– И на том спасибо, – мрачно изрек Анатолий Николаевич. – Хороши работнички. Один выехал в десять вместо восьми. И то лишь потому, что я позвонил, побеспокоился. Другой приходит к двенадцати… Спасибо, что принес пиво. Только я давным-давно опохмелился.

Егор смотрел на него честными глазами. В них было столько вины.

– Перебрали вчера. Сами знаете.

– Я был вместе с вами. Но у меня есть чувство долга. Я к девяти пришел сюда.

– Анатолий Николаевич, простите.

– Садись и работай. Столько дел… – Он почувствовал необходимость что-то добавить, на другой ноте, примирительно. – До выборов не так уж много времени осталось.

В этот момент дверь совершила нужное движение, впустив не только порцию холодного воздуха, но и человека, немолодого, крепкого, с худощавым лицом и лукавыми глазками.

– Кто здесь кандидат Кузьмин будет?

– Я, – признался Анатолий Николаевич.

– Поговорить хочу.

– Пожалуйста. Раздевайтесь, садитесь.

Раздеваться мужичок не стал – расстегнул поношенную кожаную куртку, похожую на те, что носят авиаторы, занял место. Принялся разглядывать помещение, самого Анатолия Николаевича.

– Я вот листовку про Квасова прочитал. Все правда. Ненастоящий он коммунист. Обманывает народ.

– Главное – он и ему подобные порочат светлые коммунистические идеалы, – охотно вступил в разговор Анатолий Николаевич. – Но мечта о справедливости, о равноправии останется. Нам надо вернуться к Ленину. Жаль, что Владимир Ильич так рано умер. Если бы он жил дольше, все было бы по-другому.

– Я ваше выступление видел. Они вас нечестно исключили. Я это… помочь хочу. Вы скажите, что делать. Я думаю – вам надо в депутаты попасть. Больше будет пользы народу, чем от Квасова. Так вы скажите, что делать?

Такой поворот обрадовал Кузьмина.

– Работы много, – принялся объяснять он. – Клеить листовки, агитировать людей, ходить на встречи. С будущей недели начинаются встречи с избирателями. Надо, чтобы мои сторонники были там. На всякий случай. Панина и ее сотоварищи на всё способны.

Мужичок внимательно слушал его и охотно кивал.

Оказалось, что он из бывших военных. Летчик. Майор в отставке. Звали его Виктор Петрович. Ему хотелось какой-нибудь деятельности. Он ругал Горбачева и Ельцина, а заодно и нынешнего – Путина.

– Такую страну разрушили. Армию до чего довели. Если американцы нападут, или китайцы, защитить страну некому и нечем.

– Мы вроде и с теми, и с другими сотрудничаем, – вежливо заметил Анатолий Николаевич.

– Верить никому нельзя. Каждый хочет мировое господство установить. Зачем американцы в Югославию полезли? А потом в Ирак и в Ливию? Исключительно с этой целью… Я у вас буду советником по военным вопросам.

Анатолия Николаевича это устраивало.

– Где вы мне место определите? – Виктор Петрович еще раз окинул взором помещение штаба.

– Здесь. У нас других помещений нет.

– Ничего. Я не привередлив. Мне хватит стула и куска стола. Вот вы говорили про встречи. А график есть?

Получив график, майор принялся его изучать. Он делал все основательно.

– Ближайшая встреча во вторник… Я это… соседок приведу. Меня во дворе уважают. Скажу – послушают. Ксерокса у вас нет? – Он огляделся, убедившись в отсутствии названной техники. – Ну, дайте чистой бумаги. Я перепишу. Чтоб у меня было.

Получив большую таблицу и бумагу, майор погрузился в работу. И будто исчез. Каждый занимался важным делом. Тишина спокойно разместилась в комнате. И тут Егор, посмотрев на Анатолия Николаевича с легкой тоской, спросил:

– Вот что людям говорить о рыночной экономике?

– Что нам такая экономика не нужна, – сходу проговорил Кузьмин. – Это когда капиталисты обирают трудящихся.

Егор смотрел на него озадаченно.

– Так это ж капитализм. При капитализме обирают рабочих…

Анатолий Николаевич вынужден был признать его правоту. Одно понятие путалось у него с другим.

Он молчал в недоумении. Тут бодро прозвучал голос майора:

– По-моему, рыночная экономика – это когда человек получает деньги за работу Лучше работаешь, больше получаешь. Принцип правильный. Но капиталисты действительно обирают трудящихся.

– А при коммунизме как? – не унимался Егор. – Не работаешь, но получаешь?

– Даже при коммунизме не исчезнет желание работать, – назидательно объяснял майор. – Человек должен трудиться. Я вот на пенсии. Могу отдыхать. А меня тянет делом заняться. Скучно без дела.

Егор понимающе кивал. А вскоре ушел домой. Зато майор продолжал сидеть. Теперь он мешал Анатолию Николаевичу.

– Виктор Петрович, на сегодня достаточно. Идите. Мы с Валентиной Степановной тоже сейчас пойдем.

– Хорошо. Завтра работаем?

– Да.

– Ну… до завтра. Учтите, я намерен работать всерьез.

Рука у него была крепкая.

Наконец они остались вдвоем.

– Как тебе этот майор? – полюбопытствовал Анатолий Николаевич.

– По-моему, нормальный мужик.

– Как думаешь, что его привело?

– Не знаю. Мне кажется, ему просто скучно.

– Если будет по-настоящему работать, я ему заплачу… Иди сюда.

– Зачем?

– Иди.

Прежде, чем выполнить его просьбу, Валентина заперла дверь и потушила свет. Она правильно поняла Анатолия Николаевича. Едва она приблизилась, он схватил ее, стиснул в объятиях.

– Ого, – прошептала она. – Я думала, все силы на выборы уходят.

– Не все…

Он принялся ее целовать. Потом быстрыми руками стянул с нее брюки, трусы. И вновь стол выполнил несвойственную ему функцию. Все получилось чересчур быстро, невнятно. Анатолий Николаевич переживал.

Домой отправились пешком. Промозглая погода не казалась помехой.

– Интересно, что успели сделать Сергей с Петром? – размышлял вслух Кузьмин. – Где они сейчас? Если бы я не позвонил, вообще неизвестно, когда бы они выехали. Догляд нужен за каждым. Где сознательность? Где чувство ответственности?.. Когда заведем квартиру, большой телевизор купим. В гостиную. Будем смотреть по вечерам. Сидеть на диване и смотреть. Хорошо?

– Если тебе хочется, купим. – Ее улыбка была тихой, лукавой.

Немного подумав, он уточнил:

– Надо, чтобы в гостиной никто не спал. Не будем ставить диван. Телевизор, обеденный стол, кресла. Сервант. И все. Больше ничего.

– Согласна…

Дома Николаша отчитывался ему, что успел сделать со своими приятелями за последние дни.

– Срывают, сволочи, – бойко сетовал он. – Мы клеим, а они срывают. А так мы всё обработали. Везде твои листовки и против этого… Квасова. Другие мы тоже срываем.

– Это хорошо. Только чтобы вас не схватили, когда вы срываете.

– Пусть попробуют… – Лихое выражение на худом лице сменилось осторожным, конфузливым. – Пап, давай купим компьютер.

– Ты что! Дорого.

– Не новый. Пашка свой продает. Ему отец другой хочет купить.

«Для штаба, – мелькнуло у Анатолия Николаевича. – А что? Нормально. Для работы нужен. Юрий Иванович тогда ругался, что от руки написано. Для работы…»

Он как бы случайно сунул руку под матрас – деньги на месте. Все в порядке.

– Хорошо, давай купим. Для штаба. И пока он там стоять будет. А после выборов домой перенесем. Скажи Пашке, что купим. Только чтоб не дорого. Понял?

– Да. – Николаша вскочил, ринулся к двери.

– Стой! Ты куда? Половина двенадцатого.

– Ничего. Пашка не спит.

– Там еще есть родители, – попытался напомнить Анатолий Николаевич, но было уже поздно. Дверь отделила его от сына.