Итак, костюм, предусмотрительно надетый Арамисом, чтобы обмануть соглядатаев его высокопреосвященства, спас его от дружеских объятий.

— Вижу, что сил у вас не убавилось, милый Портос, — отдышавшись, выговорил Арамис, освободившийся из мощных дланей господина дю Баллона.

— Мне все кажется — я сплю, — прогудел Портос, в подтверждение своих слов протирая глаза. — Как вы тут очутились? — И он снова протер глаза, чтобы смахнуть выступившую на них влагу. — Вы оживили в моей душе воспоминания, — пояснил он, чтобы скрыть свое смущение.

— Как видите, я тоже решил оживить воспоминания — и вот я у вас.

— Превосходно! Вы приехали как раз к обеду.

— Это кстати, — произнес Арамис, не желавший вдаваться в подробности своего появления во владениях Портоса. — Я как раз проголодался.

— В таком случае, что же мы стоим! Едем, вы, верно, устали с дороги. Постойте, мой повар мигом излечит вас, он у меня хорош, — с гордостью добавил Портос.

— Я невольно помешал вашей охоте.

— Да, мои гончие подняли оленя… Но бездельники егеря упустили его! Знаете. Арамис, все мои слуги — это шайка дармоедов и лодырей, которую я не разогнал до сих пор из одного лишь человеколюбия.

Оба егеря в это время стояли неподалеку, почтительно выслушивая нелестные отзывы Портоса.

— Но я не вижу Мушкетона! — повысил голос Портос. — Вот единственный человек, на которого можно положиться.

Отвечайте, бездельники, где он, да поживее!

Так как егеря не могли сказать ничего определенного по атому поводу, Портос предложил Арамису сесть на лошадей и отправиться в замок.

— Мушкетон, должно быть, уже там, — заметил он.

— Рад слышать, что этот малый по-прежнему верно служит вам, — сказал Арамис.

— Мушкетон не перенес бы разлуки. Да в этом и нет никакой надобности. Однако, где же он?

— Вы высказали предположение, что он мог вернуться в замок.

— Я вдруг сообразил, что в этом случае ему пришлось бы поехать по этой самой дороге. Мы не могли разминуться.

— В самом деле? Вам не откажешь в логике, дорогой Портос.

— Правда?

— Еще бы!

Арамис поглядел на друга и заметил, что последнее его замечание оказало свое действие: Портос засиял как новенькая монета.

— Это потому что я живу тут. Сельское уединение располагает к логическим построениям и размышлениям.

— Портос! Вас просто не узнать. Не стали ли вы писать стихи?

— Ну нет! До этого, надеюсь, не дойдет никогда.

Затем Портос посмотрел на друга и вспомнил, что Арамис имел обыкновение заниматься тем самым предосудительным занятием, о котором он, Портос, только что отозвался так неодобрительно.

— Я хотел сказать, что мне никогда не сравниться в этом с вами, дорогой друг, — сказал он, покраснев.

— Благодарю вас, Портос. Скажите мне, вы по-прежнему сильны в стрельбе?

— Бью вальдшнепа влет без промаха.

— Рука ваша не отвыкла от шпаги?

— Позавчера я дрался на дуэли.

— Все с тем же успехом, что и в прежние дни?

— К сожалению, нет.

— Как так?!

— Этот наглец легко отделался. Следовало, конечно, убить его, но мне показалось, что достаточно проткнуть ему плечо и обезоружить. Но это еще можно исправить, дорогой друг. Если вы погостите у меня подольше, мы дадим ему время на поправку, и, когда он окончательно выздоровеет, я вызову его снова. Чтобы поразвлечь вас, мы подыщем ему секунданта для пары. Постойте-ка… Да вот хотя бы виконта де Майбуа, если вы, конечно, посчитаете его достойным скрестить с вами клинок. Таким образом, я позабавлю вас и уложу наглеца д'Аннуа.

— Погодите, Портос! Мне послышалось, вы сказали — «де Майбуа»? — смеясь, проговорил Арамис.

— Майбуа — это вам, а мне — другой. Он зовется д'Аннуа… Впрочем, если вам больше по душе этот, мы можем поменяться.

— Что вы, Портос! Вы разве забыли, что говорите с монахом.

— С монахом!!! — вскричал Портос, с выражением лица, немало позабавившим Арамиса.

— Ну да, с монахом. Разве вы не знали об этом?

— Помнится, д'Артаньян как-то писал мне что-то в этом роде, да я, признаться, не верил. Однако на вас костюм мирянина.

— Тс-с, это для маскировки! Тут замешана политика.

— Политика! — громогласно вскричал Портос и тут же огляделся по сторонам. — Политика, — повторил он снова шепотом. — А-а, понимаю!

— Еще бы, дорогой Портос. Я и не сомневался, что вы меня поймете с первого слова, — еле заметно улыбнувшись, отозвался Арамис.

— Вы упомянули о д'Артаньяне, — добавил он. — Так вот, речь идет о нем.

— Тысяча чертей! С нашим другом приключилась какая-нибудь неприятность?!

— Вы угадали.

— Проклятие! Рассказывайте же, рассказывайте!

— Д'Артаньян попал в Бастилию.

— И господин де Тревиль не помешал этому?!

— Это было не в его силах, поскольку приказ был подписан королем.

— «Королем»?! — вскричал Портос. — Вы говорите — «королем»?!!

Видя, что великан никак не может уразуметь это сообщение, Арамис счел своим долгом повторить его.

Наконец смысл сказанного полностью дошел до Портоса.

— Хорошие же дела творятся в Париже, нечего сказать!

В наше время король не имел привычки отправлять своих мушкетеров в Бастилию, разве что это делал за него господин кардинал.

— Ну, уж без него в этот раз тоже не обошлось, можете не сомневаться.

— Значит, вы приехали…

— Чтобы предложить вам составить мне компанию.

— Вы собираетесь…

— Прогуляться в Париж.

— И выручить д'Артаньяна.

— Вот именно.

Портос одарил Арамиса восхищенным взглядом.

— Черт побери, друг мой! Ваш поступок делает вам честь.

В стенах своего монастыря вы узнали, что д'Артаньян попал в беду, тогда как мы с Атосом сидим в своих замках и проводим время в праздности.

— Так вы присоединитесь ко мне?

— Черт побери! Почему вы спрашиваете!

— Но ваша супруга, Портос… госпожа дю Баллон, она тоже?

— Проклятие! Увидев вас, я позабыл все на свете! — И на чело великана пала тень.

— Вот видите, дело не так просто, как кажется.

Портос густо покраснел. Он понял, что Арамис догадывается о его семейных обстоятельствах.

Оба бывших мушкетера ехали шагом. Деревья пошли реже, они приближались к опушке. Дальше начинался луг. За ним, примерно в полулье, виднелся замок дю Баллон.

— Вы представите меня госпоже дю Баллон… — начал Арамис.

Услышав это, Портос покраснел еще гуще. В простоте душевной он только сейчас сообразил, что его друг никогда не встречался с бывшей прокуроршей, которую он, Портос, всегда заочно рекомендовал как «герцогиню». Арамис же был в близких отношениях с настоящей герцогиней, которую называл «белошвейкой». Теперь, предчувствуя близкую встречу Арамиса со своей супругой, Портос пришел в крайнее смятение.

— Вы представите меня госпоже дю Баллон как аббата д'Эрбле, — продолжал между тем Арамис, читая в душе Портоса, словно в открытой книге. — Духовное лицо вызывает меньше подозрений. — И видя, что Портос хочет что-то сказать, быстро добавил:

— Вполне естественно, что ваша супруга любит вас. Она будет взволнована и не захочет, чтобы вы приняли участие в опасном предприятии, к тому же еще в компании бывшего мушкетера.

Брошенный Портосом благодарный взгляд показал Арамису, что вновь обретенный друг по достоинству оценил его деликатность.

— Думаю, мы не станем волновать вашу супругу, друг мой. Это было бы жестоко, — ровный мелодичный голос Арамиса уверенно вел свою партию.

Портосу на миг почудилось, что он слушает проповедь, произносимую его другом.

— Поэтому мы не станем упоминать о Бастилии, кардинале и прочих неприятных вещах.

— Но что-то сказать все-таки придется?! — воскликнул Портос простодушно.

— Согласен, друг мой, — улыбаясь, сказал Арамис. — Но прошу вас предоставить это мне. Я постараюсь повести дело так, чтобы не дать госпоже дю Валлон никаких оснований для волнений.

— О, друг мой, вы всегда были дипломатом. Я буду нем, как тот сом, что угодил на крючок Мушкетона три дня назад.

— Я здесь, сударь, — донесся слабый голос.

— Вы слышите? — спросил Арамис. — Там, в кустах, человек.

— Это Мушкетон! Живо, бездельники. Бедняга Мушкетон явно не в голосе! Последние слова Портоса были адресованы обоим егерям, следовавшим за собеседниками на почтительном расстоянии.

Были организованы энергичные поиски. Все близлежащие кусты исследованы самым тщательным образом. Результатом всей этой суматохи явилось обнаружение Мушкетона, распростертого в траве. Когда Арамис и Портос приблизились к нему, верный слуга громко застонал и закрыл глаза. Всадники спешились и в мгновение ока окружили пострадавшего. Арамис наклонился над лежащим и попытался нащупать пульс.

— Бедняга Мушкетон, — встревоженно пробасил Портос. — Он жив?

— Ах, сударь! Пока. Но, наверное, скоро умру, — тихо проговорил Мушкетон, открыв глаза и увидев склонившегося к нему Арамиса.

— Откуда столь мрачные предчувствия, милый Мушкетон? — улыбаясь, спросил Арамис.

— Да потому, сударь, что у меня, видно, начался бред: я слышу ваш голос, а вижу-то вовсе не вас, а господина Арамиса. 0-ох, сударь, велите послать за нашим капелланом…

— Успокойся, Мушкетон, я не видение, а живой человек из плоти и крови, — успокоил Арамис.

Мушкетон потрогал его за руку.

— Как, господин Арамис! Неужели это вы к нам пожаловали! И правда! Сударь, ах, сударь, значит, я еще жив и голова у меня не помутилась.

Последние слова верного слуги были обращены к Портосу, также склонившемуся над поверженным.

— Похоже, ты отделался несколькими ушибами. Мушкетон, — смеясь, сказал Арамис, закончив осмотр. — Что с тобой приключилось? Ты упал с лошади?

— Это все тот проклятый олень. То есть упасть-то я, конечно, упал, да в том было бы полбеды.

— Что же составило вторую половину?

— Простите, сударь. Вторую половину чего?

— Твоих злоключений, разумеется. Ты же сам сказал — «полбеды».

— Ах, сударь, конечно же! Видите ли, в моей голове словно бы что-то сдвинулось со своего привычного места, после того как он поддел меня своими… — Тут Мушкетон снова застонал, так как свежие воспоминания разбередили его чувствительную душу.

— Ты хотел сказать — «после того как свалился с лошади», — пробасил Портос, вполне успокоенный словами Арамиса относительно состояния своего верного слуги.

— Ох, сударь!

— Да, что же такое?!

— Эх, сударь!

— Мушкетон, ты испытываешь терпение господина д'Эрбле и мое.

— Постойте-ка, любезный друг, — перебил Арамис. — Давайте поможем нашему пострадавшему сесть.

Портос, видимо, был согласен с этим предложением, однако, вместо того, чтобы протянуть свою могучую длань и придать Мушкетону соответствующее положение, он повернулся к егерям, и те со всех ног бросились поднимать пострадавшего, без слов выполняя волю господина. Арамис понял эту немую сцену. Если ему, одиноко путешествующему монаху, можно было, не рискуя репутацией, поднимать упавшего с лошади слугу, то господину дю Баллону это не пристало. Егеря с превеликой осторожностью, и притом весьма почтительно, усадили Мушкетона на траву, прислонив его спиной к стволу вяза.

Однако страдалец застонал еще протяжнее и невнятно запротестовал, умоляя вернуть его в прежнюю позицию.

— Ох, сударь! Я прихожу в отчаяние оттого, что мне приходится отвечать двум достойнейшим дворянам столь непочтительным образом, то есть лежа, но уж лучше мне лежать, чем умереть от мучений.

— В чем все-таки дело, Мушкетон? Твои ушибы не так серьезны, чтобы умирать от них!

— Ах, сударь. Право, мне неловко…

— Мушкетон! — пробасил Портос. — Господин д'Эрбле с дороги и голоден. Если ты не скажешь, в чем дело, тотчас же, мы оставим тебя лежать на этой полянке, а сами отправимся в замок, пока не простыло жаркое.

Угроза возымела свое действие.

— Сударь, почтительнейше прошу вас приказать этим двум олухам отойти подальше, — краснея, проговорил Мушкетон. Краснеть, лежа животом на земле, дело неблагодарное, и Арамис с Портосом чуть было не расхохотались.

— Когда лошадь подо мной понесла, — с видимым усилием начал Мушкетон, и я почувствовал, что в седле мне долго не удержаться…

— Ты стал присматривать подходящее место, чтобы упасть помягче, не так ли? — улыбаясь, вставил Арамис. — Нельзя не признать, что тебе удалось отыскать очень милую полянку… И трава тут такая густая, словно ковер.

— Правильно, сударь. Если бы не этот проклятый олень…

— Олень?! — в один голос воскликнули Портос и Арамис.

— Ты видел оленя?! — добавил Портос чуть погодя, и в глазах его вспыхнул погасший было огонек охотничьего азарта.

— Нет, сударь.

Огонек замерцал, как слабенькое пламя свечи на сквозняке, и от охотничьего азарта осталась кучка пепла.

— Значит, ты не видел оленя?!

— Нет, сударь. Но я его почувствовал — это значительно хуже!

— Как так?!

— А так, сударь, что, когда я, привстав на стременах, ухватился за сук, способный выдержать меня, — вполне солидный, надежный сук вот этого самого дерева, позади послышался треск, словно через кусты продирался не один олень, а целое стадо диких кабанов, сударь… Я повис на этом самом суку, и вдруг… И вдруг проклятый олень… кто, кроме него, мог бы поступить со мной так гнусно…

— Олень поддел тебя на рога, — догадался Портос.

— Вот это самое, сударь, — жалобно подтвердил Мушкетон. — Однако я позволю почтительнейше просить вас не говорить так громко. Этим бездельникам вовсе ни к чему знать, что…

— Что ты опять уязвлен в то же самое место, что и пять лет назад неподалеку от Бове? — громогласно осведомился Портос и расхохотался. — Ну, это дела прошедшие, — поспешил заметить Портос, опасаясь, как бы Арамис не вспомнил про «вывих», полученный им самим в Шантильи. — Нам следует позаботиться о Мушкетоне — этот недотепа опять взялся за старое. А я-то собирался взять его в поход.

Услышав слова Портоса о походе. Мушкетон закрыл глаза и застонал так, словно собирался вот-вот испустить дух.

— Думаю, Портос, нам придется обойтись без Мушкетона, в предстоящей экспедиции он будет скорее помехой, чем подмогой, особенно принимая во внимание его теперешнее состояние.

— Ну, что ж, милый Арамис, — согласился дю Валлон. — Мне кажется, самое лучшее, что мы можем сделать в данных обстоятельствах, это предоставить Мушкетона заботам двух моих ленивых слуг. Раз уж они упустили оленя, пусть хоть позаботятся о том, чтобы доставить в замок Мушкетона. Мы же поскачем вперед.

Так и поступили. Страждущий был оставлен на попечение егерей, которые принялись сооружать что-то вроде носилок, а Портос с Арамисом, пришпорив лошадей, выбрались на опушку и поскакали через луг к видневшемуся вдали замку.