1

Оливия прикусила губу. Сделай это сейчас. Решайся!

Она остановилась так внезапно, что Мэтью едва не врезался в нее. Она обернулась к нему и на одном дыхании произнесла:

—  Мэтью, хочешь жениться на мне?

—  Что?!

Впервые за время их знакомства Оливия увидела его растерянным. Несмотря на загар, он побледнел, глаза его сделались колючими.

—  О Господи! Я не то имела в виду. Вернее то, но не…

—  Ты делаешь мне предложение?

—  Да, — выпалила она. — Но это деловое предложение.

Доктор Ралф Росс, лечивший всю их семью, сколько Оливия помнила себя, и которому отец доверял больше, чем она, покрутил кончики длинных седых усов и сочувственно посмотрел на нее. У Оливии все внутри тревожно сжалось.

— Три месяца, Оливия… от силы. Да, большое несчастье. Сочувствую.

Она знала, что отец болен, но только не это!

— Неужели ничего нельзя сделать?! — взорвалась она.

— Сделано все, что возможно, — ответил доктор Росс с обидой в голосе. — Неужели вы думаете, что я бы… А, вот и вы, Брэд… Ну, мне пора.

Брэд Шелл пристально посмотрел в лицо дочери.

— Завтра в десять, Ралф, — сказал он и дождался, пока врач закроет за собой дверь. — Я вижу, он сообщил тебе диагноз, Оливия. Вот так обстоят дела. Нет смысла закрывать глаза на факты. Именно поэтому мне надо сказать тебе кое-что.

Оливия бессильно опустилась на ближайший стул.

— Не могу поверить… должны же быть какие-то средства…

— Видимо, нет. Ралф приглашал специалистов, первоклассных специалистов. — Брэд сел напротив нее. — Я хочу, чтобы ты сделала кое-что для меня.

Оливия прикусила губу. Она словно заново увидела отца — с потухшими серыми глазами и поникшими плечами, он выглядел совсем стариком. Знала ли она его по-настоящему когда-нибудь? Была ли между ними душевная близость? А теперь время на исходе. Как быстро все пролетело.

— Конечно, я сделаю все, что в моих силах.

— Я хочу увидеть тебя замужем. До того, как умру.

— Замужем?!

— Посмотри на своего брата Саймона. У него есть дом, семья, стабильное положение. Он не мотается по свету, хватаясь то за одну нелепую работу, то за другую.

Оливия нервно сжала пальцы, так что ногти вонзились в ладонь.

— Работа оператора службы береговой охраны очень ответственна.

— В высшей степени неподходящая для девушки.

— Я уже взрослая женщина, отец.

— Так и веди себя соответственно, — резко ответил Брэд.

Оливия сделала глубокий вдох. Такой разговор у них происходил не в первый раз. Но как ей теперь спорить с отцом, которому осталось жить так мало?

— Я уже говорила тебе, что сдам дела и вернусь домой, — твердо произнесла Оливия.

Но Брэд продолжал, словно и не слышал ее:

— Ты всегда вела себя безрассудно, Оливия. Опрометчивость, импульсивность, дерзость…

Пора становиться взрослой и брать на себя взрослые обязанности. Замужество. Материнство. В конце концов, есть же кто-то, в кого ты влюблена?

— Нет, — коротко ответила Оливия.

— Ты как-то упоминала, что встречаешься с человеком по имени Энди.

— Мы друзья и только.

Энди влюблен в нее, но Брэду знать об этом совсем необязательно.

— И больше никого?

— Еще есть Афранио. Он капитан грузового судна и охотно женился бы на мне, узнай, что я богата. Если я когда-нибудь выйду замуж, то только за того, кого полюблю сама.

Единственный мужчина, с кем она готова была лечь в постель, — это Мелвин, но его интересовали ее деньги, а не она. Тяжело ей тогда пришлось; впрочем, это разочарование уже достояние прошлого.

— Иногда мне кажется, что ты все делаешь мне назло! — раздраженно проговорил Брэд.

Оливия постаралась ответить с предельной искренностью, тщательно выбирая слова:

— В данный момент я не знаю никого, за кого я могла бы выйти замуж, отец. Только об этом я и говорю.

— Итак, ты отказываешься исполнить мою последнюю просьбу?

Острое чувство вины пронзило ее, чего, несомненно, и добивался отец.

Когда она училась на втором курсе университета, они с отцом крупно поссорились, в результате чего несколько лет не виделись, так что на ней уже лежало тяжкое бремя вины за долгий разрыв. Два года назад она первая сделала шаг к примирению. Брэд принял ее прохладно, но с тех пор они по крайней мере встречались.

А вот теперь ей захотелось большего. Если б только она умела обуздывать свой неуемный темперамент. Стать хотя бы чуточку похожей на брата с его постоянной работой, загородным поместьем, неизменной женой и послушными детьми. Если б она смогла выйти замуж, чтобы доставить удовольствие Брэду, сделать счастливыми его последние недели…

— Я обещаю подумать об этом, — сказала Оливия.

— Пойми, я беспокоюсь о тебе, Оливия. Если бы я знал, что ты замужем за хорошим человеком, мне стало бы легче и я мог бы спокойно умереть.

Слезы потекли из ее глаз.

— Я не хочу, чтобы ты умирал…

— Понимаю. Но что поделаешь, я ведь не могу ничего изменить, правда? — Он посмотрел на часы. — Тебе не пора в аэропорт? Вот еще одно твое безрассудство — пилотировать личный самолет! Это слишком опасно.

Оливия набралась мужества и сказала:

— Если бы моя мать не погибла в автомобильной катастрофе, ты ведь не стал бы мне этого говорить?

— Дерзкое и необоснованное замечание!

— Отец, нам пора поговорить о прошлом! Мы не можем делать вид, словно матери и на свете не было.

— Я позвоню Робину, чтобы он отнес вниз твои вещи.

Оливия молча отодвинулась от него вместе со стулом. Итак, он опять не желает слушать ее; каждая попытка поговорить с ним о том, что ее волнует, кончается неудачей. Он никогда не позволял ей говорить о матери. Ни разу. Она поплелась за ним к выходу, где у подъезда ее ждал лимузин, чтобы отвезти в аэропорт, и холодно поцеловала его на прощание в щеку…

 

2

Оливия Шелл задумчиво смотрела на море через большие окна здания службы береговой охраны. Потянулся второй час ее обычной двенадцатичасовой смены. Еще одна ночная смена и с этим будет покончено.

Посты службы береговой охраны были расположены рядом с небольшим городком Хиброн на севере полуострова Лабрадор.

Стояла середина сентября, и уже начинало смеркаться, все небо пестрело неестественно яркими пятнами красного и оранжевого цветов. Через четыре дня она навсегда уедет отсюда. Вернется домой. Опять в Филадельфию к отцу. А где ее настоящий дом? Здесь? Или там, с отцом? Воистину, большего контраста и придумать трудно: широкое авеню в обрамлении деревьев, на котором стоит каменный особняк Брэда Шелла, и местные кривые улочки.

Оливия подвигала плечами, чтобы снять напряжение. Настало время перемен. Здесь она провела четыре года, ей необходимо новое испытание своих сил и возможностей, такое, от которого дух захватывало бы, как поначалу было на этой работе.

Воспоминание о просьбе отца, которое он высказал перед самым ее отъездом, вызвало в ней яростный протест. Если она согласится выполнить ее, то определенно ей предстоит новое испытание. Только не такого она искала и хотела. Но, похоже, деваться некуда. О смертельной болезни отца она старалась не думать; это было невыносимо.

Она уселась разбирать почту, но раздался звонок. Оливия выглянула в окно и увидела, что на стоянке перед зданием появился «паджеро». Она включила обзорную камеру главного входа, который на ночь запирался. Перед дверью стоял высокий широкоплечий мужчина, одетый в джинсы и кожаную куртку. Оливия увеличила изображение. Темноволосый, со спокойным выражением лица, парень, видимо, обладал недюжинной выдержкой. А главное, какой красавец, невольно подумала Оливия.

— Чем могу помочь? — спросила она через переговорное устройство.

В комнату ворвался голос, который она вроде бы уже слышала: такой же низкий баритон был у человека, который несколько ночей назад передавал сигнал бедствия.

— Я Мэтью Бертрам, шкипер с яхты «Медуза». Можно войти? — Вопрос прозвучал как приказание.

— Мне очень жаль, — ответила она, — но в ночную смену вход в здание запрещен.

— Правила создают для того, чтобы их нарушали.

— Только не это правило, мистер Бертрам.

— Это вы принимали сигнал бедствия?

— Да.

— Я проделал большой путь, мисс Шелл, и у меня мало времени. Я зайду всего на несколько минут.

Откуда он знает ее имя?

— Я здесь одна, — с неохотой ответила Оливия, — а до ближайших домов не меньше двух миль. Правило установлено ради моей безопасности. Постарайтесь это понять.

На лице мужчины ничего не отразилось.

— Во сколько кончается ваше дежурство?

Она помолчала.

— В семь утра. Но…

— Я вернусь, — сказал он и ушел.

Стало опять очень тихо. Даже спасибо не сказал, подумала она. В конце смены я буду похожа на всех чертей, и вообще — я не давала согласия встретиться с тобой, дружок. Мне о себе подумать надо, и не спрашивай, почему и зачем.

Оливия смотрела, как Мэтью Бертрам пересекает ярко освещенную стоянку, направляясь к своей машине, как легко мерит ее своими длинными ногами, как небрежно запрыгивает на водительское место. А потом он уехал, не оглянувшись.

Когда она принимала тот сигнал бедствия, голос его звучал на пределе, но все же он сохранял самообладание. Вот уж не ожидала когда-нибудь увидеть его. Даже по такому короткому разговору ей было понятно, что он не из тех, кто легко сдается и просит помощи. Тем более у женщины. Тогда служба поиска и спасения направила к ним вертолет; его с приятелем доставили в больницу Св. Лаврентия. Больше ничего о них она не узнала, так как проспала последние несколько часов смены, а утром улетела в Филадельфию и вернулась только сегодня днем, чтобы успеть на работу.

Похоже, он привык командовать. Она поняла это по его лицу. Еще она поняла, что лучше бы ей с ним не встречаться. Хотя, конечно, Мэтью великолепный образец мужчины. Ну и что? Ей хватало таких образцов, которым не терпелось вторгнуться в ее личное пространство. Все считали ее красивой, да она и сама это знала, но тщеславием не отличалась. Почему-то многие мужчины в Хиброне, да и не только здесь, считали, что именно их она ждала всю жизнь. Она даже гордилась своим умением избавлять их от такого заблуждения. То, что ее напугала перспектива возвращения Мэтью Бертрама в семь часов утра, не поддавалось логическому объяснению. Почему? Он всего лишь мужчина, один из многих.

По рации поступил запрос о погодных условиях в районе островов Баттона. Оливия быстро выдала информацию капитану рыболовного судна, с которым она не раз общалась за эти годы по рации. Они поболтали немного. Оливия машинально оглядывала комнату. Большую часть смены она просиживала здесь наедине с собой в ожидании каких-нибудь происшествий. Да, пора все менять, решительно подумала она, прощаясь с капитаном и принимаясь за почту.

В первом конверте оказалось послание от начальника. Он выражал ей благодарность за оперативность, проявленную в деле спасения людей с тонущей яхты «Медуза», и обещал присутствовать на ее прощальном ужине в субботу. Она взялась за второй конверт, но зазвонил телефон.

— Береговая охрана, на телефоне Шелл.

Последовала легкая заминка.

— Оливия Шелл?

— Так точно. Чем могу быть полезна?

— Меня зовут Стэн Хорнби… Я был с Мэтью Бертрамом в ту ночь, когда затонула «Медуза». Мне сказали, что сегодня ваша первая смена после той ночи… так я звоню поблагодарить вас за наше спасение. Спасибо, мисс Шелл.

Голос приятный, совсем не похож на командный баритон Мэтью Бертрама.

— Пожалуйста, — ответила Оливия.

— Я звоню вам еще по одной причине. Не хочу, чтоб вы думали, будто Мэтью как-то повинен в случившемся.

— Ну, это не…

— Нет, позвольте мне договорить… Короче, все это на моей совести. Понимаете, мы заходили в Исландию, а через несколько дней Мэтью свалился с тяжелым воспалением легких. И в ту ночь вахту нес я, а я далеко не лучший матрос. Я заснул за штурвалом, а налетевший шквал снес нас с курса, и яхту швырнуло на камни. Думаю, Мэтью никогда не простит мне ее гибели, он любил эту яхту как женщину. Даже больше, наверное. Я оказался за бортом, он спас меня, потом передал сигнал бедствия и попросил помощи. Он сделал для меня больше, чем я заслужил… Никогда этого не забуду.

— Я рада, что все кончилось благополучно, — дипломатично ответила Оливия, не понимая, почему ее так раздражает, что этот высокомерный мистер Бертрам оказался не только красавцем, но и героем.

— Мэтью один из лучших шкиперов и самый лучший на свете друг.

Она подула в трубку, изображая помехи. Еще раз поблагодарив ее, Стэн наконец повесил трубку. Опустив трубку, Оливия живо представила себе эту картину: шквальный ветер несет яхту на камни и разбивает ее, вокруг вздымаясь кипят высокие волны. Чудо, что эти двое не утонули. А чудо зовут Мэтью Бертрамом. Длинноногий темноволосый мужчина, который обещал встретить ее после работы завтра утром. После смены на нее лучше не смотреть: на ней будут те же, что сейчас, потертые джинсы и безразмерный свитер, из косметики с собой только тюбик губной помады. Одежда и отсутствие макияжа ее никогда не волновали, если она была вне поля зрения Энди.

Оливия протопала в смежную комнату, служившую кухней, и достала из буфета консервированный суп. Просто она устала и проголодалась. Завтра утром она примет благодарность Мэтью Бертрама со всей доступной ей вежливостью и помашет ему ручкой. Не успеет она оглянуться, как окажется в Филадельфии и все это останется в прошлом: ее работа, «Медуза» и Энди. А также мистер Бертрам Великолепный.

Ночные часы дежурства тянутся медленно. Оливия поела, написала пару писем и сделала несколько обязательных звонков. Времени для размышлений у нее на работе более чем достаточно, особенно в ночные смены. Думать об отце не хотелось — слишком тяжело. Но забыть те последние полчаса, которые она провела в его особняке, когда летала в Филадельфию, было невозможно…

Запищала рация. Вздрогнув, Оливия вернулась к своим обязанностям, но слово «замужество», произнесенное Брэдом, продолжало жить в ее сознании, разговаривала ли она с капитаном рыболовного судна или делала записи в вахтенном журнале. Никогда еще эта проблема не вставала перед ней так остро. Отказать в последней просьбе умирающему — а какой еще у нее есть выход? — означает закрыть последнюю дверь, которая, возможно, ведет к сближению с отцом. А она всем сердцем жаждет душевной близости с ним.

В половине седьмого она умылась и причесалась. Цвет губной помады никак не вязался с сиреневым свитером. Отвратительно, подумала она, глядя на себя в зеркале, и надела серьги, которые обнаружила на дне своего рюкзачка, длинные медные сережки, которые, по ее мнению, должны были отвлечь внимание от темных кругов под глазами после бессонной ночи.

Может, Мэтью Бертрам и не вернется… Однако без десяти семь знакомый «паджеро» уже заворачивал на стоянку и остановился на том же самом месте, что вчера. Через тридцать секунд подъехала Атали, ее сменщица. В пять минут восьмого Оливия покинула рабочее место и вышла в коридор, где увидела Афранио, шагавшего ей навстречу. Его судно пришвартовалось в заливе. Должно быть, он приехал проститься. Прощаться так прощаться, ему она предложения делать не станет. Оливия улыбнулась и поздоровалась с ним на испанском:

— Buenos dias!

Какая-то парочка спускается по лестнице. Мэтью выпрямился. Интересный парень в форме морского капитана, ловко сидящей на нем, склонив голову, слушает, что говорит ему идущая рядом женщина. Красивая женщина. Молодая, блестящие каштановые волосы; даже в свободном свитере видно, что фигурка у нее стройная, изящная. Оживленно разговаривает со своим спутником. Его не видит. Даже не смотрит в его сторону.

Он отошел назад, наблюдая за ними. Спустившись, они остановились, улыбаются, глядя друг на друга. Потом мужчина, взяв ее руку, поднес к губам и поцеловал с откровенным удовольствием. Женщина сказала что-то еще, и он засмеялся. Затем они обнялись как старые знакомые. Мужчина, отметил Мэтью, не торопился выпустить ее из своих рук. Наконец отпустил и, махнув на прощание рукой, пошел по коридору в глубь здания. Секунду женщина смотрела ему вслед, сохраняя на лице улыбку.

Стало быть, у этой Оливии Шелл есть любовник, потому что Мэтью был абсолютно уверен, что видит Оливию Шелл. А может, этот капитан ее муж. Логичный выбор для оператора службы береговой охраны. Логики не было только в его, Мэтью, реакции. Например, когда капитан целовал ей руку, Мэтью вдруг кольнула ревность, словно она его собственность. Какой логикой можно объяснить, что он не в силах забыть ее голос, услышанный по рации в ту ночь? Спокойный голос красивого тембра, чистый и звонкий как колокольчик. Два дня после спасения он провалялся в больнице Св. Лаврентия, а на третий уже занимался делами в гостиничном номере, одним из которых был телефонный звонок на станцию береговой охраны с целью узнать имя оператора, принявшего его сигнал бедствия. Других вопросов он не задавал. Из гордости? Или потому, что злился на себя, не понимая, почему эта незнакомая женщина приобрела для него такое значение. Женщина, которой он частично обязан своим спасением. Сама мысль, что он обязан женщине, выводила его из себя.

Оливия — а он был уверен, что это она, — расправила плечи и открыла дверь. Когда она вышла на утренний солнечный свет, улыбки на ее лице уже не было, глаза были немного прищурены. Солнце вспыхивало в ее волосах. Глаза, рассмотрел Мэтью, темно-карие, живые и теплые, при виде которых невольно напрашивалось избитое сравнение с бархатом. Брови вразлет, высокие скулы, соблазнительно изогнута нижняя губа — все вместе это создавало эффект поразительной красоты.

Он двинулся ей навстречу и сухо произнес:

— Вы Оливия Шелл? Я Мэтью Бертрам.

Может, потому что солнце светило в глаза, мужская фигура показалась Оливии огромной, в темном силуэте чудилось что-то угрожающе мрачное. Приставив ладонь козырьком к глазам, она ответила также официально:

— Да, я Оливия Шелл. Здравствуйте, мистер Бертрам.

— Можно просто Мэтью, — сказал он без улыбки. — Предлагаю позавтракать вместе. По дороге я приметил один ресторанчик.

Снова этот командирский тон, обратила внимание Оливия и сделала несколько шагов. Динамит, чистый динамит, подумала она. Высокий, больше шести футов. Шатен. Впрочем, определить точно цвет его густых темных кудрей, отливавших в рыжину, было трудно. Пронзительно синие глаза на обветренном загорелом лице. Решительный подбородок, на нем свежий багровый синяк. А фигура… Нет, пожалуй, она заходит слишком далеко. Для раннего утра и так многовато.

Она постаралась ответить как можно любезней:

— Нет, не могу. Вечером мне снова заступать, так что надо пойти домой и выспаться, к тому же я чувствую себя не в своей тарелке без душа. — Легкая улыбка вспыхнула и погасла. — Извините за косноязычие.

— Тогда ужин перед работой. Вам ведь все равно надо поесть.

Она прикусила губу.

— А мы не можем, если уж надо, поговорить прямо здесь?

— Мне бы не хотелось.

— Тогда, пожалуй, нам и говорить не о чем.

— Мы поговорим за ужином в гриль-баре «Голотурия». Не «Ритц», конечно…

— Не командуйте мной!

— И в мыслях нет.

В «Ритце» он смотрелся бы уместней, решила Оливия.

— А если я откажусь? Что, если у меня назначено свидание с женихом, который выше вас ростом?

— Мужчина, с которым вы только что разговаривали, ваш жених?

— Не думаю, что вы проделали такой путь из больницы в Хиброн, чтобы выяснить подробности моей интимной жизни, мистер Бертрам.

— Я приехал сюда, чтобы поблагодарить вас за спасение моей жизни, — холодно сказал Мэтью.

— Вид у вас не очень благодарный.

Он упрямо повторил:

— У вас есть жених? Неважно, какого роста.

— Нет, но вас это не касается.

— А муж? Или любовник?

Оливия даже рот открыла от возмущения.

— Черт побери… послушайте, уже почти половина восьмого, я всю ночь не спала и хватит с меня. Я рада, что вы и ваш друг Стэн живы и здоровы; мне жаль, что затонула ваша яхта, и до свидания! — Он сжал губы. Невольно у нее вырвалось: — Ваша яхта… Вы ведь любили ее?

Как женщину. Кажется, так сказал Стэн? А женщины, должно быть, вьются вокруг этого мужчины, как чайки вокруг рыболовного судна.

— Вот это уж точно вас не касается.

— Тем более я не вижу причины, по которой нужно приглашать меня на ужин, — сердито сказала Оливия и отвернулась от него.

Он взял ее за локоть, и она вдруг почувствовала себя слабой и беззащитной, настолько сильными оказались его пальцы.

— Я заеду за вами в пять.

— Вы не знаете, где я живу.

— Всегда готов проводить вас домой.

— Вы понимаете, что в данный момент мы находимся под наблюдением? Камеры прослеживают всю эту стоянку. Стоит мне только дернуться, как кто-нибудь мигом окажется здесь.

— Тем больше оснований вести себя хорошо, мисс Шелл, — насмешливо сказал Мэтью.

— Хорошо вести себя? Насмешили! По-вашему, это означает вести себя так, как вам нравится?!

— Абсолютно верно.

Оливия поняла: пора на что-то решиться. Стоит ей посмотреть в сторону камеры и дать сигнал о помощи, как с этим представлением будет покончено. Только она ведь сроду не выбирала безопасные пути. Именно эта черта ее характера заставляла отца беспокоиться за нее.

— Встретимся в гриль-баре ровно в пять, — сказала она. — Уйти оттуда мне нужно будет не позже шести сорока. Если последуете за мной сейчас, встреча отменяется.

— В таком случае я и не подумаю следовать за вами, — с опасной кротостью согласился Мэтью. Он окинул ее взглядом. — Приятных сновидений, Оливия Шелл.

Щеки ее вспыхнули, но он этого уже не видел, так как шагал к своей машине. Словно приклеенная к месту, Оливия смотрела ему вслед.

Что заставило ее согласиться? Нет, она не просто безрассудная, она сумасшедшая.

 

3

Будильник разбудил Оливию в четыре пятнадцать. Приняв душ, она надела черную юбку и зеленую шелковую блузку. Долой бесформенные свитера и драные джинсы! Побольше румян и туши для ресниц, решила она, тщательно накладывая макияж. Результат ей понравился. Она посмотрела на часы и ахнула. Не хватало только извиняться за опоздание. В ее планы это не входило.

Без одной минуты пять она припарковалась рядом с зеленым «паджеро» у гриль-бара «Голотурия». Мэтью успел занять лучший столик. Сюрприз, сюрприз! — пронеслось у нее в голове, и она сдержанно улыбнулась ему.

Мэтью отодвинул для нее стул и, когда она села, слегка задел ладонью ее плечо. Дрожь пробежала по телу Оливии, что и заставило ее с ходу перейти в наступление.

— Итак… вы собираетесь со всей любезностью поблагодарить меня за оперативный вызов спасателей?

Он держал в этот момент меню, и она заметила, что его ногти вонзились в ламинированную обложку.

— Наверняка, вы хороший оператор, и я очень благодарен вам, что не пошел ко дну. Так что, благодарю вас за ваше участие в моем спасении.

— А что все-таки произошло?

— Обычный набор ошибок, — уклончиво ответил он. — Хотите для начала выпить?

— Перед работой? Нет, спасибо. Когда я запросила ваши координаты, вы долго не отвечали.

— Произошла небольшая заминка, — буркнул он. — Что посоветуете заказать? Что-нибудь из морских продуктов?

— Запеченные устрицы просто божественны! — Ясно, что он не хочет ничего рассказывать. — Ваш подбородок… Полагаю, этот впечатляющий синяк получен не в драке в больничном кафетерии? Это случилось на «Медузе»?

Он поднял на нее глаза.

— Бросьте выпытывать.

— Мэтью, — произнесла она и почувствовала, как приятно ей произносить его имя, — вы настояли на нашей встрече. Сил нет говорить о погоде, за смену наговорилась. Стэн рассказал, что у вас была пневмония, поэтому за штурвалом стоял он, когда вы налетели на рифы.

— Когда он успел рассказать вам? — внезапно разозлился Мэтью.

— Он звонил вчера вечером, потому что не хотел, чтобы я думала, будто все произошло по вашей вине.

— Ответственность всегда на шкипере. Вы это знаете не хуже меня.

— Еще он сказал, что вы спасли ему жизнь.

— Слишком много он наговорил вам, — сухо заметил Мэтью. — Вы будете устрицы?

— Конечно. А также жаркое по-домашнему, салат из капусты и большой стакан коки с кофеином, чтобы продержаться всю ночь и не заснуть. — Она улыбнулась ему. — Так когда вы разбили подбородок?

— Как раз перед прибытием вертолета, когда я уже готовился проститься с жизнью и мне было не до смеха. Вода в яхте прибывала быстрее, чем я успевал ее откачивать.

Оливия порывисто наклонилась вперед и положила руку на его запястье.

— Мне правда очень жаль вашу яхту, Мэтью.

И услышала в ответ:

— На вашей левой руке нет кольца, а значит, нет жениха и, судя по всему, нет и мужа. Вы так и не рассказали мне о своих любовниках.

Любовники! Во множественном числе. Если б она не злилась, то могла бы посмеяться. Оливия быстро убрала руку.

— Вижу, мое сочувствие вам ни к чему.

— Я не привык ходить в неудачниках, — огрызнулся он. — То, что случилось на этих рифах… да черт с ними, я уже забыл. Много шума из ничего.

— Перестаньте, — с жаром возразила она. — Если б вы со Стэном утонули, вот тогда можно было бы считать вас неудачниками.

Впервые за время их знакомства лицо Мэтью осветилось настоящей улыбкой.

— Наверное, вы правы… Но мне определенно не хотелось бы уделять слишком много внимания этой теме. А вы всегда отказываетесь говорить о том, о чем вас спрашивают, Оливия Шелл? Или это исключительно со мной?

— Я не обязана отвечать ни на один из этих вопросов, — тихо сказала она, завороженная его ослепительной улыбкой, и повернулась к подошедшей официантке.

— Привет, Кристи, мне как обычно, пожалуйста, только добавь еще один кусочек лимона.

— Мне то же самое, только вместо коки пиво, — сказал Мэтью.

Кристи улыбнулась ему восторженной улыбкой.

— Есть, сэр! Будет исполнено!

Как только Кристи отошла, Оливия осторожно спросила:

— Женщины всегда так реагируют на вас?

— Если это и так, то вы исключение.

Она внимательно посмотрела на него, отметив следы усталости и болезни на его лице.

Его командирские замашки вполне органичны и объясняются не только тем, что он был шкипером на яхте, решила Оливия. Во всем его облике чувствуется значительность и что-то такое, что не поддается определению. Разумеется, она не исключение, иммунитета против него у нее не больше, чем у Кристи. При ближайшем рассмотрении она определила Мэтью Бертрама как самого сексуального мужчину из всех, кого она когда-либо знала. Но и это определение не исчерпывает его личностной притягательности. Ее так и тянуло коснуться пальцами его выразительных губ, ощутить тепло его кожи. А что, если поцеловать его? Прямо сейчас!

Остынь, Олли! Ты не создана для красивых мужчин. Вспомни, чем кончилась история с красавцем Мелвином? Забыла?

Она заметила, что Мэтью тоже разглядывает ее и взгляд у него далеко не миссионерский, скорее как у хищника, выслеживающего добычу. Ее охватила легкая паника.

— У вас есть преимущество, вы знаете, чем я зарабатываю себе на жизнь. А чем занимаетесь вы, Мэтью?

Словно прочитав ее мысли, он протянул руку и обвел пальцем линию вокруг ее губ. Она отклонилась назад.

— Не надо!

— Вы сами хотели сделать это.

Она тряхнула головой, но отрицать очевидное не стала.

— Надо сдерживать свои порывы. Непосредственность простительна только детям.

— Иногда и взрослым.

— Только не в данном случае.

— Я мог бы переубедить вас.

Она снова растерялась, и сердце забилось в груди, будто испуганная птаха.

— Пожалуй, могли бы. Хотя зачем вам прибегать к таким уловкам?

Он заговорил как-то странно, словно вытягивал из себя слова клещами.

— Ваш голос… той ночью… что-то было особенное в нем… Собственно, я приехал сюда не только для того, чтобы поблагодарить вас. Мне нужно было во что бы то ни стало познакомиться с вами. Увидеть, какая вы.

— Ой, — произнесла Оливия. Вид у нее был насмешливый, но она почему-то поверила ему.

— У вас красивый голос. Вы поете?

Он нервно вертел в руках вилку, и не надо было быть психологом, чтобы понять: он жалеет, что затеял этот разговор.

— Обычно я пою в хоре.

Хор был в дорогой частной школе, куда отец определил ее в четырнадцать лет и откуда через полгода ее исключили за дерзкий и мятежный нрав. Но петь ей нравилось. Сейчас она впервые вспомнила этот эпизод из своей жизни.

— Сопрано, — сказал Мэтью и улыбнулся.

— Угадали. — Оливия решительно сменила тему. — Вы собирались рассказать мне, чем вы занимаетесь.

— А, я работаю в судостроительной индустрии, — туманно ответил он. — Всегда любил море.

Когда Кристи поставила перед ними стаканы с напитками, он достал из кармана пиджака белый конверт.

— Оливия, я хотел бы помочь вам… более существенно что ли. Не знаю, какая у вас зарплата…

— Только не это!

— …Но вы могли бы купить что-нибудь на это или поехать отдохнуть… Когда живешь в Хиброне, то в зимнее время Багамы, должно быть, представляются чертовски соблазнительными.

— Деньги?.. — возмущенным тоном сказала Оливия.

— Ну да, деньги. Вернее, чек. Имеете что-нибудь против?

— Скоро я отправлюсь на ночное дежурство, за которое мне хорошо заплатят.

Она видела, каких усилий требует от него необходимость сдерживаться.

— Надеюсь, что так. Но я говорю о дополнительных удовольствиях, вроде мороженого с тортом.

— Я не могу взять ваши деньги.

— Вы слишком щепетильны, — уже с раздражением сказал он, протягивая ей конверт. — Всем нужны деньги.

Она взяла у Мэтью конверт и разорвала пополам, не спуская глаз с его лица. Потом положила обе половинки на стол рядом с его тарелкой и взяла в руки стакан с кокой.

— Слишком мелодраматично, — фыркнул Мэтью.

Ноздри ее дрожали.

— Можете заплатить за мой ужин, и будем квиты.

Вот было бы смеху, если б она открылась Мэтью, что у нее богатый отец, не говоря уж о том, что в двадцать пять лет она унаследовала трастовый фонд матери. В деньгах Мэтью она не нуждается, у нее и своих более чем достаточно. Но говорить об этом она ему не собиралась. В Филадельфии хватало охотников за ее деньгами, самым худшим из которых оказался Мелвин Уолш. Вспомнив о Мелвине, она поморщилась.

Одним из преимуществ Хиброна было то, что здесь о ней ничего не знали. Квартира в городе у нее была скромной, машину она купила на свою зарплату. Ее дорогая «Сессна», купленная на деньги матери, пребывает на стоянке аэропорта в двадцати милях отсюда и знает об этом только Энди. Вспомнив об Энди, она снова поморщилась, но уже по другой причине.

Мэтью недовольно спросил:

— Так как же мне отблагодарить вас, если вы не хотите взять деньги?

— Очень просто. Сказать одно слово: «спасибо».

— Слова нынче дешевы, — цинично ответил он, и в душе Оливии раздался тревожный звонок.

— Только не для меня.

— Мы никак не можем договориться?

— А нам и ни к чему, — ответила она.

Он прищурился и глотнул пива.

— А вы не местная, Оливия, вас выдает акцент. Восточные штаты?

— Филадельфия.

— Тогда почему работаете здесь?

— У меня двойное гражданство, моя мать была канадкой.

— Была?

— Умерла, когда мне было пять лет.

С тех пор ее жизнь изменилась. Овдовев, отец стал следить за каждым ее шагом. Видимо, что-то отразилось у нее на лице, потому что Мэтью поставил стакан и накрыл ее руку своей ладонью.

— Мне очень жаль.

Банальная фраза прозвучала у него так задушевно и искренне, что ей вдруг захотелось плакать. Дома ее очень быстро отучили плакать по матери. Брэд строго следил за этим. Она осторожно освободила свою руку — исходящее от его пальцев тепло волновало ее.

— Это было давно, — пробормотала она.

— А отец еще жив?

— Да.

Еще жив, подумала Оливия, и до сих пор его отношение к ней представляет собой странное сочетание немыслимой опеки и эмоциональной глухоты. Началось это вскоре после гибели матери. Отец замкнулся в молчаливой скорби по безвременно ушедшей жене на долгие годы и тем самым словно создал между собой и дочерью невидимую, но весьма ощутимую преграду.

— Я вижу, вам так же хочется говорить о нем, как мне о «Медузе».

Грустно усмехнувшись, она заметила:

— Значит, как всегда, о погоде. Область высокого давления перемещается в наш регион. Видимость отличная, ветер южный до десяти узлов.

— Отвяжись! Вот что вы сейчас сказали.

— Ого, да вы сообразительный.

В его глазах мелькнул гнев.

— Вам здорово удается задеть меня за живое, Оливия Шелл.

— Готова спорить на ставку за ночное дежурство, что вы привыкли иметь дело с женщинами, которые из кожи вон лезут, чтобы вам понравиться, и поэтому торопятся согласиться с каждым вашим словом.

— И берут у меня деньги при каждом удобном случае.

Снова этот циничный тон.

— Как драматично, чуть не утопить себя только для того, чтобы познакомиться с особой, которая не позволяет зайти дальше девяти долларов пятидесяти центов за порцию устриц.

— Вы не посчитали стоимость коки.

Оливия расхохоталась.

— И чаевые, — добавила она сквозь смех. — Что случилось? — спросила она, заметив, как изменилось выражение его лица.

— Вы чертовски красивая, когда смеетесь, — грубовато сказал он.

Щеки ее вспыхнули, и на секунду повисло молчание, которое, казалось, тянулось целую вечность, пока Оливия соображала, что ответить. Потом она живо заговорила:

— Давайте так, Мэтью, вы рассказываете мне об Исландии, а я вам расскажу о Лабрадоре. О благодарности, отцах, любовниках и деньгах вспоминать не будем. Договорились?

— Почему вы не замужем?

— Потому что не хочу выходить замуж! О, спасибо, Кристи, выглядит на все сто, ты и о лимончике не забыла, — лихорадочно болтала Оливия.

— Может, еще что-нибудь принести? — спросила Кристи, с интересом поглядывая на возбужденную Оливию.

— Все отлично, спасибо, — сказал Мэтью таким тоном, что Кристи как ветром сдуло. — А тот морской капитан… он ваш любовник, верно?

— Афранио? Мы с ним друзья, Мэтью, и только.

— Дружба между мужчиной и женщиной невозможна.

— Не согласна!

— То есть вы хотите сказать, что не ложились в его постель? Или мне следует сказать, в его койку?

— Я достаточно ясно выразила свою мысль, — отчеканила Оливия и яростно вонзила вилку в мясо.

— Не надо вымещать злость на еде, Оливия. Скажите просто: «Пошел вон!»

— Вначале я поем. У меня впереди длинная смена или вы уже забыли?

— Друг, — повторил он с непонятной интонацией.

— Именно это я и сказала. По-вашему, в это трудно поверить? Почему?

— О, это длинная история, а я не из тех, кто рассказывает о таких вещах. Итак, почему бы нам действительно не поговорить об Исландии? Мы пробыли там всего три дня… мне хватило их, чтобы схватить воспаление легких. Но мы успели со Стэном прокатиться к вулкану Гекла.

Он рассказывал, а Оливия ела и думала только о том, чтобы успокоиться и согнать с лица этот отвратительный румянец. Правда, Мэтью оказался занимательным рассказчиком, и она, постепенно оправившись от смущения, стала задавать вопросы, а потом сама поделилась впечатлениями о своем плавании вдоль побережья Лабрадора и о других приключениях.

Кристи принесла им по куску пирога с яблочной начинкой и кофе.

Наклонясь к нему, Оливия смеялась над тем, что рассказывал Мэтью, когда вдруг он заметил:

— Думаю, вон тот мужчина хочет поговорить с вами.

Оливия подняла голову, и в ту же секунду ее улыбка исчезла, словно ее и не было.

— Энди… — растерянно произнесла она.

Доктор Энди Мэннинг возглавлял клинику в Хиброне. Симпатичный трудяга, по уши влюбленный в нее. Она никак не поощряла его и удивлялась, почему не может ответить ему взаимностью. Он всегда был с ней чуток и нежен, и его не волновало, есть у нее деньги или нет. Но ее никогда не тянуло к нему физически. Близости хотел он, не она.

— Энди, познакомься, это Мэтью Бертрам. Помнишь, я тебе рассказывала о поступившем сигнале бедствия на прошлой неделе? Это была яхта Мэтью.

— Здравствуйте, — поздоровался Энди без особой теплоты.

— Присаживайтесь, как насчет кофе? — любезно предложил Мэтью.

Кристи заметно оживилась, глаза ее горели, словно перед ней разыгрывалась одна из мыльных опер, столь любимых ею.

— Какой пирог вам принести с кофе, док?

— Спасибо, Кристи, только кофе. — Энди переключил внимание на Оливию. — С ужином в субботу все остается по-прежнему? Кажется, в шесть тридцать?

При всей своей деликатности он явно демонстрировал свои права на нее. Почему бы ей не полюбить его? Он только и мечтает о том, чтобы надеть ей на палец обручальное кольцо. И отец был бы счастлив. Вышла бы замуж и осталась в Хиброне до конца своих дней, а где еще безопасней, чем здесь?

— В шесть тридцать или в семь, — ответила Оливия и тут же принялась рассказывать Мэтью о клинике. Ей не хотелось, чтобы он узнал о прощальном ужине, который она устраивает.

Кристи принесла кофе за рекордно короткий срок. Светлые кудряшки ее дрожали.

— Оливия, обещай, что обязательно заглянешь к нам перед отъездом в Филадельфию. Я дам тебе с собой твой любимый пирог.

— Вы уезжаете? — спросил Мэтью.

— Сегодня у нее последнее дежурство, — ответил Энди с хмурым видом.

— Вы не сказали мне об этом.

— А разве я должна вам все рассказывать? — отрезала Оливия. Она посмотрела на часы. — Кстати о дежурстве, через пять минут я должна выйти.

Кристи принесла счет, Мэтью расплатился, и все трое поднялись из-за стола. Когда Оливия выходила, Кристи подмигнула ей.

— Желаю хорошо провести вечер.

— Я иду на работу, — строго сказала Оливия, спустилась по ступенькам и направилась к своей машине.

Энди шел следом за ней. Когда она открыла дверцу, он схватил ее в объятия и запечатлел неловкий поцелуй где-то возле ее губ, после чего громко произнес:

— Я позвоню тебе завтра.

Небрежно кивнув в сторону Мэтью, он забрался в свой потрепанный джип и рванул с места так, что гравий полетел из-под колес.

— Почему бы вам не выйти за него, тем самым избавив его от страданий? Этот человек без ума от вас.

— Я понимаю, в это трудно поверить… большинство мужчин и не верят… но я не хочу вообще выходить замуж!

— Я бы поцеловал лучше.

Ключи выпали у нее из рук. Мэтью стоял перед ней, широкоплечий, поджарый, вечернее солнце золотило его волосы. Пожалуй, он выше Энди, подумала Оливия, и у него есть то, чего не хватает Энди: сексуальная притягательность, харизма, животный магнетизм. Если б только он сам слишком хорошо не сознавал это! Она подобрала ключи, быстро уселась за руль и захлопнула дверцу.

— Такой возможности у вас не будет. Спасибо за ужин. Можете вычеркнуть меня из списка, вы мне ничего не должны.

— Это мне решать, должен я вам или нет, Оливия, — сказал он.

Если бы он не был так убийственно красив! Если бы от одного его присутствия не загоралась кровь в ее жилах, а сердце не начинало бы стучать как бешеное!.. Уже включая зажигание, она поймала себя на том, что не сводит с него глаз, словно хочет навечно запечатлеть его облик в своей памяти. Собственно, она его действительно больше не увидит.

— Прощайте, Мэтью, — сказала Оливия и улыбнулась. — Вы дали Кристи тему для сплетен на целую неделю вперед. Не так плохо за один ужин.

— Тогда, может, мне стоит поужинать там еще раз?

Ей не хотелось, чтобы он задерживался здесь. Пусть уезжает. Прочь из ее жизни. Поэтому она холодно ответила:

— Только не берите отбивную, она жесткая как подошва.

Он неожиданно засмеялся. Разбежавшиеся лучики в уголках его глаз доконали ее. Пора ноги уносить, решила Оливия, и с силой нажала на газ.

Мэтью смотрел ей вслед. Потом вернулся в отель, позвонил в аэропорт и выяснил, что утром есть ранний рейс.

— Я позвоню через пять минут, — сказал он.

Мэтью взял в руки номер местного еженедельника, который вышел через два дня после гибели «Медузы». Быстро проглядев страницы, он нашел статью, где журналистка писала о нем, называя финансовым воротилой международного класса, владельцем огромной флотилии нефтяных танкеров и грузовых судов. Другими словами, неприлично богатым человеком.

Оливия наверняка видела эту газету. В таких небольших местечках без газет не живут. Итак, был ли ее отказ от денег искренним? Или за этим кроется умный тактический ход? Она в высшей степени умна, это первое, что привлекает его в ней. Способна ли она на двойную игру?

Он богат так, как жителям Хиброна и не снилось. Надо же было именно здесь встретить женщину, которая нос воротит от его денег. И долго ли он намерен болтаться тут без дела, чтобы получить ответы на свои вопросы? В жизни не бегал ни за одной юбкой. Ему и не нужно было. Даже самых строптивых, вроде Оливии, он умел моментально обаять. Так стоит ли ему беспокоиться из-за какой-то дамочки, которая не собирается сдаваться, когда в мире полно более покладистых?

Между прочим, он знавал женщин и красивее Оливии. Точнее, утонченнее. И вообще она не в его вкусе. Непонятно, почему его так заворожил контраст между очень белой кожей и темными глазами? Как быстро вспыхнули ее щеки, а эти впадины под скулами? А какой прелестный рот, когда она смеется? Смеется так естественно, так беззаботно. А вот смерть матери до сих пор заставляет ее страдать.

Черт побери, парень, не пора ли тебе выкинуть из головы эту Оливию Шелл? Возвращайся на Манхэттен завтра утром и занимайся делами! В конце концов, вся твоя жизнь это постоянное испытание на прочность. Пусть ты не сможешь больше в одиночку отправиться на «Медузе», но в ближайшие шесть месяцев ты непременно организуешь экспедицию в Непал, тебя ждут вершины Гималаев. Мэтью нетерпеливо потянулся к телефону.

Пронзительно вскрикнула серая сойка в кроне дерева. Ветер принес острые запахи смолы и торфа. Нетерпеливым движением Оливия стянула резинку, схватывающую ее волосы сзади в конский хвост. Пусть ветер поиграет с ними. Ослепительно белая морская чайка проплыла над головой. Свободная, позавидовала Оливия, свободная…

Сегодня она побила собственный рекорд, поднявшись на вершину горы Уэдли в системе невысоких гор, окаймляющих Хиброн с севера, за шестьдесят пять минут. Обычно она укладывалась в час с четвертью. Все потому, что она гнала от себя мысли о Мэтью, который наверняка уже уехал из города. Ни к чему теперь мечтать о несбыточном. А может, такую скорость она развила из-за проблемы с отцом, которому не терпится выдать ее замуж? Что же ей делать? А что она, собственно, может? Да ничего! Оливия вздохнула. Она радовалась своему возвращению в Филадельфию. Даже если она не сможет порадовать Брэда замужеством, то хоть последние месяцы его жизни проведет рядом. И, кто знает, может быть, им удастся преодолеть ту пропасть между ними, которая катастрофически увеличилась за последние годы. Хорошо бы! Уж она постарается.

Сев на камни, она достала яблоко и с удовольствием принялась грызть его, бросая кожуру пролетавшим птицам. За спиной послышался шорох осыпающихся камешков. Оливия насторожилась. Стараясь ступать тихо, она подошла к каменному гребню с северной стороны. Кто бы это может быть? Медведь? Вряд ли. Дикие животные здесь вроде не водятся. А вдруг? Затаив дыхание, она заглянула за край карниза и увидела человека, осторожно ступающего по горной тропе. Мэтью! Значит, он не уехал.

Первой ее реакцией была буйная радость, второй — растерянность. У нее нет никакого желания вновь встречаться с ним. Больше всего ее напугала собственная беспричинная радость. Оливия поторопилась отойти от края, пока он ее не увидел, но спрятаться было негде. Даже если она начнет спускаться, Мэтью все равно увидит ее. Да и хочет ли она бежать от него? Бежать, как испуганный кролик, не в ее характере. Оливия остановилась и, как только голова Мэтью показалась над карнизом, сердечно приветствовала его:

— Добрый день, Мэтью.

Он так и замер, держась руками за верхние камни. Ясно, что он не ожидал увидеть ее здесь. Машину он, должно быть, оставил у подножия северного склона горы. Выйдя из столбняка, Мэтью легко преодолел последний барьер. Он даже не запыхался. Стоя перед ней, он обтер грязные пальцы о шорты.

— Оливия?!

Она не знала, о чем думает он, глядя на нее; по его лицу понять это было невозможно. Ее взгляд невольно скользнул по его длинным мускулистым ногам. Она представила, как они обвивают ее бедра.

— Я поднялась сюда, чтобы побыть в одиночестве, — выпалила она.

— Какое совпадение! Я тоже.

— Тогда я пойду, мне нужно готовиться к отъезду. Рабочие придут завтра утром и…

Мэтью шагнул к ней, обнял и поцеловал.

 

4

Застигнутая врасплох, Оливия даже не пыталась оказать сопротивление. Напор губ Мэтью, тепло, исходившее от его тела, уверенность, с которой он обнял ее, сладкое томление, нахлынувшее с неумолимостью морского прилива, заставили Оливию ответить на поцелуй. В нем был солнечный свет и вольность ветра. Он явился из ее мечты, он вдохнул в ее тело жизнь.

Мэтью прижал ее к себе, одна его рука утонула в ее волосах, второй он провел от талии по изгибу бедра. Она почувствовала, что он возбужден. Ответное желание вспыхнуло в ней жадным огнем, и она издала низкий хриплый стон. Мэтью разжигал в ней страсть все сильнее и сильнее. Оливия уже не сознавала, что сама прижимается к нему. Она услышала, как его губы шепчут ее имя, и с восторгом ощутила запах мужчины, с которым навсегда рассталась только вчера.

Мэтью отпустил ее и попытался снять с нее свитер. У Оливии перехватило дыхание, но не от страсти, а от ужаса. То же самое тогда пытался сделать Мелвин. Она протестовала, но он не слушал ее. Оливия вскрикнула и отпрянула.

— Не надо, Мэтью! Пожалуйста, не надо.

Ладони ее упирались ему в грудь, и сквозь ткань футболки она чувствовала биение его сердца.

— Что-то не так? — хрипло спросил он.

— Все! Мы не должны… это какое-то затмение…

— Можешь не объяснять, скажи, что тебе неприятно… я пойму.

— Может, мне и приятно. Но больше не надо.

Он тут же выпустил ее из рук и отступил.

— Почему нет?

— Мы почти не знаем друг друга, мы…

— Я бы сказал, что мы узнали чертовски много друг о друге, благодаря поцелую.

— В воскресенье я уеду, и мы никогда больше не увидимся… Тебе нужна связь на скорую руку?

Она увидела, как у него на скулах заходили желваки.

— Тогда почему ты дожидалась меня здесь?

— Дожидалась тебя?! — Оливия ахнула и разозлилась. — Значит, ты решил, что я дожидалась тебя?

— Я не верю в совпадения.

— Если бы я знала, что ты поднимешься сюда, я бы не пришла, потому что мне нужно было побыть одной.

— Брось! Ты увидела мой «паджеро» внизу и поднялась по южному склону. Там путь легче.

Если бы у нее хватило здравого смысла, она бы тотчас развернулась и спустилась вниз по южному склону: в гневе Мэтью представляет собой большую угрозу, нежели медведь.

— У меня есть дела поинтересней, чем бегать по горам за мужиками, — раскипятилась Оливия. — Я попрощалась с тобой вчера. В такие игры я не играю. Ни за что не полезла бы сюда только для того, чтобы сцепиться с тобой.

— А чем тебе не понравился мой поцелуй, Оливия? Собственно, кроме поцелуя ничего и не было. По-твоему, я способен уложить тебя на эти камни? Я не маньяк!

— Неужели? А очень похож!

— Если тебе требуется объяснение, пожалуйста! — Мэтью усмехнулся. — Ты красивая, сексуальная, а у меня давно не было женщины. Очень давно. Картина ясна?

— Разумеется. Ты сам напросился на комплимент, так знай: твой поцелуй для меня ничего не значит, любая на моем месте вела бы себя так же.

— Врешь!

— Нет!

— Нет, врешь! — Он взъерошил себе волосы пятерней. — Почему ты так испугалась?

Оливия притихла. Хороший вопрос, который возвращает ее к истории с Мелвином. Но сердце ее уже билось ровно, к тому же Мэтью отпустил ее сразу, как только она попросила, за что, пожалуй, заслуживает правды.

— Был у меня когда-то неудачный опыт с мужчиной, и я не хочу повторения, — сказала она, тщательно выбирая слова. Потом натянуто улыбнулась. — То, что я оттолкнула тебя, не принимай на личный счет.

Лицо его посуровело.

— Тебя изнасиловали?

— Нет. Вовремя пришла подруга.

— Сволочь! — вырвалось у Мэтью.

— Впервые мы сошлись во мнениях.

— Давно это случилось?

— Около пяти лет назад.

— С тех пор ты спишь с врачом?

Она пригладила рукой растрепавшиеся волосы.

— Нет.

— Не хочешь ли ты сказать, что до сих пор девственница? — спросил Мэтью с явным недоверием.

— Представь себе, — раздраженно ответила Оливия. — Мэтью, все это очень занимательно, но мне пора домой. У меня еще куча дел.

Он посмотрел на нее, как человек, тупо соображающий.

— Мы можем вместе спуститься?

— Твоя машина стоит с северной стороны?

— Если я поднимался на Серк, то уж до машины как-нибудь дойду.

— Серк?! — изумилась Оливия.

Она знала, что Серк весьма труднодоступная гора. Неудивительно, что Мэтью даже не запыхался, поднявшись на эту горку.

Мэтью нарочито тяжело вздохнул.

— А ведь там, дома, у меня репутация замкнутого и сдержанного человека… Вот смеху-то!

Оливия спокойно спросила:

— Почему ты не улетел сегодня утром?

— Не был готов.

— И у тебя внезапно появилась жгучая потребность забраться на гору Уэдли, — заметила она с сарказмом.

Он поднял брови.

— Что мне нравится в тебе, так это твой ум.

У нее с языка чуть не сорвался вопрос, что еще ему в ней нравится.

— Пошли, — твердо сказала она. — Мне вообще не следовало сюда приходить… Еще ничего не собрано, а с утра явятся рабочие.

Она устремилась вниз по склону, стараясь не думать о том поцелуе, который перевернул ей все нутро. Даже отдаленного сходства не было с тем, что она испытывала от поцелуев Энди; должно быть, поэтому она держала его на расстоянии.

Стайка корольков тихо перекликалась среди деревьев, тени ложились на тропу под ногами. Мэтью, шедший сзади, тронул ее за плечо.

— Оливия, смотри, орел.

Прикрыв сверху глаза ладонью, Оливия остановилась посмотреть, как кружится в небе птица с темными крыльями, а солнце высвечивает ее белую голову и хвост.

— Чудо, — прошептала она. — Смотри, как высоко он парит… Вот это свобода.

— Мэтью задержал взгляд своих синих глаз на ее лице.

— Свобода… Значит, поэтому ты не вышла замуж?

Отец. Замужество. Мэтью.

Слова пришли к ней вместе как последние составляющие сложной головоломки. Она не дала себе труда остановиться и подумать.

— Мэтью, ты женат?

— Нет.

— Обручен? Живешь с кем-то?

— Нет, нет и нет. К чему эти вопросы, Оливия?

Она испуганно посмотрела на него.

— Н-ни к чему, простое любопытство, — слегка заикаясь, ответила она, отвернулась и понеслась по тропинке, словно за ней гнались десять черных медведей.

Нет, нельзя, совсем из ума выжила! Просить Мэтью Бертрама жениться на ней! Мужчину, который первым же поцелуем заставил ее впервые в жизни ощутить настоящее желание. Ближе к жизни, Оливия! Кого еще она может попросить?

Занятая этими мыслями, Оливия машинально прыгала с камня на камень. Просить Энди заключить с ней фиктивный брак она не станет, он ужасно оскорбится. Не обращаться же с такой просьбой к Мелвину или Афранио? Они бы только обрадовались. Им нужны ее деньги, а не она. Мэтью ничего не знает о ее деньгах, да и обиды ему никакой. Нет, не будет она его просить. Страшно. Раньше она не была такой трусихой. Что с ней? Отец может умереть через три месяца, и она окончательно потеряет возможность сблизиться с ним.

В девятнадцать лет, когда Оливия училась на втором курсе Гарвардского университета, она обнаружила, что за ней ведется слежка. Как выяснилось, отец нанял телохранителя, который постоянно следовал за нею. Они крупно поссорились тогда. С первым поездом она приехала домой и закатила истерику, высказав ему все, что накопилось у нее в душе. В младенчестве за ней тенью следовала нянька и запрещала ей все, что представляет радость для детей, — бегать по лужам, гладить бродячих собак и кошек, лазить по деревьям. Потом в школе, по просьбе отца, ей не разрешали плавать там, где глубоко; по его же требованию, в четырнадцать лет ее исключили из команды юниоров по лыжному слалому. Слишком опасно, сказал отец. Вечный надзор, надзор, надзор!

Она кричала на него, сжав кулаки, слезы текли по ее лицу. Ледяным тоном он обвинил ее в неблагодарности и взбалмошности. В его устах «вся в мать» прозвучало как диагноз. Упоминание о матери таким тоном и в таком контексте послужило поводом к полному разрыву тогда, восемь лет назад. Ей до сих пор мучительно стыдно за ту сцену. Когда отец умрет — а, по словам доктора Росса, это произойдет очень скоро, — как она сможет жить с чувством вины? Да, отец тогда поступил жестоко, но неужели в ее памяти он останется только таким?

Повзрослев, Оливия постепенно пришла к мысли, что именно таким образом Брэд выражал свою любовь к дочери. И она, разумеется, всегда любила его. Только не помнит, когда в последний раз говорила ему об этом. Теперь она готова сделать для него что угодно. Даже пойти на фиктивный брак, лишь бы избавить отца от бремени тревоги за нее, которое он несет столько лет.

Оливия прикусила губу. Сделай это сейчас. Решайся!

Она остановилась так внезапно, что Мэтью врезался в нее и схватил ее за талию. Она обернулась к нему и на одном дыхании произнесла:

— Мэтью, хочешь жениться на мне?

— Что?!

Впервые за время их знакомства Оливия увидела его растерянным. Он побледнел, несмотря на загар; глаза его сделались колючими. Она прикусила губу.

— О Господи! Я не то имела в виду. Вернее то, но не…

— Ты делаешь мне предложение?

— Да, — выпалила она. — Но это не то, что ты думаешь, речь идет…

— Ты не можешь знать, о чем я думаю, — перебив ее, сказал он с угрожающей мягкостью. — Да тебе и не захочется знать.

— Мне следовало выразиться иначе: я делаю тебе деловое предложение.

— Ты такая же, как все, — с едкой горечью сказал он.

— Что ты имеешь в виду? — возмутилась она.

— А я-то подумал… Мне следовало быть умнее. Ты видела статью в газете, не так ли, Оливия? Конечно, видела. Хотя должен отметить, твое поведение неординарно.

— Не понимаю, о чем ты…

— Ради Бога! — с досадой произнес он. — Хватит притворяться. Игра окончена.

— Если ты на минуту успокоишься, я расскажу тебе, что…

— Ангельский голосок и красивое личико сбили меня с толку… А я-то думал, что уже достиг той степени мудрости, когда в такие ловушки не попадаются.

— Мэтью, — спокойно и настойчиво заговорила Оливия, — перестань смотреть на меня, словно я нечто отвратительное. Мое предложение сугубо деловое… Ты слышишь меня?

Он громко и протяжно ответил:

— Слы-ышу-у!

Оливия по-прежнему стояла в его объятиях, положив ладони ему на грудь. От него едва уловимо пахло потом и неясной опасностью. Вид у него был совсем не деловой. Впрочем, себя она тоже чувствовала совсем не по-деловому. Попробуй сохранить деловой вид, когда его губы в дюйме от твоих и ты ощущаешь его всем телом. С трудом сохраняя ясность мыслей, она четко произнесла:

— Строго деловое. Мне нужен муж на три месяца. Брак на время, только и всего. Конечно, оформленный по всем правилам.

— Только и всего? — повторил он с таким сарказмом, что ее передернуло.

— Я бы заплатила тебе, Мэтью. Большие деньги. Ты мог бы вложить их в покупку яхту, чтобы возместить потерю «Медузы».

— Переживать по поводу «Медузы» предоставь мне, — сердито заметил он. — Ты ничего не знаешь обо мне, а предлагаешь на тебе жениться? Забираю назад свое заявление о твоем уме. Можете отправляться на ланч, леди.

Нервы Оливии были на пределе, она пристально посмотрела на него. Похоже, за внешним гневом скрывается разочарование. Словно она унизила его.

Оливия растерялась.

— Я знаю о тебе очень много. Ты отважный — спас своего друга, так? Ты любишь приключения, иначе бы ты не полез на одну из самых недоступных вершин в мире. Ты в высшей степени привлекательный и порядочный человек. Когда наверху я сказала «нет», ты сразу отпустил меня. — Она вдруг отпрянула от него. — Я все делаю неправильно!

— В конце концов ты сделаешь что-нибудь правильно. Почему на три месяца, Оливия? И где ты возьмешь деньги, чтобы заплатить мне? Ограбишь банк?

Ветер швырнул длинную прядь волос ей в лицо. Она откинула ее и спокойно ответила:

— Мой отец богатый человек. А два года назад я получила в наследство трастовый фонд матери. Я готова заплатить тебе семьдесят тысяч долларов.

Услышав размер суммы, Мэтью даже глазом не моргнул. Думал он о другом.

— Тогда почему ты работаешь в службе береговой охраны?

Она пропустила вопрос мимо ушей.

— Брак заключается на определенных условиях, — строго сказала она. — Первое — высокая степень секретности.

— Скажи мне сразу остальные.

Его снисходительный тон вызывал у нее раздражение, словно он разговаривал с десятилетней девочкой!

— Никакого секса. По окончании срока никаких контактов: ты исчезаешь из моей жизни. Навсегда. На таких условиях заключается контракт.

— Очаровательно! — воскликнул Мэтью.

— Я же сказала, это деловое предложение. Никакого романа века.

— Нет, это знак, что я абсолютный дурак! Хотя, должен признаться, когда я предлагал тебе помощь в благодарность за спасение моей жизни, у меня и в мыслях не было на тебе жениться. — Он взял в руку прядь ее волос, на солнце они сверкали как тончайшая медная проволока. — Никакого секса, говоришь? — тихо спросил он. — А ты уверена в этом?

Она отпрянула, но он не отпустил ее волосы.

— Никакого секса. Именно это я и сказала.

Руки его упали.

— Ответ отрицательный.

— Но…

— Мне плевать на то, что ты богата. Я не продаюсь.

Его лицо выражало такое презрение, что ей показалось, будто ее раздели донага. Она почувствовала себя беззащитной, пристыженной и бесконечно одинокой. Он ненавидит и презирает меня, подумала Оливия. Боже, зачем я только затеяла это?!

В отчаянии она рванулась и побежала вниз по склону, слезы слепили ей глаза. Какая же она дура! Опять поступила необдуманно. Недаром отец всегда сердился на нее: вначале делает, потом думает.

Где-то близко за спиной она услышала голос Мэтью:

— Оливия!.. Боже мой, тормози, пока не сломала себе шею!

Прямо как отец: не делай того, не делай этого, тут небезопасно, там ушибешься. Она ненавидит их обоих. Утирая глаза, она не заметила выпирающего из-под земли корня, споткнулась и полетела вниз. Она успела выбросить вперед руки и упала на землю, придавив плечом папоротник и содрав ладони. Щекой она сильно ударилась о камень и заплакала от боли, но, пожалуй, больше от обиды.

В два прыжка Мэтью оказался рядом и поднял ее.

— Ушиблась? Дай посмотрю лицо.

Что-то новое прозвучало в его голосе, но только не презрение. Она спрятала лицо у него на груди и зарыдала.

— Он умирает… неужели не понятно? Он умирает… вот почему… я должна выйти замуж, — захлебываясь слезами, выкрикивала она.

— Кто умирает?

— Мой отец. — Она всхлипнула. — Три месяца осталось, сказал врач. Он и я, мы не были… я решила хоть раз поступить как хорошая дочь. О, Мэтью, я не знаю, что мне теперь делать!

Мэтью решительно прервал ее.

— Никак не пойму, о чем ты говоришь, но с этим мы еще разберемся. Сейчас я отнесу тебя вниз, отвезу домой и обработаю тебе ссадины, а потом ты спокойно все объяснишь. Вот… вытри нос. — И он подал ей белоснежный носовой платок.

Оливия ненавидела, когда указывали, что ей надо делать, но на сей раз послушно высморкалась.

— Ты не сможешь меня донести, тут еще далеко.

— Попытаюсь. — Он поднял ее на руки и пошел, осторожно ступая, вниз. — И помолчи. За последние десять минут ты наговорила более чем достаточно.

— Ты очень любишь командовать, — сказала Оливия, прислонилась травмированной щекой к его груди и закрыла глаза. Чувство безопасности и покоя охватило ее. Она всегда ненавидела покой и безопасность, так почему ей так приятно подчиняться Мэтью? Человеку, которого, несмотря на свои заверения, она едва знает. Щека болела. Болело бедро, колени и руки. Но сильнее всего была уязвлена ее гордость. Мэтью сказал «нет».

Наконец Мэтью увидел вдалеке машину Оливии. Он тяжело дышал. Похоже, ты потерял форму, приятель, подумал он и посмотрел на женщину, которую держал на руках. Глаза закрыты, на лице еще видны следы слез, колени ободраны и в грязи. Она с такой доверчивостью притулилась у него на груди, что он почувствовал себя тронутым до глубины души. Такое он себе давно уже не позволял. И правильно. Женщинам, как только они узнают о его богатстве, ни в коем случае нельзя доверять. Конечно, он позволял женщинам трогать себя, но совсем в другом смысле. Вот почему он так разозлился, когда Оливия на голубом глазу предложила ему жениться на ней. Неужели он похож на идиота? Или производит впечатление наивного младенца? Как она осмелилась попытаться окрутить его таким образом? Хуже другое, что на самом деле он глубоко разочарован. Она оказалась такой же, как все остальные его пассии. Мэгги, которая преследовала его, утверждая, что беременна от него, или Миранда, угрожавшая судом за нарушение обещания жениться, Бекки, Роуда, Селин, которые швырялись его деньгами, словно они вышли из моды. Ему показалось, что Оливия совсем другая, что она искренне равнодушна к его деньгам, неважно, читала она ту статью или нет. Он привык отбиваться от женщин, а не бегать за ними. Не было ли ее вчерашнее прощание с ним одной из причин, почему он не улетел утром?

Но сегодня они встретились в горах, и она решила воспользоваться такой возможностью. Случайно ли они встретились там? Для него гора Уэдли трудностей не представляла, да и для нее тоже, он в этом не сомневался. Так что из всех мест в округе именно там они и могли встретиться случайно. В чем-то они с Оливией похожи.

Он перешел через ручей, обошел торфяное болотце. Если у нее и впрямь водятся деньги — а проверить это ему не составит труда, — тогда ситуация кардинально меняется.

Впрочем, у Миранды родители тоже были не бедные, однако это не помешало ей подать на него в суд.

Он добрался до машины.

— Я отвезу тебя, Оливия. Где ключи? — Тон его был холодным.

— У меня в кармане, — тихо сказала она, достала ключи и отдала ему, не поднимая глаз.

Ключи хранили тепло ее тела. Нахмурившись, он открыл дверцу со стороны пассажирского сиденья. Он попытался усадить ее, но со словами «я сама» она забралась на сиденье. «Не прикасайся!» — вот, что она хотела сказать этим. Он нахмурился еще больше, сел за руль и вставил ключ в зажигание.

— Придется тебе сказать, куда мне ехать.

— Возвращаться в город. Дом, где я снимаю квартиру, расположен на первой улице по правой стороне после пожарного депо. Номер тридцать два. Входная дверь отвратительного грязно-коричневого цвета. — Она откинулась на спинку сиденья и устало закрыла глаза.

Мэтью без труда нашел «отвратительную» дверь.

— Приехали, — сообщил он.

Глаза ее испуганно распахнулись; вид у нее был, как у человека, который, проснувшись, видит наяву тот кошмар, который только что приснился ему. Выйдя из машины, Оливия двинулась по цементной дорожке, следом за ней шел Мэтью. Она изо всех сил старалась не хромать. Он глаз не мог отвести от узкой талии и красивых бедер ее стройной фигуры в шортах, словно лет шесть не имел женщины. Надо же, никакого секса! Так можно стать посмешищем века. Интересно, она со всеми так целуется, как сегодня целовалась с ним? Без оглядки и щедро? Не может она быть девственницей. Исключено.

Впрочем, если история с тем парнем, который пытался ее изнасиловать, правдива — а, скорее всего, так оно и есть, ибо невозможно изобразить тот ужас, с которым она оттолкнула его, — то ее отвращение к сексу понятно. А это значит, что Афранио действительно всего лишь друг и отношения с ним носят платонический характер.

Мэтью потер шею, чтобы снять напряжение, и вошел в дом. Первое, что поразило его, это обилие света, льющегося через не занавешенные окна. Второе — хаос, царивший в ее квартире: коробки, сумки, груды одежды, журналы…

— Здесь всегда такой беспорядок?

— Я же говорила тебе, что с утра явятся рабочие из фирмы перевозок. — Она расшнуровала ботинки и сняла их. — Спасибо, что довез. Теперь со мной все в порядке и оставаться тебе незачем.

— Часа не прошло, как ты предлагала мне жениться на тебе, а теперь горишь желанием поскорее избавиться от меня.

— Если помнишь, ты сказал «нет».

— Я сказал, что мы обсудим это, после того как я промою твои ссадины.

— Если ответ отрицательный, то обсуждать нечего.

Ему показалось, что она вот-вот сорвется. Он огляделся и направился в нишу рядом с камином, где висели небольшие картины.

— Это Леже… а выше ранний Климт, верно?

— Они принадлежали моей матери. До свидания, Мэтью.

Образцы керамики доколумбийского периода, стоявшие на книжных полках, свидетельствовали, что у нее действительно водятся деньги.

— Где аптечка?

— Кто ж это знает? — Оливия повысила голос. — Я в состоянии сама смыть грязь с лица. Почему ты отказываешься понимать мои намеки?

Потому что я живой человек, а не зануда! — пронеслось у него в голове.

Мэтью стоял неподвижно, словно ему только что дали пощечину. Зануда? Он? Нет, он никогда не был занудой, он живет полнокровной жизнью, ни в чем себе не отказывая, благо средства позволяют. Он повелитель процветающей деловой империи, у него знакомые по всему свету, к его услугам любая женщина, если у него возникает нужда в женщине. К тому же у него имеется сестра и ее семейство, чтобы удовлетворять естественную потребность человека в домашнем уюте.

Ему всегда удавалось все, за что он брался. Он взял на себя ответственность за благополучие сестры Стеллы, когда ему было девять лет, а ей четыре; к тому времени мать давно их уже бросила, а отец не расставался с бутылкой. Последующие шестнадцать лет, до замужества Стеллы, он был ее опекуном, большим братом и отцом, отказывая себе в личной жизни. Одна из причин, почему он не женился и не обзавелся детьми. То одно, то другое.

— Что случилось? — спросила Оливия с усталым раздражением.

Поморгав, Мэтью вернулся в настоящее, к женщине с каштановыми волосами, которая смотрела на него так, словно хотела запаковать и отправить малой скоростью в Сибирь. Женщина, с которой ему определенно не скучно. Даже более того.

 

5

— Уверен, что аптечка в шкафчике ванной комнаты, — сказал Мэтью и прошел мимо Оливии.

Душевая занавеска в крупные цветы красного и синего цвета, на полу красный коврик. Он и не знал, что красный цвет может так возбуждать. Цвет бескомпромиссности. Очень уверенный в себе цвет. Как Оливия, подумал он и пошарил в шкафчике. Он успел обнаружить аптечку рядом со стопкой красных полотенец, когда за его спиной возникла взъерошенная Оливия.

— Мэтью, убирайся из моего дома! Прошу извинить, что употребила слово «женитьба». Это одна из самых больших моих глупостей, а их в моей жизни было немало. Ты имеешь полное право сердиться на меня, но, будь добр, уйди прямо сейчас и никогда не возвращайся!

— Я не сержусь, — спокойно сказал он. — Ты из тех, кто говорит не думая. Я не уйду, пока ты не расскажешь, что все это значит. Пошли на кухню, там уютнее.

Плечи ее поникли, у нее был такой измученный вид, что он почувствовал угрызения совести, ведь она отработала двенадцать часов в ночную смену.

— Послушай, я совершила ошибку. Большую.

Непростительную. Но что теперь сделаешь? Пожалуйста, прекратим это, Мэтью, — с предельной искренностью попросила она.

А эта женщина не из тех, кто часто просит о чем-нибудь, интуитивно догадался он и еле сдержался, чтобы не обнять ее. Не надо этого делать, одернул себя Мэтью. Будь сдержан, тебе это всегда помогало в отношениях с женщинами.

— Я хочу побольше узнать об этом твоем предложении, — сказал он примирительно.

— Ты как скала, тебя с места не сдвинешь. — Она прошла на кухню и села на табуретку так, чтобы солнце освещало ее ободранную щеку.

Мэтью вошел следом, посмотрел на нее: губы сжаты, глаза готовы метать молнии. Он стал мыть руки под краном.

— Ты не умеешь проигрывать.

— Скажи, как мне выиграть, если противник сделан из гранитного монолита, — ответила она, сверкая глазами.

— Не дергайся, — предупредил он и осторожно приложил мокрый ватный тампон к ее щеке.

Она поморщилась. Кожа у нее гладкая словно шелк, черные ресницы без туши. Грязь въелась в рану. Он действовал осторожно, видя, как она прикусила губу и побледнела от боли. Наконец он закончил.

— Вот, пожалуй, и все. У тебя будет грандиозный синяк.

— Случайно ударили дверью — так, кажется, объясняют происхождение синяка? — пошутила она, пока он смазывал ей рану мазью с антибиотиком.

Потом он присел на корточки и занялся ее коленом. Голубая жилка, шедшая от бедра, вызвала в нем непонятное волнение, он даже тампон выронил. С досадой обругав себя, он взял из упаковки другой. Наверное, он просто хочет ее. После той истории с Мирандой на лыжном курорте в Швейцарских Альпах в ноябре прошлого года он избегал женщин, считая, что не стоит из — за них осложнять свою жизнь. Но против природы не пойдешь, этим и объясняется его влечение к Оливии. Так что ее холерический темперамент и волшебный голос тут ни при чем. Даже ее уникальная способность удивлять его. Никакого секса, видите ли. Наверное, из-за этого он больше всего и разозлился. Как можно игнорировать то влечение, которое возникло между ними?

— Ну давай, рассказывай, — скомандовал он. — Как зовут твоего отца и что с ним?

Оливия молчала. Мэтью поднял на нее глаза и увидел, что она растеряна.

— Ты уже выплакалась там, на горе, сомневаюсь, чтобы с тобой это часто случалось. Значит, этот брак очень важен для тебя, — серьезно сказал он.

— Ты слишком много понимаешь, — прошептала Оливия. — Это пугает меня.

Он не считал, что ее легко испугать. Ему так сильно хотелось ее поцеловать, что он почти ощутил вкус ее губ.

— Ничего, рассказывай.

Она недовольно поджала губы, но, помолчав немного, рассказала ему об отце и его болезни, редкой форме лейкемии.

— Но твое замужество не может спасти его, — мягко заметил Мэтью, обрабатывая ей колено.

— Знаю. — Она вздохнула. — После смерти матери он установил за мной такой надзор, что я едва дышать могла, и в то же время эмоционально отдалился. Замкнулся, был холоден. Когда мне уже было девятнадцать, мы крупно поссорились и несколько лет вообще не общались. После того как у меня появились собственные деньги и эта работа, я попыталась наладить с ним отношения. С тех пор мы стали изредка видеться. Душевной близости между нами не возникло, но лучше такие отношения, чем никаких.

У Мэтью с отцом не было никаких отношений, а мать, пока была жива, больше интересовалась любовниками, чем собственными детьми.

— И теперь он хочет, чтобы ты вышла замуж, — равнодушно произнес он, смазывая колено.

— Да, чтобы я жила спокойной обеспеченной жизнью, как мой брат, консерватор до мозга костей; он-то всегда поступает правильно. — Она снова тяжело вздохнула. — Теперь я повзрослела, мой отец умирает, от меня не убудет, если я выйду замуж на три месяца. Чтобы у него на душе было спокойно. Я не говорю, что он прав, потому что и сама могу постоять за себя, но объяснять ему бесполезно. — Лицо у нее было расстроенное. — Понимаешь?

Странное дело, он почувствовал себя словно висящим над бездной. Поверь ей, шептал внутренний голос, ты же видишь, она чиста как светлый день. В ней нет и капли корысти. Надо проверить, настаивал разум, нельзя доверять малознакомому человеку. Да, у нее шелковистая кожа, которую хочется погладить, и рот словно создан для поцелуев, и карие глаза, которые, кажется, смотрят тебе прямо в душу. Но что ты в действительности знаешь о ней? Может, она хочет ублажить отца, чтобы наверняка унаследовать капитал после его смерти?

Он колебался слишком долго. Она опустила ресницы и сказала:

— Я догадываюсь, о чем ты думаешь.

— Значит, это будет брак только для окружающих?

— Да, без секса, без вмешательства в личную жизнь друг друга. Когда отец умрет, все кончится. Обычный развод и впредь никакого общения.

Гнев, вспыхнувший в Мэтью, выразился весьма своеобразно. Он встал, поднял ее и поставил перед собой. Положил ей руки на плечи. Но не поцеловал. Слишком рано.

— Без секса. Ты уверена?

— Да, — сказала она слишком уж громко.

— А может, тебе уже пора?

— Для меня секс совсем не то, к чему привык ты… Я должна полюбить человека, с которым лягу в постель. Но к тебе это не имеет отношения.

Доктора она не любит, он это сразу понял.

— Мне нужно обдумать твое предложение. Вернусь утром. Ты будешь здесь?

— Но ты ведь отказался.

— Имею право передумать.

Она почему-то выглядела испуганной.

— Если ты передумаешь, я тоже могу передумать.

— Поздно, — строго сказал он. — Ты бы не стала обращаться с такой просьбой ко мне, малознакомому человеку, если б у тебя был выбор. Если я скажу «да», мы поженимся. Ясно?

Она отступила от него на шаг.

— Если бы ты не хотела выйти за меня, ты бы не стала предлагать.

Страх на ее лице сменился ужасом, но возразить было нечего. Отлично, подумал Мэтью злорадно.

— Забегу завтра утром с ответом. — Небрежно кивнув, он направился к выходу.

Оливия шла следом.

— Но… твоя машина… она осталась у северного склона…

— Мне полезно размяться. К тому же на ходу всегда лучше думается.

И, прежде чем она успела еще что-нибудь сказать, он повернулся к ней, взял за подбородок и поцеловал. Поцеловал умело, со знанием дела. И уже на пределе, пока совсем не потерял голову, отпрянул от нее. Ну и испытание устроил ты себе, Мэтью, — не упасть в глазах этой женщины, чьи волосы пахнут полынью.

— Увидимся утром, — сказал он и вышел.

Он направился не к горе Уэдли, а в свой отель, где, сделав для себя несколько заметок, взялся за телефон.

Грузчики из фирмы по перевозке вещей прибыли ровно в девять утра. Оливия отвратительно чувствовала себя, а выглядела и того хуже. После бессонной ночи болели все мышцы, особенно плечо и колено, а щека являла собой богатую палитру, в которой смешались багровый, розовый и горчичный.

К пяти утра она приняла окончательное решение. Если Мэтью согласится, что мало вероятно, она пойдет на этот фиктивный брак.

Накануне вечером она занималась раздачей скопившихся в доме продуктов соседям и опустошением встроенных шкафов в прихожей. Выкроив время, она позвонила отцу. Хотя голос Брэда звучал слабее обычного, он обрадовался ее звонку. Если ее замужество поможет наладить отношения с отцом, то даже ради этого одного стоит выйти замуж.

Рабочие, Бен и Пол, с любопытством посмотрели на ее щеку и принялись за дело. Похоже, день предстоял жаркий, что было нетипично для обычно умеренно теплого сентября. Оливия крутилась как белка в колесе, но время все равно тянулось мучительно медленно. Она с нетерпением ждала Мэтью, гадала, почему его нет до сих пор, и пришла к выводу, что самое страшное для нее, это ожидание. Около двенадцати она решила, что он слинял, взяв билет на самый ранний рейс. Она даже не понимала, легче ей стало от этого или ее расстроило его бегство. Она знала, что он опасен, знала с первого момента, когда увидела его. Самец до мозга костей, причем из породы хищников. Он прав, она действительно ничего о нем не знает. Вместо того чтобы отчищать грязную плиту, лучше бы позвонила своему адвокату в Филадельфии и поручила ему проверить, кто такой этот Мэтью. Она с облегчением подумала, что еще легко отделалась. И травма эта очень кстати, не надо выходить на улицу в такую жару.

Звонок в дверь ударил ей по нервам. Наверное, пришли из Армии Спасения забрать старые вещи, решила она и открыла дверь.

— Привет, Мэтью, — еле слышно произнесла она, — я думала, ты не придешь.

На нем была хлопковая синяя рубашка с закатанными рукавами и выцветшие джинсы, волосы сияли чистотой.

— Понадобилось больше времени, чем я рассчитывал, чтобы получить нужные мне ответы. Пойдем обедать, Оливия. Кристи обещала тебе пирог на прощание.

— Обедать? В таком виде? Я не могу.

На ней были шорты и майка в цвет синяка, волосы растрепались и живописно обрамляли ее лицо.

— По-моему, ты отлично выглядишь, — сказал Мэтью.

Что-то в его голосе заставило ее покраснеть не только от жары. В разговор вступил Бен.

— Идите обедать, мисс, нам тоже пора поесть.

Через семь минут Кристи усаживала их за столик у окна. На этот раз работал кондиционер. Сияя улыбкой, Кристи подала Мэтью меню и поставила перед ними стаканы с водой. Сделав заказ, Мэтью откинулся на спинку стула и, лениво улыбаясь, сказал Оливии:

— Я старомоден, знаешь ли. Предлагаю тебе стать Оливией Бертрам.

Она с излишней осторожностью поставила стакан на стол.

— Ты хочешь сказать, что согласен?

— На горе и радость.

Она уставилась на него, как будто в первый раз увидела. Он мужчина, мелькнуло у нее в голове, просто мужчина. Но какой! Его волосы вспыхивают на солнце, и лицо словно вырублено из гранита, а губы… Об этом не надо, губы тебя не касаются, Оливия, впрочем так же, как и все остальное.

— Ты принимаешь все мои условия?

Он достал из кармана сложенные листы бумаги.

— У меня уже готов текст контракта. Мой адвокат продиктовал мне его по телефону.

— Мэтью, это мне предстоит составить контракт!

— Просто хотел показать, насколько я серьезен, — успокоил он ее.

— Я сторона нанимающая, а не наоборот, — сказала она и забрала у него бумаги.

Буквы сливались, и она не все разбирала, к тому же ее простые и ясные условия превратились в этом тексте в нагромождение юридических терминов и оборотов.

Мэтью и не спорил.

— Мы могли бы оба подписать этот контракт. Тогда я буду знать, что и ты настроена серьезно. А когда прилетим в Филадельфию, ты сможешь поручить своему адвокату проверить его.

— Раз уж зашла речь об адвокате, значит, ты проверял меня.

— Всю подноготную узнал.

Когда перед ней возник большой стакан коки, Оливия посмотрела на него так, словно не понимала, что это такое. Рассеянно улыбнувшись Кристи, она поблагодарила ее.

— На здоровье. Хозяин сам готовит для тебя какой-то особый пирог.

— Как мило с его стороны, Кристи… спасибо. — Кристи неохотно отошла к другому столику. — И что же ты узнал?

Мэтью поднял бокал с пивом.

— За супружеское счастье, моя дорогая Оливия! — Он насмешливо смотрел на нее.

— Я тебе не дорогая!

— Тебе придется притворяться перед отцом. Не мешает немного попрактиковаться.

Оливия даже рот открыла — об этом она не подумала, занятая другими проблемами. Она понизила голос:

— Поговорим откровенно, Мэтью. Командую здесь я. Я тебя нанимаю за деньги сделать определенную работу. Я работодатель, ты исполнитель, служащий… Понятно?

— Целых семьдесят тысяч, — с насмешливой восторженностью произнес он. — Удивительно, что могут сделать деньги.

— Надеюсь, ты выяснил, что деньги реальные и что я не обманываю тебя?

— Брэд Сивард Шелл Третий. Унаследовал солидный капитал и увеличил его в несколько раз. Репутация человека справедливого, предельно честного, только с чувством юмора неважно. Сын весь в отца. Дочь… Вот здесь мы подходим к самому интересному. — Мэтью отпил пива из высокого стакана. — Необузданная. Исключена из такого количества школ, что я сбился со счету. Обрати внимание, самые лучшие учебные заведения! Мастер по лыжному спорту, степень лингвиста Гарвардского университета, путешествовала по миру с небольшими средствами, подрабатывая официанткой. Осела в Канаде. Закончила колледж береговой охраны. Унаследовала трастовый фонд матери, получила лицензию пилота и купила себе самолет. Да уж, можно сказать, целое досье на тебя собрал.

Кристи принесла им заказ, но у Оливии пропал аппетит. Мэтью добавил:

— За всеми делами ей не хватало времени на мужчин. Мелькает имя Мелвина Уолша. Это тот, кто пытался тебя изнасиловать?

Оливия молчала.

— Значит, он, — мрачным тоном заключил Мэтью.

Оливия внутренне содрогнулась, не хватает только, чтобы Мэтью отомстил Мелвину.

— Я этого не говорила.

— Можешь не говорить. Мелвин недавно развелся с богатой женой номер один и присматривает себе следующую…

— Правда?

— А ты, оказывается, не знала, в противном случае вышла бы за него вместо меня в порядке благодарности за то, что он с тобой сделал. Слишком поздно, я уже принял твое предложение.

Оливия почувствовала себя мышкой, с которой он играет, словно кот. Твердо решив не показывать, что его насмешки причиняют ей боль, она сказала:

— Тебе повезло, что я не знала. Теперь наличные денежки достанутся тебе. — И приступила к еде.

— Второй мужчина в твоей жизни — твой друг Энди. Который только и ждет случая жениться на тебе.

— Ему такого случая не представится. Я уже говорила тебе — он любит меня.

— Я бы считал это основанием для замужества.

— Ты бы наверняка!

— Что ты хочешь этим сказать?

— Как можно выйти замуж за человека, который тебя любит, а через три месяца сказать: прощай, было приятно познакомиться, как насчет развода по обоюдному согласию? Я так не могу.

— Но то же самое ты скажешь мне.

— Ты совсем другое дело. Может, я плохо тебя знаю, но уверена, ты в состоянии позаботиться о себе.

Мэтью чуть не зашипел от злости. Я его достала, подумала Оливия, торжествуя. Чтобы ему мало не показалось, она небрежно заметила:

— Твой адвокат не указал в контракте сроки выплаты. Предлагаю половину сразу после свадьбы, а вторую часть после твоего отъезда. Гарантированными чеками.

— А что, если твой отец невзлюбит меня?

— Ты постараешься, чтобы этого не случилось, не так ли? — ответила она с ослепительной улыбкой.

— Конечно, я ведь хорошо воспитан, верно? Ты наверняка приняла это во внимание, когда включала меня в список потенциальных мужей. Я умею пользоваться вилкой и пальцы не облизываю.

— Я не это имела в виду! Не делай из меня сноба.

— А что ты имела в виду, Оливия?

— Твоя манера… вести себя… общаться с людьми… — Она запнулась. — Твои командирские замашки. Словно ты не простой шкипер, а личность куда более значительная.

У него дрогнули ресницы. Кажется, я снова задела его за живое, подумала она озадаченно. Голос ее теперь звучал увереннее.

— Я внесу поправки в твой текст контракта, но не забывай, что это всего лишь временный документ. В Филадельфии перед свадьбой я составлю новый.

— А как мы познакомились? — спросил Мэтью.

Оливия захлопала ресницами.

— Скажем правду… врать я не умею. Чего-нибудь придумаешь, а потом запутаешься. Ты приехал сюда поблагодарить меня. Все очень просто.

— И мы полюбили друг друга, — скучным голосом подсказал Мэтью.

— Правильно, — подтвердила Оливия. Их глаза встретились. — Любовь с первого взгляда. Мы поняли, что созданы друг для друга. Слияние душ с самого начала. Жутко романтично.

— И слияние тел с самого начала.

— А вот это придется сыграть, — беспечно сказала Оливия и улыбнулась ему. — В Гарварде я почитывала любовные романы во время экзаменов, чтобы голова отдохнула… Из тебя вышел бы настоящий герой-любовник. А если б я хоть раз попала к приличному парикмахеру, то тоже могла бы сойти за героиню.

— Только в нашем случае герой и героиня проживут счастливо не более трех месяцев… Для тебя это игра?

Его тон задел ее.

— Игра, но с очень серьезной целью, не забывай об этом. В конце концов, ты же согласился, Мэтью!

— А почему бы и нет? Что я теряю?

Не нравился Оливии его насмешливый тон. Порывшись в сумочке, она нашла ручку, внесла поправки в текст контракта и подписала его.

— Теперь ты, — сказала она, передавая документ Мэтью. Тот поставил размашистую подпись. — Ну вот, первый шаг сделан.

— Интересно, каким будет тринадцатый, — тихо сказал Мэтью.

Дальше второго Оливии загадывать не хотелось. Поэтому она решительно сменила тему, начав рассказывать ему о самых тяжелых ночных сменах в службе береговой охраны. Потом он живо описал свои приключения во время прохождения пролива Магеллана. Все это они делали с целью скрыть одолевавшее их волнение. После пирога, который оказался верхом кулинарного искусства, они собрались уходить и Кристи со слезами на глазах попрощалась с Оливией.

Когда они подъезжали к ее дому, Оливия сказала:

— Вечером у меня прощальный ужин для сотрудников. В десять утра я буду готова к отъезду и, раз уж мы скоро станем мужем и женой, надеюсь, ты доверишь мне доставить тебя в Филадельфию. Встретимся завтра в твоем отеле около половины десятого.

— Договорились, — согласился Мэтью.

Он остановил машину перед «отвратительной» дверью. Выйти она не успела — он взял ее за плечи и привлек к себе. Она ахнула.

— Ты что?..

— Нужна репетиция, — сказал он и поцеловал ее, вложив в свой поцелуй зажигательную смесь ярости и страсти. Она откликнулась каждой клеточкой своего тела и щедро вернула ему поцелуй. Она вся запылала под его ладонями, груди набухли, тело стало гибким и послушным его воле, словно трава под ветром.

Сзади раздались три гудка. Наверное, Бен и Пол подъехали, смущенно подумала Оливия. Спрятав лицо на груди Мэтью, она сказала первое, что пришло ей в голову:

— А нам и не нужно репетировать, у нас и так отлично получается.

Она слышала стук его сердца, вид пульсирующей жилки возле воротника заворожил ее. Интересно, кожа его на вкус соленая? Она вдыхала его запах — смесь мыла, лосьона и чего-то еще, сугубо индивидуального; этот запах она теперь узнала бы где угодно. Что с ней происходит?

Оливия выбралась из «паджеро», стараясь выглядеть спокойной и собранной, излишне сильно хлопнула дверцей. Кое-что она все-таки утаила от Мэтью. Он не знает, что сегодняшнюю ночь она проведет в одном с ним отеле. Она забронировала номер на ночь, попросив тот, что расположен подальше от его номера. Никакого секса. Она подписалась под этим условием в контракте, не следует забываться.

 

6

Если бы не этот мужчина обалденной красоты, за которого она обязалась выйти замуж и который притягивал ее и одновременно внушал страх, ужин с сотрудниками доставил бы Оливии большее удовольствие. На ней было прелестное платье, она остроумно шутила по поводу синяков и ободранной щеки; начальник рассыпался в комплиментах, и все веселились до упаду, как и принято на вечеринках.

Энди тоже пришел, но вид у него был невеселый; он даже притвориться не смог. Оливия сделала ошибку, около месяца назад пригласив его приехать в Филадельфию, и теперь пришла в ужас, когда он объявил, что собирается навестить ее там в первый уик-энд октября. Придется рассказать ему о Мэтью. Только как к этому подступиться, она не имела представления.

С Энди они встречались уже какое-то время, прежде чем он позволил себе поцеловать ее. Целоваться с ним было приятно, но головы она не теряла и большего ей не хотелось. И все-таки он ей нравился, и она надеялась, что в будущем их легкий роман перерастет во что-то более глубокое, то, что называют любовью, состояние, о котором подруги рассказывали ей с придыханием.

К часу ночи она почувствовала усталость. Энди, однако, не уходил, видимо собираясь пересидеть всех и проститься с ней наедине. Чтобы побыстрее покончить с этой проблемой, Оливия начала прощаться со всеми подряд, потом обратилась к Энди:

— Ты идешь?

Он встал. В росте он уступал Мэтью, но у него было открытое милое лицо, а глаза несчастные, как у побитой собаки. Подавив вздох, Оливия пошла рядом с ним.

— Невероятно, что так долго держится жара, — сказала она. — Я чуть не расплавилась, пока паковала вещи.

— Ты обедала сегодня с тем парнем, — враждебно сказал Энди. — У которого яхта затонула.

Ей следовало помнить, что в Хиброне не скроешься. Ну что ж, тем лучше. Он сам затеял разговор.

— Да, мы обсуждали с ним… одно дело.

— Дело? Какое дело?

Такая бесцеремонность не была характерна для Энди.

— Помнишь, я говорила тебе, что мой отец болен? Но я не сказала о том, что он обратился ко мне, как я понимаю, с последней просьбой. Он хочет, чтобы я вышла замуж при его жизни. Он считает, что тогда я остепенюсь и…

— Я женюсь на тебе, — сказал Энди.

— Нет, Энди… мы с тобой это уже проходили. К тому же я еще не готова остепениться. — Оливия разволновалась. — Поэтому я намерена вступить в фиктивный брак с Мэтью. Он закончится со смертью отца. Энди, пойми, я вынуждена пойти на это ради спокойствия отца. Пожалуйста, постарайся меня понять.

Энди смотрел на нее так, словно она только что сообщила ему, что появилась на свет в результате непорочного зачатия.

— Ты готова выйти замуж за человека, с которым познакомилась три дня назад?

Да, в его изложении это выглядит более чем глупо. На самом деле так только кажется со стороны.

— Мэтью не любит меня, он эгоист до мозга костей, и шкура у него непробиваемая, к тому же он, как и я, склонен к авантюрам. Кстати, мы подписали юридически оформленный контракт. Это всего лишь сделка, Энди, и больше ничего.

— Я понимаю, почему ты предпочла его мне, — с горечью сказал Энди.

Значит, Энди заметил, какой Мэтью обаятельный.

— К делу это отношения не имеет.

— Ты не в своем уме.

— Да нет, Энди, просто я стараюсь сделать все, что в моих силах, для счастья отца в эти последние месяцы.

— Ты совершаешь большую ошибку! Я понял этого парня. Он не какой-нибудь недоделанный лекаришка, он крупный мошенник. Запомни, он обчистит тебя как липку.

Сердце ее заныло. А вдруг Энди прав?

— Нет, это ему не удастся. Мои адвокаты позаботятся.

— Что у тебя со щекой? Он ударил тебя?

— Ну конечно нет! Я же объяснила, что споткнулась, когда лазила на гору Уэдли.

— Ты с ним спала?

— Нет. Отсутствие секса оговорено в контракте.

— Без секса? С этим парнем? Думаешь, его можно остановить? Будь реалисткой, Оливия.

— Да хватит, заткнись!

— Ты не можешь манипулировать людьми, словно они марионетки, — убеждал ее Энди. У тебя ничего не выйдет. Порви контракт, скажи отцу, что ты еще не готова выйти замуж, но бросила ради него работу и побудешь с ним до самой смерти. Уверен, ты сумеешь успокоить его.

— Ты не знаешь моего отца, — сказала она безнадежным тоном.

— Я начинаю думать, что не знаю тебя, — ответил Энди. — Не делай этого, Оливия. Откажись, пока не поздно. Мэтью Бертрам не ручная собачка, он матерый волк, с клыками.

Совсем некстати ей вспомнился их последний поцелуй с Мэтью, когда она таяла у него в руках, словно горящая свеча.

— Я сама могу постоять за себя, — уверенно сказала она, несмотря на внутреннее сомнение. — Энди, рано или поздно, но я все равно рассказала бы тебе, но мне хотелось…

— Ты не собираешься передумать?

Мэтью все равно не позволит ей. Странное чувство обреченности овладело ею.

— Слишком поздно, — сказала она.

— Тогда желаю тебе удачи.

Его сарказм можно было понять. Нет смысла затягивать прощание, подумала Оливия. Лучше бы она ему ничего не говорила. Придумала бы какую-нибудь отговорку и отменила бы свое приглашение.

— Прощай, Энди. Мне очень жаль, что я не смогла полюбить тебя. Если тебе захочется написать мне, я буду рада. И, пожалуйста, будь счастлив.

Энди не выразил желания поцеловать ее.

— Прощай, — глухо сказал он и пошел к своему джипу.

Оливия села за руль старенькой машины своей сменщицы, дребезжавшей как жестянка, — человек, которому она продала свою «тойоту», забрал ее днем. Она ехала, стараясь забыть страдальческое лицо Энди. Как было бы все просто, полюби она его. Но, уезжая, она испытывала всего лишь сожаление, и ничего больше. Может, она не совсем нормальная, мрачно подумала Оливия; может, она вообще не способна на глубокое чувство, которое требуется для вступления в брак? Наверное, это потому, что мать погибла, когда ей было всего пять лет, а отец отдалился от нее. Если бы она могла полюбить, стать женой и другом, познать страсть и счастье! Она обзавелась бы детьми. Ей хотелось бы иметь детей. Когда-нибудь.

Но брак не страховка от горя и бед. Кому нужна любовь, если она может обернуться такой трагедией, как в ее семье. Смерть матери сломала Брэда Шелла. Стоит ли так рисковать?

В ее усталом мозгу всплыло одно детское воспоминание. Стояла весна. Она играла под вишневыми цветущими деревьями за домом и побежала к матери показать ей розовые лепестки, что нашла в траве. Но возле подстриженных низких кустов остановилась. Мать и отец стояли на ступеньках; плечи матери были укутаны в красную шелковую шаль, спина ее покоилась на груди мужа, а он обнимал ее за талию. Последние лучи заходящего солнца высвечивали золотистые пряди ее каштановых волос. Она была такой красивой, словно сказочная принцесса в объятиях своего принца.

Возможно, память об этом видении уберегла Оливию от случайных связей с сокурсниками в Гарварде и в колледже береговой охраны.

Одно время она считала, что влюблена в Мелвина, потом старалась полюбить Энди. Но нет такой силы, уверяла она себя, которая заставит ее полюбить Мэтью. Что бы Энди ни говорил, она не настолько безрассудна.

Окно в машине Атали не открывалось, и, когда Оливия добралась до отеля, щеки ее горели, а волосы приклеились ко лбу. Было уже около двух ночи, и в отеле стояла тишина. В дальнем конце стоянки она увидела «паджеро» Мэтью.

В номере было душно. Она раздвинула шторы и увидела за окном бассейн, в его зеркальной поверхности отражался свет наружных фонарей. Никого. Поплавать бы! Вот, что ей сейчас нужно. Смыть с себя тревожные предупреждения Энди и собственные страхи, избавиться от груза этого бесконечно длинного дня.

Через пять минут она вышла через заднюю дверь, привязала ключ к бретельке белого купальника и бесшумно нырнула. Промерив кролем бассейн несколько раз, она почувствовала, как отпускает ее напряжение, а чувство вины и страх бесследно растворились в воде. Она перевернулась на спину и тут заметила человека, стоявшего у края бассейна и следившего за ней. От неожиданности и испуга она невольно вскрикнула, но, приглядевшись, узнала в нем Мэтью. Высокая фигура в темных плавках притягивала ее. Разглядывая его мускулистые длинные ноги, втянутый живот и грудь, заросшую черными вьющимися волосами, она испытывала смешанное чувство растерянности и желания. С таким трудом обретенное спокойствие испарилось, словно вода из лужи под жаркими лучами солнца.

Мэтью уже несколько минут смотрел, как плавает Оливия. Он подозревал, что она поселится на ночь в отеле, поскольку мебель днем увезли, и дожидался ее. Она плавала грациозно, как дельфин. Когда Оливия перевернулась на спину, он увидел темные бугорки сосков под мокрой тканью белого купальника.

— Привет, Оливия, как прошел прием?

Она не сразу, но ответила:

— Потрясающе. Давай наперегонки, десять раз туда обратно.

Он нырнул и вынырнул почти рядом с ней. Волосы ее облепили голову, глаза, смотревшие на него, смеялись, а ведь от ее испуганного крика до настоящего момента не прошло и минуты. Никаких ужимок и кокетства, вроде хлопанья мокрыми ресницами, только смех и вызов.

Она мне нравится, подумал он.

Делиться этим открытием с ней он не собирался.

— Готова? Начали!

Пловцом он был хорошим, а поскольку был выше и сильнее Оливии, то опередил ее на полкорпуса.

— Мы забыли обсудить награду победителю.

— Шустрый ты, — дружелюбно сказала она. — Хватит с тебя сознания, что ты победил. Завоевал первое место в заплыве, вот и все.

— Через несколько дней я собираюсь завоевать руку богатой и прекрасной героини.

— Да, только ее руку и ничего больше.

— Ну, Оливия, — тягуче произнес он, — ты же веришь, что риск благородное дело?

— Да, и кончается размеренной, спокойной жизнью с мужем и, как минимум, восемью крошками, — ответила она, глубоко вздохнула и погрузилась под воду.

Мэтью вылез, уселся на край бассейна рядом с лестницей и ждал, когда она вынырнет. Контракт или не контракт, но он намерен добиться любви Оливии Шелл. Он будет целовать и ласкать ее до тех пор, пока она сама не попросит продолжения, ей не придется пожалеть об этом, она получит не меньшее удовольствие, чем он.

Он готов подождать. Сейчас он еще не знает, когда это произойдет; конечно, до венчания исключено, если она вообще не передумает. Но произойдет обязательно, время и место он сам выберет. Ее стоит дожидаться, он готов в этом поклясться.

Раньше он никогда не ждал ни одну женщину, этого не требовалось. Он получал то, что хотел, и женщины всегда были не против. Так почему на этот раз он готов дожидаться своего часа?

Внезапно до него дошло, что она слишком долго находится под водой. Он пережил острый приступ беспокойства, пока наконец не увидел ее в дальнем углу бассейна. Он понял, что она улыбается ему: в темноте были видны ее белые зубы. Потом она снова исчезла под водой, а через несколько секунд он увидел ее, плывущую в его сторону. Он любовался ею, ее движения были исполнены природной грации и силы, длинные волосы струились над спиной.

Он представил себе эти волосы, рассыпавшиеся на его подушке, ее лицо, вспыхнувшее желанием. Он жаждал целовать ее грудь, живот, укромную сладкую впадину внизу позвоночника, пока его тело не пропитается ее запахом, а ее красота незабываемо отпечатается в его плоти.

Незабываемо?.. Он всегда забывал своих женщин.

Она шумно вынырнула из воды, обдав его фонтаном брызг.

— Неужели ты так быстро выдохся, Мэтью, что уселся отдыхать? — с вызовом сказала Оливия. — Ты мужчина или слабак?

Нагнувшись, он подхватил ее и одним рывком вытащил из бассейна. Теперь они стояли друг против друга.

— Предоставляю тебе самой решить, — сказал он и поцеловал ее.

От нее пахло хлоркой, мокрый купальник холодил ему грудь. Ее затвердевшие соски и бедра волновали его, словно она была единственной женщиной в его жизни и все для него было, как в первый раз. Он прижал ее к себе, и у нее не осталось сомнений в том, что он хочет ее.

Она встрепенулась, как нервная скаковая лошадь на старте, и поцеловала его в ответ со свойственной ее натуре безрассудностью. Но, если верить ее словам, она никогда не позволяла себе безрассудных поступков с мужчинами.

Так ли это? Можно ли ей верить?

Он хотел ее, отчаянно хотел, чтобы она принадлежала ему, и только ему.

Он простонал ее имя, скользнув губами вдоль шеи. Рука коснулась ее груди, и голова его поплыла. Ему хотелось дать волю собственному телу. Еще немного — и он совсем утратит над собой контроль. Но это не входило в его планы. Ловя ртом воздух, он отстранился от нее и с трудом обрел способность говорить.

— Каков твой вердикт, Оливия? Мужчина я или слабак?

Она тяжело дышала, и Мэтью самодовольно отметил, что на этот раз она не отпрянула от него. Голос ее слегка дрогнул, когда она сказала:

— Можешь забыть про слабака. А как насчет внезапного увлечения?

— В контракте об этом ничего не говорится.

— Я предупрежу своего адвоката об этой опасности.

Он положил ей на плечи руки; парадоксально, но в ней сочетаются хрупкость и сила.

— Когда утром отбываем?

— В девять тридцать.

— Можем поехать на «паджеро», я брал его в аренду, а в аэропорту оставлю. — Она только молча кивнула головой. — А теперь пора в постель. Завтра тяжелый день.

Она вдруг задрожала.

— Мэтью, я не хочу…

— В раздельные постели, — резко сказал он. — И запомни навсегда, я не Мелвин. Я никогда не заставлю тебя делать то, что ты не захочешь сама.

— Я замерзла, — тихо промолвила она. — Мне надо в душ. Спокойной ночи, Мэтью.

— Спокойной ночи, Оливия, — сказал он, глядя, как соблазнительно покачиваются ее бедра, когда она шла к двери своего номера.

Да, пожалуй, ему доставит удовольствие избавить ее от последствий травмы, нанесенной Мелвином Уолшем. Освободить ее от страхов и желания сопротивляться, пробудить в ней страстную женщину, каковой она и является на самом деле. Освободить ее душу и тело. Она обязательно познает вкус желания.

В середине следующего дня Оливия уже заканчивала с разгрузкой «Сессны» на площадке перед ангаром частного сектора аэродрома под Филадельфией. Погода выдалась идеальной для длинного перелета — с попутным ветром и отличной видимостью. Она любовно похлопала свой самолет по фюзеляжу и улыбнулась Мэтью от переполнявшего ее восторга.

— Люблю этот самолет. Наверное, ты так же любил свою яхту.

— Ты замечательный пилот, — искренне отозвался Мэтью. — Я получил истинное наслаждение.

Она вспыхнула: Мэтью не из тех, кто разбрасывается комплиментами.

— Спасибо… Нам придется пройти таможенный контроль. Потом нас встретит папин шофер.

— Игра начинается, — весело сказал Мэтью.

Она нахмурилась.

— Умеешь ты спустить меня с небес на землю.

Мэтью засмеялся и обнял ее за плечи.

— Улыбайся, Оливия. С этого момента, дорогая, мы с тобой пара влюбленных. Без ума друг от друга, в постели и вне ее.

— Отстань!.. Нас здесь никто не видит.

Он приподнял бровь.

— Нам надо войти в образ. Не можешь же ты меняться то и дело. Так можно провалить все дело. Ты любишь меня, Оливия, привезла знакомиться с отцом и безумно счастлива.

— Безумно счастлива, — недовольно повторила она.

— Правильно.

Лицо Оливии окаменело, в желудке стало холодно, словно она целиком проглотила кусок льда. Как чудесно совершать безрассудные поступки! Только любое безрассудство влечет за собой определенные последствия.

Она сделала Мэтью предложение. Он принял его. А теперь она должна изображать, что любит его.

— Три месяца, — сказала она. — Звучит как смертный приговор.

— Ты делаешь это ради своего отца, не забывай. Который приговорен к смерти. Оливии стало стыдно. Как она могла забыть?! Неужели из-за Мэтью все улетучилось из ее головы?

— Я не забыла, — огрызнулась она. — Пошли. Чем быстрее мы справимся с этим, тем лучше. Шофера зовут Грег. Он работает у отца давно, еще меня на свете не было. У него трое внуков, которых он обожает.

— Так пойдем и сыграем в эту игру, любимая. Она резко повернулась к нему.

— Не называй меня так!

Он крепко взял ее за локоть.

— Почему?

Оливия сгоряча выпалила:

— Мелвин называл меня малышкой, Энди — дорогой и милой. Можешь называть меня так же хоть двадцать четыре часа в сутки, если тебе нужно. Но только не «любимая»!

— Кто называл тебя так? — спросил Мэтью, тяжело роняя каждое слово.

Никто. В том-то и дело. Это слово из ее мечты о человеке, которого она когда-нибудь полюбит. Детская греза сродни тем розовым лепесткам.

— Не твое дело, — резко ответила она.

— У тебя был еще один мужчина в жизни? И ты мне о нем не рассказала!

Ее потрясло искаженное гневом лицо Мэтью. Но признаваться в тайных мечтаниях она ни за что не будет.

— А сколько у тебя было женщин? — спросила она ехидным тоном. — Ты не хочешь рассказать мне о каждой из них?

— Ты все равно расскажешь мне о нем, — с угрозой пообещал Мэтью. — Рано или поздно.

— Да не о чем рассказывать! — с досадой выкрикнула Оливия и подумала: воистину, если хочешь, чтобы тебе не поверили, скажи правду. — Пошли… Грег будет беспокоиться.

— А может, мы занимались страстной любовью за ангаром, — со злой веселостью сказал Мэтью. — Верно, Оливия?

Он вызывал в ней страх, но она решила не подавать виду. Правильно сказал Энди, она была не в себе, когда выбрала на роль фиктивного мужа этого хищника, и клыки еще не самое страшное оружие в его арсенале. Голос ее чуть дрогнул, когда она проговорила:

— Будь осторожней, Мэтью Бертрам. Ты еще не получил денег, и я могу передумать.

— Я подам на тебя в суд, если ты только попытаешься.

— Ты не сделаешь этого!

Он грубо засмеялся: ситуация явно доставляла ему удовольствие.

— Разумеется, сделаю. Нарушение обещания.

Оливия застыла на месте. Несмотря на жару, ей стало холодно.

— Ты говоришь серьезно?

— Судебная тяжба не пойдет на пользу твоему отцу. Тебе следует подумать об этом.

Значит, серьезно.

— Что я наделала? — шепотом запричитала она. — Господи, что же я наделала?!

— Ты согласилась выйти за меня на тот срок, что проживет твой отец. — Голос его звучал жестко. — Так выполняй свое обещание.

Перед глазами Оливии все поплыло, дышать стало нечем, на секунду ей показалось, что она теряет сознание. Слишком часто она поступала безрассудно — и вот возмездие. Нужно было выбрать кого угодно, только не Мэтью Бертрама. Но поздно рассуждать об этом, так он и сказал. Изменить что-либо уже нельзя.

 

7

Из помещения таможни они снова вышли на солнцепек. Грег дожидался их, стоя рядом с «мерседесом».

Играй, Оливия, играй! Она взяла Мэтью под руку и повлекла его вперед.

— Грег, как я рада тебя видеть! У меня для всех удивительный сюрприз! Познакомься, это Мэтью Бертрам, мой жених.

— Ну, мисс Оливия, примите мои поздравления. Уж и не чаял дожить до такого дня. Вы отхватили замечательную женщину, мистер Бертрам. Примите мои искренние… мои поздравления, сэр.

Мэтью заключил Оливию в кольцо своих рук.

— Спасибо, Грег. Я очень везучий малый.

Ну вот и все, подумала Оливия: она объявила Мэтью женихом и пути назад нет. Она собралась выйти замуж за абсолютно незнакомого человека, которому далеко от совершенства. Скорее наоборот.

Мэтью слегка подтолкнул ее.

— Верно, милая?

— Извини, я задумалась… Столько всего произошло за последние дни, никак не могу опомниться.

Посмотрев на Мэтью, она сделала томный вид, изображая влюбленную. Тот быстро поцеловал ее в губы.

— Поехали домой, Оливия. Хочу познакомиться с твоим отцом. Уверен, у нас с ним окажется много общего.

Хотелось бы ей обладать такой уверенностью. А как он посмел сказать «домой»? Дом не его, а ее.

— Грег, как отец?

— Ему не терпится увидеть вас, мисс, — ответил Грег и открыл перед ней дверцу машины.

Мэтью сел рядом с ней и, закинув руку ей на плечо, привлек к себе. Как только Грег уселся за руль, она сонно улыбнулась своему мнимому возлюбленному.

— Пожалуй, вздремну немного, мой сладкий, я так устала, — сказала она, положив голову ему на грудь и злорадно усмехнувшись.

Оливия заметила, как он поморщился. По всей вероятности, он терпеть не может, когда его так называют. Ура! — мстительно подумала она и закрыла глаза.

Открыла она их только тогда, когда Грег свернул к высоким воротам их особняка. Дом, как всегда, вызвал в ней прилив нежности, хотя по-прежнему раздражал своей строгой симметрией. Да, каменный фронтон, коринфские колонны, симметрично расположенные окна — все это вместе с садом, роскошная пышность которого не уступала лучшим образчикам этого стиля, было ее домом.

Мэтью шепнул ей на ухо:

— Какой путь мы проделали от гриль-бара «Голотурия»!

Его теплое дыхание приятно ласкало ей кожу, и Оливия невольно отметила это. Она громко сказала с наигранным радостным возбуждением:

— Я так волнуюсь перед твоей встречей с отцом, Мэтью. Мы сразу пойдем к нему.

Они поднимались по широкой лестнице, по обеим сторонам которой висели портреты предков.

— Когда мне было шесть лет, — болтала она, — я влезла на лестницу, которой пользовались мойщики окон, и нарисовала своему пращуру усы. Вон тому, в черном пальто. За это меня отшлепали.

— Да, сразу видно, что в этом доме нет места для ребенка, — сказал Мэтью. — Это произошло после смерти матери?

— Да, семь месяцев спустя.

— Теперь мне ясна причина всех твоих исключений… О чем, черт возьми, думал твой отец?

— Почему тебя это интересует? — озадаченно спросила Оливия. — Он любил мою мать и не мог примириться с ее смертью.

— Так ты поэтому решила никого не любить? Из боязни, что то же самое может произойти с тобой? Или я ошибаюсь? Скажи.

Оливия промолчала.

— Портрет моего отца на самом верху.

Мэтью остановил ее, взяв за плечи.

— Предлагаю изменить в контракте пункт о конфиденциальности, потому что намерен получить кое-какие ответы на свои вопросы, пока я здесь.

— Не твоя забота, как меня воспитывали, и незачем устраивать перепалку сейчас, за две минуты до встречи с отцом!

— Тогда давай посмотрим, сможем ли мы шокировать твоих предков, — сказал Мэтью и поцеловал ее в полураскрытые губы с такой страстью, что щеки Оливии раскраснелись.

— Сейчас я чувствую себя несколько лучше, — самодовольно сказал он. — Ну что ж, войдем в логово зверя. Куда идти?

— Ты похож на меня, — вырвалось у Оливии.

Такой же мятежник, добавила она мысленно.

— Ты только сейчас это поняла? — Улыбка Мэтью противоречила серьезному выражению его глаз. — Именно поэтому ты и влюбилась в меня до безумия.

— Мне надо было познакомиться с тобой, когда мне было шесть лет. А не сейчас, — заявила она.

Они вошли в холл, выложенный мраморной плиткой. Комнаты отца располагались в самой глубине дома. Около его двери Оливия вдруг остановилась.

— Знаешь, я ведь еще не сказала ему о тебе. Будет лучше, если я войду одна и сообщу ему эту новость.

— Ну нет, дорогая. Мы войдем вместе. — По-волчьи оскалившись, Мэтью жестом показал, что пропускает ее вперед.

Оливия прикусила губу и постучала.

— Войдите, — послышался голос отца.

С замирающим сердцем Оливия вошла в гостиную Брэда Шелла. Отец сидел у окна, смотрящего в сад. Опираясь на подлокотник кресла, он встал, чтобы поздороваться. Седые со стальным отливом коротко стриженные волосы, идеальные стрелки брюк, галстук с эмблемой одного из старейших университетов Новой Англии.

— Здравствуй, папа. — Оливия подошла к нему и поцеловала в щеку.

— Значит, наконец ты вернулась домой, — сказал он. — Хорошо. Здесь я смогу приглядывать за тобой. Что с твоим лицом?

А она так старалась спрятать синяк на щеке под макияжем!

— Упала, когда бродила по окрестностям.

— Ты не изменилась.

— Отец, я просто не смотрела под ноги!

— Понимаю, — сказал Брэд осуждающим тоном. — Ты намерена представить мне своего друга?

Она набрала в легкие воздуха.

— Он больше чем друг, папа. Познакомься с моим женихом, Мэтью Бертрамом. Мэтью, мой отец, Брэд Шелл.

Мэтью шагнул вперед и пожал протянутую руку Брэда.

— Здравствуйте, сэр.

— Бертрам… Флот Бертрама? — спросил Брэд.

— Верно.

— Понимаю… Вы весьма преуспели за последние десять лет или около того, мистер Бертрам. Вы вкладываете также и в фармацевтику, и в аэрокосмические технологии, если не ошибаюсь?

— Там мои вложения незначительные. Мои основные интересы связаны с перевозками нефти и контейнерными морскими перевозками.

Оливия только головой вертела, следя за их разговором. Мэтью говорил о строительстве судов, когда она поинтересовалась, чем он занимается. Она представила себе маленькую верфь где-нибудь в Юрике. У нее вырвалось:

— Что же ты?..

Но ей не дал договорить Брэд.

— Скрытная ты, Оливия. Почему не рассказала, что знакома с мистером Бертрамом?

— Я… я хотела сделать тебе сюрприз.

— Тебе это удалось в полной мере, — сухо сказал он. — И как же вы познакомились?

Тут ее опередил Мэтью.

— Моя яхта попала в шторм и затонула, а Оливия дежурила в ту ночь. Позже я приехал в Хиброн, чтобы лично поблагодарить ее.

— Значит, то место все-таки принесло тебе удачу, Оливия, — кисло заметил Брэд. Потом обратился к Мэтью: — Она постоянно отказывалась бывать в обществе, и я уж начал подумывать, что ей никогда не найти достойного супруга.

Мэтью улыбнулся, с видом собственника глядя на раскрасневшуюся Оливию.

— Я рад, что она не успела это сделать до меня. Мы влюбились друг в друга с первого взгляда, правда, дорогая? Для меня это явилось полной неожиданностью.

Скажи что-нибудь, Оливия, не молчи и перестань ловить воздух ртом, словно вытащенная на сушу рыба.

— Со мной такое случилось в первый раз, — искренне призналась она и постаралась как можно нежнее улыбнуться Мэтью.

Она бы убила его на месте. Нет, она стала бы убивать его медленно.

Потянувшись, она поцеловала его в щеку и засмеялась. Смех прозвучал в высшей степени фальшиво.

— Нам хотелось бы пожениться как можно скорее, папа. Я знаю, ты будешь рад.

— Более чем, — сказал Брэд. — Главное, чтобы ты хорошо устроилась, Оливия. Мои поздравления.

Должно быть, в глазах отца Мэтью фигура значительная, раз он смотрит на него с таким уважением. Владелец целого флота. Как смел Мэтью так обмануть ее?

— Спасибо, папа, — ответила Оливия и села. — Мэтью, не хочешь ли выпить?

Отец опустился в кресло. Он еще больше похудел, со страхом заметила Оливия.

— Позвони Робину, — тяжело дыша, произнес он. — По такому случаю пусть подаст шампанское.

Значит, Мэтью богат, стучало в голове Оливии, а сама она изо всех сил изображала краснеющую невесту, когда Брэд поднял бокал, чтобы выпить за нее. Потом он спросил Мэтью:

— Когда вы сможете получить разрешение на брак?

— Думаю, мы могли бы устроить свадьбу в следующую субботу. Вы не против, сэр?

— Чем раньше, тем лучше, — ответил Брэд с налетом грусти. — Позвони вечером брату, Оливия, и убедись, что они приедут. Ты будешь венчаться в белом?

— Если хочешь.

— Церемония будет закрытой здесь, в доме. — Выбери самую лучшую фирму по обслуживанию свадеб, Робин подскажет тебе. Гостей не слишком много, мне не по силам. — И с ледяной улыбкой добавил: — Уверен, мой смокинг мне еще впору.

Он пошутил, пусть мрачно, но все-таки! Непрошеные слезы мешали Оливии видеть. Отец никогда не шутит, у него отсутствует чувство юмора. Значит, она сильно порадовала его. Значит, наконец она правильно поступила, поступила как хорошая дочь, которая до этого только огорчала отца. Брэд проворчал:

— Не надо плакать, девочка.

Оливия порывисто вскочила и обняла его, с ужасом ощутив под твидовым пиджаком его хрупкие кости.

— Я только хочу, чтобы ты был счастлив, — шепнула она.

— Ты сделала отличный выбор, я горжусь тобой. — Брэд поставил бокал. — Бертрам, нам с вами надо бы потолковать после ужина. Тебе, Оливия, приходить необязательно, нам предстоит обсудить деловые вопросы.

Отец всегда отличался феодальными взглядами. Если б он знал, что этот брак всего лишь сделка. Она допила шампанское и снова наполнила три бокала, болтая и смеясь как заведенная. Наконец она сказала:

— Может, ты отдохнешь? Ужин в семь тридцать, как обычно?

— Да, конечно. Размести мистера Бертрама в западном крыле, Оливия. Позже я пошлю Робина проверить, все ли в порядке.

Отец с трудом поднялся, когда она встала. Оливия поцеловала его в запавшую щеку и с мокрыми от слез глазами пошла вместе с Мэтью к выходу из покоев отца. Не глядя на него, Оливия решительно направилась в западное крыло и распахнула дверь. Вещи Мэтью уже стояли на шелковом индийском ковре. Резко повернувшись к нему, она набросилась на него с криком:

— Как ты посмел? Обмануть меня так подло, выставив полнейшей дурой перед отцом. Да меня в жизни так не унижали!

— Ты говоришь о деньгах? — насмешливо спросил он.

— Да, Мэтью, — голос ее звенел, — о деньгах. Твоих деньгах! Почему ты скрыл, что богат?

— Ты не спрашивала.

— Во сколько точно оценивается твое состояние?

— Ну, раз в пятьдесят больше, чем твоего отца, — лениво произнес он.

Но она заметила, что в его глазах не было и тени ленивого благодушия; они настороженно следили за ней.

Оливия беспокойно начала ходить по комнате, засунув руки в карманы льняных брюк.

— Представляю, как ты потешался надо мной все эти дни! Умненькая Оливия, нанимающая тебя выполнить грязную работу. Думает, что совершает благодеяние, пообещав семьдесят тысяч долларов на первый взнос за новую яхту. — Она яростно сорвала заколку, тряхнула головой, и волосы рассыпались по плечам. — Ты мог бы купить тысячу таких яхт и не поморщиться!

— В гневе ты неотразима.

Она остановилась как вкопанная.

— Не зарывайся, Мэтью! Я так зла на тебя, что могла бы… могла бы…

— У тебя нет слов, Оливия? Тебе и положено злиться.

— А ты, похоже, наслаждаешься всем этим.

— Да, — сказал он с видом человека, только что открывшего это для себя, — я наслаждаюсь.

— Рада, что хоть кому-то этот балаган доставляет удовольствие. — Она снова начала мерить шагами комнату. — Странно, что ты не включил в контракт пункт, по которому я не имею права запустить руку в твой карман. Ты следи получше. Раз уж мы женимся, я собираюсь закатить такую дорогостоящую пирушку, каких свет не видывал.

Он засмеялся.

— Я готов купить тебе кучу самолетов, таких, как твоя «Сессна», о букет моей души.

— А также бриллианты, скаковых лошадей, поместья…

— Ты не исключение. Я позабочусь, чтобы новый контракт надежно защитил мою собственность.

— Не сомневаюсь, ты…

Внезапно Оливия остановилась, лицо у нее застыло, словно ее поразила какая-то мысль. Сам собой напрашивался очевидный вопрос, как же она сразу об этом не подумала. Сердце ее часто билось и заикаясь она спросила:

— Но, раз тебе не нужны деньги, почему ты согласился жениться на мне?

— Я все ждал, когда ты наконец задашь этот вопрос.

Она сжала губы.

— Так почему, Мэтью?

— А ты не догадываешься?

Он в два шага преодолел разделявшее их пространство и прижал Оливию к себе, потом поцеловал с такой силой, что, к ее ужасу, в ней мгновенно вспыхнул огонь желания. Она всегда думала, что так бывает только в романах. А теперь сама горела словно на костре от жаркого прикосновения мужского тела. Устоять было невозможно. Она обвила его шею руками. Соски у нее затвердели, все тело мучительно жаждало продолжения. Забыв о страхах и осторожности, чувствуя, как нарастающий ритм его крови резонирует в ней, она потянулась к пуговице на рубашке, чтобы прикоснуться к его коже.

— О… простите, сэр, мисс… я зайду попозже.

Оливия ловила ртом воздух, глаза были как у испуганного оленя. Оглянувшись через плечо, она увидела Робина, собиравшегося закрыть дверь. Вид у него был оскорбленный. Вот родственные души, Робин и ее прапрадед, которому она когда-то подрисовала усы, подумала Оливия. Теперь всему дому станет известно, что они с Мэтью любовники. Дверь закрылась.

— Он постучал, теперь я вспоминаю. Итак, ты получила ответ на свой вопрос, Оливия?

— Ответ? — тупо переспросила она.

— Почему я согласился жениться на тебе?

Она еще больше покраснела и оттолкнула его.

— Мы не будем спать, Мэтью! Ни сейчас, ни после свадьбы. Не будем!

— Кого ты пытаешься убедить? Меня или себя?

Но Оливия забыла о благоразумии.

— Ты богат как Крёз, ты красив так, что все вокруг падают, ты сексуальнее всех голливудских звезд. А выбираешь оператора службы береговой охраны из Хиброна, которая настолько глупа, что не разобралась, кто ты есть на самом деле. С сексом у тебя проблем нет, Мэтью Бертрам. Так почему, черт возьми, ты хочешь жениться на мне?

— Только не ради секса, дорогая Оливия, — ответил он. — Ты исключение, подтверждающее правило. Другие женщины бросались на меня, как волны на рифы. Ты себя так не ведешь. Ты другая.

Она скрестила на груди руки. От его слов ей стало тошно.

— Иными словами, ты женишься на мне только потому, что я на тебя не бросаюсь?

— Повторяю, я не Мелвин!

— Тогда не веди себя, как он!

Мэтью разозлился.

— А с Мелвином ты вела себя, как со мной? — осторожно спросил он.

— Нет, — буркнула ока.

Мэтью от волнения взъерошил себе волосы и спросил со странной интонацией в голосе:

— Ты уверена, что не лжешь?

— Я уже говорила тебе, что не умею врать.

— Почему бы нам не плюнуть на все это и забыть? — предложил он. — Ты спасла мне жизнь, Оливия. В ответ я оказываю тебе услугу. Отец счастлив, что ты выходишь замуж.

— Разумеется.

— Это ты предложила мне жениться на тебе. Ты не забыла? — вкрадчивым голосом напомнил он.

— Я делала глупости в своей жизни, но эта превзошла все остальные. Отец всегда твердил мне: сначала думай, а потом действуй.

— Видишь, как плохо, что ты не прислушивалась к его советам.

— Ты должен перестать целовать меня, — крикнула она в отчаянии.

— Предполагается, что мы любим друг друга. У тебя нет выхода. Между прочим, — добавил Мэтью с неприятной улыбкой, — я делаю это за деньги.

Плечи ее поникли.

— Больше не могу выносить это, — тихо сказала она.

— Есть еще одна причина, почему я женюсь на тебе, — неожиданно сказал он. — Моя жизнь превратилась в рутину, большую часть времени я скучал. Надо было чуть не утонуть в Северной Атлантике, чтобы оживить меня, заставить понять, что необходимы перемены.

— Скучал, — повторила она упавшим голосом. — Значит, я для тебя всего лишь новое приключение? Почему бы тебе в таком случае не подняться на действующий вулкан, Мэтью, и не прыгнуть в кратер.

Он засмеялся.

— Ты не очень любезна.

— А я не настроена на любезности, я настроена на убийство.

— После того как заберешься на Серк или пересечешь в одиночку южное полушарие, чувствуешь, что в жизни не хватает остроты, что ли.

— Надо полагать, это комплимент? Вот здорово, я более возбуждающее средство, чем гора-убийца?

— О, тут ты права. И почти так же непредсказуема, как буря в Гималаях.

Ее раздражало искрящееся веселье в его глазах.

— На свадьбу я явлюсь в черном и с тыквой на голове.

— В любом наряде ты будешь выглядеть грандиозно.

Этот разговор ей был не по нутру хотя бы потому, что теперь она лучше разобралась в мотивах своих поступков. Она отказалась связать себя с Энди, потому что с ним неинтересно. Работу она бросила отчасти потому, что она ей наскучила. С Мэтью ей было не скучно. Мэтью — это острота ощущений и сплошное приключение. Нет, ему она об этом не скажет.

— Интересно, через какое время тебе станет скучно со мной? — задумчиво спросила она. — Через три месяца или через три дня?

— Время покажет, — ответил он. — А теперь, если мне предстоит и дальше играть роль твоего жениха, пойду куплю приличную одежду. Какая форма для ужина?

— Деловой костюм, — ответила Оливия. — Приводи себя в порядок.

— Тебе это не нужно, правда? — дружелюбно сказал Мэтью, взял куртку и закрыл за собой дверь.

Оливия опустилась на ближайший стул. Мэтью согласился жениться на ней из похоти и со скуки. Что хуже, она не знала. О, Энди, почему я не послушалась тебя, мысленно воскликнула она.

Зато отец сегодня счастлив. Ее исхудавший, но стойкий отец, который выглядит совсем больным. Сделать его счастливым и является целью всей этой затеи. Разве не так?

 

8

Мэтью вернулся за двадцать минут до ужина, принял душ, побрился, облачился в новый костюм. Приводя перед зеркалом в порядок мокрые волосы, он размышлял над тем, почему он все-таки женится на Оливии? Найти новую женщину для секса ему бы не составило труда. Зачем связывать себя с этой рыжеголовой, у которой характер мегеры. Да, брак фиктивный, но все равно брак. Колонки сплетен преподнесут его как настоящий. Он поморщился и посмотрел на часы. Опоздание не лучший способ завоевать расположение будущего тестя. Он поспешил в столовую.

Когда он вошел, Оливия помогала отцу сесть во главе огромного стола красного дерева. Поза ее была великолепна, как и сама Оливия в голубом платье с распущенными волосами. У него перехватило дыхание.

— Извини за опоздание, дорогая, — сказал он и поцеловал ее в губы.

От нее восхитительно пахло. Почувствовав, что возбуждается, он поспешил сесть за стол напротив нее. Полированное дерево, большое количество ножей, хрусталь, идеально начищенное столовое серебро. Все, как полагается, подумал он, и начал неторопливый разговор.

Ужин показался утомительно долгим. После ужина мужчины, захватив коньяк, уединились в кабинете Брэда. Старик из тех, кто никогда не жалуется, думал Мэтью. Брэд отличается теми же качествами, что и его дочь: упрямством и обостренным чувством собственного достоинства.

Мэтью быстро осветил свое положение — куда что вложено и на какую сумму.

— Разумеется, в брачном контракте интересы Оливии будут неукоснительно соблюдены, — сказал он, ненавидя себя за ложь. — На этой неделе мы первым делом встретимся с адвокатом.

— Этот роман… он какой-то скоропалительный, — заметил Брэд с вопросительной интонацией.

— Да, сэр. Мы достаточно взрослые люди, чтобы понимать, чего хотим.

Брэд разразился лающими звуками; оказывается, он так смеялся.

— Ладно, по крайней мере вы женитесь на ней не из-за денег. Однажды она обожглась на этом. — Он искоса посмотрел на Мэтью. — Вы любите мою дочь, Мэтью?

— Я люблю Оливию. Конечно, — ответил Мэтью как можно убедительнее.

Странно было произносить эти слова, которые он никогда не говорил ни одной женщине, кроме сестры. И не собирался говорить. Для таких признаний он был слишком замкнутым человеком.

Но сегодня он кое-что узнал. Оливия не охотилась за его богатством. Он наблюдал за ее лицом — шок, ярость, оскорбленное достоинство. И ни тени алчности, что он часто наблюдал на лицах Миранды и Мэгги. Оливия наверняка не видела той газетной статьи в Хиброне. Хотя он не мог понять почему.

Пытаясь отвлечь внимание Брэда, он начал перечислять свои владения по всему миру, начиная от небоскреба в Манхэттене и кончая апартаментами в Париже. Он скрыл от Брэда только свое логово в горах Вермонта. Там он бывал один и никогда не брал с собой женщину. Ни Оливии, ни тем более Брэду знать об этом ни к чему.

Наконец он сказал:

— Сэр, мы могли бы продолжить разговор завтра, день был напряженным. — Он поколебался, понимая, что ступает на тонкий лед. — Можно мне узнать точный диагноз вашей болезни? Мне не хочется лишний раз беспокоить Оливию, она и так за вас переживает.

— Я рад, что она дома, — слабым голосом сказал Брэд, — и счастлив, что теперь вы позаботитесь о ней. Она нуждается в сильной руке, Мэтью… Слишком уж она независима, себе во вред. Гоняется по всему свету, купила себе самолет… Невероятно! Думаю, вы справитесь с ней. — Он перебирал стопку бумаг на изящном яванском столике рядом с собой. — Здесь собрано все о моей болезни. Возьмите с собой, но не показывайте Оливии. Не стоит ее волновать.

Интересно, как отреагировал бы Брэд, узнай он, что Оливия отважилась на фиктивный брак исключительно с одной целью — чтобы отец перестал беспокоиться за нее. Мэтью забрал сложенные бумаги и пожелал Брэду спокойной ночи. Потом пошел к себе, запер дверь и прочитал заключение. Потом дважды все перечитал. Семейный врач приглашал двух специалистов. Представители старой гвардии, приличные люди, но им неизвестны последние достижения медицины. Мэтью были знакомы их имена, поскольку он был связан с фармацевтикой. Он мог бы позвонить и попросить об услуге. В конце концов, Джефф Роули его должник. Так же, как сам он должник Стэна после катастрофы с яхтой. Если б он не отправился ужинать в Исландии с капитаном одного из своих танкеров, он бы не заболел. Если б не его болезнь, если бы неумеха Стэн не оказался у штурвала во время шторма, если бы не случилось кораблекрушение, не было бы Оливии! Он улыбнулся. Теперь трудно даже представить свою жизнь без Оливии.

Придется звонить. Неважно, что из этого выйдет. Он никогда себе не простит, если не попытается сделать все, что в его силах.

Второй звонок Мэтью сделал своему адвокату уже утром, дав ему несколько указаний, особенно настаивая на абсолютной конфиденциальности. Ну вот, подумал Мэтью, опуская трубку, теперь он может сказать Брэду абсолютно честно, что Оливия никогда не будет ни в чем нуждаться, что бы с ним, Мэтью, ни случилось. Независимо от того, когда и как они разведутся.

Третий звонок был сестре, которая проживала в Белфорде под Нью-Йорком с мужем и двумя детишками, а теперь была беременна третьим ребенком.

— Мэтью! — обрадовалась Стелла. — Как мило, что ты позвонил.

— Как ты себя чувствуешь?

— Замечательно, по утрам больше не тошнит. Откуда ты звонишь?

— Из Филадельфии.

— В Филадельфии ты хочешь найти замену «Медузе»? — пошутила она.

— Стелла, я женюсь.

На другом конце провода повисло напряженное молчание.

— Ты? На ком?

— На операторе береговой охраны, которая приняла сигнал бедствия, — сказал он. — Любовь с первого взгляда.

— Хочешь сказать, что влюбился?!

Он почувствовал легкое раздражение.

— Да, — произнес он. — А что, по-твоему, это невозможно?

— Да, — ответила сестра со свойственной ей прямотой. — Никогда бы не подумала, что ты способен на такое. Она милая?

— У нее каштановые волосы и характер; она не охотится за моими деньгами и водит свой самолет.

Плюс тело, за которое умереть можно. Но Стелле он этого не скажет.

— Хорошенькая?

Во рту у него пересохло.

— Она красивая, — ответил Мэтью.

— Не похожа на Миранду?

— День и ночь.

— Мне никогда не нравилась Миранда, — призналась Стелла. — Мэтью, новость замечательная. Когда я получу возможность познакомиться с ней?

— Венчание в следующую субботу здесь, в Филадельфии, в ее доме. — Он вкратце обрисовал ситуацию с болезнью Брэда. — Но если ты сможешь приехать завтра, я скажу Оливии, что вы вдвоем идете на ланч.

— Ты скажешь ей? — с иронией повторила Стелла. — Все тот же Мэтью. Похоже, ей понадобится весь ее характер.

У Мэтью были свои причины удалить Оливию из дома на следующий день в дневные часы.

— Иногда она слушается меня, — сказал он и услышал, как сестра заливается смехом.

— Я приеду, а потом мы все вместе прибудем на вашу свадьбу. Я так рада за тебя, Мэтью. Нам всем нужно кого-нибудь любить.

Только не ему, он в этом не нуждался. Мэтью недовольно фыркнул, спросил о племяннице и племяннике, положил трубку и пошел искать Оливию. С помощью горничной он нашел ее за домом в саду, где она завтракала под тенью вишневого дерева. На ней был короткий сарафан, оставлявший голыми плечи; солнечный лучик запутался в ее волосах. Она читала газету и не видела его. Через несколько дней он женится на этой женщине. Должно быть, он сошел с ума.

Словно почувствовав за спиной его присутствие, Оливия обернулась.

— A-а, это ты.

— Доброе утро, моя самая большая любовь.

— Оставь, здесь тебя никто не слышит.

— Послушай, Оливия, — неожиданно для себя завелся Мэтью, — в местной газете Хиброна на следующий день после нашего чудесного спасения было напечатано, что я богач. Ты ведь наверняка прочитала, так почему же так удивилась вчера?

Она покраснела от сдерживаемого раздражения.

— Почему? По очень простой причине: я не видела этой газеты. Теперь ясно?

— Население Хиброна не так уж велико, и слухи разносятся быстро.

— На следующий день сразу после ночного дежурства я улетела в Филадельфию, — отчеканила она. — К моему возвращению всех волновали два события: пропажа двух рыболовецких шхун и беременность моей коллеги. Другими словами, у людей было о чем посудачить, кроме тебя. К тому же меня совсем не интересуют твои деньги.

— Совсем? — медленно спросил он, не в силах разобраться в своих чувствах. — Предлагаю включить в контракт еще одно условие. На время нашего брака запрещается заводить романы на стороне.

Взрыв ее смеха ударил его по нервам.

— Тебе не о чем беспокоиться. Поверь мне.

— Не хочешь попросить о том же меня?

— Для меня это не имеет значения.

Он с трудом сдерживался, не понимая причин своего раздражения.

— А как же тот, который называл тебя любимой?

— Его не существует, — коротко ответила она.

— Как это понимать?

Она посмотрела ему прямо в глаза.

— Так уж случилось, что это слово мне действительно нравится. Мне хотелось сохранить его для человека, которого я полюблю. Ты таковым не являешься.

Испытав облегчение, что другого в ее жизни не существует, он тут же пришел в ярость — как она могла отвергнуть его, Мэтью, да еще так грубо. Кто-то должен преподать урок Оливии Шелл. Возможно, он сам этим и займется.

— Ты вроде собиралась сегодня нанести визит адвокату? Проследи, пожалуйста, чтобы мои интересы не пострадали, а когда закончите, захвати с собой контракт. Я встречу тебя, и мы посмотрим его вместе.

— Очень хорошо, — сказала она.

Смех ее растаял, словно его и не было.

Мэтью сел напротив и налил себе кофе.

— Какие новости из мира бизнеса? — спросил он.

Мир бизнеса. Чего ему еще не хватает? Крупная фигура Мэтью дышала уверенностью и силой, мускулы рук перекатывались под кожей при движении. Ей захотелось броситься на него, повалить и зацеловать до бесчувствия. Он потянулся за газетой.

— A-а… пожалуйста, — буркнула она и швырнула в него пачку газет.

— В чем дело?

— Я… я пыталась составить список гостей, — растерянно пробормотала она. — Я даже не знаю, где живут твои родители.

— Мой отец умер.

Лицо у него сделалось замкнутым.

— Когда он умер?

— Тебе не обязательно…

— Мэтью, в субботу мы поженимся, а я не знаю о тебе элементарных вещей!

Кроме того, что, когда ты целуешь меня, я распадаюсь на атомы, мысленно добавила она.

— Мать бросила отца, когда мне было семь лет. После серии громких романов она вышла за французского графа, который живет в замке на Луаре, и с тех пор я ее не видел. Отец умер, когда мне было девятнадцать, и я принял на себя управление делами. У меня есть сестра Стелла; она моложе меня на пять лет, живет в Белфорде, счастлива в замужестве. Ее муж, лишенный честолюбивых амбиций адвокат, практикует в сельской местности. У них двое детей и третий на подходе.

Если не считать сестры, в его краткой биографии полно пробелов, подумала Оливия. Интересно было бы заполнить их.

— Я даже не знаю, сколько тебе лет.

— Тридцать семь. А тебе?

— Двадцать семь. — Чувство юмора в ней одержало верх, и она обезоруживающе улыбнулась. — Какой-то дурдом, правда?

— Да, другого слова не подберешь… Мне нравится твое платье. — Может, она специально для него выбрала?

— Я переоденусь, когда пойду к адвокату. Пожалуй, сделаю это прямо сейчас, чтобы сэкономить время. — Дав ему адрес адвоката и договорившись о времени встречи, она бросила ему: — Пока! — И заторопилась в дом.

Вовремя она ушла, а то повалила бы его сейчас прямо на траву, чтобы заняться любовью. Не могла же она это допустить. Ей еще надо навестить отца, переодеться и привести в порядок свои записи. И никакого секса! Она поручит адвокату поместить эти слова в верху каждой страницы контракта крупными буквами.

К каменному фасаду адвокатской конторы «Джордаш, Харрис и Уильямс» Оливия подъехала слишком рано. Она перешла улицу и зашла в маленькое кафе, где заказала кофе со сливками, и только достала свои записи, чтобы просмотреть их, как услышала мужской голос:

— Оливия! Какой приятный сюрприз!

Она быстро запихнула бумаги обратно в сумку.

— Мелвин?

Он неожиданно поцеловал ее прямо в губы.

Оливия дернула головой и с трудом подавила в себе желание вытереть губы.

— Я приехала вчера. Выхожу замуж.

Улыбка исчезла с его лица, светло-серые глаза стали холодными как зимнее небо.

— Замуж? И кто же этот счастливчик?

— Мэтью Бертрам, который флот Бертрама.

— Ты поражаешь меня! Бертрам? Он ведь убежденный холостяк.

— Мы встретились в Хиброне и полюбили друг друга, — сказала она для ясности. — Как в кино.

Верхний свет упал на ее щеку.

— Похоже, он добился этого побоями, — ухмыльнулся Мелвин.

— Это ты пытался добиться любви побоями, — ответила она.

В тот вечер, когда она в последний раз видела Мелвина, он ударил ее по лицу, оцарапав ей щеку кольцом-печаткой. Неужели она никогда не забудет того злополучного вечера?

Она только что закончила колледж и вместе с подругами собиралась пойти на вечеринку, когда объявился Мелвин. Он сказал, что нашел адрес на ее последней рождественской открытке. Ей было приятно его видеть, все-таки знакомое лицо. Подростками они встречались несколько раз с полного одобрения ее отца Оливия, ни на минуту не задумываясь, по-дружески пригласила его на вечеринку, где пиво и вино лились рекой.

Потом Мелвин проводил ее до квартиры. Его поцелуй на прощание она восприняла как продолжение вечеринки. Но он быстро превратился в более требовательный, а ее сопротивление лишь разгорячило Мелвина. Он стал срывать с нее одежду, лапать. Она в панике отбивалась. Не в силах вырваться из его рук, она закричала, и он ударил ее по лицу. К счастью, ее подруга, жившая в квартире напротив, тоже вернулась с вечеринки и пришла ей на помощь.

Оливию передернуло, как всегда, когда она вспоминала об этом. Видимо, это отразилось на ее лице.

— Брось, Олли, — сказал Мелвин, — все это было так давно, столько воды утекло с тех пор. — Он доверительно склонился к ней. — Ты сделаешь большую ошибку, если выйдешь за Бертрама. За ним тянется вереница романов, и, похоже, конца им не будет. Конечно, когда есть большие деньги… Каждой пассии, когда она ему надоедает, он платит отступные и начинает с новой. Тебе это нужно?

Оливия резко отодвинула чашку с кофе. Ревность неразумное чувство, но причиняет острую боль и унижает. Может, и вправду она всего лишь одна из вереницы тех, кем увлекался Мэтью. Его оружие не кулаки, а поцелуи. Значит, она ничем не отличается от остальных его женщин. Оливия долго молчала.

— Не делай этого, Олли. Мне не хочется, чтобы ты совершила такую ошибку.

— Потому что ты ищешь очередную богатую жену? — Она увидела, как изменилось его лицо.

— Потому что я не переставал любить тебя… Понимаю, я все испортил своей выходкой после той вечеринки, так дай мне шанс доказать тебе, что я изменился.

Она бесстрастно разглядывала его. Красивый, ничего не скажешь, хотя разгульная жизнь уже оставила свои следы на его лице — мешки под глазами, излишняя полнота.

— Я выхожу замуж за Мэтью в субботу, — холодно отчеканила она.

— Что за спешка? Ты беременна?

— Мелвин, у меня отец умирает!

— Ах так?.. У Бертрама появился шанс увеличить свое состояние… На твое право наследования ему наплевать. Он в высшей степени жесткий человек, не сомневайся. Спроси любого из тех, кто имел с ним дело. Или у его бывших любовниц. Если надеешься, что твой адвокат сумеет защитить тебя, можешь забыть об этом.

Оливия разозлилась, что Мелвин угадал ее намерения.

— Я люблю Мэтью. Все остальное неважно. — Прозвучало вполне убедительно.

Мелвин взял ее за руку. Она и забыла, каким сильным он может быть.

— Бертрам не знает значения этого слова. Ты совершаешь большую ошибку, Олли. Я бы посоветовал тебе хорошенько подумать до субботы. Джордаш хороший адвокат, но акулы Бертрама слопают его фирму и не подавятся.

Оливии надоело его слушать. Она попыталась освободить руку, но Мелвин, прежде чем отпустить ее, сдавил ей запястье в секундном приступе жестокости.

— Прощай, Мелвин, — сказала она.

Оплатив счет, Оливия поспешила на улицу, потирая запястье. Мелвин не может быть объективным; его всегда отличала злобная зависть. Но его слова о Мэтью все-таки засели у нее в мозгу. Жесткий. Стяжатель. Распутник.

Если честно, она не поверила, что Мэтью охотится за ее деньгами. Главное не это. О том, что он жесткий человек, она догадалась сразу, когда впервые увидела его. Но мысль о том, что другая нежится в его объятиях, приводила ее в бешенство.

И как увязать это с тем, что она настаивала на своем намерении и впредь избегать объятий Мэтью?

 

9

Через полтора часа, когда Оливия покидала контору своего адвоката, голова ее шла кругом. Мистер Джордаш, конечно, был слишком старым и опытным, чтобы выдать свое удивление, когда узнал, какого контракта она ждет от него. А должен был бы заверить, что сумеет защитить ее интересы, как, впрочем, и интересы Мэтью. Его поведение навело ее на мысль, что грязные инсинуации Мелвина имеют какие-то основания. Поэтому при виде Мэтью ей пришлось собраться с духом. Он дожидался ее на улице и выглядел потрясающе красивым в строгом элегантном костюме. И все равно был похож на человека, с которым опасно столкнуться на узкой дорожке.

— Каждый раз, как вижу тебя, ты выглядишь по-другому.

Шоколадно-коричневый модный костюм на ней состоял из прямой юбки с узким жакетом поверх желтой шелковой блузки; золотые цепочки на шее дополняли ансамбль. Она знала, что наряд ей очень идет.

— Если я приду сегодня к тебе в постель, ты откажешься жениться на мне? — неожиданно для себя спросила Оливия.

Мэтью замер.

— Нет.

— Но ты получишь то, что хотел. Без свадьбы.

— Я сказал «нет», Оливия. Кстати, как бы ты объяснила это отцу?

— Мой отец. Конечно. — Голос ее звучал невыразительно. — К нам это не имеет отношения, только к нему, почему я все время забываю об этом?

— Я заказал столик у «Гаролда». Пошли.

Меньше всего ей хотелось сидеть с Мэтью в ресторане, который часто посещают близкие друзья отца.

Ты можешь сделать это, Оливия, сказала она себе. Все, что от тебя требуется, это играть на полную катушку. Она оперлась на подставленную Мэтью руку, и они пошли вниз по улице.

— В самом лучшем ресторане города?! Сладкий мой, я польщена, — сказала она, кокетливо подставляя ему выпяченные губы.

— Давай добавим в наш замечательный контракт еще один пункт, — ворчливо предложил Мэтью. — Я не называю тебя любимой, если ты не будешь называть меня сладким.

— Договорились.

— Хорошо. Скажи, если ты всегда была бунтаркой, то почему не падала в постель с каждым, кто домогался тебя?

— Вопросы у тебя всегда неожиданные. — Она наморщила брови. — Не знаю почему! Может, слишком привередливая? А может, жду того, кто подожжет меня как фейерверк, а его все нет и нет.

— Мы вспыхиваем друг от друга как факелы на расстоянии десяти шагов, — мрачно сказал он.

— У тебя и с другими женщинами так? — вырвалось у нее.

— Сколько, по-твоему, у меня было женщин?

— У тебя репутация распутника.

— Сведения из желтой прессы.

— Так ответь на мой вопрос, Мэтью.

После короткого колебания он сказал:

— Ни к одной женщине я никогда не испытывал того, что чувствую к тебе.

— Ах! — с иронией произнесла Оливия, но на сердце у нее стало намного легче.

Он нахмурился.

— Так ты говоришь, что держалась от мужчин в стороне, потому что слишком разборчива?

— А ты что, сомневаешься в моих словах?

— Знаешь, в это трудно поверить.

— Мне было всего пять лет, когда не стало матери, но уже тогда я знала, что мои родители любят друг друга. Видимо, позже, вспомнив об этом, я решила, что на меньшее не согласна.

Мэтью остановился.

— Ты хочешь сказать, что любишь меня?

— Конечно нет! — поспешила заверить его Оливия.

— Тогда почему утром за завтраком ты смотрела на меня так, будто готова съесть?

— Не понимаешь? — закипела она. — Можешь называть это химическим процессом, игрой гормонов, похотью — как угодно, только не любовью.

— В контракте о любви ни слова, Оливия! Это не для меня.

— И не для меня! — бросила она, но почему-то расстроилась и почувствовала облегчение, когда увидела вывеску ресторана.

Они выбрали столик во внутреннем дворике. Оливия заказала салат из мандаринов с миндалем и с удовольствием потягивала великолепное вино, которое выбрал Мэтью.

— Дай мне посмотреть наш удивительный контракт.

Пока он читал, она разглядывала его, открывая в нем что-то новое для себя — выступающие скулы, прядь волос, то и дело падающую ему на лоб. У него даже уши красивые, с неприязнью подумала она. Она никогда не обращала внимания на уши Мелвина или Энди.

Когда официант принес им салаты, Мэтью обратился к нему с просьбой:

— Вы не могли бы засвидетельствовать наши подписи?

Мэтью расписался в низу последней страницы и передал золотое перо Оливии. В горле у нее пересохло, когда она расписывалась, потом официант добавил свою подпись и отошел от их столика. Мэтью вернул ей документ, насмешливо глядя на нее своими пронзительными синими глазами.

— Все твое, — сказал он. — И я тоже. Временно.

— Именно это и зафиксировано в документе.

— Похоже, тебе нравится постоянно напоминать мне об этом. — Мэтью достал из кармана маленькую бархатную коробочку. — Тем не менее надеюсь, это тебе понравится.

— Я не хочу кольца!

Жесткие складки легли возле рта Мэтью.

— Оно необходимо для твоего отца.

Все упирается в отца! На мгновение ею овладело отчаяние.

— Тогда я верну его тебе потом.

— Сперва давай соблюдать порядок. Договорились? — сердито сказал Мэтью.

Он не похож на человека, который обручается для проформы. Скорее на того, кто решил всерьез командовать ею. С чувством неловкости Оливия открыла коробочку и невольно ахнула от восторга. Кольцо было с бриллиантом дивного желтоватого, почти янтарного, оттенка.

— Какая красота! Ты как будто знал, что мне понравится.

— Оно напомнило мне солнечный лучик, запутавшийся в твоих волосах.

У нее перехватило дыхание.

— Спасибо, Мэтью, — прошептала она.

Кольцо вдруг ожило, стало переливаться и лучиться, потому что глаза ее неожиданно наполнились слезами. Если подарок сделан ради соблюдения порядка, почему он такой прекрасный?

— Оливия, не надо… я не выношу, когда ты плачешь.

Она промокнула салфеткой глаза.

— Хорошо, не буду.

— Пожалуйста, дай мне руку. — Но, когда она протянула руку, он рявкнул: — Кто это сделал?

Следы пальцев Мелвина отпечатались на коже ее запястья.

— Я… я случайно встретила Мелвина. Он… пытался настаивать, требовал, чтобы я не выходила за тебя.

— Случайно?

— Да, случайно. — Она не опустила глаз под его пытливым взглядом.

— Ему хватило наглости вновь встать на твоем пути! Придется мне стереть его в порошок.

— Если бы я не знала, что это невозможно, я бы подумала, что ты ревнуешь.

Он надел ей кольцо на палец, и глаза его сверкнули стальным блеском.

— Ты принадлежишь мне, Оливия. Мне. Не забывай.

— Всего на три месяца. Не забывай!

Он поднес руку Оливии к губам и поцеловал по очереди каждый палец, не спуская глаз с ее лица. Она не сумела скрыть трепет, охвативший ее в ответ на его поцелуи.

Она хотела его, и это приводило ее в ужас. Что же он делает с ней?

— И ты его ни чуточки не боишься?

Оливия улыбнулась сестре Мэтью, Стелле О’Брайен. Они познакомились всего час назад, но уже болтали, как закадычные подружки. Для ланча они выбрали очаровательный колониальный ресторан в Кенсингтоне. Бриллиант вспыхивал на руке Оливии при малейшем движении.

— Даже если и боюсь, он об этом не узнает, — беззаботно ответила Оливия, намазывая маслом рогалик.

— А для меня он так и остался старшим братом. Он присматривал за мной, когда я была маленькой… Мы совсем разные… — Стелла ковырялась в салате, ее тронутое пигментными пятнами лицо под темными пышными кудрями выражало тревогу. — Видимо, мне никогда не понять его до конца.

Добро пожаловать в клуб! — мысленно воскликнула Оливия. Ей понравилась сестра Мэтью, которая, кажется, искренне радовалась предстоящей свадьбе брата.

— Он сказал, что мать бросила вас, когда вы были еще совсем маленькими.

— Правда? Вообще-то он не любит распространяться о родителях.

— Я так и поняла.

— Отец был страшным человеком. — Стелла поежилась. — Мэтью прятал меня, когда тот напивался… С годами Мэтью заменил мне отца. Поверь, Оливия, испытывать облегчение, когда умирает твой отец, просто ужасно.

— Не стоит говорить об этом, тебе нельзя волноваться.

— А как он ненавидел Мэтью, собственного сына! Последние несколько лет Мэтью беспокоил меня. Я боялась, что он никогда не сможет полюбить и стать счастливым. Я так рада, что он встретил тебя, Олли. Мы, конечно, еще мало знакомы, но, по-моему, ты просто создана для него.

Оливии стало стыдно: она вспомнила про контракт и тщательно сформулированный пункт о разводе. Одно дело обманывать из лучших побуждений отца, который ничего не узнает, и совсем другое — милую и доверчивую Стеллу, которая любит своего брата.

— Мы много спорим, — призналась Оливия.

Стелла улыбнулась.

— Он сказал, что ты с характером. Ты отдаешь себе отчет, что найдутся стервы, которым захочется подбросить тебе яду в суп, когда они узнают, что он женится на тебе?

— Думаю, немало таких найдется.

— Но ты можешь не беспокоиться: ни одну из них он не любил, — сказала Стелла с несвойственной ей горячностью. — Я это точно знаю.

Он и меня не любит, добавила про себя Оливия.

— Хочется побывать у Мэтью в Манхэттене.

— Мне там нравится гораздо больше, чем в его апартаментах в Париже. — Она засмеялась. — Но лучше всего в его лесном домике в Вермонте. Уверена, он возьмет тебя туда… Это его убежище, там он отдыхает от работы и скрывается от тех людей, которые постоянно от него чего-то требуют.

Ресницы Оливии дрогнули. Она тоже из их числа. О домике в Вермонте она услышала впервые. Мэтью не упоминал о нем.

— Это место расположено среди Зеленых гор, — с мечтательным видом рассказывала Стелла. — За домом протекает небольшой ручей, и там всегда красиво, независимо от времени года. Тебе там понравится.

Если это убежище Мэтью, вряд ли у нее появится такая возможность. Оливия решила сменить тему и заговорила о свадебном платье. Стелла засветилась.

— Я знаю замечательные бутики недалеко отсюда. Если хочешь, можем зайти после ланча.

Они пересмотрели очень много красивых свадебных нарядов, но Оливия поняла, что ни одно из них ей не подходит. Она распрощалась со Стеллой в пятом часу и направилась домой.

Отец отдыхает, сообщил Робин, а мистер Бертрам ушел. Предупредив дворецкого, что вернется через час, Оливия нацепила шорты и майку и легкой трусцой побежала по проспекту к центру города. Она направилась в Горгас-парк, где полно туристов и шум уличного движения заглушался плеском фонтана. Пробегая аллеей вишневых деревьев, она подумала об отце, которому не суждено дожить до весны, когда зацветут вишни, празднично преображая все вокруг, и в горле комом стали подступившие слезы. Она должна выйти за Мэтью. Отец для нее важнее личных переживаний. Три месяца она как-нибудь выдержит. Правда, к сожалению, все не так просто. Сколько людей будет вовлечено в обман, таких, как, например, Стелла. Что та подумает о ней, когда вскоре после свадьбы последует развод? Всю жизнь, мрачно размышляла Оливия, она совершает поступки и только потом думает, когда сталкивается с их последствиями.

Пробежав через весь парк, она почувствовала усталость; майка на ней пропиталась потом. Сегодня она превзошла саму себя — бегает уже почти два часа. Все потому, что не хочется возвращаться домой, чтобы лицом к лицу столкнуться с печальной действительностью. Но возвращаться все равно надо, чтобы продолжить обман, ответственность за который целиком и полностью лежит на ней.

Тяжело дыша, она сменила бег на быстрый шаг, а перед чугунными воротами особняка перешла на прогулочный. Обогнув дом, Оливия прислонилась к каменной стене у черного хода и стала считать пульс. Но тут распахнулась дверь и появился Мэтью.

— Где, черт возьми, ты пропадала?

— Выбирала свадебное платье, разве тебе не сказали?

Он схватил ее за локти.

— Ты сказала Робину, что уходишь на час.

— Я передумала.

— Здесь тебе не Хиброн, Оливия. Это большой город. Заставляешь отца волноваться. Он боится за тебя, тебя могли похитить, ограбить!

— Мэтью, — сквозь стиснутые зубы сказала Оливия, — ты говоришь сейчас как отец. Не смей больше контролировать меня! Мне двадцать семь, я выросла здесь, на этих улицах, и я не опоздала к ужину. Так что отцепись!

— Есть кое-что, чего ты не понимаешь, — зло и четко произнес Мэтью. — Я не люблю, когда мне указывают, что делать.

— Тогда перестань мне указывать, что делать! — вспыхнула она. — Можно подумать, что именно ты беспокоился за меня.

На щеке у Мэтью заходил желвак.

— Правда? Не переоценивай себя.

Его слова глубоко ранили ее.

— Прошу прощения, но я, в конце концов, всего лишь твоя невеста.

— В жизни не встречал женщину, которая сравнялась бы с тобой в умении выводить всех из себя, — сказал Мэтью и крепко поцеловал ее в губы, руками поглаживая ей бедра.

— Ты соленая на вкус, а носить шорты тебе придется запретить.

Это тебя надо запретить, подумала она и толкнула его в грудь.

— Перед ужином мне надо принять душ и зайти к отцу. Пусти!

— Он отдыхает.

Глядя на Мэтью, она нахмурилась.

— Ну и что? Если он спит, я уйду.

— Оставь его в покое, увидитесь за ужином.

— Хорошо, — сказала она и нырнула в открытую дверь.

Она заметила, что Мэтью не сделал попытки остановить ее. Повинуясь внутреннему импульсу, она побежала наверх, но не к себе, а к отцу. Тихо постучав, она вошла. Брэд сидел у окна, держа на коленях журнал.

— А… Оливия.

— Я только проведать тебя перед ужином, — сказала она, запинаясь.

Он с неудовольствием оглядел ее.

— Я не хочу, чтобы ты бегала по улицам в таком виде. Тебе вообще не надо бегать.

— Я только прошлась по центру… и была в полной безопасности.

— Я рад, что ты выходишь замуж за Мэтью. Он приучит тебя к порядку.

В отчаянии она сказала:

— Не для того он женится, чтобы приучать меня к порядку.

— Ты совсем не изменилась, Оливия. Этот город опасное место, а ты даже не сняла кольцо, которое подарил тебе Мэтью. Ты напрашиваешься на неприятности.

— Я изменилась, ты не прав. Пять лет назад меня не могло быть рядом с тобой, отец. Я стараюсь. Я правда стараюсь.

На секунду Брэд растерялся. Потом сдержанно заметил:

— Ладно. Надеюсь, что это так. На этой неделе я намерен проводить большую часть времени на своей половине. Мне нужно набраться сил к субботе.

— Ты стал хуже чувствовать себя? — спросила Оливия с тревогой.

— Оливия, я сказал, что мне нужно набраться сил.

Она знала, что выпытывать бесполезно, и порывисто прижалась щекой к его морщинистому лицу.

— Может, тебе здесь накрыть ужин?

— Завтра Мэтью летит в Нью-Йорк до пятницы. По делам, как ты знаешь. В его отсутствие я буду есть у себя.

Оливия не знала об этом. Три дня без Мэтью, пожалуй, совсем неплохо, но обидно, что отец не предложил ей делить с ним трапезу.

— Только береги себя, — жалобно попросила она, погладила ему руку и оставила его одного.

У себя она приняла душ, надела бледно-кремовые брюки и такого же цвета ангорский свитер, распустила волосы. Поспешив вниз, она нашла отца и Мэтью уже в столовой. По тому, как они замолчали при ее появлении, она поняла, что их разговор не предназначался для ее ушей. Она перевела взгляд с одного на другого.

— Так о чем речь?

Брэд с раздражением ответил:

— Мы обсуждали церемонию венчания.

Она поняла, что он лжет.

— В таком случае не пойти ли мне снова переодеться, на этот раз в платье? — спросила она.

Отец сел во главе стола.

— Я спрашивал у Мэтью, куда вы собираетесь поехать в свадебное путешествие.

— Мы еще не обсуждали… — начал было Мэтью.

— Никуда мы не поедем, — прервала его предельно напуганная Оливия, — пока ты болен, отец.

— Отправляйтесь на три-четыре дня, — объявил Брэд.

— Есть круиз по Карибскому морю, — предложил Мэтью. — Если хочешь, можем слетать в Париж… или еще в какое-нибудь романтическое место. Чего тебе хочется, дорогая?

Ты знаешь, чего мне хочется, — швырнуть в тебя первой попавшейся под руку тарелкой, подумала Оливия.

— А как же твоя работа? Ты и так запустил дела в последнее время.

— А разве я не сказал? Я лечу завтра до пятницы по делам. Так что со свадебным путешествием проблем не будет, только назови место.

Вот она и попалась.

— Раз так, мне хотелось бы пожить в твоем домике среди Зеленых гор.

Мэтью прищурился.

— Как?.. Ах да, ты же обедала сегодня со Стеллой. Ну и как?

Наконец-то она может сказать то, что думает.

— Она мне понравилась. Твой домик она описала очень красочно.

— Значит, так тому и быть. Пусть будет домик.

Ей удалось получить его согласие на то, что ему делать не хотелось. Немалое достижение! Но в результате ей придется провести три дня наедине с ним в безлюдном месте среди лесов и гор. О Боже, неужели я никогда не научусь думать, прежде чем открыть рот?!

— Мы вернемся во вторник, отец, и хватит об этом.

— Очень хорошо, — ответил Брэд.

По крайней мере до пятницы Мэтью не будет. Целых три дня без него. И три месяца в роли его жены. Ничего, она справится, обязательно справится.

 

10

Венчание Оливии и Мэтью в субботу было назначено на одиннадцать утра с тем, чтобы они успели засветло попасть в лесной домик. Оливия оделась и была готова задолго до назначенного часа. Сидеть и слушать, как часы у постели медленно отсчитывают минуты, ей не хотелось, и она, словно воришка, выскользнула из собственной комнаты и постучалась к отцу. В последние дни она редко виделась с ним, он почти не выходил из своих комнат и не поощрял ее визиты к нему. Оливия решила, что ему стало хуже. В четверг она спохватилась, что времени у нее не остается, и наконец нашла подходящее платье для церемонии.

Когда она вошла в комнату, Брэд пытался застегнуть сзади черную бабочку-галстук. Увидев в зеркале отражение Оливии, он застыл и выронил галстук из рук.

— Джессика… — произнес он еле слышно.

Джессикой звали ее мать, и сердце Оливии громко забилось.

— Я похожа на нее?

— В этом платье… твои волосы… Да, ты похожа не нее. — Он выпрямился и как будто помолодел. — Она была самой красивой женщиной на свете.

Горло Оливии сдавило от волнения.

— Знаешь, я по-прежнему тоскую без нее. Все эти годы…

— Я повел себя не лучшим образом после смерти Джессики, Олли. — Руки его дрожали. — Мне невыносимо больно было вспоминать ее, поэтому я и запретил тебе говорить о ней. Я сделал тогда ошибку.

Оливия подошла ближе к нему.

— Я думала, ты меня больше не любишь.

Лицо Брэда исказилось душевной мукой.

— Я любил тебя, но не знал, как выразить свои чувства. Это была моя вторая ошибка.

— Теперь ты меня любишь? — шепотом спросила она.

Он повернулся к ней лицом.

— Очень люблю, поэтому постоянно и пекусь о твоей безопасности.

Значит, она была права: любовь являлась причиной его сверхопеки и контроля.

— Я могу позаботиться о себе и теперь всегда буду заботиться о тебе, потому что тоже люблю тебя.

Импульсивно она прижалась к нему, плача так, словно от его близости у нее разрывалось сердце. Отец тихо говорил ей в щеку:

— Джессика была похожа на тебя во многих отношениях. Она никогда не уступала мне… Я просил ее лететь самолетом в Ричмонд, но она предпочла автомобиль. Мы крупно поспорили перед ее отъездом. Она взяла машину и… погибла, столкнувшись с пьяным водителем. Я бы душу отдал, лишь бы вернуть тот спор.

— Значит, каждый раз, когда я пыталась бунтовать, тебе приходилось настаивать на своем, — сказала Оливия, подняв голову. — Теперь я понимаю: ты не мог иначе.

— Но именно это оттолкнуло тебя от меня. Я должен был предвидеть. Но я никак не мог остановиться. Чем больше ты бунтовала, тем строже я старался контролировать тебя.

— Если б я не выходила замуж за Мэтью, — сказала Оливия, улыбаясь сквозь слезы, — у нас бы никогда не состоялся такой разговор.

— Мэтью будет тебе хорошим мужем, Оливия. Он надежный человек.

Она сделала над собой усилие, чтобы не отвести глаз.

— Я рада, что он понравился тебе.

— Его не сравнить с Мелвином Уолшем. Знаю, я поощрял твои встречи с Мелвином несколько лет назад, а теперь радуюсь, что они ни к чему не привели. Его недавний развод, все это грязное белье, вытащенное на суд… позор!

Развод… Оливия опустила глаза, взяла галстук и аккуратно застегнула его под воротником накрахмаленной рубашки.

— Мелвин приходил ко мне на днях, уговаривал отменить твое замужество, пересказывал оскорбительные сплетни о прошлом Мэтью. Я сказал ему, что он в подметки Мэтью не годится и что ты очень любишь своего будущего мужа. — Он самодовольно улыбнулся, глядя на себя в зеркало. — Послал его… — Отец скрипуче засмеялся. — Он поспешил ретироваться. Мы еще поговорим о твоей маме, когда ты вернешься из свадебного путешествия, — сказал он, помолчав. — Если хочешь.

— Очень хочу.

Чтобы снова не расплакаться как ребенок, Оливия пошла к себе поправить макияж. До начала церемонии оставалось всего пять минут. Сделав несколько глубоких вдохов и выдохов, она взяла в руки бледно-золотистые лилии, которые прекрасно сочетались с кольцом, подаренным Мэтью. Она узнала, что отец никогда не переставал ее любить, и засияла от счастья. Пусть косвенно, но за это она должна благодарить Мэтью. Пойти на обман ее заставили серьезные причины. Разве у нее был другой выход? Полной уверенности у нее не было, но из комнаты она вышла странно успокоенная, плакать ей больше не хотелось, и все мысли крутились вокруг того, понравится ли Мэтью ее платье или нет.

В большой гостиной с высоким потолком, обставленной впечатляющей коллекцией американского антиквариата девятнадцатого века, уже дожидался Мэтью. Слава Богу, хоть предки на стенах не висели. Брат Оливии, Саймон, привлек его внимание своей степенностью; он ничем не походил на свою порывистую импульсивную сестру. Жена Саймона держалась в тени, а их две дочери с завистью смотрели на бойких детей Стеллы. Мэтью было приятно, что она и ее муж Лайл приехали на церемонию. Правда, сестра радовалась слишком откровенно и ему становилось не по себе. Оставалась одна минута до начала, а Оливии все не было. Хоть бы не опоздала! Нервы Мэтью были натянуты до предела. Ему даже не надо было ничего изображать, его нервное поведение вполне соответствовало типичному поведению жениха. Интересно, подумал он, а Оливия нервничает? Вдруг в последнюю минуту она передумала?

Но тут музыканты заиграли свадебный марш, священник занял место перед Мэтью. Стэн, похлопав себя по карману, проверил на месте ли кольцо, подошел и встал рядом, дружески подмигнув ему. С другой стороны ему улыбалась Стелла, очень хорошенькая в своем желтом платье. Он женится, тупо подумал Мэтью. Супружество никогда не входило в его планы. Тем более на женщине, обладающей уникальной способностью выводить его из себя. Он медленно повернул голову. В сопровождении отца к нему направлялась Оливия. Она высоко держала голову и выглядела спокойной и собранной, при этом была так ослепительно красива, что сердце екнуло у него в груди и он испытал примитивную гордость собственника.

Она была в белом: узкая длинная юбка с боковым разрезом до колена, облегающий жакет со стоячим воротником, из которого гордо выступала ее длинная лебединая шея. Волосы были убраны с лица и заколоты сбоку. В руках она несла три лилии, дополнявшие эстетически утонченный, но простой наряд. Такой он ее еще не видел.

Она улыбнулась ему печальной улыбкой, свидетельствовавшей о ее внутренней неуверенности, и он ободряюще улыбнулся в ответ, восхищаясь ее мужеством. Она была невероятно красивой, элегантной и желанной. При этом непостижимой, вспыльчивой и независимой.

Он женится на ней.

Мэтью почувствовал прилив адреналина, как всегда, когда обстоятельства бросали ему вызов. Очередное испытание, но как оно не похоже на все предыдущие.

Отец похлопал дочь по руке и отступил в сторону.

Оливия устремила взгляд на Мэтью, и откуда-то издалека до его слуха стали доходить слова священника:

— Дорогие возлюбленные, мы собрались здесь…

Он отвечал как положено, голос Оливии звучал отчетливо и спокойно, как когда-то по радио на яхте в разгар шторма. Оказалось, что ее второе имя — Джессика. Он никогда не интересовался ее полным именем. Он много чего еще не знает о ней.

Он обещал любить и беречь ее, почитать и лелеять, и так велика была магия слов, что Мэтью забыл о фиктивности этого брака. Он надел на палец Оливии тонкое золотое кольцо, купленное им в тот же день, что и желтый бриллиант, и заметил, какая холодная и безжизненная у нее рука. Он нежно сжал ее пальцы, чтобы ободрить, и терпеливо ждал, пока она, прикусив кончик языка, наденет другое кольцо на его палец.

— Отныне объявляю вас мужем и женой…

Отныне он женат на Оливии Джессике Шелл.

Она его жена. «Пока смерть не разлучит нас…» Слова клятвы все еще звучали в его ушах, и сердце билось взволнованно.

— Можете поцеловать жену.

Мэтью обнял Оливию, быстро и страстно поцеловал ее. Щеки у нее порозовели, когда он выпустил ее из рук. Затем их обнимала Стелла, чьи глаза увлажнились от радостных слез, потом Саймон огласил приветствие, сильно смахивающее на президентское послание, и началась вакханалия объятий.

Наконец на какой-то момент новобрачные оказались предоставлены самим себе. Оливия выпалила:

— Перед венчанием мы с папой замечательно поговорили о маме и о нас. Он любит меня, Мэтью, и всегда любил. — Слезы стояли в ее глазах.

Почему на него так действуют ее слезы? У него даже кости становятся мягкими.

— Я рад, — охрипшим голосом сказал он.

— Значит, все это не напрасно, понимаешь? — закончила она с сияющей улыбкой. — Я сделала его счастливым и, значит, поступила правильно.

Все для отца, как будто к нему, Мэтью, это не имеет никакого отношения.

Снова возник священник и повел их к столу из орехового дерева подписать официальные бумаги, узаконивающие их брак, что и вернуло Мэтью к реальности. Он вспомнил, что в понедельник он и Оливия подписали уже официальный документ, по которому им предстояло жить врозь и развестись.

Так что их венчание ничего не значит. Сплошная фикция от начала и до конца. Черт возьми, как же он мог так забыться? Все было сделано ради Брэда Шелла. Он, Мэтью, всего лишь средство для достижения определенной цели, ни более того. Она использовала его. Конечно, она вела себя честно, предупредив его с самого начала, и он согласился на эту роль. Осознав все разом, Мэтью словно окаменел и ему стало трудно дышать.

— Что с тобой? — спросил Стэн.

Играй, Мэтью, играй! Не ты ли говорил эти слова Оливии в день вашего прилета в Филадельфию?

— Все отлично, — ответил он и обнял Оливию за талию. — У меня от нее дух захватывает.

— Она красивее «Медузы», — сказал Стэн с улыбкой на румяном лице и склонился, чтобы расписаться в качестве свидетеля.

Мэтью почувствовал напряжение, в котором пребывала Оливия, и, поглаживая ей руку, произнес:

— Ты не знаешь, каким счастливым ты сделала меня сегодня, дорогая.

Она сжала губы, ей хватило сообразительности понять двусмысленность его слов.

— Уверена, в ближайшие месяцы ты найдешь способ рассказать об этом мне.

В голосе ее послышался надрыв. Отлично, подумал Мэтью. Значит, ты не такая уж непробиваемая.

— Не могу дождаться, когда мы останемся наедине, — прошептал он и поцеловал ее в шею.

Он вдохнул аромат ее духов и почувствовал, как тело ее затрепетало от поцелуя. Вечером они окажутся одни в лесном домике. Одиночество вдвоем? Он берет Оливию туда, где обычно был предоставлен самому себе. Она умно придумала, что в присутствии отца вынудила его пойти на уступку. Ему пришлось нарушить собственное правило — никаких любовниц в его убежище. Придется соблюсти это правило. Трудно будет… Внезапно он понял, как должен вести себя во время этого так называемого свадебного путешествия. Он проучит ее.

— Любовь моя, как ты полагаешь, не пора ли подавать шампанское?

По мере приближения к лесному домику в горах Оливия нервничала все больше.

Из Филадельфии они летели на личном самолете Мэтью до Уотервилла, где сели в машину и поехали на восток.

Узкая грязная дорога, почти закрытая сверху кронами огромных кленов, сделала крутой поворот, и перед ними открылся изумительный вид. На высоком пригорке прямо посреди леса, между сосен и берез, стоял прелестный домик, снаружи обшитый кедровой древесиной. Вечерний золотистый свет отражался в его высоких окнах, придавая ему уютный жилой вид. Оливия с болью подумала, что этот райский уголок просто создан для двух любящих людей. Ей оставалось только горько пожалеть себя.

— Одна семья в деревне приглядывает за домом в мое отсутствие. Я попросил их протопить дом и закупить еду для нас, — сухо проговорил Мэтью. За последний час он в первый раз открыл рот.

Разумеется, теперь, когда они одни, ему не надо больше притворяться. Интересно, как он поведет себя дальше? Набросится на нее, как только они войдут в дом?

Никакого секса! Она вышла из машины и потянулась. Кругом стояла полная тишина, нарушаемая только веселым плеском ручья. Лучше бы она согласилась на круиз или поездку в Париж, мелькнуло у Оливии в голове. А вместо этого она оказалась в безлюдном диком крае с абсолютно чужим ей человеком. Она посмотрела на него: грубые черты лица, глубоко посаженные, почти черные в сумерках, глаза…

Что ей, собственно, известно о нем? Только то, что, когда он целует ее, в ней просыпается страстная женщина, которая ничего не соображает. Ее раздирали противоречия. С одной стороны, она мечтала заняться с ним любовью, не думая о последствиях. С другой — ей хотелось бежать от него подальше, потому что она знала: все последствия лягут на ее плечи.

Если она уступит ему, то нарушит один из важнейших пунктов их договора, с грустью думала Оливия, следуя за Мэтью по узенькой тропинке к дому. Он отпер дверь и пропустил ее вперед.

— Как здесь чудесно, Мэтью! — вырвалось у нее.

Высоченный потолок, огромный каменный очаг, книжные полки по стенам, множество разноцветных плетеных ковриков — несомненно, жилище мужчины. Тем не менее она почувствовала себя как дома. Это даже встревожило ее.

— Давай поедим. По-моему, пора, — небрежно сказал Мэтью. — Посмотрю, что в холодильнике. Берта обычно оставляет записку. Ванная комната дальше по коридору, Олли. Наверху есть еще одна. Располагайся.

Похоже, ужин волновал его больше, чем новобрачная. Он вообще не прикасался к ней с того момента, как они попрощались с Грегом в аэропорту.

Оливия нашла ванную комнату. Она сияла ослепительной чистотой. Стопки толстых голубых полотенец на полке рядом с зеркалом, в котором отражается женщина с большими испуганными глазами. Странно видеть на своей руке обручальное кольцо и желтый бриллиант — символы принадлежности мужчине. Помни об отце, сказала она себе. Когда он увидел тебя сегодня в свадебном наряде, рухнула стена, много лет разделявшая вас.

Оливия подкрасила губы, немного подушилась и вернулась на кухню.

— Что у нас на ужин? — вежливо спросила она.

— Отварной картофель с жареным мясом.

Через двадцать минут они ужинали на кухне.

Все было очень вкусно, но Оливии было не до еды. Во время ужина Мэтью интересно и умно говорил о чем угодно, только не о том, что касалось их брака, чувств и свадебного путешествия. После еды она принялась убирать со стола.

— Я подумал, что тебе, наверное, захочется спать наверху. Там есть балкон, откуда открывается чудесный вид и где приятно посидеть и почитать, когда заходит солнце. Я буду спать внизу.

Оливия уронила на пол грязные ножи, которые несла в мойку. Она нагнулась, чтобы собрать их.

— Звучит соблазнительно, — ответила она глухим голосом.

Почему она так злится? Он всего лишь соблюдает условие контракта, которое она сама и придумала.

— Утром я ухожу бродить по окрестностям. Так обычно здесь начинается мой день.

А тебя не приглашают, поняла Оливия.

Закончив уборку, она поднялась наверх и оказалась в спальне Мэтью. Снова книги на полках, красочное лоскутное одеяло на королевских размеров ложе и еще одна роскошная ванная комната. Она распаковала вещи и убрала их в гардероб, хранивший запах Мэтью.

Оливия переоделась в джинсы и толстый зеленый свитер, вынула заколки из волос и просто подвязала их сзади. Чувствуя одновременно крайнее возбуждение и крайнюю усталость, она не могла лечь спать, пока Мэтью мирно посиживает у камина, уткнувшись в книгу. Захватив куртку, она спустилась вниз.

— Пойду посмотрю на звезды, — сообщила она.

Мэтью оторвался от книги и посмотрел на нее с отрешенной улыбкой.

— Конечно. Если пойдешь вдоль ручья, то не потеряешься.

Оливия вышла, громко хлопнув дверью, и окунулась в холодный разреженный воздух огромного пространства. Сверху на нее смотрели крупные яркие звезды. Совсем как в Хиброне, подумала она и остро почувствовала свое одиночество. Засунув руки в карманы, она дошла до ручья и села на камень. Вид струящейся воды не внес в ее душу покоя. Она получила то, что хотела. Никакого секса. Никаких поцелуев, которые ускоряли бы бег ее крови. Никаких ласк, пробуждавших в ней желание. Мэтью не Мелвин. Ей бы благодарить его, встав на колени, думала она. А она чувствует себя обманутой, взбешенной, брошенной. И все это одновременно. Какая-то бессмыслица!

Через полчаса Оливия вернулась в дом. Мэтью подкладывал поленья в огонь. Он успел переодеться в джинсы и хлопковую рубашку, на ногах были одни толстые носки. Рядом с его креслом на столике стоял бокал с красным вином.

— Пожалуй, пойду спать, день был тяжелый, — с наигранной веселостью сказала Оливия.

— Может, тебе что-нибудь нужно перед сном?

В вопросе таилась определенная двусмысленность.

— Нет, спасибо. Увидимся утром.

Но он уже снова уткнулся в книгу и буркнул в ответ что-то неразборчивое. От гнева у Оливии потемнело в глазах. В ванной комнате она надела атласную ночную рубашку — выбирала для настоящего свадебного путешествия? — выключила свет и рухнула в постель. В постель, где до нее спал только Мэтью.

Забравшись с головой под одеяло, она начала считать овец и где-то уже за полночь крепко заснула.

 

11

Когда Оливия проснулась, комнату заливал яркий солнечный свет. Интуитивно она поняла, что в доме никого нет. Внизу, на кухонном столе, она нашла записку: «Вернусь днем, пошел своим маршрутом в горы. Желаю хорошо провести время».

Скомкав записку, Оливия бросила ее в мусорное ведро и пошла принимать душ. В середине дня она отправилась бродить по окрестностям. Когда вернулась, они поужинали с Мэтью и сели читать у камина, правда Оливия не запомнила ни одного слова из прочитанного. Легла она рано, но большую часть ночи ворочалась в кровати.

Понедельник был очень похож на воскресенье, только ее напряжение достигло более высокой отметки, а Мэтью еще более усердно избегал ее.

Завтра рано утром им возвращаться в Филадельфию, думала Оливия, стоя у окна гостиной и глядя, как Мэтью колет дрова. Свадебное путешествие окончилось, так и не начавшись.

Вид Мэтью, который работал голым по пояс, вызвал у нее мучительное желание. Она подавила его. Сегодня она пойдет в горы. Мэтью рассказал, что построил там маленькую хижину. Это даст ей возможность отсутствовать почти весь день.

Мэтью работал сосредоточенно и ловко. Стук его топора эхом разносило по окрестным склонам гор. Нехотя оторвавшись от этого зрелища, она пошла налить себе кофе. Неожиданно дверь распахнулась, и стремительно вошел Мэтью, зажимая ладонью вторую руку. Она с ужасом увидела, что из-под ладони капает на пол кровь.

— Мэтью!..

— Ничего страшного, всего лишь щепка. — Он пролетел мимо нее.

Она поспешила за ним в ванную, где он уже отворачивал кран с холодной водой. Большая деревянная щепка глубоко вонзилась в руку у основания большого пальца.

— У тебя есть какие-нибудь щипчики?

Слетав наверх, она вернулась через минуту, когда он поливал руки дезинфицирующим раствором.

— Стой спокойно, — скомандовала Оливия и обмакнула в раствор щипчики.

— Я сам могу это сделать, Оливия.

— Не можешь! И перестань спорить! — Она грубо притянула к себе его руку.

Но щипчиками Оливия действовала нежно и осторожно. Она слышала, как он задержал дыхание, когда она вытягивала часть щепки из раны.

— Извини. Я знаю, что это больно.

Оставалась небольшая заноза. Прикусив губу, она ухватила ее за кончик и выдернула. Затем полила на рану раствором антибиотика.

— Ну вот и все. Где у тебя хранятся пластыри?

— В шкафчике над умывальником.

Оливия заклеила рану двумя пластырями.

— Они остановят кровотечение, — сказала она и подняла голову.

Слишком близко было его большое тело. На груди курчавились темные волосы. Она бы дотронулась до него, если бы не его взгляд, которым он, казалось, просвечивал ее насквозь. Убийственный взгляд, подумала она с содроганием и отодвинулась от него.

— Я… пойду… если с тобой все в порядке… в горы.

— Иди все время прямо.

— Обязательно надо подчеркивать, что тебе невыносимо видеть меня?

— Ты сама начала это, запретив секс.

Запах мужского тела будоражил ее. А что, если взять и поцеловать его прямо сейчас? Оттолкнет? Или примет в объятия и поцелует ее так, как давно уже не целовал?

Не смей, Оливия! — приказала она себе.

Отступая лицом к нему, она чуть не упала, споткнувшись о коврик у ванны, и вспыхнула от стыда, что он так легко читает ее мысли.

— Я на весь день.

— Следи за погодой.

— Говоришь, как мой отец!

— Ты вышла замуж не за своего отца, а за меня, могла бы запомнить.

Если б она могла забыть об этом! Каждая минута этого фиктивного свадебного путешествия была наполнена для нее мыслями о нем. Вот и сейчас ей хочется только одного — упасть с ним на ближайшую постель и затеряться в нем, раствориться в нем… О Господи, взмолилась Оливия, забери меня отсюда!

Резко повернувшись, она выбежала из ванной, на ходу схватила рюкзак и, выскочив из дому, направилась по тропинке, ведущей в гору. Всю дорогу она то и дело спотыкалась о камни, поскольку мыслями находилась в другом месте.

На вершине Оливия отыскала хижину, и целый час просидела на ступеньках, устремив взгляд на заросшие лесами склоны гор, над которыми ходили тяжелые свинцовые тучи.

Она-то боялась, что ей придется отбиваться от Мэтью, а вместо этого он обращается с ней, как с сестрой. Хуже — как с дальней родственницей, с которой он вежлив и только. И даже еще хуже — как с женщиной, которая его не волнует. Тогда, что же означали его страстные поцелуи на горе Уэдли и в доме отца? Они тоже были фальшивыми и ей не во что верить? Но он хотел ее, она готова в этом поклясться. Что же произошло за это время? «Ты самая красивая женщина на свете», — сказал он. Неужели это была игра и слова предназначались для ушей окружающих? Почему она чувствует себя такой растерянной и несчастной?

Мэтью хотел ее. А теперь не хочет. И вдруг она вспомнила о тех трех днях, проведенных им в Нью-Йорке. Может, у него там женщина? Ну конечно! Почему она не подумала об этом раньше? Как все просто объясняется! Он провел эти три дня со своей женщиной в Нью-Йорке! От Оливии он потребовал обещания не заводить романов на стороне в течение трех месяцев, она же отказалась потребовать от него того же. Слишком гордая была, слишком самоуверенная. Слишком глупая.

Ненавижу ее, думала Оливия, смертельно ненавижу! Какой же дурой я была! Предложить семьдесят тысяч долларов человеку, который в сто раз богаче тебя, отказаться от секса с человеком, у которого есть любовница. Представляю, как он потешался надо мной!

Его я тоже ненавижу. Как мне пережить этот брак?

Крупная капля дождя упала ей на лоб. Следи за погодой, предупредил ее Мэтью, а она даже не захватила с собой дождевика. Молния сверкнула над дальними горами, послышался раскат грома, а потом разверзлись небеса и полил такой сильный дождь, что сквозь его завесу трудно было разглядеть тропу. Можно было укрыться в хижине. Или вернуться в дом, к Мэтью? Она обязана вернуться, и выбора у нее нет. Еще не было случая, чтобы она отступила перед трудностями. Продев руки в лямки рюкзака, Оливия начала спускаться по склону, и через два часа вошла через черный ход в дом.

Мэтью дожидался ее.

— Идиотка несчастная, — закричал он. — Неужели ты не знаешь, что хуже всего оказаться в грозу на склоне горы.

Оливия промокла до нитки, рубашка и джинсы прилипли к телу, волосы облепили лицо. Объясняться с Мэтью у нее не было ни сил, ни желания.

— Не все такие умные, как ты, — ответила она. — Я все еще самая прекрасная женщина на свете?

— А ты все еще собираешься развестись со мной, когда тебе будет удобно?

— Я разведусь, как только не станет отца… — Услышав собственные слова, она пришла в ужас и крикнула с отчаянием в голосе: — Я не могу больше так, я этого не вынесу… Извини, Мэтью, мне бы вообще лучше рта не открывать, я замерзла и иду в душ.

Она нагнулась расшнуровать разбухшие от воды ботинки, но пальцы не слушались ее. Крякнув от досады, Мэтью взялся сделать это за нее. Она смотрела на его волосы, на широкие плечи, и сердце ее рвалось на части. Он встал, глаза его жадно смотрели на нее, и на мгновение ее охватило радостное предвкушение, что он сейчас обнимет ее. Но он отступил назад и холодно сказал:

— Я приготовлю ужин, пока ты примешь душ. Пора заканчивать это дурацкое свадебное путешествие.

Раз оно закончилось, ты сможешь вернуться к своей бабе в Нью-Йорк, подумала она, но промолчала. Еле переставляя ноги, она прошла мимо него и поднялась наверх.

Из-за низкого атмосферного давления грозы гремели, сменяя одна другую, и все полеты на следующий день были отложены, так что домой Оливия и Мэтью вернулись только к полуночи. Мэтью сразу прошел в свое крыло, а Оливия, измотанная до головокружения, рухнула в свою постель и мгновенно заснула.

Утром она долго выбирала, что ей надеть, и остановилась на зеленом платье. Потом наложила макияж, чтобы скрыть следы усталости и разочарования, распустила волосы и пошла к отцу.

Брэд завтракал и читал газеты.

— А, вот и ты, Олли, — обрадовался он. — Мэтью нас всех опередил, уже отправился по делам. Как ты, дорогая?

— Отлично.

Он присмотрелся к ней.

— Как прошло свадебное путешествие?

От этих двух слов ее уже тошнило. Сделав радостное лицо, Оливия ответила:

— Чудесно. Ты стал лучше выглядеть, па, щеки порозовели… У тебя отдохнувший вид.

Шурша газетами, Брэд рассеянно сказал:

— Врач прописал мне новое лекарство.

— Доктор Росс? Новое лекарство? Какое?

— Ой, какое-то длинное название, — туманно ответил Брэд. — Специалисты порекомендовали. Какие у тебя планы на сегодня?

— А оно длительного действия?

— Не надо шума, Оливия. Я бы не стал тебе говорить, если бы знал, что это тебя так обнадежит. Кстати, сделай одолжение, поднимись в мансарду. Там хранится сундук со старыми фотографиями, есть там и фотографии Джессики. Где-то у меня здесь был ключ от него.

— Целый сундук?!

— Совсем необязательно смотреть все, возьми часть, принеси и посмотрим, что я смогу рассказать тебе о них.

— Ой, па, как здорово! — Она взяла у него ключ.

— Но вначале позавтракай.

За завтраком Оливия красочно описала отцу домик Мэтью и время, проведенное в нем. Хорошо хоть Мэтью не слышит ее. Она чмокнула отца в щеку.

— Я быстро.

— Можешь не торопиться.

Хотя в мансарде лежал ковер и было чисто, сам воздух был полон смутной таинственности. В детстве она любила забираться сюда. Здесь можно было спрятаться, фантазировать, здесь не мешали взрослые.

Она легко открыла сундук. Сверху лежала шелковая шаль красного цвета; с годами краска выцвела, но от нее еще пахло духами. Мамиными духами! Дрожащими руками Оливия поднесла шаль к лицу. Ей стало больно дышать. Она вспомнила свое детское видение — мама в объятиях отца на ступеньках дома, красный шелк облегает ее плечи.

Прикусив губу, Оливия отложила шаль и взялась за старые семейные альбомы по годам. Она начала просматривать их и вскоре ей попалась собственная фотография, на которой ей было четыре года. На обороте она прочитала: «Оливия — бесконечная радость для меня, она полна жизни, болтушка и хохотушка. Я безумно люблю ее».

Оливия не смогла сдержать подступивших рыданий, слезы полились неудержимо на платье, на фотографию. За спиной скрипнула дверь, и послышался голос Мэтью:

— Оливия, что случилось? Перестань плакать, я не выношу твоих слез.

Она обернулась к нему и увидела на его лице столько искренней тревоги за нее, что бросилась к нему в объятия, не раздумывая и так естественно, словно именно этого она хотела с момента их первой встречи. Слезы закапали на его рубашку. Сквозь рыдания она пыталась объяснить Мэтью про фотографию, про любовь к ней матери, которую она почти не знала.

Мэтью поудобнее устроился на ковре, пересадил Оливию к себе на колени и, поглаживая ее плечи, вложил ей в руку носовой платок. Она вытерла нос и глаза, потом неуверенно улыбнулась ему.

— Должно быть, я похожа на пугало.

В ответ он только крепче прижал ее к себе и склонил к ней голову. Его долгожданный поцелуй она приняла с ликующим сердцем, желая, чтобы он никогда не кончался. Она забыла обо всем на свете, кроме Мэтью. Существовали только руки, обнимающие ее, его запах, жар губ, блаженство от близости с ним.

Потом он опустил ее на ковер, накрыл своим телом и стал целовать шею. Она прижалась к нему, обхватив его руками за плечи. Он снова поцеловал ее в губы.

— Пойдем вниз, на кровати нам будет удобнее.

Она и слышать не хотела.

— Нет, — шепнула она, — я хочу любить тебя здесь, Мэтью.

Он поднял голову и устремил взгляд на ее вспыхнувшее лицо.

— Повтори, что ты сказала.

Оливия еще больше покраснела.

— Я хочу любить тебя здесь.

Нет в жизни Мэтью другой женщины и быть не может. Она чувствует его настойчивое желание. Притянув к себе его лицо, она поцеловала его в губы. Провела языком по его нижней губе и прошептала:

— Какой ты вкусный…

Он неожиданно засмеялся и всю тяжесть своего тела перенес на ее бедра. Желание, словно прекрасный огненный цветок, вспыхнуло в ее лоне и разлилось по всему телу. Она увидела, как изменилось его лицо, когда он расстегивал пуговицы ее платья. Приподняв ее, он снял платье через голову. Она смутилась под его жадным горящим взглядом, исследующим каждый изгиб ее тела. Как только он сбросил с себя рубашку, она сделала то, что давно хотела сделать: провела ладонью по его телу, при этом ее груди нежно и соблазнительно колыхались в кружевном лифчике. Мэтью нырнул лицом в ложбинку между грудей, вдыхая запах ее кожи. Она прижала его голову ладонями и закрыла глаза, сосредоточившись на ощущениях, которые вызывала его исследовательская деятельность.

Лифчик присоединился к ее платью и его рубашке на ковре. Выражение его лица, когда он ласкал ее грудь и шею, заставляло ее почувствовать свою женскую власть и одновременно глубокое смирение. Не зная точно, как разобраться в своих ощущениях, она прошептала:

— Ремень впивается в меня.

— Это нам ни к чему, — охрипшим голосом сказал он и быстро снял с себя последнюю одежду.

Его обнаженное тело настолько заворожило ее, что она не могла отвести от него восторженных глаз.

— В чем дело, Олли? Ты и раньше видела обнаженного мужчину.

Тень скользнула по ее лицу. Видимо, он имеет в виду Мелвина. Ей не хотелось вспоминать о нем в объятиях Мэтью.

— Ты не похож на Мелвина, — доверительно сообщила ему Оливия, оплетая его своими ногами и целуя со всей страстью, которую он пробуждал в ней.

— Извини, мне не стоило напоминать тебе об этом. — Он осыпал ее поцелуями. — Я хочу, чтобы ты получила удовольствие, Оливия.

Она засмеялась.

— Удовольствие? Я обожаю то, что ты делаешь со мной!

— Правда? А я ведь еще не начинал.

— А еще я обожаю крошечные морщинки вокруг твоих глаз, когда ты улыбаешься, — сказала она.

Он смеялся, и смеялись его синие глаза.

Он стал неторопливо целовать ее соски, слегка прикусывая их губами.

— О! — простонала она с восторгом первооткрывателя. — О Мэтью! Пожалуйста, еще!

Потом он взял ее ладонь и провел ею по своему животу и ниже, пока она не коснулась его затвердевшего члена. Стыдливое смущение и желание одновременно охватили ее. Он поцеловал ее страстно и властно, словно заявлял на нее свои права. Она обхватила ногами его бедра, захваченная новыми для нее ощущениями и чувством свободы, которые они давали ей. Закрыв глаза, она потерлась щекой о его грудь и поцеловала ему сосок. Задохнувшись от острого наслаждения, Мэтью упал на нее. Они целовали и ласкали друг друга, голод одного усиливал голод другого, их взаимная страсть все нарастала. Извиваясь под ним, она со стоном повторяла его имя. Он легко скользнул в нее и вдруг почувствовал сопротивление. Острая боль исказила ее лицо. Он испуганно замер.

— Олли…

— Не останавливайся, Мэтью, пожалуйста, — взмолилась она.

Мэтью растерялся.

— Ты говорила вроде, что только однажды… но…

В ответ она приподняла бедра. И вскоре их тела уже жили в одном ритме, сливаясь в одно целое. Она чувствовала, как все глубже и глубже он проникает в нее, унося ее с собой сквозь бурю к райским высям. Туда, где она неотделима от него, но при этом еще больше становится собой…

 

12

Оливия медленно приходила в себя. Потная голова Мэтью покоилась на ее груди, и громко в унисон бились их сердца. Она провела рукой по его спине и с нежностью ощутила под ладонью выступы позвонков.

— Я и не знала, что будет так… У меня нет слов. Могу только поблагодарить тебя.

Он поднял голову. Никогда она не видела у него такого лица, открытого, беззащитного, и ее грудь сдавило от волнения. И голос его звучал по-другому.

— Ты как-то неопределенно говорила о своей девственности, а я не поверил… не мог поверить. А должен был. Потому что это правда.

— Да, было правдой. — Она потерлась носом о его подбородок. — Хотя теперь уже нет.

— Не знаю, что сказать, Олли. Даже не знаю, что полагается говорить в таких случаях. — Он отодвинулся и теперь лежал, опираясь на локоть. Между ними возникла дистанция. — Я первый, кому ты доверилась, чтобы избавиться от последствий травмы, нанесенной тебе Мелвином?

Может, и так, ей это было безразлично. С легким разочарованием она почувствовала, как холодно стало там, где только что было жаркое тело Мэтью.

— Наверное… — рассеянно ответила она. Интересно, о чем он думает. — Должно быть, я делала что-то не так… У меня нет опыта. Извини…

— Ради Бога, — сказал он хрипло, — я не об этом. — Он пригладил волосы рукой. — Ты замерзнешь, лучше одеться, — заволновался он. — Представляю, каково было тебе на полу.

Она совсем забыла, что лежит обнаженная на ковре в мансарде среди разбросанной вокруг одежды. Она подобрала кружевное белье и неловко поднялась на ноги; к счастью, волосы закрыли ее лицо. Ей хотелось знать, какие чувства испытывает к ней Мэтью, но не хватало мужества спросить. А может, она боится ответа? Может, она напрасно доверилась ему? Как узнать, понравилось ему заниматься с ней любовью или она раздражала его своей неопытностью? И, наконец, самый главный вопрос: почему оборвалось так быстро то чудо внезапного слияния двух существ?

По шороху за спиной она догадалась, что он одевается, и не посмела оглянуться. За последние полчаса она поняла, что за штурвалом самолета ей гораздо легче: там все честно и понимаешь, чем рискуешь. К тому, что происходит с ней теперь, она не готова.

К общей растерянности добавилась и та мысль, что у Мэтью, наверное, есть другая женщина в Нью-Йорке, где находится его дом, и потому он не прикасался к ней в лесном домике. Ей стало больно, и она отогнала эту мысль. Не мог же он быть одержимым страстью к ней, если у него есть другая?

Оливия надела платье, с трудом справившись с пуговицами, которые так легко расстегнул Мэтью. Она чувствовала себя как человек, свалившийся с небес на землю. Ей вспомнилась библейская история изгнания из Рая. Теперь она поняла, что это означает. Невыносимое чувство утраты, отторжения. Все, что происходило между нею и Мэтью несколько минут назад, кончилось, словно и не бывало.

Нет, плакать она не станет. Из-за ее плача все и произошло, к тому же у нее хватит гордости не показывать Мэтью своей печали. Играй, Олли, играй!

Засунув ноги в туфли, она собралась уходить.

— Наверное, отец беспокоится, что я тут пропала. Я приходила за фотографиями.

— Он мне и сказал, где тебя искать, иначе бы я не нашел тебя. Почему ты так заторопилась?

Какой он высокий и… волнующе мужественный! Какой близкий и какой далекий! Отчаяние захлестывало ее.

— Он ждет меня, — резко ответила Оливия. — Ты хочешь, чтобы он догадался, чем мы тут занимались?

— А ты стыдишься этого?

— А я должна?

— Послушай, мне не следовало…

Боясь услышать от него, что ему не следовало заниматься с ней любовью, Оливия быстро отвернулась и выбежала на лестницу. Щеки ее горели, ей казалось, что каждый, увидев ее, догадается, чем она только что занималась. Изменилась ли она? Заметит ли это отец? Она услыхала шаги догонявшего ее Мэтью.

Но тут из комнаты, где завтракал, вышел Брэд, опираясь на палку.

— А, вот ты где, — сказал он. — Нашла что-нибудь интересное для себя?

В спешке она оставила фотографии на полу в мансарде. Вместе со своей девственностью.

— А? Да, нашла, — запинаясь сказала она. — Извини, что задержалась.

— Неважно… тебе все равно собираться в Нью-Йорк, поговорим в другой раз.

Вмешался Мэтью.

— Я должен быть в Манхэттене после ланча; у меня деловая встреча. А Оливия… приедет позже.

Манхэттен… и другая женщина. Все ее подозрения ожили с новой силой.

— Па, я не поеду с Мэтью. Лучше я останусь с тобой.

— Первая обязанность женщины — ее муж, — нравоучительно произнес Брэд.

— Устаревшее представление о браке, — парировала Оливия.

— Вам следует обосноваться в Манхэттене, — продолжал Брэд. — Плохо начинать совместную жизнь в разных домах.

— Но мне хочется побыть с тобой, — возразила она и, взяв себя в руки, уже спокойно добавила: — А с Мэтью у нас вся жизнь еще впереди.

— Ты должна поехать с ним сегодня, Оливия. Я настаиваю. Думаю, вам надо присмотреть там дом, который станет вашим общим домом.

Бесполезно спорить с Брэдом, когда он говорит таким тоном. Придется ехать, хотя Мэтью наверняка этого не хочет.

— Я вернусь не позднее пятницы.

— Хорошо. Пока вы были в Вермонте, я поручил Робину организовать прием в понедельник. Отпразднуем вашу свадьбу. Приглашения разосланы, все заказано. Купи себе новое платье в Манхэттене, Олли. Я люблю тебя видеть красивой.

Ей хотелось визжать, кричать и топать ногами.

— Чудесно! — радостно сказала она. — Будут танцы?

— Камерный оркестр для нас, стариков, и группа патлатых с очень странным названием для молодежи.

Кажется у отца опять шутливое настроение. Как же он радуется ее замужеству!

— В следующий раз, папа, посоветуйся вначале со мной, мы же празднуем мою свадьбу. А теперь мне пора собираться. Во сколько мы уезжаем?

— Как только ты будешь готова, — ответил Мэтью.

Со мной обращаются как с пешкой и загоняют в угол, подумала Оливия.

Через пару часов она уже входила в нью-йоркскую обитель Мэтью.

— Я тороплюсь, — сказал Мэтью. — Надеюсь, встреча не затянется и я вернусь к семи часам. Потом мы пойдем ужинать. Вот тебе запасной ключ, если надумаешь выйти.

Весь полет он провел, уткнувшись в документы, и ему не было до нее никакого дела.

— Желаю удачи, — холодно обронила она.

Он сжал зубы.

— Я понимаю, что я не… черт, сейчас нет времени затевать разговор. Поговорим позже.

Дверь за ним закрылась. Оливия прислонилась к стене с дубовыми панелями. Она закрыла глаза, пытаясь превозмочь тяжесть на сердце, мешавшую ей свободно дышать. Деловая встреча или это только предлог? Может, сейчас он рвет и мечет, что оказался с женой в городе, в котором всегда чувствовал себя свободным представителем мужского племени?

Оливия открыла глаза и огляделась. Просторно и светло. Сверкающий дубовый паркет и удивительной красоты современные скульптуры, мебель финского дизайна, который всегда нравился ей. Все, что окружает Мэтью, нравится ей, почему же он сам такой чужой?

Она обошла квартиру, осмотрела его коллекцию абстрактной живописи, порылась на книжных полках, отметила хорошую аудиоаппаратуру с набором кассет. Целую полку занимали записи опер. Опера и Мэтью? Странное сочетание. Это не вписывалось в ее представление о нем. Да, он владеет искусством доставлять наслаждение женщине; даже она, не имевшая опыта, поняла это. Но речь идет о сексе, который не дает предпосылок к внутреннему слиянию. Всего лишь удовлетворение потребности плоти.

Она переходила от окна к окну, из которых открывался вид на Гудзон: вон буксир тянет баржу под мостом. Мэтью оставил ей номер телефона, по которому его можно найти. Значит, действительно, встреча деловая. А может, он позвонил любовнице раньше и предупредил, что приедет с женой?

Остановись, Олли, приказала она себе. Твое воображение завело тебя слишком далеко, у тебя нет ни одного доказательства, что у Мэтью есть другая женщина. Надо выйти, побегать, побродить по магазинам и, вообще — вести себя как туристка, а не терзаться, сидя в квартире.

Она достала спортивный костюм, захваченный из дому, и направилась в Центральный парк, где пробегала около часа. Затем вернулась в квартиру, приняла душ, переоделась и пошла бродить по Пятой авеню. В одном из магазинов она нашла ослепительной красоты платье из темно-синей тафты, которое как нельзя лучше подходило для приема в понедельник. Потом купила книгу о летчиках и журнал по авиации. В шесть тридцать она вернулась в квартиру. Мэтью не было. Она попыталась читать, затем принялась рассматривать картины абстракционистов. Интересно, что видит на них Мэтью, какие у него ассоциации? Он ничего не рассказывал ей о себе, о своих друзьях, почти ничего — о своих родителях и о том, каково было ему растить Стеллу. Он был совсем ребенком, когда его бросила мать. Отец пил, что не могло не отразиться на его характере и сделало его сдержанным и замкнутым. Оливия тяжело вздохнула. Загадочная личность этот мужчина, чье тело так властно влечет ее к себе.

Она постояла у высокого окна. Без четверти восемь.

Оливия направилась в спальню Мэтью и, стараясь не смотреть в сторону широкой кровати, прошла в гардеробную, затем в ванную комнату, но нигде не обнаружила никаких следов женского присутствия. Оливия почувствовала презрение к себе за учиненный обыск. Я шпионю за собственным мужем, я ревную, обвиняла она себя. Однако тут же оправдывалась: все это потому, что невыносимо представить его с другой женщиной. Где он? Почему не приехал домой?

Мэтью успешно провел переговоры, которые потребовали от него большого напряжения и заняли больше времени, чем он рассчитывал. К тому же выяснилось, что ему придется провести почти всю следующую неделю в Японии и Новой Зеландии.

Когда он садился в лимузин, было уже без пяти восемь. Звонить не имело смысла и так ясно, что он опоздал.

— Ларри, можно побыстрей?

— Есть, сэр! Только все улицы забиты.

Мэтью стал просматривать захваченный им последний выпуск журнала по недвижимости, задерживаясь на тех объявлениях, которые могли бы заинтересовать Оливию, но так нервничал, что не мог сосредоточиться.

Его жена. Он все еще не мог привыкнуть к этому словосочетанию. Даже не понимал, что оно значит для него. Он не собирался заниматься с Оливией любовью утром. Он планировал дождаться, когда она сделает первый шаг. Она явно была недовольна его поведением в домике. А разве ему было легко держать дистанцию? Он чуть с ума не сошел — жить с ней в такой близости и не сметь даже дотронуться до нее!

Зачем он так поступал? Хотел показать, кто тут главный? Или доказать себе, что у него хватит выдержки? Или, что более вероятно, дать ей возможность самой определиться? Что бы там ни было, но сегодня утром его хваленая выдержка обратилась в прах. Вид плачущей Оливии, сидящей на полу в пустой мансарде, тронул его до глубины души.

Душа… Значит, она у него есть и в ней живет Оливия? Нет, первым побуждением было утешить ее, и только потом, когда она посмотрела на него и улыбнулась, в нем пробудились первобытные инстинкты. Она сама сказала: «Я хочу любить тебя». Они этим и занялись.

Вот только она оказалась девственницей. Он до сих пор не мог прийти в себя от такого открытия. Она доверила ему себя, свои чувства. Дар более ценный, чем редкий желтый бриллиант.

— Приехали, сэр, — сообщил Ларри.

— Спасибо, — буркнул Мэтью и выскочил из машины.

Не дожидаясь лифта, он бросился бежать вверх по лестницам, удивляясь собственному нетерпению.

— Оливия! — позвал он, влетев в квартиру.

Она появилась из спальни в простом, но соблазнительном черном платье с распущенными волосами. Каждый раз он воспринимал ее красоту как откровение.

— Извини, что опоздал, — сказал он, ставя на стол портфель. — Я быстренько переоденусь. Можешь посмотреть пока журнал, там есть два пентхауза, на которые стоит взглянуть.

— Я не собираюсь обзаводиться собственностью в Нью-Йорке, — сообщила она ледяным тоном.

Он повесил пиджак на ближайший стул и развязал галстук.

— Я могу купить, — сказал он, не задумываясь, что это прозвучало бестактно.

— Только не для меня.

Мэтью нахмурился.

— Олли, я ведь извинился за опоздание.

— Ты кое-что забыл. У нас фиктивный брак. Временный. Нам нет необходимости обзаводиться общей собственностью, что бы ни говорил мой отец.

— Ты настроена на ссору?

— Как ее зовут, Мэтью? — спокойно спросила Оливия.

Его удивлению не было предела. Он даже рот открыл.

— Кого?

— Ту женщину… твою любовницу. Из-за которой ты не приближался ко мне во время нашего свадебного путешествия. А сегодня опоздал домой.

Он подошел поближе. Лицо у Оливии было бледное, глаза огромные, от нее исходило такое напряжение, — что, казалось, дотронься и ее разорвет на куски.

Ему, как всегда, хотелось дотронуться. Стараясь говорить ровным голосом, он спросил:

— Ты обвиняешь меня, что последние несколько часов я провел с женщиной?

Ответ последовал мгновенно.

— Да.

Грудь его разрывалась от боли и гнева. Гнев — это понятно. Но почему ему так больно? Он никогда не позволял женщинам причинять ему боль.

— Я не был с женщиной. Я был на переговорах. Могу назвать свидетелей, если ты мне не веришь, — моих конкурентов, так что сговор исключается.

— В домике я чувствовала себя то старой девой, то неприкасаемой. Потом в мансарде ты занимаешься со мной любовью. — Голос ее слегка дрогнул. — После чего ведешь себя так, словно мы едва знакомы. Ты…

— Ты веришь мне? — настойчиво спросил Мэтью. — Оливия, у меня нет другой женщины.

Она долго молча смотрела на него. У него так громко стучало сердце, что, наверное, в этой тишине слышала не только она, а весь дом.

— Да, — медленно произнесла она. — Я верю тебе. Но почему ты игнорировал меня весь день, Мэтью? Я не понравилась тебе? И так велико твое разочарование?

Он вспомнил ее тело, трогательные неумелые движения, светящуюся кожу. Он не собирался, он соблюдал условие контракта, черт бы его побрал! Но он потерял над собой контроль. Знаменитая выдержка Бертрама изменила ему, когда он увидел свою жену в слезах. Не горячись, Мэтью, скажи ей правду. Или часть правды.

— Ты мне понравилась. Ты была такой прекрасной, что дух захватывало.

— Я не желаю играть в игры, в которые, похоже, играют все. Поэтому общество меня не привлекает, в Хиброне я чувствовала себя уютней, чем в Нью-Йорке. Я могу выглядеть соответственно, каждый может. Но, когда доходит до секса, я никуда не гожусь. Скажи откровенно, Мэтью, ты занялся со мной любовью, потому что хотел утвердить свою власть надо мной? Ты хотел доказать мне, какой глупой и несостоятельной я была, когда сочиняла наш контракт? — Она засмеялась. — Никакого секса. Какой наивной надо быть!

— Я тоже подписал этот контракт. Что, по-твоему, двигало мной?

— Только ты сам можешь ответить на этот вопрос, — сказала она и нахмурилась, явно над чем-то размышляя. — Я все время использую слово «любовь». Это неправильно. Мы занимались не любовью, а сексом. Только сексом.

Мэтью попытался возразить, но она не слушала его. Если ее так больше устраивает, то пусть, решил он.

— Тогда опусти слово «только», ладно?

К его тайной радости, она порозовела.

— Ты… ты хочешь сказать, что тебе понравилось?

— Ради Бога, Олли! Конечно, понравилось.

— Тогда почему?.. — снова начала она.

Мэтью решил, что хватит слов. Он заключил ее в объятия и поцеловал с жаром, который шел из самой глубины его существа. Как будто в первый раз, мелькнуло у него в голове.

Вдруг его словно что-то подтолкнуло изнутри.

— А тебе понравилось?

Она уставилась на пуговицы его расстегнутой рубашки.

— Мне понравилось… Разве ты сам не знаешь?

Разговор двух подростков, насмешливо подумал Мэтью. Он никогда не вел таких разговоров с женщинами, которые делили с ним постель. Ему никогда не хотелось говорить об этом. Нет чувств — нет обязательств.

— Настолько, что ты готова повторить?

Он почувствовал, как трепет пробежал по ее телу.

— Сейчас?

— Предпочитаю снять с тебя такое сексуальное черное платье, чем сидеть в ресторане и смотреть на него.

— Правда?

— Конечно. — Напряжение понемногу отпускало его.

— Мы можем заняться этим в постели?

— Отличная идея. — Он посмотрел на пол. — Вряд ли эти дубовые половицы предназначались для занятий сексом.

— Да, сексом, — повторила она. — Только сексом, Мэтью.

— Разумеется, я только этим и собирался заняться.

Какого дьявола из-за женщины так убиваться? Он теперь точно понял, чего она хочет. Обычного секса без всяких накруток. И почувствовал себя ребенком, чья любимая игрушка развалилась на кусочки.

— На этот раз будем предохраняться, — сказал он строго.

Она широко открыла глаза, вспомнив, как они с Мэтью вели себя в мансарде.

— Я совсем забыла об этом… Я же говорила, что у меня нет опыта.

Он значительно опытнее, но и он не подумал об этом тогда. Впрочем, тогда все произошло так спонтанно. Он нарушил еще одно из своих железных правил.

— Я буду беспокоиться об этом. — Чтобы скрыть обуревавшие его чувства, он говорил нарочито холодным тоном. — Я приму душ, и можем отправляться в постель. Потом мы закажем тайскую еду.

Такой тон поставит ее на место. Сандвич из секса между душем и соусом карри.

Она вздернула подбородок.

— Не задерживайся в душе.

Если бы только во всем, что она делает, не было бы постоянного вызова! Но ведь ты хотел острых ощущений, вот и получай, думал Мэтью, стоя под душем. И в Гималаи не надо лететь. Может, стоило предложить ей вместе принять душ? Нет. Хорошенького понемножку.

Когда Мэтью вошел в спальню с полотенцем на бедрах, Оливия уже лежала под одеялом и читала. Словно эта постель ее собственная территория. Впрочем, она его жена, и если кому и принадлежит его постель, то ей по праву. Он разглядел, что ночнушка на ней крошечная. Господи, как он хочет ее! Но зачем ей знать об этом?

Он сел на постель рядом с ней.

— Что читаешь?

— О летчиках дальних перелетов, — ответила она, переводя взгляд с книги на его голую грудь и обратно в книгу. — Может, этим я и займусь. После… — Она запнулась. — Отец не разрешит мне, он скажет, что это опасно.

— После того как мы разведемся, ты хотела сказать, — насмешливо подсказал Мэтью. — Беспосадочные перелеты обычно совершают через Северный полюс. Далековато от Манхэттена. Дальше некуда.

— Почему все так сложно?! — закричала Оливия.

— Потому что продолжительность нашего брака зависит от того, сколько осталось жить твоему отцу, а ты любишь отца… Вот почему. Единственная причина, между прочим.

Она уставилась на обложку книги с самолетом, словно никогда не видела самолетов вообще.

— Единственная причина, — глухо повторила она. Он хочет сказать, что с ним это не связано.

— Мы в безвыходной ситуации из-за твоего отца. Думаешь, я не понимаю? — сказал Мэтью.

— Ты жалеешь, что женился на мне?

Ну как ей ответить, когда совсем рядом шелковистая кожа ее плеч, глубокая ложбинка меж грудей, в которую хочется уткнуться лицом, ее влекущие полураскрытые губы…

Прощай хваленая выдержка… вместе с полотенцем.

Книга с глухим стуком упала на пол.

Оливия, обняв его руками за шею, поцеловала со всей страстью, так долго копившейся в ней, воспламенив в нем все чувства. Оливия… Его жена… В его постели…

Но это был только секс, и оба знали это.

 

13

Оливия последний раз взглянула на себя в зеркало. В вечернем платье из темно-синей тафты, купленном на Пятой авеню, она смотрелась потрясающе изысканно. К тому же в определенном смысле она теперь выглядит как женщина. Она покраснела, вспомнив, как провела последние два дня в Манхэттене с Мэтью. В основном в постели.

Все это время они наслаждались друг другом. Широкая постель его спальни превратилась в царство любовных игр, смеха и нежности. Два раза она не смогла сдержать слез от переполнявших ее чувств. А что происходило прошлой ночью! Мэтью вернулся из Японии и стал раздеваться, едва закрыв за собой дверь. Потом подхватил ее и понес в постель, настолько велико было его нетерпение. Более страстного и неутомимого любовника она и желать не могла. Но в страсти она ему не уступала.

Оливия улыбнулась своему отражению в зеркале. Пусть их объединил секс, но зато какой! Правда, по-прежнему всего лишь секс. Чтобы заниматься любовью, надо любить. Иначе это слово теряет свое значение и становится бессмысленным, как ее замужество. Словно на карусели, грустно подумала она, кружишься, кружишься, а приехать никуда не можешь.

Она подпрыгнула, будто испуганный котенок, когда раздался стук в дверь.

— Войдите, — крикнула она.

Вошел Брэд.

— Застегни мне галстук, Олли, — попросил он. — Твоя мама всегда это делала… И в синем она тоже выглядела очаровательно.

Накануне они с отцом добрых два часа говорили о Джессике, и Оливия ловила каждое его слово. Сегодня ее опять поразило, насколько лучше стал выглядеть отец, гораздо лучше, чем неделю назад.

— Па, ты отлично выглядишь…

— Да, и чувствую себя значительно лучше. Новое лекарство творит чудеса.

Оливия крепко обняла его, голос ее срывался.

— О, я так надеюсь… Какое это было бы счастье! Мы ведь только-только начали узнавать друг друга… Я не перенесу, если потеряю тебя!

— Твое замужество тоже сыграло положительную роль. Я и пожелать не мог для тебя лучшего мужа.

И снова целый вихрь чувств закружился в ее душе. Разумеется, она всем сердцем молилась, чтобы отец поправился, но тогда ее замужество продлевается на неопределенный срок. Не может же она огорчить Брэда разводом через три месяца после свадьбы! Это плохо отразится на его здоровье. Но Мэтью не собирался жениться на ней всерьез. Ему нравится ложиться с ней в постель, но его чувств она не затрагивает. Условие контракта — «без секса» сменилось другим — «без любви». Если Брэд поправится, Мэтью будет вынужден жить в браке без любви. А захочет ли он? Впрочем, это относится и к ней.

— С галстуком все в порядке, — сказала Оливия. — Я рада, что ты счастлив за меня. Через минуту я спущусь, только выберу украшение.

— Один танец оставь за мной, — сказал Брэд и, перед тем как уйти, поцеловал ее в лоб.

Оливия копалась в шкатулке, где хранились ее драгоценности, решая, что больше подойдет к новому платью — золото или серебро, — когда из соседней комнаты появился Мэтью. Под его горящим взглядом, которым он окинул ее с ног до головы, она бессознательно потянулась к нему.

— У нас нет времени, Олли. — Мэтью достал из кармана смокинга плоскую коробочку. — Это тебе. Несколько запоздалый свадебный подарок.

Оливией снова овладели противоречивые чувства.

— Пожалуйста, Мэтью, не надо. Мы же с тобой знаем, что наш брак сплошное притворство. Будем честными хотя бы друг с другом.

— Не можешь дождаться, когда избавишься от меня?

— Так же, как и ты, признайся.

— Твой отец поправляется.

— Значит, придется подождать, когда он достаточно окрепнет, чтобы пережить наш развод. Согласен?

— Напомни мне, чтобы в следующий раз я знакомился с условиями контракта внимательнее, — огрызнулся Мэтью. — А пока твой отец — я в этом абсолютно уверен — ждет от меня свадебного подарка для тебя. Так что, бери.

Значит, выбирая подарок, он думал только об отце. Оливия нехотя открыла футляр. На белом атласе лежала невероятной красоты золотая цепь с двумя бриллиантами и сапфиром.

— Не понимаю, как тебе удается выбрать именно то, что мне нравится, — растерянно произнесла Оливия.

— Так тебе нравится?

Волнение, которое она уловила в его голосе, заставило ее внимательно посмотреть на Мэтью.

— Такое изысканное украшение… спасибо, Мэтью.

Он заговорил, словно клещами вытягивая из себя слова:

— Оно похоже на тебя: сочетание изящества, силы и красоты.

— Ты хорошо знаешь, как угодить мне, — пробормотала она.

— У нас это общее. — Он вынул цепь из коробки. — Стой и не двигайся.

Оливия покорно склонила голову. Прикосновение его пальцев к коже, теплое дыхание на ее щеке вызвало у нее воспоминание о прошлой ночи. Ей захотелось немедленно оказаться с ним в постели — и пропади пропадом все гости, которые дожидаются их появления.

Цепь была такой светлой, что почти сливалась с ее кожей, камни вспыхивали и переливались. Вынужденный подарок, подумала Оливия. Это приводило ее в отчаяние. Видимой причины для слез не было, а плакать хотелось.

— Нам пора… папа нас ждет.

Мэтью положил руку ей на талию и широко улыбнулся.

— Не забывай, что мы безумно любим друг друга. Внизу нас ждут сливки общества и наши друзья, так что держи выше голову, моя дорогая жена, играй!

Откуда-то пришли слова:

— Секс… то, что происходит между нами в постели… это ведь не игра, правда, Мэтью?

— Если ты не знаешь ответа на этот вопрос, я, черт возьми, не берусь ответить тебе.

Он подтолкнул ее к двери. Она явно причинила ему боль!

— Извини, — залепетала она, — я не хотела…

— Давай покончим с этим.

Он выглядит и ведет себя, как любящий супруг.

— Нам обоим приходится играть, Мэтью, — холодно сказала она и выскочила из комнаты.

Бальные залы, декорированные высокими коринфскими колоннами, были расположены в задней части дома на первом этаже, куда вела полукруглая лестница. Французские хрустальные канделябры сияли, заливая все ярким светом; из высоких окон, драпированных синим шелком, открывался вид на работающий мраморный фонтан среди самшитовых кустов.

На верхней площадке лестницы Мэтью взял Оливию за руку и, улыбнувшись ей с искренней нежностью — она могла бы в этом поклясться, — шепнул:

— Мы безумно любим друг друга. Пусть все умрут от зависти, Олли.

Его теплая рука согревала ей пальцы, а глаза смотрели на нее так, как мог бы смотреть только очень близкий человек. У нее перехватило дыхание, но она тут же вспомнила: это игра, всего лишь игра…

Я люблю его!

Пораженная этим открытием, Оливия пошатнулась и вцепилась в рукав Мэтью. Я влюбилась в собственного мужа! Все оказалось просто как правда. Она любит, любит Мэтью. От волнения глаза ее стали еще больше, а в сердце расцвела радость и зажгла ослепительную улыбку у нее на лице.

Оркестр заиграл свадебный марш. Гости, собравшиеся у подножия лестницы, начали аплодировать, и Оливия улыбалась им. Она спускалась величаво, изящно колыхалась юбка ее элегантного вечернего платья.

Мэтью шепнул:

— Бродвей аплодирует твоему таланту.

Его слова погасили только что зародившуюся, еще хрупкую радость. Он думает, что она играет, он не может отличить истинное от фальши. Значит, сам он ничего не испытывает. Потом, потом, лихорадочно говорила себе Оливия, сейчас нельзя думать об этом, ты должна вести себя, как любящая жена.

Внизу их ждал отец. Оливия поцеловала его.

— Второй танец твой, па. А первый по праву принадлежит Мэтью. Правда, дорогой?

Он сжал ее пальцы. Никто не мог бы осудить его за то, каким взглядом он смотрел на свою жену: в нем светились страсть и обожание. Она трепетала под этим взглядом. Он вывел ее на площадку для танцев, прижал к себе и склонился щекой к ее волосам. Желание захлестнуло ее, но теперь она знала, что это желание называется любовью. Как ей хотелось, чтобы этот танец длился вечно.

Но ничего вечного на свете не бывает, и через несколько минут она сменила руку Мэтью на руку отца. Потом она танцевала со своим братом и с мужем Стеллы, потом опять с Мэтью, со своим адвокатом, с друзьями отца и со Стэном. Стэн ей нравился. Его серые глаза вызывали доверие. Во время фокстрота он наклонился к ее уху.

— У Мэтью вид влюбленного по уши, а я всегда считал, что у него иммунитет на нежные чувства.

Оливия сбилась с такта.

— А как вы стали друзьями?

— О, было одно дело, в котором я помог ему.

— А что за дело?

— Какая вы настойчивая.

— Я жена Мэтью, Стэн, и хочу знать о нем больше, — сухо сказала она.

— Тогда, думаю, лучше спросить у самого Мэтью.

— Это что, мужская солидарность?

— Оливия, у вас с Мэтью впереди еще уйма времени, — мягко сказал Стэн.

Вряд ли, с горечью подумала Оливия. Когда танец кончился, Стэн сказал:

— Мэтью, возможно, тяжеловат для совместной жизни, но, уверяю, он глубоко порядочный человек. А теперь было бы неплохо перекусить.

Оливия с удовольствием пила, ела, принимала поздравления, пожелания. Шум возрастал, прием удался на славу. Пора освежить помаду на губах, решила она и направилась к ближайшей туалетной комнате. Проходя мимо тропических растений в больших кадках, она столкнулась нос к носу с Мелвином Уолшем. Странно, что отец пригласил его после того скандального развода, подумала она; наверное, в память о дружбе с его отцом. Мелвин был пьян, щеки его покраснели, галстук сбился набок.

— Увидел, что ты направляешься в эту сторону, и решил перехватить тебя, умненькая Олли, — ухмыльнулся он. — Неплохо устроилась. Неудивительно, что ты пренебрегла мной.

— Ты сам знаешь почему.

— Брось! — Мелвин попытался обнять ее, она отпрянула, и его слюнявый поцелуй угодил ей в щеку.

— Прекрати! — Она задохнулась от омерзения.

В этот момент прозвучал голос Мэтью:

— Оставь в покое мою жену.

Мелвина покачивало, и он оперся о стену.

— Она всего лишь хотела получить поцелуй в память о прошлом. Деньги, вот что ее привлекает. У Олли крутые запросы. Мне не по карману.

— Я люблю самого Мэтью, — отчетливо произнесла Оливия, — а не его деньги. — И с облегчением подумала, что на этот раз говорит чистую правду.

— Уолш, чтобы я больше не видел тебя рядом с Оливией, — сжав кулаки, сказал Мэтью таким тоном, какого она еще не слышала у него. — Иначе я не отвечаю за последствия. Ты понял?

— Эй, парень, из-за чего ты так горячишься? В конце концов, не так уж она хороша в постели…

Быстрым движением Мэтью схватил Мелвина и ударил его об стену.

— Еще одно слово, и я тебя прикончу, — прорычал он. — Я знаю, как ты повел себя с Оливией четыре года назад. Один телефонный звонок, и тебя больше не будет в этом городе. — Мэтью отпустил Мелвина и вытер руки о брюки. — Я пошел искать тебя, — обратился он к Оливии, — потому что твой отец собирается произнести речь. Он дожидается нас. — Его рука легла ей на талию.

— Мэтью, я ничем не спровоцировала его поцелуй.

— Нисколько не сомневаюсь. Не твой стиль.

— Ты хочешь сказать, что веришь мне?

— Конечно, верю.

— Наверное, мне никогда не понять тебя, проживи мы хоть сто лет!

— Не переживай, мы разведемся гораздо раньше, — отрезал Мэтью и потянул ее за руку. — Пошли, отец ждет.

— Не надо спешить! Это важно. Ты доверяешь мне… Вот, что ты сказал.

Мэтью остановился как вкопанный.

— Да, это мои слова. И что из того?

— А то, что это самый лучший комплимент, какой ты только мог мне сделать.

— Этот брак сплошная фикция, — грубо сказал он. — О чем тут говорить?

Она восприняла его слова как пощечину. Для тебя, но не для меня, подумала Оливия, и сердце ее больно сжалось. Она никогда не сможет сказать Мэтью, что любит его. Он будет радоваться, когда они наконец разведутся.

— Не представляешь, как я буду счастлива, когда закончится этот прием.

— Не больше, чем я. Пошли.

Выступление отца, несомненно, было искренним и, к счастью, коротким. Ответное выступление Мэтью прозвучало не менее искренне, как и положено глубоко любящему супругу.

Тебе впору выступать на Бродвее, думала несчастная Оливия. Радость, внезапно вспыхнувшая в ее сердце, совсем угасла, и она ощутила пустоту. Боль придет позже.

Она обратила внимание, какой у отца усталый вид, и, когда Мэтью пошел танцевать со Стеллой, подошла к нему.

— Па, я думаю, пора объявить, что прием закончен; ты выглядишь измученным.

— Это от волнения.

Человек, рядом с которым стоял отец, когда она подошла, был ей незнаком. Брэд как-то смущенно познакомил их:

— Доктор Джефф Роули, моя дочь Оливия. Джефф и есть тот врач, который прописал мне новое лекарство, Олли… Он занимается научными исследованиями и специализируется как раз в этой области.

Врач пожал ей руку.

— Меня радует улучшение здоровья вашего отца. Значит, вы и есть жена Бертрама. — Он улыбнулся по-мальчишески озорно. — А я-то всегда считал Мэтью закоренелым холостяком.

— Вы знакомы с Мэтью?

Доктор явно удивился.

— Мы сотрудничаем уже несколько лет. Он владелец фармацевтической фирмы, которая проводит испытания этого нового лекарства, перед тем как выпустить его на рынок. Он позвонил мне и попросил приехать посмотреть вашего отца. Я думал, вы знаете.

— Должно быть, он забыл сказать, — живо вмешался Брэд. — Есть шанс, что мое выздоровление будет полным, Олли. Хорошая новость?

— Новость чудесная! И мы должны благодарить за нее вас, доктор Роули.

— Главное, чтобы ваш отец поправился, другой благодарности мне не нужно. Извините, пойду искать жену. Мы уходим, потому что завтра мне лететь в Бостон на конференцию. Всего хорошего, Брэд. Увидимся через неделю и проверим еще раз. Мои поздравления, миссис Бертрам; Мэтью замечательный человек.

Когда он ушел, Брэд сказал:

— Мэтью просил меня помалкивать до вашей свадьбы.

— Значит, Мэтью устроил визит доктора Роули еще до свадьбы? — спросила она, когда шла вместе с отцом в сторону его комнат.

— Да, как сейчас помню, он состоялся во вторник.

В тот день Мэтью организовал ее встречу со Стеллой за ланчем.

— Так вот почему ты почти не выходил из своих комнат на той неделе…

— Да, вначале новое лекарство вызывало у меня тошноту и головокружение. Мэтью не хотел тебя напрасно обнадеживать, отсюда вся эта секретность.

— Конечно, — сказала она. — Я так рада, что лекарство тебе помогает, па. Спасибо тебе, что ты устроил для меня такой чудесный прием.

— Ты хорошая дочь, Оливия, — сказал Брэд и широко зевнул. — Возможно, мы не увидимся утром. Мэтью говорил, что должен лететь в Детройт. Даже в выходные дни работает, бедняга. Знаю, ты захочешь отправиться с ним.

— Конечно, — как заведенная произнесла Оливия. — Спокойной ночи, па.

Оливия направилась обратно к гостям. Может, Мэтью и доверяет ей, но теперь ей с очевидностью стало ясно, что не следует доверять Мэтью.

Последний танец она танцевала с Мэтью. Внутренне кипя от гнева, Оливия вальсировала с мужем, глаза ее блестели, не уступая блеску бриллиантов на шее. Когда в воздухе растаял последний аккорд, Мэтью шепнул ей на ухо:

— Пора вести тебя в постель, жена.

Это мы еще посмотрим, подумала Оливия. Они попрощались с последними гостями и поднялись к себе наверх. Как только Мэтью закрыл дверь, Оливия прижалась к ней спиной, спрятав кулаки за спиной.

— Я познакомилась с доктором Роули.

Мэтью поджал губы.

— Твой отец пригласил его, а не я.

— Почему бы ему не пригласить человека, который спас ему жизнь.

— Я просил его не приходить.

— Уверена, что ты именно так и поступил. — Ноздри ее дрожали. — С самого начала ты поставил перед собой цель делать из меня дуру. Не так ли, Мэтью. То эти деньги, потом ты женишься на мне, зная, что через три месяца никакого развода не будет, благодаря чудодейственному лекарству.

Он внимательно смотрел на нее.

— Да, похоже, лекарство многообещающее… Но Роули гарантий не дает. Я не хотел напрасно обнадеживать тебя.

То же самое сказал отец.

— Я чувствую себя такой… такой униженной, такой глупой, — тихо сказала она. — Речь идет о моем отце. Не о твоем. Почему я сама не узнала о новом лекарстве? Я поверила специалистам, которых приглашал отец.

— Они хорошие специалисты, но не лучшие и не в курсе последних достижений. Я и сам бы о нем не знал, если бы не был связан с фармацевтикой. Так что перестань себя казнить.

— Ладно, — сказала она с твердой решимостью. А что, если я начну казнить тебя? Если бы ты рассказал мне о докторе Роули и новом лекарстве, мы бы не поженились. Получается, что ты хотел жениться на мне.

— Поставь себя на мое место, Олли. Гарантии на лекарство не было. Могло помочь, а могло и не помочь.

— Почему ты женился на мне, Мэтью?

Мэтью, словно не слыша ее вопроса, взволнованно продолжал:

— По-твоему, мне не нужно было приглашать Джеффа Роули? Пускай твой отец умирает? Как бы я жил дальше, если бы думал только о твоих чувствах?

— У меня, по крайней мере, они есть!

— У меня, представь, тоже есть, — рявкнул он. — Я стыдился бы себя до конца дней, если бы не попытался спасти жизнь твоего отца. Между прочим, о свадьбе уже было сказано. Думаешь, Брэд понял бы, почему ты вдруг передумала?

Плечи ее поникли.

— У тебя на все готов ответ. Неужели ты не понимаешь? Мы в ловушке, Мэтью. В ловушке фиктивного брака, обманываем родных, которых любим: моего отца, твою сестру. Я ненавижу этот обман, ненавижу!

— Ты ненавидишь меня… Ты это хочешь сказать?

Голос ее задрожал, когда она произнесла:

— Меня на части раздирает. Ты спасаешь жизнь моего отца, не думай, что я этого не понимаю. С одной стороны, я тебе так благодарна…

— Считай, что мы квиты, — ответил он. — Ты спасла мою жизнь, я — жизнь твоего отца.

У нее вдруг вырвалось:

— А своего отца ты любил, Мэтью?

Лицо его замкнулось.

— Это неважно.

— Так ли? Ты ничего не рассказываешь мне о своем детстве, о матери, об отце… Люди вступают в брак, потому что получают возможность поделиться самым сокровенным, потому что доверяют друг другу. Ты говорил, что доверяешь мне, Мэтью.

— Все это в прошлом, и нет смысла ворошить его!

— Нет есть. Вот почему я сблизилась с отцом за последние дни, чтобы можно было исправить прошлое.

— Для тебя, может быть, это и так.

— Но, Мэтью…

— Оставь это, Оливия! Как можно исправить человека, который при виде бутылки джина превращался в скотину?! Он втоптал свое имя в грязь, вместе с семейным бизнесом. Я никогда не мог оставить с ним Стеллу. Он умер, когда мне было девятнадцать. Знаешь, почему Стэн стал моим лучшим другом? Потому что только он поверил в меня и ссудил деньгами, чтобы снова поставить дело на ноги. Остальные смеялись мне в лицо. — Он сунул кулаки в карманы. — Давай, оставим это, ладно? Все это к тебе не имеет отношения.

Она ничего не значит для него. Ею овладела усталость.

— Я так благодарна тебе за отца, но я ненавижу тебя за то, что ты сделал со мной, — прошептала она. — Ты обманул, унизил, использовал меня. Ты не хочешь быть моим мужем. Я знаю, что не хочешь.

Мэтью швырнул смокинг на ближайшее кресло и подошел к ней. Он провел рукой по ее обнаженному плечу, по высокой груди под темно-синей тканью.

— Но сколько радостей дает нам этот брак, Олли… Или ты забыла?

Она отпрянула и прижалась спиной к двери.

— Для тебя брак всего лишь секс.

— Всего лишь?

Оливия разозлилась.

— Тебе не скучно в постели со мной, Мэтью? Значит, ты получил то, ради чего женился на мне.

Он пристально смотрел ей в лицо.

— Тебе нравится, чем мы занимаемся в постели? Признавайся.

Он продолжал медленно гладить ее грудь, и она почувствовала глубинный трепет зарождающегося желания. Бесполезно бороться с этим. Притягательная власть его тела и инстинктивный отклик собственного сильнее всех доводов рассудка. Теперь она знала, что любит его, и это знание было ей невыносимо. Но и расстаться с Мэтью она не могла. Здоровье отца еще не позволяет ей пойти на такой шаг. Возможно, через месяц или два она расскажет отцу всю правду о своем замужестве, объяснит, в надежде что тот поверит в ее добрые намерения. Ведь она сделала это только ради него. А пока придется скрывать свои чувства от Мэтью. Как бы он развеселился, если бы узнал, что она влюбилась в него! Еще одна жертва у его ног. Но скрывать свои чувства означает продолжать игру, подумала она, приходя в отчаяние.

Руки Мэтью все настойчивее ласкали Оливию, и кровь у нее побежала быстрей, щеки порозовели.

— Если надеешься, что сможешь заставить меня умолять не останавливаться, то напрасно, — вдруг с вызовом сказала она.

Взгляды их скрестились.

— Вот одна из причин, почему мне не скучно с тобой, моя дорогая Олли, — ты никогда ни о чем меня не станешь умолять, правда? Даже, если будешь погибать.

— Мозгами Бог тебя не обидел, Мэтью, надо отдать тебе должное, — процедила она и заметила, как мгновенное недовольство исказило его лицо.

В повороте его головы было что-то от хищной птицы, когда он склонился, чтобы поцеловать ее. Он вложил в поцелуй весь свой гнев и желание, и она ответила с тем же темпераментом, подогреваемая теми же чувствами. Мэтью освободил ее от платья, и оно упало к ее ногам. Она помогла ему стащить с него рубашку. Голый по пояс, он подхватил ее и отнес на постель. Потом освободился от остатков одежды и предстал перед ней обнаженным. Движениями, исполненными чувственной грации, Оливия неторопливо сняла с себя черное кружевное белье, потом чулки. Глаза ее блестели.

— Я не могу насытиться тобой, — вырвалось у Мэтью.

На мгновение у нее дрогнуло сердце. Нет, единственное, что ему нужно от нее, это секс, подумала Оливия. Он не любит меня.

— Что-то случилось? — резко спросил Мэтью.

Она потянула его к себе, и они рухнули на постель. Она целовала его, обрушив на него всю страсть, которую долго сдерживала. Всю любовь, о существовании которой в себе она узнала лишь несколько часов назад. Запрокинув голову, она стонала под его поцелуями. Теплые волны накатывали, увлекая ее к тому состоянию, которое можно сравнить только с полетом, и, когда он вошел в нее, она вонзила ногти в его плечи. Забыв о гордости, она кричала и умоляла. Его мощные движения становились все напористее, он все глубже проникал в нее, и тело ее горело, плавилось, сливаясь с ним в одно пульсирующее целое. Потом она услышала его крик, и закричала сама.

Вернувшись на землю, она увидела тело, покрытое потом, уткнувшееся в ее плечо лицо. Что это было? Любовь? Или очередная битва между ними?

Оливия закрыла глаза и лежала неподвижно, говорить с ним ей не хотелось, да и не о чем с ним говорить. Через несколько минут она почувствовала, что он поднял голову, и услышала свое имя, произнесенное шепотом. Согнутая рука и шелковая завеса собственных волос скрывали от нее его лицо. Он накрыл ее простыней и отодвинулся.

Оливия лежала в темноте, не смея шевельнуться. Плакать она не могла. Она лежала рядом с мужчиной, за которого вышла замуж и которого безумно любила. Но чувствовала она себя бесконечно одинокой.

 

14

Было уже совсем светло, когда Мэтью проснулся. Он сразу протянул руку в поисках теплого тела Оливии, ибо привык делить с ней постель. Привык? Да он жить без нее не может!

Оливии на месте не оказалось. Он взглянул на часы. Восемь часов. Не может быть! Он никогда так долго не спал. Тем более что сегодня ему лететь в Детройт.

Чувствовал он себя так, словно накануне его долго били. Потянувшись, он заметил на своем плече красные царапины от ногтей Оливии. Он не мог вспомнить, в какой момент это произошло, он вообще мало что помнил о вчерашнем. Он поцеловал ее около двери, а потом полностью утратил над собой контроль. Она выглядела расстроенной и сердилась на него за очередной обман, но все-таки занималась с ним любовью и так яростно, словно дикая кошка. Поймет ли он ее когда-нибудь?

Мэтью выбрался из постели и увидел, что на полу все еще лежит ее платье. Он поднял платье и, ощутив запах духов Оливии, снова захотел ее. Улыбнувшись своей неутомимости, он пошел в ванную комнату. На мраморном столике лежала сложенная записка, адресованная ему. Что за черт?!

— Оливия! — крикнул он. В ответ ни звука. Тишина. Наверное, пошла к отцу. Да, но отец редко встает раньше десяти. Где же она?

Он развернул записку.

«Отец думает, что я улетаю с тобой в Детройт. Я не могу, Мэтью. Мне надо побыть одной и подумать. Очень прошу, не говори ему и, пожалуйста, не пытайся меня искать. Оливия».

Суда по почерку, писала она в большой спешке. Он вошел в ее гардеробную. Здесь следы поспешного отъезда были налицо. На секретере он увидел пустой футляр, в котором он преподнес ей свадебный подарок — золотую цепь.

Цепь. Какой символический подарок он сделал, подумал Мэтью. Кажется, она говорила о ловушке. Ловушка — это брак без любви. И женщина, прикованная цепью к человеку, которого ненавидит. Но цепь она все-таки с собой взяла. Если только не выбросила ее в окно. С нее станется. Он вдруг почувствовал тупую боль под ложечкой. С цепью или без цепи, но она бросила его. Несомненно, временно, из-за Брэда. Но она уехала, и он не знает куда.

Вернувшись в спальню через ванную комнату, он увидел себя в высоком зеркале. А вот тело его она жалует. Его кожа еще хранила ее запах. Он относился к ней как к новому приключению, как к женщине, с которой ему не было скучно. Постоянное желание, которое она вызывала в нем, делало глупыми все слова, попытайся он описать свою глубинную потребность в ней. Он потерпел поражение. Она доказала это своим отъездом. Интрига не ее жанр. Раз она уехала, их браку пришел конец, независимо от контракта.

Между прочим, их брак с самого начала не был настоящим. Мэтью схватил бритву и начал бриться. Есть каналы, по которым он может выяснить, куда она направилась. Но, черт возьми, он до этого не унизится. Если ей нужно время подумать, пусть думает. Он не намерен бегать за ней. Не его стиль. Уж лучше он побудет без нее.

Всю дорогу в аэропорт его поддерживала эта решимость. Личный самолет ждал его у ангара. Дело в Детройте предстояло серьезное. Но, пока он пробирался сквозь скопление людей в здании аэропорта, держа в руке портфель, в мозгу его билось только одно слово — неудачник.

Оливия не охотилась за его деньгами не потому, что у нее богатый отец. Будь она всего лишь оператором береговой охраны, она и тогда не стала бы домогаться его из-за денег. За то короткое время, что они вместе, он убедился в ее смелости и честности, узнал, какая она страстная и великодушная. Она так глубоко проникала в его душу, что ему становилось больно. Ни одну женщину до нее он не пускал к себе в душу. Мэтью остановился возле билетной кассы, достал из кармана записку, разгладил ее и прочитал еще раз.

«Почему ты женился на мне?» — спросила она вчера вечером. Он говорил что-то о ее отце, но его женитьба на Олли мало была связана с Брэдом Шеллом. Как-то он назвал ей в качестве причины собственную скуку. Но и это было далеко не так, тем более что Оливия здорово выбила его из привычной жизненной колеи.

Почему же он женился на ней?

Какой-то малыш налетел на него, и молодая мать смущенно извинилась, а он, Мэтью, все продолжал стоять как изваяние. А что, если он влюбился в Оливию? И не хочет признаться даже себе, потому что всегда избегал этого как чумы?

Он никогда ни в кого не влюблялся. Во-первых, слишком много приходилось работать, да и его циничное отношение к женщинам не допускало такой возможности. Вот только во время шторма он услышал из динамика на яхте женский голос, который привел его в далекий городок Лабрадора, где он нашел темно-рыжую красавицу, которая разбередила его сердце.

Он не влюбился в нее, конечно нет. К этому он еще не готов. И никогда не будет. Но в определенном смысле, пусть низменном, она стала его женщиной. Он неравнодушен к ней. Настолько неравнодушен, что не может улететь в Детройт.

Он бросился к ближайшему телефону-автомату и набрал номер.

Через час он летел на север, в Вермонт. Ему удалось выяснить, что Оливия купила билет до Уотервилла. Должно быть, она направилась в лесной домик. Он еще в прошлый раз понял, что ей очень понравилось его убежище. Мэтью морщился, вспоминая три дня, проведенные в лесном домике сразу после свадьбы. Ему во что бы то ни стало захотелось доказать самому себе, что он в состоянии контролировать себя в ее присутствии. Да, а в результате пришлось уверять Оливию, что у него нет постоянной любовницы в Манхэттене. Умный ход, Мэтью, ничего не скажешь. Обхитрил сам себя. Единственное место, где ты был с нею честным, это постель. Тело его говорило на том языке, которым сам он не владел.

Неудивительно, что она возненавидела его. Он скрыл от нее, что богат, что пригласил к отцу Джеффа Роули, скрывал от нее свои чувства, называя их сексом. Теперь она уверена, что у него нет никаких чувств. А это не так. Чувства у него есть в избытке, только сжаты в тугой комок где-то под ложечкой.

Оливия не обрадуется, увидев его. Не стала бы она играть в прятки. У нее все серьезно.

А что он ей скажет? Ты для меня много значишь? Очень романтично! Танкеры, корпорации и сотрудники тоже много значат для него. Или сказать: ты затронула меня за живое? Романтично, как дохлый дикобраз.

Сейчас бы ему какого-нибудь графомана, желательно с уклоном в поэзию. Нетерпеливо вздыхая, Мэтью сунул нос в бумаги, достав их из портфеля. Когда найдет, тогда и сообразит, что сказать.

В Уотервилле он выяснил, что Оливия взяла напрокат джип. Значит, она действительно направилась в его лесное убежище.

Через час он свернул на свою дорогу. День стоял серый и унылый, тяжелые облака окутывали горы, и временами сильный дождь хлестал в лобовое стекло его машины. С деревьев облетали последние листья, становилось холодно. Он сделал последний поворот и едва успел нажать на тормоз: дорогу перегораживал джип, упиравшийся передним бампером в ствол ели.

Машина Оливии! В ужасе Мэтью выскочил из автомобиля и открыл переднюю дверцу джипа со стороны водителя. На сиденье Оливии не оказалось, не было ее и поблизости. Следов крови он не обнаружил, лобовое стекло было целым. Он покричал. Тишина, только листья дуба шуршали над головой под каплями дождя. Редкие крупные капли падали ему на голову словно свинцовые пули. Может, она получила сотрясение мозга и ушла в лес?

Для начала надо проверить, нет ли ее в доме. Он объехал машину Оливии и подкатил к дому. Свет не горел, да и дверь была на запоре. Он прошелся по пустым комнатам. Ее не может здесь быть, потому что у нее нет ключа.

Тем временем уже сгустились сумерки и резко похолодало. Он должен найти ее, потому что любит. Мэтью застыл на месте, словно его огрели бейсбольной битой. Он любит ее. Понадобились разбитый автомобиль, пустой дом и мучительный ужас неизвестности, чтобы разобраться в себе. А ведь он мог догадаться об этом с самого начала, когда услышал ее голос на яхте.

Он любит свою жену Оливию и не знает, где ее искать.

Мэтью поднялся в спальню, переоделся в джинсы и туристические ботинки, на толстый свитер набросил непромокаемую куртку. Потом заставил себя остановиться и подумать. Ключи от машины Оливии он видел — они валялись на сиденье, — значит, надо проверить багажник, не остались ли там ее вещи. Затем позвонить Петерсам, супружеской паре, которые присматривают за домом в его отсутствие, не знают ли они что-нибудь о ней. Хотя он был почти уверен, что никогда не упоминал ее имени в разговорах с ними. А что потом, Мэтью?

Он выбежал из дому. Погода резко ухудшилась: теперь шел проливной дождь и дул сильный ветер. Пока он добрался до ее машины, волосы его успели намокнуть. Вещей в багажнике не оказалось, по крайней мере у нее есть теплая одежда, подумал он. Из разговора с Петерсами выяснилось, что в течение дня никто не звонил и не появлялся.

Куда могла деться Оливия в такой дождь? Куда бы направился он? В хижину! — внезапно озарило его. Оливия не побоится подняться в одиночку на гору, она не из трусливых. Он оставит дверь незапертой, включит свет и быстро, насколько позволит погода, поднимется на вершину горы. Из ящика письменного стола он достал лист бумаги и написал записку на случай, если она вернется сюда в его отсутствие. В постскриптуме, понимая, что совершает серьезный поступок, он приписал: «Я люблю тебя».

Она его не любит и ясно дала ему это понять. Ну что ж, пусть посмеется над ним. Лично он не намерен больше никого обманывать. Он и так черт знает что натворил, скрывая от нее свои чувства.

Сзади открылась дверь.

С бьющимся сердцем он стремительно обернулся и увидел Оливию, стоявшую на пороге. Она смотрела на него так, словно никогда раньше не видела. Щеки ее побелели, с дождевика лило на коврик.

— Дождь идет, — пробормотала она, дрожа всем телом.

У Мэтью как будто язык прилип к гортани. Сделав усилие, он сказал:

— А я как раз писал тебе записку. Потом собирался подняться к хижине, поискать тебя там.

— Мне пришлось вернуться с полдороги, начался дождь. Я собиралась разбить окно в доме. — На замерзшем лице двигались только губы. Она улыбнулась. — Но теперь здесь ты, и мне не придется совершать ничего противозаконного. Мы ведь очень любим с тобой соблюдать букву закона, правда?

Скажи что-нибудь, Мэтью, или сделай что-нибудь. Он быстро пересек комнату, втянул ее внутрь и закрыл дверь. Ему бы сразу сказать: «Я люблю тебя». Момент был самый подходящий. Но он решил отложить признание на более позднее время, когда они окажутся в постели, в камине будет гореть огонь и плотные шторы отгородят их от ночной темноты. Тогда наступит время романтики.

— Ты разбила лоб, — проговорил он.

— Ударилась о лобовое стекло. Олень внезапно выскочил на дорогу.

— Ты замерзла. Я разведу огонь и подогрею суп.

— Хорошо, — сказала она, отводя глаза.

Когда Мэтью вернулся, Оливия стояла на кухне, держа в руках его записку.

— Ты написал? — В голосе ее послышалась враждебность.

Сердце его чуть не вырвалось из груди.

— Да.

Она откинула капюшон, рука ее дрожала.

— Перестань играть со мной, Мэтью, я этого больше не вынесу. Ты не любишь меня.

Сейчас Мэтью был напуган больше, чем во время шторма на тонущей яхте.

— Нет, люблю, — сказал он.

— Нет! Ты хочешь меня, тебе не скучно со мной. Может, я даже нравлюсь тебе… иногда. Но любить… это не по твоей части.

— Оливия, я думаю, что влюбился в тебя еще на «Медузе». — Голос его звучал глухо. — Вот почему я оказался в Хиброне и не смог улететь после нашей первой встречи. Просто я боялся в этом признаться не только тебе, но даже себе. Я никогда в жизни ни в кого не влюблялся. Пока не появилась ты.

— Как я могу тебе верить, если ты не раз обманывал меня?

— Да, я скрыл, что богат, потому что большие деньги меняют людей, ты знаешь это по своему опыту. Вспомни Мелвина. Что ему было нужнее: ты или твои деньги? О докторе Роули я не рассказал, потому что… Черт!.. Наверное, боялся, что ты не выйдешь за меня. Вот тебе и вся правда!

Оливия враждебно молчала.

— Послушай, я знаю, что ты не любишь меня, — продолжал Мэтью. — Ты никогда не притворялась, и, видит Бог, тебе не за что меня любить. Но я все равно решил сказать тебе правду.

С непонятной интонацией она спросила:

— Значит, наш брак не только ради секса?

— Я бы солгал, если бы отрицал, что твое тело сводит меня с ума… Но это твое тело, Оливия. И оно неотделимо от тебя. Черт побери, я даже не знаю, как это выразить.

Он даже не догадывался, какова будет ее реакция на его слова. Иди ва-банк, Мэтью, сказал он себе, и хрипло добавил:

— Я не могу жить без тебя. Это же так очевидно.

Она снова задрожала, хотя на щеках появилась легкая краска.

— Надо было вначале снять с тебя все мокрое, а не распространяться о чувствах. Может, примешь горячую ванну? А я пока разогрею суп… мы могли бы вместе поесть у камина. — Голос его звучал заискивающе, что было для нее в новинку. — Потом, если захочешь, мы могли бы лечь в постель. Может, там я сумею убедить тебя в своей любви. Мое тело сделает это лучше. Я ведь не ахти какой говорун.

— Почему? У тебя отлично получается, — сказала Оливия.

Она выпрямилась и словно стала выше ростом. С робкой надеждой он заглянул в ее глаза: они сияли.

— Насчет секса я тоже лгал. В постели я говорил тебе правду, только так я выражал свои чувства. Потому что я не бесчувственный, Олли, поверь мне.

— Я не…

Он прервал ее, страшась услышать, что она не любит его.

— Не надо сейчас ничего говорить. Только скажи, какой суп ты предпочитаешь: морковный или грибной? Ты замерзла, устала, я сейчас, мигом…

— Мэтью, — сказала Оливия, — заткнись.

— Вернемся вместе в Филадельфию, — говорил он с отчаянием в голосе, — это все, о чем я прошу. Дай мне шанс. Клянусь, я больше никогда не стану тебя обманывать. Никогда!

— Ты хочешь сказать, что мы не можем остаться здесь на ночь? — спросила она с неуместной, на его взгляд, веселостью.

Затем расстегнула дождевик, подошла к нему и крепко поцеловала. Губы у нее были холодные. Он стоял неподвижно. Оливия отступила; она выглядела растерянной.

— Я… ты больше не хочешь меня?

— Я? Не хочу тебя? Я всегда тебя хочу, ты всегда будешь желанной для меня. Но сначала я хочу знать, веришь ли ты мне? Есть ли у нас шанс остаться вместе?

Она живо расстегнула ворот теплой рубашки и показала ему на своей шее золотую цепь.

— Я не могла снять ее, ты надел ее мне на шею, это твой свадебный подарок. — Глаза ее сияли, как драгоценные камни.

Изящество и сила, подумал Мэтью.

— И что это означает?

— О, Мэтью, неужели ты не понимаешь? Я тоже люблю тебя.

От волнения у него ком застрял в горле. Он с трудом сглотнул.

— Я… ты не могла бы повторить?

— Я люблю тебя, я люблю тебя, я люблю тебя. — Она неожиданно звонко рассмеялась. — Продолжать? Я могу, если хочешь.

— Это правда? — тупо спросил он.

— Ты же знаешь, я не умею лгать.

— А я так испугался, когда подумал, что эта цепь вроде символа брачных уз, которые тебе в тягость.

На глазах Оливии сверкнули слезы, по чистоте сравнимые с бриллиантами у нее на шее.

— Мне не в тягость, если тебе не в тягость.

Он схватил ее в объятия.

— Милая, пойдем со мной в постель. Сейчас же.

— Лучше у камина, — сказала она лукаво. — На ковре. Как в первый раз.

— Тогда, утром, в мансарде. — Улыбка исчезла с его лица. — После свадьбы я держался от тебя подальше из-за дурацкого желания доказать себе, что могу справиться с собой. Я тогда пережил потрясение. Ты оказалась такой желанной, такой необходимой мне, что я испугался. Поэтому все три дня я обращался с тобой как с мебелью.

— У тебя есть вторая попытка, — сказала Оливия. — Я замерзла, Мэтью. Согрей меня, пожалуйста.

Вторая попытка. Сердце Мэтью отчаянно забилось. Он снял с нее верхнюю мокрую одежду, потом бросил на ковер несколько подушек. Она опустилась на них, и отсветы огня заплясали на ее лице.

— Я люблю тебя, Оливия, — охрипшим от волнения голосом сказал он, — больше, чем могу выразить словами.

— Так покажи мне, — сказала она и раскрыла ему объятия.

— Я не могу просить тебя выйти за меня замуж, потому что мы женаты. Но те слова, которые я повторял во время венчания — любить и беречь тебя, пока смерть не разлучит нас, — я искренне произносил их, как клятву, — говорил Мэтью, раздеваясь.

Две слезы скатились по ее щекам.

— И я тоже.

Они помолчали, прижавшись друг к другу.

Я держу в руках свою жизнь, думал Мэтью, потому что теперь она моя жизнь.

Они любили друг друга неторопливо и нежно, что не исключало их взаимной страсти.

Потом, когда они уже спокойно лежали в объятиях друг друга, Мэтью поднял голову и заглянул в глаза жены.

— Ты знаешь, я словно в первый раз… Все воспринимаешь по-другому, когда любишь.

— Любимый… — произнесла Оливия.

Он провел пальцем по ее ключице.

— Однажды ты запретила мне называть тебя так.

— Да, я берегла это слово для человека, которого полюблю. Ты и есть этот человек, Мэтью.

— Но ты не станешь называть меня «сладкий мой»?

— А ты меня «малышка»?

— Может, составим новый контракт? — поддразнил он ее.

— Ни в коем случае! Кстати, давай порвем этот ужасный документ, над которым так старался мистер Джордаш. Я с самого начала возненавидела его.

— Я всегда не любил рассказывать о себе, своем детстве, о родителях. Но тебе я могу рассказать все, если хочешь. И о том, как приходилось прятать Стеллу, когда отец напивался. О Стэне, который поддержал меня после смерти отца, потому что верил в меня. О том, как я возрождал семейное дело. Даже о чувстве одиночества после ухода матери, хотя я сильно сомневаюсь теперь, что она вообще когда-нибудь любила Стеллу и меня… — Он нежно поцеловал Оливию в щеку. — Я все могу тебе рассказать. Правда, до сих пор с трудом верю, что ты любишь меня.

Оливия сжалась в комочек и уютно устроилась у него на груди.

— Теперь меня не оторвать от тебя, Мэтью.

Он засмеялся.

— Не можем же мы заниматься любовью на ковре до конца наших дней, как ты думаешь?

— Ладно, в следующий раз сойдет и кровать. — Она нежно прикусила его нижнюю губу. — Теперь у нас настоящий медовый месяц.

Мэтью наслаждался, поглаживая ее обнаженную грудь.

— Лучше не придумаешь.

Она всхлипнула, как ребенок, от избытка счастья.

— Мы не могли бы остаться здесь хоть на два дня? Я позвонила бы отцу, чтобы он не волновался.

— Ты бы хотела иметь детей? — неожиданно спросил Мэтью.

— О да, — блаженно откликнулась Оливия, — твоих детей.

— Тогда лучше спроси у отца, как он отнесется к появлению у него внуков.

— Вот было бы чудесно, если б он дожил до их рождения, — прошептала она. — И за это я должна буду благодарить тебя, Мэтью.

— Сколько детей ты хочешь?

— Двоих, — мечтательно ответила Оливия. — Мы сможем их научить летать, плавать и покорять горные вершины.

— Они будут знать, что мы их любим, — жестко сказал Мэтью.

Оливия уловила тайную горечь в его голосе.

— То, чего ты не знал в детстве, — сочувственно сказала она.

— Да, но я быстро научусь этому у тебя.

— У наших детей будут любящие родители, — взволнованно заявила Оливия.

Она никогда не бросит своих детей, подумал Мэтью об Оливии, не то, что его мать… От внезапной боли, которую он столько лет глубоко скрывал даже от себя, у него перехватило дыхание.

— Сколько мы всего напланировали, — задумчиво сказала Оливия.

— А как с нашим планом поесть супу? — Мэтью улыбнулся ей с умоляющим видом. — За весь день я лишь кофе выпил утром в аэропорту.

Она лизнула его в грудь.

— Грибной суп и ты на второе. Какое потрясающее меню!

Мэтью лизнул ложбинку между ее грудей.

— А ты на десерт. Намного вкуснее пирога с яблочной начинкой в гриль-баре «Голотурия».

Одна нежность повлекла за собой другую, и прошло немало времени, прежде чем Мэтью поставил разогреваться грибной суп.