10 ноября 1982 года умер Брежнев. В момент похорон я находился в физио кабинете в Вахрушах. Радио громко включено, все слушали трансляцию траурного торжества с Красной площади. Некоторые откровенно жалели старика – бедняга простудился на трибуне мавзолея.

Особенно горевала моя бабушка, не отнимут ли пенсию, которую ей дали в последние годы правления Брежнева? Сначала всего 18 рублей, а потом стали прибавлять, и к концу жизни она получала 60 рублей.

Трудового стажа – двадцать лет на государственных предприятиях – у нее не было. До войны, пока был жив муж, она не работала, тогда это считалось нормой. Трое детей, хозяйство, кое-как хватало на жизнь.

Во время войны и после работала на дому, шила рукавицы, но эти годы в стаж не вошли. В 60-х испортилось здоровье, да, и профессии не имелось. Пока могла тайком строчила дома узоры на полотне с помощью швейной машинки. Но этот промысел давили непомерными поборами. И вот, на восьмом десятке ее лет "Брежнев дал пенсию!" Как не любить такого в сравнении с другими правителями, закрывавшими церкви, затевавшими раскулачивания, посылавшими людей миллионами на войну, в ссылку и лагеря.

Гроб с любимцем под грохот салюта уронили на дно могилы, и над

Кремлем, словно ставшая явью нечистая сила, лениво поднялась в небо стая потревоженных ворон.

Еще когда я работал в ДК, один мой знакомый по школе М. поведал с глазу на глаз в подпитии, что является внештатным сотрудником КГБ:

"Вот увидишь, что будет, когда Брежнев умрет!" – прошептал он, тут же испугавшись своих слов. Перспектива маячила безрадостная,

Андропов, их шеф, рвался к власти. И это случилось. Новый генсек начал наводить порядок и дисциплину. Были арестованы и расстреляны несколько высокопоставленных воров, посадили даже зятя Брежнева

Чурбанова. Министр внутренних дел, красавец Щелоков, чей портрет вместо иконы висел в ленкомнате нашей конвойной роты, в ожидании ареста успел застрелиться. По всей стране прошла кампания проверок граждан, посещающих в дневное время бани, магазины, кинотеатры и прочие заведения, – искали отлучившихся с работы. Сурово наказывали за самое малое нарушение рабочей дисциплины. Зато для популярности выпустили водку низкого качества на полтинник дешевле. Народ между собой звал ее Андроповка. Но все эти новшества длились не долго, через полгода стало стихать, поползли слухи, что глава государства хворает, что в него стреляли. В конце концов, объявили о смерти борца с коррупцией и разгильдяйством. И пошло! Череда торжественных похорон даже веселила. Вожди дохли на лету, как мухи в конце лета.

"Подожди, вот перемрут они все, придет к власти наше поколение и все изменится!" – повторял со сладкой улыбкой Грехов, разливая дешевое вино в хрустальные рюмки-сапожки.

И действительно изменилось!

В декабре 82 года я устроился работать звукооператором в детскую музыкальную школу, – самое культурное учреждение города, где меня стали величать Евгением Анатольевичем. Здесь в первом же летнем сезоне украли мой любимый спортивный велосипед, неосторожно оставленный под окном рабочего кабинета, – места моего приятного отдыха на протяжении девяти следующих лет. В моем распоряжении оказались два высококлассных магнитофона "Олимп", выпуск которых был только что налажен в Кирове, куда с целью их приобретения приезжали меломаны со всего СССР. Я надеялся использовать новое место работы для поднятия авторитета в перспективе будущего диджейства. Правда, эти планы не состоялись. В общем, я как-то устроился. А вот Чиж долго не мог найти работу, даже переправил в трудовой книжке на месяц дату увольнения. Наконец, поступил электриком на пивзавод. Там он вволю пил пиво и познакомился со своей будущей женой Аней, – она попала в наш город после учебы в техникуме. За квартал было видно, что он влюблен. Впервые Чижиков представил ее нам в мае 83 года на новой квартире Изеговых, где не задолго до того на дне рождения в темной ванной меня застал за утешением своей невесты Зянкин.

Посетителей квартиры отчасти шокировал обломок верхушки черепа употребляемый хозяином в качестве копилки для мелочи. Изегов подобрал его среди множества других человеческих останков валявшихся в траншее, вырытой при прокладке газопровода к вечному огню. С той поры Аня вошла в наш дружеский круг. Они с Сергеем рассказывали жуткие истории об огромных темно-коричневых заводских крысах. Летом вчетвером мы отдыхали на реке Белой и на Александровской даче, где местные босяки пытались отнять у меня новенький экспортный "ВЭФ" с

КВ от 13 метров.

С приближением осени 84-го Чижи улетели на юг. Сначала в украинский Артемовск, а после Чернобыля на родину Ани, староказачий

Семикаракорск на Тихом Дону.