просто игра света, но Трисс показалось, что ткань его пальто тоже вздрогнула, от воротника до подола пробежала рябь. Ее поразило, что пальто имело тот же оттенок, что странный ковер и стены.

— Вы не можете так со мной обращаться! — Пен вонзила ногти в ладони и сморщила лицо, словно старую салфетку. — Вы должны избавиться от этой штуки и сделать все как надо, или… или я всем расскажу!

Архитектор, в этот момент отворачивавшийся от нее с улыбкой на лице, замер на месте. А вместе с ним и мотыльки в мерцающем свете. И маятник часов. Даже фигуры на серебряном экране остановились посреди своей вечеринки; сжимая бокалы с шампанским и поворачиваясь к Пен, они столпились, словно в ожидании шторма или взрыва.

— Расскажете? — Его голос был очень-очень мягким. Он повернулся лицом к Пен и, казалось, вырос на несколько дюймов. Его пальто ощетинилось, словно шерсть сердитой кошки, и Трисс показалось, что в его глазах загорелся свет, как будто в них отразилось не видимое никому бурное небо. — РАССКАЖЕТЕ? — Он не просто прокричал это слово, он завопил его во всю мощь своих легких с ужасающей истерикой ребенка, которого лишили игрушки. — Но это нарушение нашей сделки!

Почему-то это было совсем не смешно. Детское возмущение придало его словам еще более странное и пугающее впечатление. Наблюдать, как взрослый без стеснения поддается вспышке гнева, было все равно что видеть, как с ошейника большой злой собаки отваливается цепь.

Пен сжалась в комок на кресле, поджав колени к груди и в защитном жесте подняв кулаки к лицу.

— Мне наплевать! — завопила она. — Я всем расскажу, что случилось с Трисс. Я расскажу, где вы находитесь! Я расскажу о ваших друзьях, птицах и телефонах!

Повисла долгая пауза, во время которой задули безмолвные зимние ветры и Архитектор перестал быть красавцем. Затем мотыльки продолжили свои метания на свету, маятник снова начал отбивать время, и персонажи фильма снова заскользили на экране, игнорируя происходящее в гостиной.

— О, в вашем обществе никогда не бывает скучно, мисс Кресчент. — Он расслабил плечи и выпрямился, улыбаясь под опущенными светлыми ресницами и глядя на свои карамельно-молочного цвета туфли. — Что ж, да не скажут никогда, что я оставил кого-то неудовлетворенным нашей сделкой. Я серьезно отношусь к подобным вещам. Очень серьезно. Раз уж вы так настойчивы, видимо, мне придется поговорить с некоторыми людьми и изменить некоторые договоренности. Вы извините меня?

Пен кивнула, медленно опуская кулачки и не отводя взгляда от Архитектора. Он не спеша двинулся к двери в дальнем углу комнаты, потом заколебался, видимо, раздумывая, заговорить или нет.

— Дорогая, — наконец начал он, — я… должен попросить вас ничего не трогать в мое отсутствие. Вещи в этой комнате, какими бы простыми они ни были, важны для меня.

Когда Архитектор вышел через другую дверь, Трисс увидела, как младшая сестра окинула комнату хищным взглядом, полным яростного любопытства. «Он понимает, к кому он только что обратился с просьбой?» Несколько секунд Пен прислушивалась, потом выбралась из кресла и принялась обходить комнату, внимательно рассматривая радио, а затем опустившись на колени, чтобы изучить дно стола. Поэтому только Трисс заметила, что фигуры на мерцающем экране перестали заниматься тем, чем должны были, и начали придвигаться ближе, чтобы взглянуть на Пен.

Их было шестеро, трое мужчин и три женщины. Сцена представляла собой пикник на природе, так что все персонажи были одеты в прогулочные костюмы и пальто. В качестве декораций выступали серебристые холмы и цветущие деревья.

Одна женщина подняла кулак и постучала в невидимый экран с той стороны. Что-то коротко произнесла, и появились титры. Разумеется, они читались справа налево, но были на экране достаточно долго, чтобы Трисс, прищурившись, смогла их прочитать.

«ЭЙ!»

Другие фигуры тоже начали с криками колотить в экран, пытаясь привлечь внимание Пен. Титры сменились, буквы стали еще больше:

«ЭЙ! ЭЙ ТЫ! ЭЙ ТЫ ТАМ!»

Эти слова задержались еще на более долгое время, погрузив комнату в относительную темноту, так что Пен наконец с раздражением посмотрела на экран, и тогда они опять сменились.

«ДА, ТЫ! ТЫ В ОПАСНОСТИ!»

Пен подалась вперед, шевеля губами в попытке прочитать слова, потом выпрямилась, подняв брови и с сомнением поджав губы.

«ОН СОЛГАЛ ТЕБЕ. ОН УШЕЛ ЗА ПРИСТАВАМИ».

— Приставами? Кто такие приставы? — громко спросила Пен.

Фигуры на экране начали бросать энергичные взгляды на дверь, через которую вышел Архитектор, и делать руками знаки «тсс». Пен шагнула к двери, за которой пряталась Трисс, но серебристая компания запрыгала от волнения и предостерегающе замахала руками.

«НЕТ, НЕ ТУДА! ОНИ ЖДУТ ТЕБЯ!»

Пен нерешительно остановилась. Трисс, напрягшись при мысли, что Пен сейчас выбежит ей навстречу, вопросительно глянула в коридор. Однако в этом направлении никаких приставов не наблюдалось. На экране один мужчина бросился к машине, припаркованной почти за краем кадра. Он открыл дверь и выжидательно взглянул на Пен. Остальные киногерои стояли на переднем краю экрана и яростно манили ее к себе.

«СЮДА! СКОРЕЕ! В МАШИНУ! ТЫ МОЖЕШЬ СБЕЖАТЬ С НАМИ!»

Пен сомневалась, на ее лице отразилась внутренняя борьба. Потом она сжала челюсти и решительно двинулась к экрану. Неуверенно протянула руку и похлопала по мерцающей стене. Фигуры сразу же бросились к ней, бесцветные руки схватили ее за плечи и одежду. Лица расплылись в ликующих улыбках. На этот раз титры не появились, но слова можно было угадать по их губам.

«ПОЙМАЛИ!»

Пен закричала. Когда бесцветные руки вцепились в Пен, Трисс заметила, что кожа и одежда Пен пошли пятнами, словно по ней начал распространяться сверкающий серебряный лишай. Пен потеряла равновесие, и ее затянули в сельский пейзаж на серую траву. Она сделала отчаянный рывок в сторону гостиной, но смогла только ухватиться за край экрана. Ухмыляющиеся персонажи держали ее за одежду, руки и ноги, и Трисс заметила, что хватка Пен начала ослабевать. Теперь Пен была почти полностью поглощена серостью, за исключением одной цепкой руки, и даже ее кожа постепенно теряла цвет. Ее вопли были беззвучными, щеки блестели от слез.

«Так ей и надо. Так ей и надо, вредине. Она сама накликала на себя беду. Ох, Пен, ты маленькая свинья. Ненавижу тебя. Я ненавижу тебя».

Выдав свое укрытие, Трисс бросилась в комнату. Подбежала к экрану как раз в тот момент, когда Пен выпустила его край, и схватила ее запястье обеими руками. Трисс почувствовала, как ее пальцы закололо иголками, и, бросив взгляд на ладони, увидела, как по ним словно распространяются капли ртути. Злорадный триумф на лицах участников пикника сменился замешательством и яростью, когда Трисс начала тянуть Пен за руку изо всех сил, наполовину вытащив сестру из экрана, все еще серебристую и безмолвную.

Перетягивание длилось несколько секунд. Сияющие пальцы вцепились в пальцы Трисс, силясь разогнуть их. Трисс в отчаянии ткнула одной рукой наугад в экран. Один мужчина откатился, хватаясь за лицо. Остальные в ужасе уставились на Трисс, и она воспользовалась моментом. Рывок потребовал все ее силы, и она почувствовала, как ее плечи трещат от напряжения. Секунду спустя Пен лежала рядом с ней на полу гостиной, все еще бесцветная и безмолвная, но живая.