Густая темнота повисла на улице, когда Григорий заставил дверь галереи пропустить его внутрь.

– Мы уже закрываемся, – сообщила ему тощая девушка со смешной челкой.

– Я к Наталье Михайловне.

Проходя по залу, он посмотрел налево. Отобранные им картины были на месте. Более того, их отмечали таблички «Продано».

Наталья Михайловна находилась в своем небольшом кабинете – что-то писала. Улыбнулась, увидев его.

– Ну что, решились купить?

– Решился. Неплохие картины. К тому же, недорогие по московским меркам. Беру.

Он сел за стол.

– Кофе хотите?

– Хочу.

Она совершала необходимые действия, дабы приготовить для него живительный напиток, а он следил за ней и удивлялся тому, как его влечет эта женщина. Ее движения были изящны, исполнены благородства. В ней чувствовалась порода.

Она поставила на стол блюдца с небольшими чашками, вазочку, полную печенья, вернулась на свое место.

– Как ваши дела?

– Нормально. Боремся не покладая рук. Сил не жалеем. – У него возникло непреодолимое желание похвастаться. – Здесь тяжелее, чем в других регионах. Здесь административный ресурс работает на коммуниста, в остальных частях нашей необъятной России – на ставленников партии власти. Которые, кстати, ничуть не лучше Квасова. Такие же сволочи, воры. По большому счету, я не вижу разницы между теми, кто занимает важные кресла, и теми, кто в оппозиции, так называемой системной. Но работать здесь намного тяжелее. А выигрыш будет почетнее.

– Уверены в победе? – Она добродушно улыбалась.

– Да.

Он поднес ко рту чашку с кофе.

– У вас вид человека, привыкшего выигрывать.

– Это потому, что я не люблю проигрывать.

Она помолчала, думая о чем-то своем, опять глянула на него.

– Вас не тревожит то, что у Мельниченко… недобрая слава.

– Нет. Чем он хуже тех, кто разбогатели, используя служебное положение, дыры в законе? Тех, кто по сути обокрали предприятия, которыми руководили? Он даже честнее их… При Ельцине власть его давила, сейчас относится к нему нормально. Ему бы культуры побольше… Между прочим, вы не отказались взять его деньги.

– Я не себе. Для детей.

– Кстати, о деньгах. – Григорий достал увесистый портмоне, отсчитал нужное число тысячерублевых купюр. – За картины. Я пока что оставлю их у вас. Хорошо?

– Пожалуйста.

– Давайте отметим мое приобретение. Посидим где-нибудь. Есть приличный ресторан поблизости?

– Есть. Совсем рядом.

– Идемте.

Несколько мгновений она раздумывала, потом поднялась.

Ресторан оказался в том же здании, в подвале. Кирпичные своды, нарочито грубые столы, стулья; висящие на цепях лампы, напоминающие архаичные фонари. Картины со старыми зданиями, скорее всего из Западной Европы. Явный намек на средневековье.

– Что будете пить? – спросил Григорий.

– Спасибо, ничего.

– Как так? Хотя бы чуть-чуть.

– Если чуть-чуть, сухого вина.

Григорий думал, что преодолел ее сопротивление. Не тут-то было. Она отпила немного из бокала под тост «за приобретение», и больше не притронулась к вину. Когда настало время расплатиться, она достала из кошелька половину суммы, и он не стал с ней спорить. Она заставляла его поступать так, как хотелось ей. Это нравилось ему.

– Я на машине, – сказал Григорий, когда они вышли на улицу. – Вас подвести?

– Спасибо, не надо. Я недалеко живу.

– Собираюсь к вам в галерею заглядывать.

– Буду рада вас видеть.

Она двинулась легкой походкой. Он смотрел ей вслед. Ему нравилась эта женщина.