После всех ударов и неурядиц этого дня Неверфелл была совершенно счастлива, что наконец кто-то решает за нее. И еще более счастлива оттого, что этот кто-то имеет ясный план – сама она, как ни старалась, не могла проследовать за ходом мысли Зуэль. Какое-то прослушивание, непонимание, происшествие, которое случилось с девочками вчера, – все рассказали ей так быстро, что детали словно утекли в песок.

– Понимаешь? – снова спросила старшая девочка, на этот раз медленнее и терпеливее.

Неверфелл опять махнула головой. Движение началось кивком, а закончилось странным подергиванием.

– Не важно, – нежнейшим голосом произнесла Зуэль. – Просто запомни, что тебе надо сделать, и все будет хорошо. – Она бросила многозначительный взгляд на свою упитанную подругу. – Что ж… мы переоденем тебя в новое платье. Ладно? Ты можешь снять маску?

Неверфелл придушенно вскрикнула и в панике прижала маску к лицу. Если девочки увидят, какая она уродина, они снова убегут, и ей придется начинать заново.

– Не беспокойся, – ворковала Зуэль. – Ладно… оставим. У тебя ожог или что? Не важно, мне можешь не говорить. Но если кто-нибудь спросит, почему ты в маске, скажи, что заботишься о цвете лица. Итак, ты придешь к двери мадам Аппелин и, когда тебя спросят, откуда ты, скажешь, что тебя прислали из академии Боморо и что ты пришла на прослушивание Глиняных девочек. Запомнишь?

Неверфелл кивнула.

– Очень хорошо. – Чудесная улыбка. – Так ты окажешься во владениях мадам Аппелин. Теперь видишь это? – Перед ее лицом в десятый раз помахали маленьким флакончиком с бурлящей пурпурной жидкостью. – Помнишь, что с этим делать?

– Отдать… слугам?

– Правильно. Скажешь им, что это подарок для мадам Аппелин в знак благодарности за приглашение на прослушивание. Вот и все. Потом ты можешь потихоньку ускользнуть и найти кладовку, или где там она держит покупки, и забрать свой сыр. Это же не кража, правда?

– Разве нельзя просто поговорить с мадам Аппелин? – Эта часть плана волновала Неверфелл больше всего. – У нее приятное Лицо…

– Нет, боюсь, что нет, – мягко возразила Зуэль. – Если ты это сделаешь, план не сработает. Она не отдаст тебе сыр, Неверфелл. С какой стати? Он ей нужен. И если она узнает, что ты не настоящая кандидатка, то не станет пить Вино.

Неверфелл уставилась на флакончик.

– Оно не причинит ей вреда?

– Нет, конечно, нет! – воскликнула Зуэль. – Это просто Вино. Мадам Аппелин иногда заказывает Вино, чтобы забыть о чем-то. Знаешь ли, люди часто так делают. Она просто лишится одного воспоминания, которое может ее расстроить.

Пока Зуэль говорила, все звучало вполне разумно. Неверфелл знала, что есть Вина, которые помогают забыть некоторое вещи или отрезок времени, и что они популярны среди скучающих богачей, которые уже все видели. Так они избавлялись от бесполезных или некрасивых воспоминаний, как другие люди выбрасывают разбитый фарфор, чтобы их разум не тяготила ноша минувших лет.

– Как только ты найдешь свой сыр, возвращайся к девочкам и уходи вместе с ними. Справишься?

Глаза Неверфелл не отрывались от матового стекла, из которого была сделана брошь старшей девочки. Брошь напоминала кусок сахара, и Неверфелл стало любопытно, какая она на вкус. Мысли рвались наружу, но их было так много, что они толпились на выходе, мешая друг другу. «Конечно, – хотела сказать она. – Ты самый добрый человек, которого я встречала в жизни, ты спокойная, замечательная, а я в любой момент могу ляпнуть глупость…»

– У тебя полосатые перчатки! – Вот и все, что Неверфелл смогла выдавить из себя.

– Да. В самом деле. – Зуэль облизнула губы. – Но ты понимаешь, что тебе надо сделать, да?

Неверфелл поколебалась, потом медленно и решительно кивнула, и плечи Зуэль слегка расслабились.

– Что мы будем делать с… – Младшая девочка взглянула на Неверфелл и многозначительно постучала себя по носу. – Все заметят.

– Гвоздика, – быстро ответила ее подруга. – Гвоздичное масло, и все подумают, что она лечит прыщи. Это достаточно сильный запах, чтобы замаскировать… А теперь самое важное. – Старшая девочка наклонилась, уставившись Неверфелл в глаза. – Самое важное: если ты увидишь кого-то из нас, то должна притвориться, что мы незнакомы. Что бы ни случилось, ты нас не знаешь. Иначе… нам всем несдобровать. Понимаешь?

В этот момент ради новых друзей Неверфелл была готова на все. Она бы отдала им все свои пуговицы, кролика мастера Грандибля, горы инжира, все балы на свете. Но они, судя по всему, хотели только, чтобы она кивнула, поэтому она просто кивнула.

Сидя в багажной тележке, среди чемоданов, Неверфелл понимала, что должна полностью спрятаться под покрывалом, но не могла удержаться и приподняла краешек, выглянув наружу. Коридор за коридором, поворот за поворотом – границы ее мира раздвигались. Некоторое время спустя колеса повозки перестали подпрыгивать, и она заметила, что теперь они едут по гладким плитам. Неверфелл обратила внимание, что эти туннели не являются частью естественной системы пещер, а тщательно вырезаны в скале. Стены ровные, углы прямые, потолки укреплены деревянными балками. Вдоль коридора вмонтированы держатели с черными железными ловушками для мошек, а по верху стен проложены огромные трубы.

Потом они оказались на шумной магистрали: повсюду слышались голоса, стук колес, ржание и шарканье ног. Звуки отдавались эхом и сливались в общий гул. Она видела, как мимо на одноколесных велосипедах проносятся мальчики-посыльные, растопырив руки для равновесия. Грохотали грязные тележки с камнями. Мускулистые мужчины с усилием толкали огромные колеса, и жемчужного цвета паланкины поднимались на тросах в шахты, чтобы оказаться в туннеле на уровень выше. В одной обширной пещере в скалу были вделаны огромные часы, настолько старые, что их коркой облепил известняк, спускавшийся к полу тонкими сталактитами. Под часами стояло несколько повозок с пони. Повсюду сновали носильщики с неподвижными лицами, в серо-коричневой униформе, и Неверфелл чувствовала запах их сальных волос и грязных ногтей.

Их повозка свернула в более тихий коридор, залитый зеленым светом, и наконец остановилась перед дверью с позолоченной ручкой и изображением серебряной цапли на синем фоне.

Последовал бурный разговор.

– Почему красть приглашение должна я? – прошипела Боркас.

– Потому что у тебя уже есть одно, – терпеливо ответила Зуэль, – так что тебя никто не заподозрит, и ты лучше знакома с остальными кандидатками, чем я, поэтому можешь подобраться ближе. Ну давай же, у нас мало времени!

Боркас скрылась за дверью и отсутствовала ровно столько, чтобы Неверфелл успела достичь крайней степени беспокойства, а кролик – наложить мягкую кучку ей на колени. Наконец вернулась раскрасневшаяся Боркас. В руках она держала какой-то сверток и открытку.

– Хорошо! – улыбнулась Зуэль. – Марден, поехали! К Витой Лестнице.

Повозка снова тронулась в путь.

Когда стук колес смолк, с Неверфелл сдернули одеяло, и она обнаружила, что повозка стоит в маленькой пещере шириной метра три, в потолке которой зияла широкая, грубо вырубленная шахта. В глубину шахты уходила спиральная лестница из черного железа.

Сверток Боркас распаковали и поверх обычной одежды на Неверфелл набросили легкое белое платье. Вокруг талии ей повязали широкий синий пояс с вышитой на нем серебряной цаплей, очень похожей на ту, что она видела на двери. Под цаплей были вышиты слова: «Академия Боморо». Растрепанные косички Неверфелл спрятали под полупрозрачный чепец, намазали шею, ладони и запястья кремом, и воздух наполнился острым ароматом гвоздики. Неверфелл вручили открытку, которую принесла Боркас, – это оказалось приглашение на отборочный тур по лицевой атлетике и мастерству.

– Готово. – Зуэль поправила чепец Неверфелл, подоткнув несколько выбившихся прядей. – Все готовы? Поднимайтесь по лестнице. Когда окажетесь наверху, в двадцати метрах налево будет дверь. Удачи вам обеим!

– Что… ты не идешь? – испуганно спросила Боркас.

– Я? Конечно, нет! После вчерашнего я и нос не могу туда сунуть, забыла? – Зуэль села в повозку. – Я буду ждать вас тут и присмотрю за кроликом. И если вы обе сделаете все в точности, как я сказала, все пройдет гладко.

Удрученная Неверфелл направилась вместе с Боркас к лестнице. Лицо Боркас хранило кривую гримасу, но пахла она, как загнанный в угол кролик Грандибля.

– Ты пахнешь как мой кролик, – прошептала Неверфелл.

– А ты как труп, сто лет пролежавший в чулане, – парировала Боркас, – но некоторые из нас слишком вежливы, чтобы говорить об этом.

– Боркас! – крикнула им вслед Зуэль. – Иди первой, а Неверфелл пусть подождет несколько минут, перед тем как подниматься. Вы же не хотите появиться там одновременно?

Неверфелл послушно остановилась и тронулась в путь, только когда Боркас превратилась в темное пятно на фоне металлических завитков лестницы. От природы Неверфелл была ловкой, но она не привыкла к длинным юбкам и поймала себя на том, что дрожит от волнения. В шахте слышались стоны и вздохи ветра, и время от времени мимо пролетала капля воды, исчезая где-то внизу.

Лестница вывела в длинный коридор. Боркас нигде не было видно. Слева Неверфелл увидела массивную дверь, утопленную глубоко в стену. Дверь украшали переплетения зеленых лоз, в которых гнездились золотисто-пурпурные птицы. При виде этой картины у Неверфелл заныло в животе, она запаниковала. Мысли обезумевшими мотыльками метались в голове, она с трудом вспомнила инструкции Зуэль и, подойдя к двери, дернула за красный шнур.

Среди птиц, нарисованных на двери, была большая сова, смотревшая прямо на Неверфелл. Девочка подпрыгнула, когда глаза совы неожиданно открылись, обнаружив две круглые дыры, а секундой позже в них показались человеческие глаза.

– По какому делу?

– Меня… прислали… из школы Бомо… Для… прослушивания Глиняных девочек. – Неверфелл неловко помахала своим приглашением перед глазами совы.

– Имя?

Неверфелл безмолвно открывала и закрывала рот под маской. На этот случай у нее инструкций не было.

– Имя? Я… я… забыла. – В панике изо рта Неверфелл вырвались глупые, невнятные слова.

Повисла пауза.

– Зобилла, – медленно произнес голос с интонацией человека, который что-то записывает. – Зобилла из академии Боморо. Тебе повезло, прослушивание еще не началось.

Человеческие глаза скрылись, сменившись совиными. Послышалась череда щелчков и шорохов, и дверь открылась. Каким-то образом, несмотря на панический ужас, Неверфелл смогла войти внутрь.

Сразу за дверью простирался красивый коридор с мозаичным хрустальным полом. На гобеленах, что увешивали стены, были изображены леса и мирные разноцветные животные. Того, кто открыл ей дверь, нигде не было видно, и Неверфелл пришлось в одиночестве идти по коридору под прицелом взглядов лазурных белок и пурпурных серн.

Деревянные двери в дальнем конце коридора вели в комнату, каких Неверфелл не видала. С потолка свисала огромная люстра со множеством растений-ловушек, настолько большая, что за ней почти не было видно маленького, одетого в черное мальчика, который старательно пыхтел, чтобы поддерживать ее яркость. Стены были закрыты гобеленами с пасторальными сценами и картинами в рамах.

В центре комнаты стоял длинный стол, застеленный бело-золотой скатертью и заставленный серебряными чайными принадлежностями. За ним сидели десять или двенадцать девочек с прямыми спинами и нервно стиснутыми на коленях ладонями. Среди них была Боркас. Она встретила взгляд Неверфелл выражением полнейшей незаинтересованности, но потом тихо прокашлялась и многозначительно посмотрела в другой конец комнаты. Неверфелл проследила за ее взглядом и увидела служанку рядом со столиком, на котором грудой лежали подарочные коробки. Догадавшись, что это подарки, которые девочки принесли создательнице Лиц, Неверфелл робко приблизилась к служанке, присела в реверансе и молча протянула свою бутылочку. Освободившись от ноши, она подошла к столу и тихо села на последний стул.

Большинство девочек были слишком погружены в свои мысли, чтобы поддерживать разговор. Многие сжимали в ладонях зеркальца, рассматривая свои лица. Некоторые, как Боркас, старательно изображали неестественные гримасы. Другие так быстро меняли выражения лиц, что казалось, будто у них припадок. Однако появление Неверфелл в конце концов привлекло к себе внимание. Особенно со стороны девочек, которые тоже носили униформу Боморо.

Неверфелл принесла Вино, как и обещала. Теперь, по плану Зуэль, она должна ускользнуть от остальных девочек и отправиться на поиски Стакфолтера Стертона. Но как это сделать, когда на нее все смотрят?

Высокая девочка с каштановыми волосами, сидевшая справа от Неверфелл, какое-то время внимательно ее рассматривала, а потом заговорила:

– Знаешь ли, тебе придется снять маску.

– Я… – У Неверфелл пропали все мысли и пересох рот. – У меня прыщи.

– Всем наплевать. Как ты собираешься участвовать в прослушивании с закрытым лицом?

Неверфелл не ответила. И правда, как, если она понятия не имеет, что это за прослушивание такое? Она склонила голову и пунцово покраснела под маской, усиленно размешивая варенье в своей чашке.

Этот краткий разговор вызвал целую бурю сплетен и предположений. Отовсюду до Неверфелл долетали обрывки фраз:

– …должно быть, приготовила особенное Лицо и не хочет, чтобы мы его видели.

– …может, не хочет, чтобы мы ее узнали… из какого-то высокопоставленного дома…

– …незаконнорожденная…

– …чувствуешь запах гвоздики? Она явно использует Духи и хочет это скрыть.

Неверфелл почти испытала облегчение, когда открылась другая дверь и в комнату, сверкая, словно стрекоза, вплыла мадам Аппелин в платье из изумрудного плиссированного атласа. Пока она, улыбаясь, скользила взглядом по рядам сидящих девочек, Неверфелл сообразила, что мадам Аппелин уже видела ее маску.

Больше всего на свете она хотела поговорить с мадам Аппелин, но теперь все пошло наперекосяк. Она проникла в этот дом, прибегнув ко лжи. Растерянная, испуганная, она сделала вид, что ее мучает приступ кашля, закрылась руками и салфеткой и согнулась пополам.

– Милочки, как чудесно видеть свежие, юные и подвижные лица. – Голос мадам Аппелин был таким же нежным и теплым, как помнилось Неверфелл. – Ваши школы отобрали вас как особенно талантливых кандидаток, и поэтому сегодня вы здесь. Для начала я расскажу вам, что вы должны сделать. Через мгновение вас проведут в эту дверь на свет. – Она взмахнула рукой в ту сторону, откуда пришла. – Вы увидите кое-что… совершенно необыкновенное. Я бы даже сказала, уникальное для Каверны. У вас будет полчаса, чтобы понаблюдать за тем, что вы там увидите, и приготовить набор из пяти Лиц, имеющихся в вашем репертуаре, которые, по вашему мнению, больше всего подходят для этой ситуации.

Дверь открылась, и вышла вереница девочек постарше, чем сидящие за столом. Все одеты в простые белые платья без украшений, с убранными назад волосами, открывающими безмятежные лица. У большинства из них были большие, широко расставленные глаза, высокие скулы и широкие рты, отчего казалось, что они принадлежат к одной огромной семье. Неверфелл предположила, что это те самые Глиняные девушки мадам Аппелин. Из двери струился настолько яркий свет, что свет канделябра на его фоне совершенно потерялся.

Мадам Аппелин улыбнулась напоследок и покинула комнату. Неверфелл и прочие кандидатки неуклюже пошли на свет. На пороге каждая девочка замирала, словно пораженная громом. Когда глаза Неверфелл привыкли к свету, ее сердце, до сих пор колотившееся, как у пойманного зайца, остановилось.

Вокруг расстилалась роща. До сих пор Неверфелл видела деревья только на картинках, но она сразу поняла, что это. Между высокими толстыми стволами извивалась тропинка. Грубую, изрезанную кору покрывали крошечные, блестящие капли росы. Падающий сверху золотистый свет превращал листья в языки зеленого пламени. В лицо дунул ветерок, и внезапно у нее возникло ощущение безграничного простора.

Роща. Роща в подземельях бессолнечного города Каверна.

Только сделав несколько спотыкающихся шагов, Неверфелл поняла, что она смотрит не на чудо, а на шедевр. Мягкая зелень под ногами оказалась ковром. Откуда-то она знала, как ощущается под ногами настоящий мох, скользкий и одновременно ломкий. Листья позвякивали на ветру, и она догадалась, что это стекло. Завороженная, она протянула руку к капле росы и поняла, что это хрустальная бусина. Провела пальцем по стволу, отчего-то ожидая, что под ее прикосновением раскрошится податливый лишайник и отстанет кусочек коры, обнажая бледную древесину и насекомых. Где-то высоко вверху, на невидимом потолке пещеры, должно быть, висят сотни мощных ламп-ловушек, излучая яркий свет.

Конечно, огромные стволы деревьев – это настоящее чудо. То есть не так, они – настоящие… Сотни лет назад они были живыми. Глубоко в скалах иногда обнаруживались окаменелые деревья – в местах, где земля провалилась, поглотив множество растений, а потом, за много лет, живая, наполненная соком плоть мало-помалу заместилась кварцем и разноцветными драгоценными камнями. Здесь землекопы, вместо того чтобы выбрать прекрасные розовые, золотые и зеленые кристаллы, просто удалили окружающие камни и оставили деревья нетронутыми. Этот драгоценный каменный лес не увядал. Каждое отверстие, каждая ветка сохранились в первозданном виде. Бесценное и абсолютно мертвое сокровище.

Несколько минут кандидатки могли только изумленно таращить глаза. Потом, оглядываясь друг на друга, они разошлись с зеркальцами в руках. Никто не хотел примерять Лица там, где соперница могла подсмотреть и похитить идею. И скоро Неверфелл осталась в полном одиночестве. Она внезапно вспомнила, что хотела именно этого.

У нее мало времени. Это единственный шанс отыскать образец Стертона – сейчас или никогда.

Закрыв глаза, она сделала глубокий вдох и сосредоточилась на запахах. Чувствовались следы мыла и духов, запахи тел, ароматы сушеных цветов и, конечно же, гвоздичного масла, которым ее обмазали… И на этом фоне она почуяла едва заметный едкий привкус сыра – словно старый знакомец в огромной толпе. Убедившись, что поблизости никого нет, она ослабила завязки маски и сдвинула ее, чтобы лучше чувствовать запахи.

Шмыгая носом, словно гончая, она пошла по хрустальному лесу. Запах привел ее к маленькому белокаменному домику, стены которого густо покрывали изображения прыгающих рыб. Она дернула дверь. Та была заперта, но Неверфелл опознала замок – он был похож на те, которыми пользовался Грандибль, так что она быстро с ним справилась.

Домик, по всей видимости, служил кладовой. Широкие полки были завалены ящиками, мешочками, бутылками и кувшинами. Наверху Неверфелл увидела коробку, в которую упаковала посылку для мадам Аппелин. Она забралась на стул и достала ее. Не похоже, чтобы коробку открывали, и, когда Неверфелл сняла крышку, крошечный ломтик Стертона был на месте. Она забрала его, торопливо вернула коробку на место и спрыгнула с кресла как раз в тот момент, когда замок в двери щелкнул.

Времени на план не было. Когда дверь начала открываться, Неверфелл собралась в комок и ринулась в щель в надежде проскочить между ногами незваного гостя. Почти сработало. Она рванулась, ударилась головой о бедро слуги, стоявшего в дверях, и по инерции пролетела мимо… вернее, пролетела бы, если бы ей не вцепились в воротник. Она боролась и вырывалась, но слуга ухитрился схватить ее за талию. Внезапно ноги оторвались от земли. Развязанная маска упала на землю. Ее поймали. Ей конец.

«Но, – пришла ей в голову безумная мысль, – я все еще могу спасти мастера Грандибля. Я все еще могу исправить причиненный ущерб».

И, пока еще были свободны руки, Неверфелл сунула ломтик Стертона в рот. Он раскрошился и растаял у нее на языке, и в следующее мгновение мир взорвался.

Он рассыпался на части, и оказалось, что он всегда состоял из музыки. Не музыки для ушей, но нот чистой души и назойливой памяти. У нее не было тела, но тем не менее она чувствовала, что ее нос – это храм, где громко поет хор, а ее рот – это народ со своей историей и необыкновенно красивыми легендами.

А потом тело к ней вернулось, или так ей показалось, и она брела по лесу, где деревья сочились нежным соком и что-то шептали, свет тягуче проливался, словно мед, щиколотки путались в сочной траве по пояс и голубых цветах. И кто-то еще был здесь.

Но вот видение растаяло. Она снова оказалась в роще мадам Аппелин, и ее крепко держали. Маска лежала на полу. Вокруг нее среди фальшивых деревьев стояли кандидатки, Глиняные девушки и мадам Аппелин собственной персоной. Их лица застыли в изумлении, взирая на оголившееся лицо Неверфелл.