— Да, мистер Архитектор. Это я.

С гневом в груди Тристы происходило что-то странное. Он никуда не делся, продолжая бурлить, но теперь был смешан со странной теплотой. Все потому, что Архитектор назвал ее «моя маленькая кукушка». Неожиданно выяснилось, что она кому-то принадлежит.

— А эта предательская человеческая дрянь, она ушла? — спросил голос на том конце трубки. Интонации были живыми, легкими и непредсказуемыми, словно трепетание свежевыстиранного белья на ветру солнечным днем.

Триста погладила Пен по голове. Когда младшая сестра подняла искаженное, заплаканное лицо, Триста улыбнулась ей.

«Ты можешь идти, если хочешь», — произнесла она одними губами. Триста подумала, победит ли привычное упрямство Пен. Но на этот раз Пен коротко кивнула, продолжая кусать губы в попытке сдержать плач. Она выскользнула за дверь, оставив Тристу наедине с телефоном.

— Я отослала ее, — ответила Триста и задумалась, почему она так поступила. Действительно ли потому, что хотела защитить ее? Да, но только отчасти. Архитектор показался довольным, узнав ее голос, и о Пен он говорил с заговорщицкими интонациями. Что-то в ней отозвалось на это. Та часть ее, которая не была и никогда не могла быть Терезой Кресчент, та часть, которая была шипами и листьями и помнила безжалостный хохот древних деревьев. Она почувствовала родство, почувствовала, что может говорить с этим человеком таким образом, что Пен не поймет.

— Хорошо! — оживленно произнес Архитектор. — Что за болтушка эта девица! Когда-нибудь я поймаю ее и отрежу ей язычок. Удивлен, что ты до сих пор это не сделала.

— Она меня больше не беспокоит, — осторожно сказала Триста.

— О, ты ее вышколила, да? — В голосе Архитектора звучало приятное удивление, и Триста не стала разубеждать его. — Я слышал, на ее приторно-ангельских щечках появилась еще парочка царапин? Подумал, должно быть, это твоя работа. Да, страх неплохо действует на таких, как она, но рано или поздно она предаст тебя. Нельзя двигаться по намеченному пути с такой спутницей, и поверь мне, я думал об этом.

Повисла пауза, во время которой Триста лихорадочно размышляла. Стоит ли ей действовать в соответствии с изначальным планом и попытаться заключить сделку между Архитектором и Пирсом Кресчентом? Если Архитектор только что отказался заключать вторую сделку с Пен, потому что она нарушила условия первой, будет ли у него больше доверия к Пирсу? Если Триста сделает неверный ход, она утратит это странное, неловкое взаимопонимание.

С того конца линии донесся слабый глухой звук, и перед мысленным взором Тристы возник образ Архитектора, лениво постукивавшего по зубам. Она задумалась, похожи ли они сейчас на человеческие или он носит другое обличье?

— Значит… ты убежала, — наконец произнес он. — Это не входило в план. — В его голосе неожиданно послышалась жесткая нотка.

— Никто не объяснил этот план мне, — резко отозвалась Триста. В ее мозгу скрестила копья армия горестных мыслей. Вот человек, который дал ей жизнь так же небрежно, как мог бы швырнуть яблочный огрызок в канаву. Этот же человек ответствен за все ее муки, беды, пережитые опасности…

…и ее жизнь.

«Но я его ненавижу, — напомнила она себе. — Я просто подыгрываю».

— Нет, — согласился Архитектор, и в его голосе прозвучали заинтересованность и удивление. — Пожалуй, что нет. Тем не менее налицо некоторая неблагодарность с твоей стороны, ведь мы поместили тебя в такую состоятельную семью.

— Они пытались, — произнесла Триста сквозь заострившиеся зубы, — швырнуть меня в огонь.

— О, неужели? — Интерес Архитектора явно усилился. — Ну-ну. Старое средство. Что ж, полагаю, Кресченты с кем-то поговорили. Сами они никогда бы не додумались. — Теперь в его голосе слышалась мрачная озабоченность. — Подумай, моя дорогая. Ты знаешь, кто это может быть? Я и правда не могу позволить, чтобы на свободе разгуливали люди с таким знанием.

Неожиданно Триста почувствовала себя на краю бездны, ужасный соблазн охватил ее. Стоит ли ей назвать Архитектору имя мистера Грейса? Может ли она стравить своих врагов? Вспомнив участь, которую уготовил ей портной и которой она с трудом избежала, Триста почувствовала, как ее лицо снова стало горячим, но на этот раз не от пламени камина. Натравить Архитектора на мистера Грейса — ничуть не хуже, чем то, что портной пытался с ней сотворить. В конце концов, мистер Грейс знал о запредельниках, так что невинным человеком его не назовешь. С ее стороны это была бы не более чем самозащита.

— С ними был один человек, он велел им бросить меня в камин, — призналась Триста, но затем закусила губу. Как бы она ни боялась мистера Грейса, он был уверен, что делает благое дело. Может ли она отдать его в руки Архитектора? — Если вы найдете его… что сделаете?

— О, разумеется, что-нибудь ужасное! — торопливо уверил ее Архитектор. — Не беспокойся, никакой быстрой приятной смерти. Может, я превращу его в струну для скрипки, которую смычок будет пилить тысячу лет, пока она не порвется. Или буду держать его в клетке, сделанной из костей его родных, пока он не состарится и не сгорбится до такой степени, что сможет служить воротцами для крокета. Или я сделаю так, что его медленно задушит плющ. Может, у тебя есть идеи получше.

Сердце Тристы колотилось. Когда она вспоминала свой ужас перед камином, которому предстояло поглотить ее, все эти формы мести приобретали ужасающую привлекательность.

— Вы можете превратить его в буханку хлеба и оставить в парке для голубей? — предложила она и в ответ услышала взрыв смеха. Листья древних деревьев, составлявшие ее плоть и кости, тоже хохотали.

— Разумеется!

— Тогда… — Триста закрыла глаза, сопротивляясь соблазну. — Тогда… я попытаюсь вспомнить, называл ли кто-то его имя. Если вспомню, скажу вам.

— Хорошо. — Архитектор не был полностью удовлетворен, но не настаивал. — Что ж, если тебе грозила опасность поджариться, я не стану винить тебя за побег. В конце концов, ты сделала свою работу — побегом ты отвлекла их внимание гораздо лучше, чем если бы превратилась в головешку. Но я очень надеюсь, что ты доставила им некоторое количество неприятностей, перед тем как исчезнуть!

— Я чуть не съела весь дом и их вместе с ним. — Триста поймала себя на том, что подстраивается под его манеру речи. — Свою еду, их еду, даже вещи, которые вообще несъедобны. — Вспомнив отвращение на лицах Кресчентов, когда они увидели ее зубы-шипы, она даже ощутила слабое злорадство. — Я перевернула все вверх дном в комнате Себастиана, где ничего нельзя было трогать. Я хорошенько напугала их.

— Что ж, тебе будет приятно узнать, что их страдания только начинаются, — удовлетворенно сказал Архитектор. — Представь их жестокость! Попытаться сократить твои жалкие семь дней жизни! Держись от них подальше, моя крошка, и ты еще переживешь свою тезку. Разве это не прекрасная месть?

Его слова затронули самые фибры души Тристы, и она ощутила по отношению к настоящей Трисс странный и сложный клубок. Презрение. Ненависть. Ревность. Жалость. Сочувствие. Близость.

— Отличная месть! — она попыталась говорить с таким же и воодушевлением, что и он. — Скажите мне, что вы с ней сделаете? Хочу знать ваши планы. Вы превратите ее в яблоко и испечете пирог?

— О нет, я придумал кое-что поинтереснее! — Архитектор только что не кукарекал, и Триста снова поразилась его ребячливости и непредсказуемому характеру. — Есть вещи, которые я делаю лучше, чем мистер Кресчент, и он, похоже, забыл об этом. Ему всегда недоставало воображения и способности думать наперед. Для него верх никогда не бывает низом, зад — передом и внутри всегда меньше, чем снаружи. — Он расхохотался.

— Но как… — снова попробовала Триста закинуть удочку.

— Ты задаешь много вопросов. — Голос Архитектора внезапно стал напряженным и подозрительно дрогнул. Не успела Триста ответить, как на том конце линии снова послышался смех. — Ах, если бы ты могла видеть лицо Терезы! Несчастная хнычущая маленькая мисс! Как она ноет, когда мы отправляемся на полуночные прогулки! И все же родители запасли для нее мощную защиту, я вижу их любовь, окутывающую ее, словно одеяло.

— Она с вами? — быстро спросила Триста. — Моя тезка рядом с вами?

— О да, прислушивается к каждому слову.

— Могу я поговорить с ней? — Триста снова попыталась доказать свою ненависть к семье Кресчентов и заговорила жестоко и злорадно: — Я хочу рассказать ей обо всем, что сделала. Хочу рассказать, что я спала на ее кровати, ела ее кукол, и заставляла друзей и родных ненавидеть ее. Можно? Пожалуйста?

Долгий миг на том конце провода слышалось только далекое похрустывание.

— Почему бы и нет?

Триста услышала несколько шуршащих щелчков, а затем тихие всхлипывания и дыхание на том конце линии. Ее кожу начало покалывать.

— Алло? — Триста едва смогла выдавить из себя это слово.

Послышался прерывающийся вздох:

— Это ты, да? — И Триста услышала, как к ней обращается ее собственный голос, только чуть более высокий от волнения, дрожащий и несчастный. — Ты… эта штука, о которой они говорят, да? Штука, которая притворяется, что она — это я! Что ты сделала с моими родителями? Что ты сделала с Пен?

На секунду Тристу охватила паника. Они слишком похожи. Место на земле есть только для одной из них. Она почувствовала безудержное желание бороться за единственное место для Трисс в этом мире и с трудом преодолела этот порыв.

— Послушай! — настойчиво прошипела Триста, перебивая свою тезку. — Архитектор слышит, что я говорю?

— Я… — Голос той девочки дрожал от слез и неуверенности. — Нет, не думаю.

— Хорошо! Теперь послушай меня, пожалуйста! Я перехитрила Архитектора, чтобы он позволил мне поговорить с тобой. Он думает, что я хочу помучить тебя. Ты должна притвориться, что это и правда так. Пожалуйста, пока я говорю, плачь, словно я тебя пугаю!

— Ты меня пугаешь! — заныла девочка на том конце провода так громко, что от статического электричества у Тристы заныло ухо.

— Знаю, знаю, что я страшная, но я не просила, чтобы меня создавали. Я ничего не сделала ни с Пен, ни с твоими родителями. Архитектор этого не знает, но я не на его стороне. Я хочу спасти тебя! Он еще там и слушает? Закричи: «Ненавижу тебя!», если да, или «Прекрати!», если нет.

— Ненавижу тебя! — Крик был такой, что Триста засомневалась, то ли это условный сигнал, то ли искреннее заявление.

— Значит, он там. — Триста собралась с мыслями. — Ты знаешь, где ты?

— Прекрати! — послышалось тихое всхлипывание. Сигнал для «нет».

— Есть что-то, что поможет нам найти тебя?

Но как Трисс может ответить, не вызвав подозрения Архитектора? И как они могут договориться о системе знаков, не имея времени? Триста в отчаянии пролистала память Трисс, пытаясь узнать, был ли у них с Пен тайный язык или код. Нет, не было. Может, если бы сестры были ближе, имели бы больше общих воспоминаний… Воспоминания!

— Трисс, послушай! У нас общие воспоминания. Есть что-то такое, что ты хочешь мне сказать, дать мне ключ к чему-то в твоей памяти? Нашей памяти?

Несколько секунд она слышала только плач, потом одно едва слышное слово.

— Лягушка.

«Лягушка»? Триста подумала, что ослышалась.

Щелк, щелк, стук.

— Ты получила удовольствие? — Казалось, Архитектор с трудом сдерживал смех. — Бедняжка еще более напугана, чем мышь в мышеловке. Ты молодец! Зрелище этого глупенького личика с дрожащими губами привело меня в прекрасное настроение. На самом деле… маленькая кукушка, я хочу сделать тебе одолжение. Ты хочешь жить дольше семи дней?

— Да. — «Да, да, да, да». Но это невозможно. Он дразнит ее. Что же еще.

— Я удивлен, что это до сих пор не пришло тебе в голову, честно говоря. Если ты ешь кукол Терезы, ты должна была давно понять одну вещь: чтобы сохранить себя в целости, тебе нужно есть ценные для нее вещи. И со временем тебе нужно их все больше и больше. Если ты хочешь прожить больше семи дней, тебе надо съесть что-то действительно важное для нее, что-то укорененное в ее сердце и самой ее сути. И у тебя уже есть это. Ты же знаешь, что я имею в виду?

Триста стиснула слуховой аппарат и попыталась сделать вид, что не знает, даже когда Архитектор продолжил говорить.

— Младшая сестра Терезы. Пенелопа. Съешь ее, и у тебя появится будущее.

Послышался финальный щелчок, и трубка в трясущихся руках Тристы умолкла.