– Скорее бы снег. – Григорий посмотрел на Наталью Михайловну озорными глазами. – Поехали. Не пожалеете. Хороший ресторан. Ей Богу.

Ее лицо приняло мягкую усмешку.

– Вы так меня уговариваете. Хорошо. Поехали.

Автомашина выполнила свою работу, доставив их в нужное место. Тротуар подвел к тяжелой двери, которая позволила попасть туда, куда он стремился. Григорий выбрал столик подальше от входа.

– Не приходилось бывать здесь?

– Нет.

– Признаться, тут неплохая кухня. Даже по московским меркам.

– Я очень рада.

Он чувствовал – подобные тонкости не слишком интересны ей. Надо было найти подходящую тему.

– А почему бы вам, Наталья Михайловна, в политику не податься? У вас хорошие шансы. В политике мало женщин, вам легче будет пробиться, чем мужчине.

– Куда пробиться? – Глаза у нее были веселые.

– Наверх. К известности, популярности, влиянию. Тут все ясно. Между прочим, я могу помочь. У меня мощные знакомства на Старой площади.

– Что вы имеете в виду?

– Администрацию президента. Могу устроить вас в любую партию. Даже в «Единую Россию». Там практически нет умных людей. С порядочными тоже дефицит. Вы придетесь очень кстати.

– Спасибо, не надо.

– Зря. Вы подумайте, не спешите отказываться.

На столе появилась бутылка сухого красного вина, произведенного в далекой Франции. Рядом с бутылкой разместилась закуска, уложенная в тарелки.

– Давайте выпьем за вас. – Григорий поднял фужер. – Я рад, что здесь можно встретить таких людей.

– Каких?

– Ну… достойных.

– Они есть везде. Уверяю вас.

– Тогда пьем за достойных.

Рубиновой жидкости в ее фужере уменьшилось на чуть-чуть. Иную даму он заставил бы опустошить стеклянную емкость. С Натальей Михайловной так нельзя было поступить.

– Григорий Матвеевич, и все-таки, вам не мешает прошлое того, кому вы помогаете?

Его улыбка стала прощающей.

– Поймите, мы живем в пору дикого капитализма. Сейчас нет честных состояний. Мельниченко ничем не хуже других. Может быть даже лучше. Он не воровал, используя служебное положение, близость к власти. И потом, не все так просто. Вы вот взяли деньги у Мельниченко.

– Я их взяла не для себя. Для детей.

– Какая разница?

– В самом деле, никакой. – Она отпила еще немного вина. – Где вы учились на политолога?

– Нигде. Жизнь научила. Я умный. Вообще, я закончил философский факультет Московского университета. С отличием. И успел защитить кандидатскую диссертацию, пока еще имело смысл заниматься наукой. Но с началом реформ поменял направление деятельности. Начал с экспертного совета при правительстве, потом – при администрации президента. Потом занялся выборами. В девяносто пятом помогал «Нашему дому – России», в девяносто шестом – Ельцину. Избрал кучу губернаторов. Стажировался в Америке. В девяносто девятом помогал «Единству». В двухтысячном был в команде Путина. Написал три книги.

– Серьезный послужной список. Давайте выпьем за ваши успехи.

На этот раз она покончила с налитым вином. Когда Григорий собрался наполнить ее фужер, она остановила его.

– Спасибо, мне хватит.

Мясное блюдо не подкачало. Он поглядывал на женщину, которая так влекла его – ее лицо хранило спокойствие.

– Нравится? – осведомился Григорий.

– Вкусно, – согласилась она.

– Кухня здесь на самом деле неплохая. Два места я у вас знаю, где кухня на уровне.

– Рада, что нашлось хотя бы два места, заслуживающих вашей похвалы.

Ее ирония почему-то не обижала его.

Когда наступило время расплатиться, повторилось то, что уже происходило – она заставила его взять половину требуемой суммы. Он понимал, что не стоит упорствовать.

Потом они переместились к ее дому. Корпус машины все еще отделял их от холода, заполнявшего улицы. Ему хотелось попасть к ней.

– Спасибо вам за интересный вечер, – сказала она.

– Почему бы вам не пригласить меня выпить кофе?

– Нет, я не приглашу вас пить кофе. Извините. – И вновь спокойная, чуть усталая улыбка тронула ее лицо.

– Никогда?

– По крайней мере, сегодня. До свидания.

Она ушла. А вместе с ней – какая-то загадка. Тайна. Эта женщина отличалась от всех остальных, с которыми он был знаком.

Утром, направляясь в штаб, он думал о ней. Чем объяснить ее поведение?

«У нее кто-то есть», – решил он.

Максим прямо-таки светился. Исходил радостью.

– Я придумал. Закачаешься. Там про всех: про Квасова, про Кириченко, про Зюганова. Народная сказка. «Три поросенка» называется.

– Хорошо. Оставь. Потом прочитаю.

Максим не мог ждать. Все в нем крутилось, клокотало, фонтанировало.

– Ты послушай. Это быстро. «Жили были три веселых поросенка: Ниф-Ниф, Наф-Наф и Нуф-Нуф. – начал он читать с выражением, как читают артисты. – Они любили бедных и хотели, чтобы их было как можно больше. Для этого Ниф-Ниф, Наф-Наф и Нуф-Нуф, когда немного подросли, вступили в партию простых поросят. Ниф-Ниф поселился в самом большом городе страны и в конце концов стал начальником партии простых поросят. Наф-Наф, когда его завод совсем раскрали, и простые поросята, работавшие на нем, остались без работы, возглавил обком партии простых поросят. А Нуф-Нуф к этому времени вырос аж до заместителя губернатора… – Максим не мог справиться с тем весельем, которое бурлило в нем. Голос его срывался. – Решил Наф-Наф пойти в депутаты, чтобы его не посадили за грязные делишки на большом заводе. Нуф-Нуф изо всех сил помогал ему, тряся пузом и пугая тех, кто не любил Наф-Нафа: «Я вас накажу, если вы не выберите Наф-Нафа». Потом из самого большого города приехал Ниф-Ниф и стал всех убеждать: «Я – начальник партии простых поросят и лучший в мире защитник поросячих интересов. Я требую, чтобы вы избрали Наф-Нафа. Тогда ваша жизнь станет еще лучше». Но простые поросята не поверили им. «Как же эти Ниф-Ниф, Наф-Наф и Нуф-Нуф могут защищать интересы простых поросят, если все трое превратились в жирных хряков? – говорили простые поросята. – Хряк поросенку не товарищ. Долой жирных хряков!» Вот почему Наф-Наф, Ниф-Ниф и Нуф-Нуф продули выборы».

Как он был доволен. Смотрел на Григория шальными глазами.

– Хорошо, – без всяких эмоций сказал Григорий. – Выпустим листовку. Пусть Кузьмин распространит. Тридцать тысяч экземпляров.

– Пятьдесят.

– Зачем?

– Так ее больше народу прочитает.

Не хотелось спорить. Какая разница?

– Ладно, пятьдесят.

«Надо позвонить неистовому ленинцу, – подумал Григорий. – Что он там поделывает? Кстати, результаты соцопроса для него радостные. Он уже на пятом месте. Выше навряд ли поднимется. Все равно – результат».

Через два часа он сидел в зале, подальше от сцены, и наблюдал за своим подопечным, за тем, что происходит. Он превратился в того, кто лишь созерцает. Вбирая при этом каждую деталь. Он должен был увидеть всё.

Народу собралось много, человек сто двадцать. На лицах висело равнодушие. Приказали придти – они пришли. Но едва Мельниченко появился в дверном проеме, шумок разбежался по залу. Григорий понимал причину оживления. Прошлое волочилось за его подопечным, вызывая нездоровый интерес.

Мельниченко выступал весьма сумбурно. Собственную биографию скомкал, программу изложил заумно, а на вопросы отвечал неконкретно и многословно. Следовало хорошенько вдарить ему по жопе.

Григорий нарочно выдержал паузу между выступлением и разговором подольше – не сел к Мельниченко в машину, поехал на своей. И лишь в штабе, оказавшись в самом важном кабинете, бросил будто гирю:

– Плохо.

– Что плохо? – осторожно поинтересовался очень важный человек.

– Все.

Мучительный вздох был ему ответом.

– Контакт с залом вы не установили. Тараторили что-то свое. А как вы излагали программу? С министра финансов брали пример? По-вашему, простые люди знают, что такое консолидированный бюджет? Понимают, зачем надо понижать НДС? Вы перепутали аудиторию. Это не предприниматели… На вопросы отвечали неубедительно, длинно. Вконец потеряли динамику. Я уж не говорю про внимание – один слушает, другим не интересно. Всё плохо.

Большой человек был вконец сконфужен.

– Что теперь делать?

– Выполнять мои установки. Будем еще тренироваться… Вечером устроим детальный разбор полетов.

– Может быть, отменим завтрашние выступления?

– Нет! Ничего отменять не будем.

Из кабинета Григорий выходил победителем. Удалось поубавить спеси у подопечного. Теперь будет относиться к нему с должным уважением.

На лестнице между вторым и третьим этажом он позвонил другому своему подопечному.

– Как ваши дела? – строго спросил он.

– Хорошо.

– Где вы сейчас?

– В районе. Еду на встречу с избирателями.

– Нам надо увидеться. Когда вернетесь в город?

– Наверно, в десять.

– Встретимся в одиннадцать. Там, где обычно.

– Юрий Иванович, – раздалось из трубки. – У меня почти уже кончилось то, что вы мне давали. Ну… то, что вы мне дали.

– Понял. Хорошо, снимем эту проблему.

Работа с главным подопечным началась в восемь.

Григорий выгнал всех – только он и Мельниченко. Смотрели видеозапись. Григорий ровным голосом отмечал ошибки, упущения. Подопечный ерзал в кресле, хмурился, но молчал. Кивал головой. Потом начался тренинг. Мельниченко выступал, пересказывал программу, отвечал на вопросы. Теперь он делал это куда охотнее, чем прежде. Урок подействовал.

В половине одиннадцатого Григорий подвел черту.

– Все. Езжайте отдыхать.

Мельниченко настолько измотался, что забыл выпить виски. Срочно отбыл домой. Григорий спустился на второй этаж, проследовал в кабинет. Сейф не стал упрямиться, выдал нужную сумму рублей. Проверив электронную почту, Григорий начал собираться. Пора было ехать на встречу со вторым своим подопечным.

«Макдональдс» в очередной раз принял их. Несмотря на поздний час, народу было много. Молодежь наслаждалась ширпотребной американской кухней, пряталась от промозглого ветра.

Григорий приглядывался к тому, кого втянул в предвыборную гонку. Что-то новое появилось в Кузьмине – взгляд обрел уверенность, и сам он держался по-другому, чем прежде. Сам купил на двоих быстрой заморской еды. Подивил изрядно. Разумеется, деньги у Кузьмина были его, Григория. Все равно, такого он не ожидал.

– Я вас поздравляю, – сказал Григорий, когда подопечный устроился напротив. – Последний соцопрос показал, что вы поднялись на три позиции. Теперь вы пятый.

– Спасибо. – Его победная улыбка была усталой.

– Послезавтра привезут новые листовки. Ваша и еще одна. Сказка. Вы ее осторожно распространяйте. Если что, вы к ней отношения не имеете, кто выпустил, не знаете.

– Хорошо.

– То, что вы просили, я принес. Будем уходить, возьмите пакет.

– Я вам расписки принес. Отчет за использованные средства.

– Давайте сюда. – Он поскорее сунул стопку бумаг в боковой карман. Эти листки несли опасность. Их следовало уничтожить. Если бы он доверял Кузьмину, то не стал бы связываться с подобной писаниной.

– Юрий Иванович. – Озабоченное выражение приклеилось к лицу подопечного. – Я для штаба компьютер приобрел. Не новый, чтобы подешевле. Это ничего?

– Ничего.

– Там расписка бывшего владельца. Ну, что деньги за компьютер получены. Чтобы вы знали.

– Учту. Как ваши выступления перед избирателями? Получается?

– Да. Получается. Хорошо слушают. Вопросы задают.

– Материалы, которые я вам давал, используете?

– Да. Творчески использую.

Прибавка «творчески» не понравилась Григорию.

– Отсебятиной заниматься не рекомендую. Себе хуже сделаете.

– Понимаете… – вскинулся Кузьмин, – у вас не на все вопросы были ответы. Меня вот, к примеру, сегодня спросили насчет Америки. Мол, теперь мы пытаемся налаживать нормальные отношения с ней. Но США по-прежнему империалисты. Ирак по этой причине захватили, другие страны. И вот меня спросили: А вы, товарищ Кузьмин, в свете всего этого одобряете дружбу с Америкой? Я сказал, что ради сохранения мира надо поддерживать с Америкой хорошие отношения. Разве я неправильно ответил?

– Правильно, – вынужден был согласиться Григорий. – В отдельных случаях можете импровизировать. Но в целом не рекомендую отходить от моих установок. Там, в пакете, есть три новых записки. Вызубрите их. – Григорий запустил в рот очередной обжаренный в сухарях кусочек курицы. «Макчикен» представлял то немногое, что здесь можно было есть. – Да, учтите: в субботнем номере городской газеты выйдет статья, посвященная вам. Это в рамках бесплатных публикаций.

– Хорошо. Спасибо. Жаль, что я не видел текст заранее.

– В этом нет необходимости. Его классный журналист готовил.

Григорий собрался доесть несколько оставшихся макчикенов, и тут Кузьмин глянул на него каким-то странным, светящимся взором.

– Юрий Иванович, вы, как я понимаю, вы не верите в коммунистические идеалы?

– Не верю, – с легкостью признался Григорий. – А как в них верить, если они не дали положительного результата ни в СССР, ни в Северной Корее, ни на Кубе. А Китай бурно развивается только потому, что допустили частную собственность. То есть частично отошли от коммунистических идеалов.

Лицо подопечного обрело грустный оттенок.

– А ведь это светлые идеалы. Вы не можете это не признать. Я не сомневаюсь, что за этими идеалами будущее. Отрицательный опыт СССР и других стран ничего не доказывает.

– Как раз доказывает, – оживился Григорий. – Пока люди таковы, каковы они есть, мы будем всякий раз получать СССР. Квасов – лучшее тому подтверждение. А может быть, и Северную Корею. Это – что вам больше нравится.

Анатолий Николаевич еще более помрачнел.

– По-вашему, порядочных людей нет?

Григорий скривился.

– Может и есть два-три человека. Ну пусть тысяча. На Россию их не хватит. А остальные… – Григория небрежно махнул рукой. – Там вопрос только в цене, за которую они продадутся. Или продадут. Такова человеческая природа. И в то, что люди изменятся, лично я не верю. – Тут он прощающе усмехнулся. – Но сами по себе коммунистические идеалы прекрасны. Как некая несбыточная мечта. Влекущая к себе, но недостижимая.

Он видел, что Кузьмин ему не поверил.