Как уже говорилось, маршал Марийак был вызван в Париж. Поскольку остальные маршалы, включая господ де Ла Мейере и Бассомпьера, и так находились в городе, было признано удобным и соответствующим случаю устроить смотр войскам. Его высокопреосвященство предложил своих гвардейцев, но столкнулся с упорным сопротивлением маршала Марийака, утверждавшего, что слуги, охрана и свита отдельных служителей церкви, пусть даже и весьма высокопоставленных, никак не могут считаться королевскими войсками, даже на время парада. Ришелье, втайне надеявшийся полюбоваться на красно-черные ряды своих телохранителей, был не на шутку уязвлен мнением старого маршала, однако виду не подал и промолчал. Зато он потихоньку извлек из складок своей мантии пресловутую красную книжечку и занес в нее имя маршала.

Смотр вполне удался: солдаты имели бодрый вид и с воодушевлением приветствовали короля. Амуниция была в порядке, оружие блестело, перья колыхались в такт мерной поступи бравых усачей. Нарядные офицеры гарцевали перед строем и отдавали честь шпагами. Королевские мушкетеры заслужили всеобщее одобрение и восхищение.

— Как вы находите моих мушкетеров, герцог? — осведомился Людовик XIII у герцога д'Эпернона.

— Они просто великолепны, ваше величество, — вполне искренне отвечал тот. — Впрочем, как и всегда.

— Господин маршал, — обратился король к маршалу Марийаку, — не кажется ли вам, что в роте господина де Тревиля недостает офицеров. Куда они подевались?

— Что касается двух младших офицеров — господ де Феррюсака и де Куртиврона, — то они задержаны стражей, — почтительно, но твердо отвечал старый маршал.

Брови короля гневно взметнулись вверх:

— Задержаны стражей? Что это значит? Объяснитесь, господин маршал!

— Это значит, ваше величество, что их подозревают в учинении беспорядков и нанесении повреждений и ранений нескольким дворянам из полка швейцарцев.

— Опять эти бесчинства! — Король огляделся, отыскивая глазами де Тревиля. Однако тот ехал верхом во главе своей роты, и немой вопрос короля остался без ответа.

Его величество погрузился в угрюмое молчание. Г-н де Тревиль увидел тень на лице короля и поспешил приблизиться.

— Но ведь и место лейтенанта пустует, не так ли, господин маршал? проворчал король, и эти его слова были услышаны подъехавшим де Тревилем.

— Вы правы, ваше величество, — поклонившись, ответил Марийак.

— Где же лейтенант?! Тоже на допросе?

— Не могу точно сказать, ваше величество.

— Это еще почему?! — Лицо короля побледнело. Было ясно, что король Франции взбешен.

— Мне ничего об этом не известно.

— Превосходно! Нечего сказать! Интересные истории вы тут мне рассказываете, господин маршал. Лейтенант мушкетеров не является на смотр войск, а вы не в состоянии ответить, где он находится!!

— Но, ваше величество! На этот вопрос не в состоянии ответить даже сам капитан мушкетеров!

— Де Тревиль?! Что за чертовщина!

— Я здесь, ваше величество, — живо откликнулся де Тревиль, который слышал последние фразы и понял, что разговор идет на интересующую его самого тему.

— Подите-ка сюда, сударь, — раздраженно пригласил Людовик, хотя ему было приятно, что капитан его мушкетеров угадывает его желания и появляется, стоит только о нем подумать. — Хорошенькие вещи я узнаю о ваших мушкетерах!

Людовик XIII был слабым монархом, но все же монархом. Поэтому он обуздал свой гнев и начал не с того, что его интересовало более всего.

— Та высокая честь, которой удостоены мушкетеры, будучи приближены к вашему величеству, вызывает зависть у многих, — почтительно ответил де Тревиль, хмуро посматривая на маршала Марийака.

— А то, что двоих офицеров арестовывают за очередной дебош, вы тоже объясняете завистью, де Тревиль?

— Простите, ваше величество, но кого вы имеете в виду?

— Младших офицеров де Феррюсака и де Куртиврона.

Их нет в строю.

— Их действительно нет в строю. Однако господин де Феррюсак вовсе не арестован, ваше величество, а ранен. Не далее как вчера я посетил его и могу засвидетельствовать, что он прикован к постели.

— Хм, ранен? Но ведь это, верно, потому, что он дрался на дуэли, а следовательно, нарушил эдикты…

— Напротив, ваше величество. Господин де Феррюсак вступился за честь женщины, которая просила о помощи, на нее напали какие-то негодяи.

Король оживился:

— Значит, господин де Феррюсак не наносил повреждений швейцарцам, не учинял пьяного дебоша?

— Конечно же, нет, ваше величество! Он шел по улице Бриземиш, дело было под вечер, и уже стемнело. Как вы знаете, в это время года в Париже темнеет довольно рано. Неожиданно господин де Феррюсак услышал крики о помощи.

Кричала женщина, а так как мушкетеры вашего величества не привыкли спокойно смотреть, как оскорбляют и бесчестят беззащитных, господин де Феррюсак выхватил шпагу и бросился на помощь. Негодяи разбежались кто куда, оставив своего главаря валяться на мостовой, — господин де Феррюсак угостил его славным ударом. Но один из бандитов успел нанести господину де Феррюсаку предательский удар кинжалом. Вот почему офицер и не смог принять участие в смотре, ваше величество.

— Видите, господин маршал, это совершенно не то, о чем вы мне рассказывали! — воскликнул просиявший Людовик.

— Господин де Марийак — хоть и военный человек, но никогда не служил в мушкетерах, — проронил г-н де Тревиль неподражаемым тоном, как бы намекая на то, что и маршалу может быть не чуждо чувство зависти к привилегированной когорте дворян. Всем своим видом командир королевской гвардии показывал, что маршалов во Франции достаточно, а капитан мушкетеров — только один.

Старый маршал старался не смотреть в сторону г-на де Тревиля и, обратившись к королю, произнес:

— Сожалею, что невольно ввел ваше величество в заблуждение. К несчастью, я лишь передавал сказанное мне начальником стражи. Прошу меня извинить, ваше величество.

— Вам нет нужды извиняться, господин маршал, — сказал довольный король. — Вас самого ввели в заблуждение. — Но спустя мгновение его величество снова нахмурился. — Однако, ведь не станет же начальник полиции клеветать на мушкетеров ни с того ни с сего. Чувствую, что де Тревиль чего-то недоговаривает. Если де Феррюсак лежит дома в постели, то де Куртиврон наверняка находится под стражей, не так ли, любезный мой де Тревиль.

Капитан мушкетеров поторопился придать своему лицу огорченное, но, впрочем, не слишком, выражение.

— Увы, это так, ваше величество. К счастью, он совершенно здоров, чего не скажешь о его противниках, — лукаво добавил г-н де Тревиль.

— Так я и знал, — неприязненно поглядев на него, проговорил Людовик. Роту пора распустить, а не то станут говорить, что французский король покровительствует разбойникам.

— Если королю угодно называть мушкетеров разбойниками, следует начать с их капитана. Прикажите заключить его в Бастилию, как уже поступили с лейтенантом, — бросил де Тревиль, выпрямляясь.

— Постой-постой! Гасконская голова! Какая Бастилия?

Я ничего не понимаю!

— Я — тоже, государь!

— Клянусь памятью моего отца, мне ничего не известно об атом деле, де Тревиль. Проклятие! Я просто хочу знать, почему мои мушкетеры остались без офицеров!

— Что касается шевалье де Куртиврона, — вмешался маршал Марийак, — то мне точно известно, что он арестован и находится в Форт-Левене, ваше величество.

— Это я уже понял, господин маршал. За что его арестовали?

— Говорят о каком-то скандале в гостинице «Крест и роза», о двух или трех покалеченных швейцарцах.

— Господин де Тревиль! Мне надоел этот разговор. Поручаю вам разобраться во всем, что там произошло, и доложить мне, какие меры приняты к виновным. Кроме того, обратите внимание на дисциплину в роте. Мне кажется, что она далека от идеальной!

— Если ваше величество соблаговолит меня выслушать, то получит совершенно точную картину происшедшего, — твердо заявил г-н де Тревиль.

— Сомневаюсь!

— Мне она известна до мельчайших подробностей.

Недовольная улыбка появилась на лице короля.

— Положительно, вы неисправимы! Говорите, но поскорее — смотр заканчивается, а сюда направляется кардинал.

Сейчас он снова станет жаловаться на то, что в смотре не приняли участие его гвардейцы.

— Зато они приняли участие в другом, государь, — подхватил де Тревиль. — В том самом дебоше в гостинице «Крест и роза». Да так рьяно, что их утихомирили лишь силой клинка более искусного, чем их собственные.

— В самом деле?

— Дело было так, ваше величество: несколько гвардейцев кардинала сидели в нижнем зале упомянутой гостиницы и весело проводили время.

— Что никому не возбраняется, заметьте себе.

— Совершенно верно, ваше величество. Именно по этой причине было бы несправедливо упрекнуть господина де Куртиврона, который в обществе нескольких дворян из числа своих друзей, состоящих в роте мушкетеров, зашел в ту же гостиницу с той же целью, совершенно невинной, как вы только что заметили, ваше величество.

— Положим, если только они не искали ссоры.

— Боже упаси, ваше величество! Когда это мушкетеры искали ссоры с кем бы то ни было?! Указы вашего величества они почитают как десять заповедей!

— Вот именно. Это значит — никак!

— Из дальнейшего моего рассказа будет видно, как вы заблуждаетесь, государь, если мне будет позволено продолжить.

— Говорите уж, раз начали, де Тревиль. Вы ведь знаете, что я не успокоюсь, пока не выясню всей правды, — такова моя натура.

— Совершенно как у вашего славного отца — короля Генриха. Итак, ваше величество, мушкетеры заметили гвардейцев, которые к тому времени выпили уже немалое количество вина, и хотели было удалиться, чтобы избежать неприятного соседства. Вам ведь известно, что королевские мушкетеры набираются только из дворян, принадлежащих к лучшим родам Франции, в то время как его высокопреосвященство, набирая свою гвардию, не выставляет столь высоких требований. В силу этого обстоятельства в рядах последней можно встретить людей с подозрительной внешностью и с темным прошлым. Вот поэтому мушкетеры и пожелали избежать компании гвардейцев его высокопреосвященства, тем более что те были уже изрядно навеселе.

Однако, когда шевалье де Куртаврон обратился к сопровождавшим его мушкетерам с предложением поискать себе другое, более приятное, место для отдыха, сидевшие sa столом гвардейцы кардинала принялись оскорблять его, крича, что он испугался одного их вида, и прочее в том же духе.

Мушкетерам пришлось остаться, чтобы не подавать повода для подобных насмешек. Однако настроение было испорчено, и, так как разгоряченным вином гвардейцам его высокопреосвященства было угодно продолжать задевать шевалье де Куртиврона и других мушкетеров, тем не оставалось ничего другого, как только посоветовать задирам удалиться по-хорошему, пока они не вышвырнули их за двери. Прошу заметить, ваше величество, что мушкетеры собирались ограничиться этим, зная, что дуэли запрещены.

— Хорошо, продолжайте, де Тревиль, от меня ведь все равно ничего не скрыть.

— Итак, ваше величество, шевалье де Куртаврон лишь предложил гвардейцам его высокопреосвященства удалиться, как один из них, по имени Гризар, выскочил из-за стола и набросился на него со шпагой. Моему офицеру пришлось защищаться. В этот момент мимо проходил патруль, который и попытался арестовать всех, не разбирая, кто прав, а кто виноват.

— Хорошо, но ведь тот же де Куртаврон мог объясниться с начальником патруля. Ведь, если все было, как ты говоришь: мушкетеры были трезвы, а гвардейцы — пьяны! Кроме того, очевидцы могли подтвердить, кто напал первым, были же еще в этой гостинице какие-то люди, — нетерпеливым тоном проговорил король.

— Ваше величество недаром называют Людовиком Справедливым.

С этими словами господин де Тревиль отвесил королю почтительный поклон. Он чувствовал, что вступает на скользкую почву, продолжая свое повествование, и действовал как опытный царедворец. Король бросил на него милостивый взгляд.

— Почему же арестованы все?

— К несчастью, не все, ваше величество, а лишь один господин де Куртиврон.

Последнее сообщение господина де Тревиля не улучшило настроение короля Людовика XIII.

— Однако это странно, — заметил король холодно.

— Все дело в том, что остальные посетители тут же удалились, завидев, что под одной кровлей сошлись мушкетеры вашего величества и гвардейцы его высокопреосвященства, хорошо зная буйный нрав последних и предполагая, чем может закончиться такая встреча. Хозяин же заведения — человек робкий и недалекий — тотчас залез под стол и потому не годился в качестве свидетеля.

— Ну почему же «недалекий», де Тревиль? — саркастически улыбаясь, спросил король. — Наоборот — весьма предусмотрительный человек, не так ли?

— Вы правы, ваше величество. Дальнейшие события показали, что он проявил известную предусмотрительность, действуя, впрочем, из эгоистических побуждений. Не дрожи он так за свою шкуру, он мог бы подтвердить невиновность господина де Куртиврона, и тот не находился бы сейчас в Форт-Левеке, а мог бы засвидетельствовать свою преданность вашему величеству, присутствуя на смотре.

— Послушать вас — во всем виноват трактирщик, — с легкой улыбкой заметил король.

Это ободрило капитана мушкетеров. Он промокнул лоб кружевным платком и пустился в дальнейшее нелегкое плавание по океану лжи во спасение, лавируя между Сциллой фантазии и Харибдой здравого смысла.

— Нет, ваше величество, конечно, более трактирщика виноваты патрульные швейцарцы, с трудом понимающие речь, на которой изъясняются все добрые французы, и по этой причине никак не могшие взять в толк, что господин де Куртиврон тут вовсе ни при чем.

— Так вот почему маршал упоминал каких-то покалеченных швейцарцев. Но кто же их покалечил?

— Ваше величество, зная, что дуэли запрещены, и питая уважение к представителям власти, хотя это и были солдаты швейцарской гвардии, господин де Куртиврон и его друзья, конечно же, и не помышляли о применении оружия. Но так как патрульные обошлись с ними весьма невежливо, то они были вынуждены, как люди военные и к тому же дворяне, защитить свою честь и достоинство.

— В результате чего пострадали трое патрульных, — насмешливо сказал король.

— Трое или пятеро, — небрежно заметил де Тревиль.

— И что же, все от рук мушкетеров? А что же гвардейцы его высокопреосвященства? Не сопротивлялись?!

— Как я уже имел честь упоминать вашему величеству, многие из гвардии кардинала с темным прошлым, а люди такого сорта имеют привычку сразу же разбегаться в разные стороны при появлении стражи. Они именно так и поступили, ваше величество.

— Я понял почти все. Все, кроме одного: почему арестован лишь один господин де Куртиврон?

— О, это очень просто, ваше величество. Ведь не думаете же вы, что восемь швейцарцев могут задержать больше, чем одного мушкетера!

— Довод основательный, — заметил король, настроение которого заметно улучшилось. — Но почему именно его, а не кого-либо из его подчиненных?

— Господин де Куртиврон благородно пожертвовал собой ради своих солдат. Кроме того, подобно капитану тонущего корабля, он замыкал отступление.

— Что ж, это делает ему честь, — довольным тоном произнес король, заметивший кардинала, направляющегося к нему.

— И все-таки, де Тревиль, — добавил он, — столько пострадавших швейцарцев, которые, по сути, ни при чем, и ни один зачинщик ссоры не получил по заслугам? Я помню иные времена.

— Не знаю, как доложить вашему величеству…

— Что еще?!

— Я не хотел говорить…

— Нет уж, будьте добры, говорите, пожалуйста!

— Предводитель гвардейцев его высокопреосвященства Гризар поскользнулся во время потасовки, неудачно упал и отдал Богу душу. А другой — кажется, его зовут Дюбуа — тяжело поранился о пику одного из швейцарцев. Думаю, что его высокопреосвященство станет уверять вас, что эту злополучную пику господин де Куртиврон отобрал у одного из патрульных, но я этому не верю, ваше величество. Это так на него не похоже.

Де Тревиль увидел, что кардинал задержался, чтобы сказать несколько слов кому-то из придворных, и воспользовался этим для того, чтобы сообщить королю самое главное.

— Третий же из отсутствующих — господин д'Артаньян — помещен в Бастилию по приказу его высокопреосвященства, ему не предъявлено никакого обвинения, он содержится в камере и лишь недавно сумел известить меня о своем местонахождении.

Король сделал резкое движение, словно воротник неожиданно показался ему тесен.

— Вот как?! Отлично, мы зададим кардиналу пару вопросов.

— Его высокопреосвященство как раз направляется к вашему величеству.

Во взгляде короля появилась тоска, сопутствовавшая ему всю жизнь.

— Ах, де Тревиль! Если бы вы знали, как я иногда завидую своему брату, герцогу Орлеанскому. Я так хотел бы оказаться на его месте хоть на день, хоть на час. И знаете, что бы я сделал? Взял свое любимое охотничье ружье, которое изготовил в прошлом году, — у него такой красивый замок, помните?

— Ваше величество изволили убить из этого ружья кабана в Венсеннском лесу.

— Вот именно! Я взял бы это ружье и выстрелил бы в кардинала. И рука моя не дрогнула бы…