– Сегодня вы лучше выступали. – Григорий задумчиво смотрел вперед, на бегущую дорогу. – Более конкретно, четко. Хотя в ответах на вопросы несколько раз дали промашку. Нельзя показывать, что вы чего-то не знаете. Говорите на близкую тему. Рассуждайте. Но молчать с озадаченным лицом – недопустимо.

– Растерялся. – Голос у подопечного был виноватый. – Откуда я мог знать, насколько снизился объем социальных программ в бюджете по сравнению с СССР?

– Я тоже не знаю, насколько снизился этот объем и снизился ли вообще. На вашем месте я бы напомнил, что Россия – социальное государство, об этом сказано в конституции. А вы, если победите на выборах, будете бороться за то, чтобы данное положение основного закона неуклонно выполнялось. Для этого необходимо, чтобы достаточная часть бюджета шла на социальные программы. Вот как бы я ответил.

– Вам легко. У вас опыт.

«У меня мозги», – подумал Григорий, но сказал совсем другое:

– Тренироваться надо. И следовать моим рекомендациям.

Появившись в штабе, Григорий дежурно проинспектировал деятельность своих сотрудников. Претензий у него не было. А вот некое желание торчало в голове. Забрав Максима, он отправился в большой универсам, единственный в городе. Хождение по торговому залу, наполненному ярким светом, обеспечило их едой и водкой. Фирменные пакеты заглотнули покупки, а затем отдали их в той квартире, которую снимал Григорий. Салаты, мясные изделия устроились на столе в гостиной вместе с минеральной водой и стеклянными емкостями для водки. Хозяйский сервант поделился посудой. Пиршество началось.

Они с Максимом перебрали. Надрались вусмерть. Максим порывался идти в гостиницу, потом уснул на диване. Григорий добрался до спальни, однако утром обнаружил, что спит в одежде поверх одеяла. Долго приходил в себя, пил минералку, принимал прохладный душ. Мучили жажда и головная боль. На тусклую физиономию Максима невозможно было смотреть. Шевельнулась экзотичная мысль о вреде пьянства.

Отъезд на работу произошел с опозданием. В кабинете уже сидел социолог. Он хотел поговорить о предстоящем опросе.

– Делаем по всем районам? – спрашивал социолог.

– По всем, – хмуро отвечал Григорий.

– Род занятий уточняем?

– Да.

Социолога сменили афганцы в неизменном камуфляже. Эти предлагали ездить с концертами районам, агитировать за Мельниченко.

– Вот мы выступаем, и тут, и тут. Сколько народу, видите? – старший из них показывал фотографии, остальные молчали. – Патриотическую песню любят. Приходят и молодые, и старые. Мы на прошлых выборах агитировали. Очень эффективно.

– Сколько? – сухо поинтересовался Григорий.

– Что, сколько?

– Концерт один сколько стоит? Смету принесли?

– Если надо, подготовим.

– Надо. Подготовите, приходите.

Чинно поднявшись, обстоятельная кампания удалилась.

После афганцев пришел начальник штаба одного из кандидатов. Сам напросился на встречу. Расположившись напротив, бойко проговорил:

– Я к вам с деловым предложением. Победить мы не сможем, это ясно. Тем не менее, процентов десять мы возьмем. Идея такая: за несколько дней до выборов наш кандидат снимает свою кандидатуру в пользу вашего кандидата. Призывает своих избирателей поддержать Мельниченко. Цена за это умеренная. Сто тысяч.

Григорий выдержал паузу. Следовало продемонстрировать уверенность и спокойствие.

– Не возьмете вы десять процентов. От силы – пять. Данные соцопросов я получаю.

– Ну, семь точно возьмем.

– Пять.

– Хорошо, пусть пять. Но пять процентов тоже чего-то стоят. В смысле, вы не станете отказываться от этих процентов, если сможете их прибавить. Их вам хватит, чтобы обогнать Квасова.

– Где гарантия, что избиратели послушают вашего кандидата?

– Ну… обратится, попросит поддержать… Послушают… Если не все, то часть послушает.

Предложение было интересное. Отказывать не стоило. Спешить соглашаться – тоже. «Надо изучить перетекание электората, – решил Григорий. – Включить такой вопрос». Полненький мужичок ждал ответа.

– То, что вы предлагаете, заслуживает внимания. Давайте поддерживать контакт. Следить за динамикой опросов. А за две недели до выборов заключим соглашение. Определим, когда вы снимаете, когда и сколько мы платим. Такой алгоритм устраивает?

– Алгоритм устраивает. Но вот не ясно, как… гарантии обеспечить? Вы раньше заплатите, а мы не снимем. Или наоборот – мы снимем, а вы потом не заплатите. Как обеспечить гарантии?

– Это не проблема. Платим половину, вы снимаете, делаете заявление, мы платим вторую половину.

Поразмыслив, мужичок утвердительно кивнул.

– Толково… Будем поддерживать контакт.

После этого пришлось ехать на телевидение, отсматривать новый видеоролик. Ему не понравилось то, что он увидел.

– Нет динамики. Скучно. Все это за десять секунд можно показать. А у вас – минута. Либо сокращайте, либо ищите другие решения.

Режиссер предельно активизировал мыслительную деятельность. Лоб ходил морщинами.

– А если на заднем фоне дать карту области, и по ходу постепенно будут высвечиваться районы, входящие в избирательный округ? Это как бы покажет процесс консолидации сил, поддерживающих кандидата. И добавит динамики.

– Ничего это не добавит. Переделайте на пятнадцать секунд. Максимум – на двадцать. И тот ролик, с актерами, начинайте снимать.

Можно было возвращаться. Усевшись, как всегда, на заднее сиденье, Григорий бросил:

– В штаб.

Замерзший город заглядывал в окна машины. Снег лежал на газонах, окрашивая их белым, а тротуары, проезжая часть хранили привычный грязный цвет. Ботинки и шины попирали их, не давали покоя. Куда-то шли горожане, с какой-то целью перемещались автомобили. Обычное городское мельтешение. Разве что не такое оживленное, как в Москве.

– Поверни здесь направо, – сказал Григорий.

– В штаб – прямо, – напомнил водитель.

– Я знаю. Поворачивай… И на том перекрестке – направо.

Григорий решил заехать в галерею. Экспромты он любил. Наталья Михайловна оказалась на месте.

– Вы обедали? – поинтересовался он.

– Пока нет.

– Представьте себе, и я не обедал. А уже четвертый час. Давайте где-нибудь поблизости перекусим.

Она улыбнулась легко, прощающе.

– Давайте.

Стеклянная дверь выпустила их наружу, туда, где имела место погода. Осенний день был не из худших – высокая облачность, отсутствие ветра. Но главное, исчезла промозглость, донимавшая прохожих. Наталья Михайловна с удовольствием посмотрела по сторонам.

– Я бы прогулялась.

– Нет проблем. – Григорий подал знак водителю, что тот может уехать.

Они двинулись вдоль тротуара.

– Вы не устаете от политики? – задумчиво спросила она.

– Нет.

– А я вот не люблю ее. Многие не любят.

Снисходительное выражение проступило на лице Григория.

– Политика всегда найдет вас, любите вы ее или нет. Она приходит через высокие налоги, через уровень НДС, диктат чиновников, плохую работу правоохранительных органов, экономическую отсталость.

– Возможно, вы правы…

– Я совершенно точно прав. – Он сдержанно усмехнулся.

Прогулка доставляла Григорию удовольствие. Он привык жить набегу, а тут неспешное перемещение, позволяющее рассмотреть окрестности, людей, идущих навстречу.

Конечная точка похода была достигнута. Избавившись от верхней одежды, они расположились за столом. Прозвучали слова, сообщившие официанту об их пожеланиях. Настала пора ожидания. Григорий с любопытством глянул на женщину, сидевшую напротив.

– Чем вы занимаетесь в свободное время?

– Вы не находите, что ваш вопрос чересчур нескромный?

Он медленно покачал головой.

– Нет. Я ведь не о том, о чем неприлично спрашивать.

Наталья Михайловна смотрела на него веселыми глазами.

– Я – художник. Торговля картинами – это для заработка. И для удобства. Когда я хочу продать свои картины, я не сдаю их перекупщикам и не еду в областную столицу на Покровскую улицу, где пытаются продавать свои полотна здешние художники.

– Когда же вы работаете для себя?

– Каждое утро. Просыпаюсь, и к станку. Иногда – вечером.

– Я хочу увидеть ваши картины.

Она помолчала. Спокойная улыбка прояснилась на ее лице.

– Хорошо. Увидите.

– Когда?

– Сегодня вечером.

Она вновь заплатила за себя. На том они расстались. Но случилось то, чего он так желал. Несколько часов спустя он шагнул в то пространство, которое было ее домом. Светлый холл, коридор, увешанный картинами до самого потолка.

– Ваши? – спросил Григорий.

– Эти вот – мои. Все, которые отсюда вправо.

Ненасытными глазами он смотрел на полотна.

Хотел поскорее убедиться, что это серьезно. Он боял-с я разочароваться… Это была хорошая живопись. Уж он-то разбирался.

– Мне нравится. Интересно. Глубоко. У вас есть свое лицо. А эти?

– Моих друзей, знакомых.

Он окинул взором то, что было создано не ею.

– Эти две картины самые интересные.

– Да. Эти две – самые сильные. Их мой муж написал. Бывший. – Она безмятежно улыбнулась. – Я была замужем. Идемте дальше. Здесь я работаю.

Большая комната была приспособлена под мастерскую. Симпатичный хаос громоздился вокруг станка – холсты, рамы, подрамники, наброски и законченные картины, кисти, краски. Григорий с великим любопытством приглядывался к помещению, которое было местом ее работы. Он касался мира, прежде недоступного ему.

– Мне ваши работы нравятся. Честное слово.

– Я рада. – Ее голос был совершенно спокоен. – Идемте, там еще картины.

Стены еще одной комнаты несли на себе картины. Это была гостиная, с креслами, книжным шкафом, телевизором. И полотнами, втиснутыми в рамы. Подобранными со вкусом, знанием. Уголок отдыха, место уюта. Другая часть ее мира. Оставалась еще одна дверь, пока что не открывшаяся перед ним. Таящая за собой новые маленькие открытия.

– Там тоже картины?

– Там – спальня. – Она распахнула дверь, соединяя пространство холла и третьей комнаты. Он увидел широкую кровать, стильный высокий шкаф, трюмо. Всего одна картина висела над кроватью. Городской пейзаж, напичканный солнцем: старые двухэтажные дома, бредущая куда-то улица. Чувствовалась другая рука.

– Ваш муж написал? Бывший.

– Да… Вы разбираетесь в живописи.

Его влекла эта женщина, умная, красивая. Григорий не смог удержаться, обнял ее, принялся целовать. Она не отвечала ему и не останавливала его. Словно ей было все равно. И потом, когда он раздел ее, утянул в постель, ее поведение не изменилось.

Он сделал то, что так хотел сделать. Но ее реакция удивила его.

– Все было нормально? – принялся выяснять он.

– Да.

– Но мне показалось… что тебе не слишком понравилось.

– Все хорошо.

Он лежал рядом с женщиной, которой так хотел обладать. Он смотрел на нее. Красивое тело, небольшие груди с темными сосками. Желание возобновилось. Таким нежным и страстным он давно не был. И что же? Почти никакого отклика.

– Тебе было приятно? – спросил он.

– Да.

И ни слова более. Ее поведение интриговало.

Григорий сел, принялся натягивать майку.

– Надо отпустить водителя, – сообщил он.

– Зачем?

– Не стоять же ему тут до утра.

– А домой как будешь добираться?

Легкая усмешка выскользнула на его лицо.

– Я рассчитываю остаться здесь.

– Ты поедешь домой. Прямо сейчас. Ко мне должны придти.

– Кто?

Теперь настала ее очередь усмехнуться, легко, лучисто. Пауза была королевской.

– Моя подруга. Мы с ней вчера еще договорились.

Увы, надо было покинуть ее мир. А так хотелось остаться.

– Позвони, перенеси встречу.

– Нет. Собирайся.

Процесс упаковки тела в одежду возобновился. Но тут зазвучала мелодия мобильного телефона. Высветившийся номер означал, что Мария нашла его с помощью электромагнитных колебаний, летящих со скоростью света.

– Когда приедешь? – принесли радиоволны ее голос.

– Не знаю.

– Не хочешь?

– Не могу.

– Я соскучилась. А ты?

Что он мог сказать в той ситуации, в которой пребывал?

– Я на совещании. Перезвоню позже.

– Не дают отлучиться? – Наталья Михайловна успела накинуть халат, который не лишил ее элегантности. Этой женщине шло всё.

– Да. Предвыборная кампания – дело хлопотное. – Он смотрел на нее жадными глазами. Как нравилась ему эта женщина. Особенно теперь, когда их соединяла близость. – Я позвоню завтра.

– Зачем?

– Хочу тебя видеть.

Наталья Михайловна промолчала, проводила до двери, которая выпустила его на лестничную клетку, примыкавшую к ее квартире, ее миру.

Он думал о ней, когда ехал в штаб. Было что-то непонятное в ее поведении. Что двигало ею? Григорий не мог понять. А ведь он прекрасно разбирался в людях. Одно он знал наверняка – она не играла, она была такой на самом деле.