«Не верю», – подумал Анатолий Николаевич.

Что ж, необходимые слова были сказаны, чизбургеры и макчикены – съедены. Ничто больше не удерживало их рядом. Забрав пухлый пакет, Анатолий Николаевич направился домой. Он шел пешком, потому что давно отпустил Петра. Потом засомневался – нужно ли рисковать, обладая такой суммой? Мало ли что может случиться. Поймал машину, объяснил, куда ехать.

– Сколько дашь? – деловито спросил водитель.

– Пятьдесят.

– Сто двадцать.

– Ты что, сдурел? Ехать недалеко, а ты – сто двадцать!

– А время какое? Полночь скоро.

– Ну и что? Семьдесят.

Поразмышляв, упрямый водитель буркнул:

– Садись.

Мотор принялся крутить колеса. Движение началось.

«Знал бы он, что у меня в пакете, – не без гордости думал Анатолий Николаевич, поглядывая на сонный город, проплывающий справа и слева от машины. – А компьютер прошел. Прошел компьютер».

Новую пачку денег он привычно сунул под матрас. Надежное место. Ни рубля не пропало. Едва он поправил одеяло, появился Николаша. Лицо у него было раскрасневшееся.

– Пап, ну мы все расклеили. Давай новые листовки.

– Послезавтра привезут.

– А завтра?

– Отдыхайте.

– Деньги ребятам дашь?

– Дам. На столе оставлю. Я опять рано уезжаю.

День закончился и начался вновь. И это был другой день. Утро приволокло приятный сюрприз. Выпал снег. Первый. Робкий. Неумелый. Все вокруг стало чистым, праздничным.

Снег падал редкими хлопьями. Они ударялись в стекло машины и куда-то исчезали. Пространство над земной поверхностью казалось белесым. «Жигули» двигались медленнее, чем обычно.

– Анатолий Николаевич, вы бы назад пересели, – прозвучал над ухом голос майора. – Дорога плохая, как бы чего не случилось. Сзади безопаснее.

– Не надо. Все будет нормально.

Последовала небольшая пауза.

– Анатолий Николаевич, нам вторая машина нужна. С одной мы не справляемся. Листовки надо развозить, встречи готовить. Без второй машины не обойтись.

– Что для этого надо?

– Ваше согласие. Водителя с машиной я уже подыскал.

Прикинув, что денег для этого хватит, Анатолий Николаевич выдохнул:

– Согласен.

Чем отличалось одно выступление от другого? Помещениями, где они проходили? Нет. Помещения были одинаково скучными, запущенными. Глазами пришедших? Тоже нет. Глаза в любом населенном пункте отражали одну гамму чувств: равнодушие, озабоченность, усталость. Но выступления получались разные. Одни – удачные, другие – нет. Одни приносили удовлетворение, другие – расстраивали.

Важно было не только сказать нужные слова, но и сказать так, чтобы пришедшие оттаяли внутренне, чтобы поверили. На этот раз он затронул тему, столь важную для него.

– Коммунизм воплощает в себе идеалы, о которых испокон веку мечтало человечество: справедливость, равенство, заботу о людях. К сожалению, не получилось осуществить всё это в СССР. Но опыт СССР вовсе не доказывает, что коммунизм невозможен… – Да, он говорил слова, придуманные им самим. Отсебятина. При чем тут отсебятина? Он должен говорить людям то, что считает нужным. Что подсказывает ему сердце. – Настоящие коммунисты смогут остановить развал экономики, переломить катастрофическую ситуацию, сложившуюся в нашем Отечестве. Надо немедленно национализировать все крупные предприятия, надо вернуть в государственную собственность все колхозы и совхозы. Надо посадить всех директоров, которые разворовали свои заводы, свои хозяйства..

На этот раз всё получилось. Он видел внимание в глазах, чувствовал единение с залом, которое доставляло ему несказанное удовольствие.

Он думал об этом, когда возвращался в город. Он почувствовал вкус к выступлениям перед людьми. Открылся новой стороной самому себе.

Снег всё еще удивлял. Глаз не успел привыкнуть к веселой белизне. Даже упавший на землю вечер не смог упрятать ее под своим пологом.

– Устал? – спросила его Валентина.

– Немного.

– Ты хорошо выступал сегодня.

– Да, сегодня вы, Анатолий Николаевич, хорошо выступали, – подтвердил майор.

– Так ведь народу было больше, чем на прежних встречах. – Кузьмин повернул голову назад. – Это ваша заслуга, Виктор Петрович. Спасибо.

– Не стоит благодарности. – Майор стушевался. – Я сделал то, что мог.

Дорога привычно убегала под капот, наматывалась на колеса. Асфальт был темный – машины давно смахнули с него снег.