Когда Оливия проснулась, комнату заливал яркий солнечный свет. Интуитивно она поняла, что в доме никого нет. Внизу, на кухонном столе, она нашла записку: «Вернусь днем, пошел своим маршрутом в горы. Желаю хорошо провести время».

Скомкав записку, Оливия бросила ее в мусорное ведро и пошла принимать душ. В середине дня она отправилась бродить по окрестностям. Когда вернулась, они поужинали с Мэтью и сели читать у камина, правда Оливия не запомнила ни одного слова из прочитанного. Легла она рано, но большую часть ночи ворочалась в кровати.

Понедельник был очень похож на воскресенье, только ее напряжение достигло более высокой отметки, а Мэтью еще более усердно избегал ее.

Завтра рано утром им возвращаться в Филадельфию, думала Оливия, стоя у окна гостиной и глядя, как Мэтью колет дрова. Свадебное путешествие окончилось, так и не начавшись.

Вид Мэтью, который работал голым по пояс, вызвал у нее мучительное желание. Она подавила его. Сегодня она пойдет в горы. Мэтью рассказал, что построил там маленькую хижину. Это даст ей возможность отсутствовать почти весь день.

Мэтью работал сосредоточенно и ловко. Стук его топора эхом разносило по окрестным склонам гор. Нехотя оторвавшись от этого зрелища, она пошла налить себе кофе. Неожиданно дверь распахнулась, и стремительно вошел Мэтью, зажимая ладонью вторую руку. Она с ужасом увидела, что из-под ладони капает на пол кровь.

— Мэтью!..

— Ничего страшного, всего лишь щепка. — Он пролетел мимо нее.

Она поспешила за ним в ванную, где он уже отворачивал кран с холодной водой. Большая деревянная щепка глубоко вонзилась в руку у основания большого пальца.

— У тебя есть какие-нибудь щипчики?

Слетав наверх, она вернулась через минуту, когда он поливал руки дезинфицирующим раствором.

— Стой спокойно, — скомандовала Оливия и обмакнула в раствор щипчики.

— Я сам могу это сделать, Оливия.

— Не можешь! И перестань спорить! — Она грубо притянула к себе его руку.

Но щипчиками Оливия действовала нежно и осторожно. Она слышала, как он задержал дыхание, когда она вытягивала часть щепки из раны.

— Извини. Я знаю, что это больно.

Оставалась небольшая заноза. Прикусив губу, она ухватила ее за кончик и выдернула. Затем полила на рану раствором антибиотика.

— Ну вот и все. Где у тебя хранятся пластыри?

— В шкафчике над умывальником.

Оливия заклеила рану двумя пластырями.

— Они остановят кровотечение, — сказала она и подняла голову.

Слишком близко было его большое тело. На груди курчавились темные волосы. Она бы дотронулась до него, если бы не его взгляд, которым он, казалось, просвечивал ее насквозь. Убийственный взгляд, подумала она с содроганием и отодвинулась от него.

— Я… пойду… если с тобой все в порядке… в горы.

— Иди все время прямо.

— Обязательно надо подчеркивать, что тебе невыносимо видеть меня?

— Ты сама начала это, запретив секс.

Запах мужского тела будоражил ее. А что, если взять и поцеловать его прямо сейчас? Оттолкнет? Или примет в объятия и поцелует ее так, как давно уже не целовал?

Не смей, Оливия! — приказала она себе.

Отступая лицом к нему, она чуть не упала, споткнувшись о коврик у ванны, и вспыхнула от стыда, что он так легко читает ее мысли.

— Я на весь день.

— Следи за погодой.

— Говоришь, как мой отец!

— Ты вышла замуж не за своего отца, а за меня, могла бы запомнить.

Если б она могла забыть об этом! Каждая минута этого фиктивного свадебного путешествия была наполнена для нее мыслями о нем. Вот и сейчас ей хочется только одного — упасть с ним на ближайшую постель и затеряться в нем, раствориться в нем… О Господи, взмолилась Оливия, забери меня отсюда!

Резко повернувшись, она выбежала из ванной, на ходу схватила рюкзак и, выскочив из дому, направилась по тропинке, ведущей в гору. Всю дорогу она то и дело спотыкалась о камни, поскольку мыслями находилась в другом месте.

На вершине Оливия отыскала хижину, и целый час просидела на ступеньках, устремив взгляд на заросшие лесами склоны гор, над которыми ходили тяжелые свинцовые тучи.

Она-то боялась, что ей придется отбиваться от Мэтью, а вместо этого он обращается с ней, как с сестрой. Хуже — как с дальней родственницей, с которой он вежлив и только. И даже еще хуже — как с женщиной, которая его не волнует. Тогда, что же означали его страстные поцелуи на горе Уэдли и в доме отца? Они тоже были фальшивыми и ей не во что верить? Но он хотел ее, она готова в этом поклясться. Что же произошло за это время? «Ты самая красивая женщина на свете», — сказал он. Неужели это была игра и слова предназначались для ушей окружающих? Почему она чувствует себя такой растерянной и несчастной?

Мэтью хотел ее. А теперь не хочет. И вдруг она вспомнила о тех трех днях, проведенных им в Нью-Йорке. Может, у него там женщина? Ну конечно! Почему она не подумала об этом раньше? Как все просто объясняется! Он провел эти три дня со своей женщиной в Нью-Йорке! От Оливии он потребовал обещания не заводить романов на стороне в течение трех месяцев, она же отказалась потребовать от него того же. Слишком гордая была, слишком самоуверенная. Слишком глупая.

Ненавижу ее, думала Оливия, смертельно ненавижу! Какой же дурой я была! Предложить семьдесят тысяч долларов человеку, который в сто раз богаче тебя, отказаться от секса с человеком, у которого есть любовница. Представляю, как он потешался надо мной!

Его я тоже ненавижу. Как мне пережить этот брак?

Крупная капля дождя упала ей на лоб. Следи за погодой, предупредил ее Мэтью, а она даже не захватила с собой дождевика. Молния сверкнула над дальними горами, послышался раскат грома, а потом разверзлись небеса и полил такой сильный дождь, что сквозь его завесу трудно было разглядеть тропу. Можно было укрыться в хижине. Или вернуться в дом, к Мэтью? Она обязана вернуться, и выбора у нее нет. Еще не было случая, чтобы она отступила перед трудностями. Продев руки в лямки рюкзака, Оливия начала спускаться по склону, и через два часа вошла через черный ход в дом.

Мэтью дожидался ее.

— Идиотка несчастная, — закричал он. — Неужели ты не знаешь, что хуже всего оказаться в грозу на склоне горы.

Оливия промокла до нитки, рубашка и джинсы прилипли к телу, волосы облепили лицо. Объясняться с Мэтью у нее не было ни сил, ни желания.

— Не все такие умные, как ты, — ответила она. — Я все еще самая прекрасная женщина на свете?

— А ты все еще собираешься развестись со мной, когда тебе будет удобно?

— Я разведусь, как только не станет отца… — Услышав собственные слова, она пришла в ужас и крикнула с отчаянием в голосе: — Я не могу больше так, я этого не вынесу… Извини, Мэтью, мне бы вообще лучше рта не открывать, я замерзла и иду в душ.

Она нагнулась расшнуровать разбухшие от воды ботинки, но пальцы не слушались ее. Крякнув от досады, Мэтью взялся сделать это за нее. Она смотрела на его волосы, на широкие плечи, и сердце ее рвалось на части. Он встал, глаза его жадно смотрели на нее, и на мгновение ее охватило радостное предвкушение, что он сейчас обнимет ее. Но он отступил назад и холодно сказал:

— Я приготовлю ужин, пока ты примешь душ. Пора заканчивать это дурацкое свадебное путешествие.

Раз оно закончилось, ты сможешь вернуться к своей бабе в Нью-Йорк, подумала она, но промолчала. Еле переставляя ноги, она прошла мимо него и поднялась наверх.

Из-за низкого атмосферного давления грозы гремели, сменяя одна другую, и все полеты на следующий день были отложены, так что домой Оливия и Мэтью вернулись только к полуночи. Мэтью сразу прошел в свое крыло, а Оливия, измотанная до головокружения, рухнула в свою постель и мгновенно заснула.

Утром она долго выбирала, что ей надеть, и остановилась на зеленом платье. Потом наложила макияж, чтобы скрыть следы усталости и разочарования, распустила волосы и пошла к отцу.

Брэд завтракал и читал газеты.

— А, вот и ты, Олли, — обрадовался он. — Мэтью нас всех опередил, уже отправился по делам. Как ты, дорогая?

— Отлично.

Он присмотрелся к ней.

— Как прошло свадебное путешествие?

От этих двух слов ее уже тошнило. Сделав радостное лицо, Оливия ответила:

— Чудесно. Ты стал лучше выглядеть, па, щеки порозовели… У тебя отдохнувший вид.

Шурша газетами, Брэд рассеянно сказал:

— Врач прописал мне новое лекарство.

— Доктор Росс? Новое лекарство? Какое?

— Ой, какое-то длинное название, — туманно ответил Брэд. — Специалисты порекомендовали. Какие у тебя планы на сегодня?

— А оно длительного действия?

— Не надо шума, Оливия. Я бы не стал тебе говорить, если бы знал, что это тебя так обнадежит. Кстати, сделай одолжение, поднимись в мансарду. Там хранится сундук со старыми фотографиями, есть там и фотографии Джессики. Где-то у меня здесь был ключ от него.

— Целый сундук?!

— Совсем необязательно смотреть все, возьми часть, принеси и посмотрим, что я смогу рассказать тебе о них.

— Ой, па, как здорово! — Она взяла у него ключ.

— Но вначале позавтракай.

За завтраком Оливия красочно описала отцу домик Мэтью и время, проведенное в нем. Хорошо хоть Мэтью не слышит ее. Она чмокнула отца в щеку.

— Я быстро.

— Можешь не торопиться.

Хотя в мансарде лежал ковер и было чисто, сам воздух был полон смутной таинственности. В детстве она любила забираться сюда. Здесь можно было спрятаться, фантазировать, здесь не мешали взрослые.

Она легко открыла сундук. Сверху лежала шелковая шаль красного цвета; с годами краска выцвела, но от нее еще пахло духами. Мамиными духами! Дрожащими руками Оливия поднесла шаль к лицу. Ей стало больно дышать. Она вспомнила свое детское видение — мама в объятиях отца на ступеньках дома, красный шелк облегает ее плечи.

Прикусив губу, Оливия отложила шаль и взялась за старые семейные альбомы по годам. Она начала просматривать их и вскоре ей попалась собственная фотография, на которой ей было четыре года. На обороте она прочитала: «Оливия — бесконечная радость для меня, она полна жизни, болтушка и хохотушка. Я безумно люблю ее».

Оливия не смогла сдержать подступивших рыданий, слезы полились неудержимо на платье, на фотографию. За спиной скрипнула дверь, и послышался голос Мэтью:

— Оливия, что случилось? Перестань плакать, я не выношу твоих слез.

Она обернулась к нему и увидела на его лице столько искренней тревоги за нее, что бросилась к нему в объятия, не раздумывая и так естественно, словно именно этого она хотела с момента их первой встречи. Слезы закапали на его рубашку. Сквозь рыдания она пыталась объяснить Мэтью про фотографию, про любовь к ней матери, которую она почти не знала.

Мэтью поудобнее устроился на ковре, пересадил Оливию к себе на колени и, поглаживая ее плечи, вложил ей в руку носовой платок. Она вытерла нос и глаза, потом неуверенно улыбнулась ему.

— Должно быть, я похожа на пугало.

В ответ он только крепче прижал ее к себе и склонил к ней голову. Его долгожданный поцелуй она приняла с ликующим сердцем, желая, чтобы он никогда не кончался. Она забыла обо всем на свете, кроме Мэтью. Существовали только руки, обнимающие ее, его запах, жар губ, блаженство от близости с ним.

Потом он опустил ее на ковер, накрыл своим телом и стал целовать шею. Она прижалась к нему, обхватив его руками за плечи. Он снова поцеловал ее в губы.

— Пойдем вниз, на кровати нам будет удобнее.

Она и слышать не хотела.

— Нет, — шепнула она, — я хочу любить тебя здесь, Мэтью.

Он поднял голову и устремил взгляд на ее вспыхнувшее лицо.

— Повтори, что ты сказала.

Оливия еще больше покраснела.

— Я хочу любить тебя здесь.

Нет в жизни Мэтью другой женщины и быть не может. Она чувствует его настойчивое желание. Притянув к себе его лицо, она поцеловала его в губы. Провела языком по его нижней губе и прошептала:

— Какой ты вкусный…

Он неожиданно засмеялся и всю тяжесть своего тела перенес на ее бедра. Желание, словно прекрасный огненный цветок, вспыхнуло в ее лоне и разлилось по всему телу. Она увидела, как изменилось его лицо, когда он расстегивал пуговицы ее платья. Приподняв ее, он снял платье через голову. Она смутилась под его жадным горящим взглядом, исследующим каждый изгиб ее тела. Как только он сбросил с себя рубашку, она сделала то, что давно хотела сделать: провела ладонью по его телу, при этом ее груди нежно и соблазнительно колыхались в кружевном лифчике. Мэтью нырнул лицом в ложбинку между грудей, вдыхая запах ее кожи. Она прижала его голову ладонями и закрыла глаза, сосредоточившись на ощущениях, которые вызывала его исследовательская деятельность.

Лифчик присоединился к ее платью и его рубашке на ковре. Выражение его лица, когда он ласкал ее грудь и шею, заставляло ее почувствовать свою женскую власть и одновременно глубокое смирение. Не зная точно, как разобраться в своих ощущениях, она прошептала:

— Ремень впивается в меня.

— Это нам ни к чему, — охрипшим голосом сказал он и быстро снял с себя последнюю одежду.

Его обнаженное тело настолько заворожило ее, что она не могла отвести от него восторженных глаз.

— В чем дело, Олли? Ты и раньше видела обнаженного мужчину.

Тень скользнула по ее лицу. Видимо, он имеет в виду Мелвина. Ей не хотелось вспоминать о нем в объятиях Мэтью.

— Ты не похож на Мелвина, — доверительно сообщила ему Оливия, оплетая его своими ногами и целуя со всей страстью, которую он пробуждал в ней.

— Извини, мне не стоило напоминать тебе об этом. — Он осыпал ее поцелуями. — Я хочу, чтобы ты получила удовольствие, Оливия.

Она засмеялась.

— Удовольствие? Я обожаю то, что ты делаешь со мной!

— Правда? А я ведь еще не начинал.

— А еще я обожаю крошечные морщинки вокруг твоих глаз, когда ты улыбаешься, — сказала она.

Он смеялся, и смеялись его синие глаза.

Он стал неторопливо целовать ее соски, слегка прикусывая их губами.

— О! — простонала она с восторгом первооткрывателя. — О Мэтью! Пожалуйста, еще!

Потом он взял ее ладонь и провел ею по своему животу и ниже, пока она не коснулась его затвердевшего члена. Стыдливое смущение и желание одновременно охватили ее. Он поцеловал ее страстно и властно, словно заявлял на нее свои права. Она обхватила ногами его бедра, захваченная новыми для нее ощущениями и чувством свободы, которые они давали ей. Закрыв глаза, она потерлась щекой о его грудь и поцеловала ему сосок. Задохнувшись от острого наслаждения, Мэтью упал на нее. Они целовали и ласкали друг друга, голод одного усиливал голод другого, их взаимная страсть все нарастала. Извиваясь под ним, она со стоном повторяла его имя. Он легко скользнул в нее и вдруг почувствовал сопротивление. Острая боль исказила ее лицо. Он испуганно замер.

— Олли…

— Не останавливайся, Мэтью, пожалуйста, — взмолилась она.

Мэтью растерялся.

— Ты говорила вроде, что только однажды… но…

В ответ она приподняла бедра. И вскоре их тела уже жили в одном ритме, сливаясь в одно целое. Она чувствовала, как все глубже и глубже он проникает в нее, унося ее с собой сквозь бурю к райским высям. Туда, где она неотделима от него, но при этом еще больше становится собой…