— Что он имел в виду? — спросил Портос, когда они остались втроем.

— О чем вы?

— Ну, все эти слова о том, что он тоже постарается помочь д'Артаньяну. Этот дон Альфонсо действительно в состоянии чем-либо помочь?

— Думаю — да, — проговорил Арамис, глядя в ту сторону, где скрылся в предрассветных сумерках всадник. — Вы ведь слышали его последние слова?

— Какие?

— О том, что его ждет герцог Орлеанский.

— Кажется, так…

— Вот вам и ответ.

— Признаться, я все еще не понимаю.

— Сейчас объясню…

— Если вы мне все это объясните, я вам буду очень признателен, Арамис!

— Постойте, друзья! — вмешался Атос. — Есть вопрос, который занимает меня куда больше, чем все заговоры принца Гастона. Точнее — даже два вопроса.

— Давайте начнем с первого.

— В самом деле. Так вот, меня до чрезвычайности интересует, каким образом вам, дорогой Портос, удалось спасти нас всех перед воротами тюрьмы, найдя нужное заклинание?

— В данном случае я присоединяюсь к вам, граф, — несколько церемонно заметил Арамис. Казалось, он испытывал некоторую неловкость оттого, что ему только что пришлось противостоять Атосу. — Ведь мы допустили непростительную оплошность, даже не постаравшись узнать пароль. А вы, Портос, отворили Сезам.

— Вы хотите знать, как я открыл Сезам? — самодовольно спросил Портос и покрутил ус. — Проще простого. — Великан впервые с тех пор, как они так Жестоко обманулись в своих ожиданиях, почувствовал себя счастливым. Двое его лучших друзей, превосходство которых в области интеллектуальной не вызывало у него никаких сомнений, заинтригованные, стояли перед ним. И глаза их были устремлены на Портоса в немом ожидании.

— Мне помогла хорошая память, — продолжал Портос, продолжая придавать усам форму турецких ятаганов.

— Вот как!

— Именно. Я запомнил пароль — вот и все!

— Запомнили?! Но в таком случае, кто же вам назвал его?

— Да один из этих растяп — гарнизонных солдат.

— Ну, так вы, верно, применили к нему пытки?!

— Пытки?! Я?! Ничуть не бывало! Я же не дикарь какой-нибудь, обиженным тоном произнес Портос. — Почему это вы решили, что мне вздумалось пытать солдата стражи?

— Но, помилуйте, с чего тогда он вот так, попросту, вдруг взял да и выложил вам пароль?

— Очень просто! Когда вы, Арамис с д'Артань… Черт, я имею в виду — с этим доном Альфонсо… Одним словом, когда вы побежали к нашим, а вы, Атос, остались у входа в башню, я устремился туда, где мы оставили двоих стражников, связанными по ногам и рукам, подобно снопам, которые вяжут каждую осень крестьяне в моем поместье. Мне хотелось поскорее принести их туда, куда мы поместили остальных, чтобы никто не мог на них случайно наткнуться и, следовательно, поднять тревогу.

— Да-да, конечно! Вы поступили очень предусмотрительно.

— Но в тот самый момент, когда я взвалил этих недотеп на плечи, готовясь возвратиться обратно, у меня на пути стал третий из этой компании. Он увидел на мне одежду мушкетера, и это, по-видимому, вызвало у него подозрение…

— Думаю, подозрения у бедняги вызвало совсем другое обстоятельство, не в силах сдержать улыбку, заметил Арамис.

— Вы так думаете? Какое же?

— То, что вы тащили на себе двух связанных стражников, Портос!

— Да, правда, я позабыл…

— Между тем, друг мой, вы только что хвалились своей отличной памятью.

— Я и не думал похваляться своей памятью, Арамис.

Я сам удивлен не меньше вашего, как это мне удалось запомнить такую безделицу, как этот коротенький пароль!

— Ничего себе безделица! — расхохотались оба его товарища. — Весь отряд замер, словно в полном составе уже взошел на эшафот!

— Да, думаю у меня в мозгах что-то случилось от волнения, и этот пароль совершенно отчетливо зазвучал в голове. На чем я остановился?

— Вы остановились на том, что встретили третьего стражника, взявшегося невесть откуда у вас на пути.

— Да-да! Совершенно верно. Как вы сами понимаете, я вздрогнул от неожиданности и, к стыду своему, признаюсь, несколько растерялся. Конечно, я вполне мог бы хватить его кулаком по лбу. Этот метод подействовал бы безотказно, но, к несчастью, он увидел меня издали и окликнул, наставив на меня свой мушкет, а с грузом на плечах, находясь шагах в десяти от намеченной цели, которая к тому же целится в тебя из мушкета, пускать в ход кулак не слишком-то удобно.

Надо было подойти поближе…

— Как же вам удалось с ним справиться?

— Сам того не желая, этот болван дал мне шанс. Он принялся кричать, чтобы я остановился, а затем потребовал, чтобы я назвал пароль. Он, видно, испугался не меньше моего, а точнее — больше. Я сказал что-то вроде «Форт Святого Людовика», потому, что вдруг вспомнил об этом сражении, а кроме того, потому, что в военных лагерях и на бивуаках обожают именно такие пароли. «Нет! — закричал этот недотепа. — Не правильно! Святой Франциск и Шайо!

Стой, бросай оружие!» Но, покуда мы перекликались с ним подобным образом, я не стоял на месте и потому, как только он предложил мне бросить оружие, я послушался и запустил в него своей ношей. Пожалуй, оба связанных стражника слегка пострадали при падении, да и мой противник тоже, зато остался невредимым я. Потом я сгреб в охапку всех троих, благо теперь никому из них не приходило в голову наставлять на меня мушкет и делать прочие глупости, и возвратился к вам, Атос. Дальнейшее вам известно.

— Дайте мне обнять вас, друг мой! — воскликнул Атос, заключая гиганта в свои объятия. Железная рука графа де Ла Фер могла поспорить с мощной дланью Портоса, поэтому дружеское объятие удалось на славу. Арамис с уважением наблюдал за этим проявлением дружбы с почтительного расстояния.

— Итак, вы назвали пароль, и ворота Бастилии открылись перед нами, подытожил Атос. — Осталось понять, почему мы хотели вытащить из тюрьмы д'Артаньяна, а вместо этого освободили того, кого он пленил в бою под Казале.

— В самом деле! Надо было заставить его объяснить эту загадку, а потом уж отпускать восвояси! — вскричал Портос.

— Ну, думаю, мы в состоянии ее разрешить, — заметил Атос. — Только давайте прежде сделаем одну вещь, — неожиданно предложил он.

— Что такое?!

— Сядем на наших лошадей, которых нам привел Гримо, и поскачем к Сент-Антуанской заставе, где он нас дожидается.

— Решено! — хором ответили Портос с Арамисом и вскочили в седла.

— Итак?

— Едем! — И все трое пришпорили своих лошадей.

Некоторое время они галопировали бок о бок навстречу поднимающемуся из-за парижских крыш солнцу.

— Пожалуй, мы сами виноваты во всем, — заметил наконец Атос.

— С философской точки зрения вы несомненно правы, Атос, — согласился Арамис.

— Нет-нет! Я имею в виду совершенно практическую сторону дела, отвечал тот. — Ведь мы уже и сами предположили, что, заметив выбитое стекло, а потом и следы пилки на оконной решетке, тюремщики догадаются, что у д'Артаньяна на свободе есть предприимчивые друзья. И что эти друзья хотят, чтобы он как можно скорее присоединился к ним. Что бы сделали мы сами на месте тюремщиков?

— Перевели бы заключенного в другую камеру?

— Разумеется.

— Все это так, — заметил Портос. — Но почему тогда камеру не оставили пустовать, а поместили в нее дона Алонсо?

Атос пожал плечами:

— По-видимому, он представляет для коменданта или для кардинала меньшую ценность, чем наш друг д'Артаньян.

Скорее же всего им просто не хватает помещений, в которых подобает содержать узников высокого ранга. Они, видимо, прибывают в Бастилию каждые сутки, что только подтверждают примеры с Ла Портом и Бассомпьером. Не удивлюсь, если скоро свое место среди постояльцев Бастилии займет и герцог Орлеанский.

— Будем молить Бога, чтобы он не допустил этого! — горячо воскликнул Арамис.

— А-а, вот кого вы имели в виду, когда говорили об охотниках на «красного» зверя, — протянул Атос, внимательно посмотрев на Арамиса.

— Я подразумевал не одного лишь принца. Есть и другие, не менее влиятельные особы, которые полны решимости раз и навсегда покончить с кардиналом, — ответил Арамис.

— Ну, что ж, — проронил Атос. — Если эта охота хоть чем-нибудь сможет помочь д'Артаньяну, я буду только рад.

Хотя скажу прямо, все эти заговоры мне не по душе, а личность принца не внушает никакого доверия.

— И тем не менее в этот раз герцог вынужден действовать решительно, убежденно ответил Арамис, горяча своего скакуна. — Партия принца просто заставит его идти до конца. Знаете ли вы, друзья, что из Брюсселя движется целая армия?

— Армия наемников! Фи, друг мой, — пренебрежительно заметил Атос.

— Ха! Армия наемников! — повторил Портос. Но в отличие от своего старшего друга, интонировавшего в миноре, бас великана прозвучал в мажорном ключе.

Беседуя подобным образом, они достигли Сент-Антуанской заставы, где им отсалютовали мушкетеры роты г-на де Тревиля, несущие дозор и уверенные в успехе предприятия, о чем их не преминул известить г-н де Феррюсак, проезжавший во главе своего маленького отряда часом ранее. Кроме того, они обнаружили Гримо, спящего крепким сном прямо на траве неподалеку. Прежде чем заснуть, предусмотрительный Гримо намотал поводья своей лошади на руку так крепко, что караковая кобыла смогла бы покинуть свою импровизированную коновязь только вместе с Гримо, волоча последнего за собой. Они попытались разбудить парня, но вскоре выяснилось, что сделать это не так легко, как могло бы показаться с первого взгляда. Даже после того, как Портос встряхнул спящего, желаемый результат достигнут не был.

— Подождите, — сказал Атос, спешиваясь. Он подошел к похрапывающему Гримо, опустился на одно колено и что-то прошептал ему на ухо.

Голос хозяина возымел действие, заменив бочонок ледяной воды. Малый вздрогнул, замотал головой, открыл глаза и, увидев хозяина, склонившегося к нему так близко, тут же вскочил на ноги. Одного взгляда оказалось достаточно, чтобы прийти к выводу: Гримо держится на них нетвердо.

— Да, парень, кажется, изрядно пьян, — заметил Портос. — Вы не находите, Арамис?

— В этом нет сомнения, — откликнулся тот, неодобрительно покачивая головой.

— Гримо, вы, кажется, позволили себе пить то же вино, что и ваш господин?! — строго спросил Атос, выпрямляясь во весь рост.

— Боже упаси, сударь, — отвечал вышколенный Гримо, отчаянно мотая головой. — Здесь неподалеку — кабачок.

Пил мальвазию. За здоровье господина д'Артаньяна! За ваш успех, сударь!

— Вот дьявол! — ругнулся Портос. — Скоро весь Париж будет думать, что д'Артаньян на свободе! Да только, любезный Гримо, к большому несчастью, он по-прежнему в Бастилии, и одному Богу известно, когда он оттуда выберется! И чем меньше ты будешь болтать об этом деле, тем будет лучше для тебя самого, твоего господина и всех нас!

— Полно, Портос! Вы же знаете, что из Гримо и так слова не вытянешь. Уж тут-то мы можем быть совершенно спокойны, — заметил Арамис.

— Хорошо, Гримо, — проговорил между тем Атос. — Вы думали, что наше предприятие удалось, и на радостях решили последовать примеру своего хозяина. Поэтому вы отправились в тот кабачок, что виднеется отсюда, и отпраздновали освобождение господина д'Артаньяна.

Гримо сделал замысловатый жест, как бы говоря, что он отпраздновал не только это выдающееся событие.

— Ты хочешь сказать, что имелся еще какой-то повод?

Гримо утвердительно кивнул.

— Какой?

Гримо показал на Атоса, затем слегка ударил себя ребром ладони по шее, изображая отсечение головы, после чего отрицательно помотал головой и снова показал на Атоса. Свою пантомиму он сопроводил радостной улыбкой.

— Понимаю, — сказал Арамис и рассмеялся. — Наш Гримо выражает свою радость по поводу того, что не лишился вас, Атос. Малый привязан к вам.

Атос, очевидно, сам прекрасно понял жестикуляцию своего слуги. Он спокойно кивнул в знак того, что принимает объяснения Гримо и удовлетворен ими. После чего спросил:

— В таком случае должны были остаться еще шесть бутылок божанси. Я пил только бургундское.

Протрезвевший Гримо быстро нырнул в дорожную сумку, притороченную к седлу своей кобылы, и извлек оттуда пузатую бутылку вполне аппетитного вида.

— Шесть, — сказал он, кивая снова, чтобы рассеять всякие сомнения, если они у кого-либо еще оставались.

Портос посмотрел на Арамиса. Арамис посмотрел на Портоса.

— Атос, о чем вы говорите? Когда вы пили бургундское? Вот уже скоро сутки, как мы все время фехтуем, стреляем из пистолетов, выкрадываем узников Бастилии и скачем на лошадях.

— Вы забыли еще одно, Арамис. Мы конвоируем арестантов в тюрьму занятие низкое и неблагодарное! Вот я и попросил Гримо захватить дюжину бутылок хорошего вина, когда он отправится встречать нас у заставы.

— И добрый Гримо… — со смехом начал Арамис.

— Выполнил мое поручение в точности. За одним лишь исключением. Он переусердствовал и привез две дюжины бутылок: двенадцать — с бургундским, а двенадцать — с божанси. Он не расслышал моего приказания, но, как вы понимаете, побоялся переспросить.

Друзья пришпорили своих лошадей и, миновав Люксембургский дворец, вскоре достигли улицы Феру, на которой, как помнит читатель, находился дом, две комнаты коего Атос снимал в бытность мушкетером г-на де Тревиля.

Добрая женщина сразу узнала Гримо, высланного вперед в качестве маленького, а потому подвижного, разведывательного отряда. Уразумев, в чем дело, она всплеснула руками и бросилась наверх по лестнице, ведущей в комнаты Атоса, — взбивать подушки. Судейский чиновник, квартировавший в них, поначалу был не слишком обрадован перспективой скорого выселения. Однако внушительный вид прибывшей следом за Гримо троицы в сочетании с пистолем, врученным ему за причиненное беспокойство, возымели свое действие. Хозяйка также сдержала свое слово и подыскала прежнему постояльцу квартиру в двух кварталах, поселив его у своей племянницы, обещавшей брать с него меньшую плату.

Все устроилось к всеобщему удовольствию, и вскоре комнаты, снова перешедшие к Атосу, были проветрены и вымыты до блеска. Хозяйка кликнула служанку и привлекла себе в помощь Гримо, — и трое друзей смогли воздать должное оставшимся бутылкам божанси в сияющей, как новая, квартирке Атоса, оживившей в них воспоминания минувшей мушкетерской поры.

* * *

— Итак, теперь нам необходимо решить, что делать дальше, — промолвил Арамис, после того как с божанси и тем провиантом, что нашелся на кухне у хозяйки, было покончено.

— Надо предупредить господина де Тревиля! — решительно заявил Портос.

— Разумеется, — согласились Атос и Арамис. — Но теперь задача усложняется. С этих пор нам придется не только думать о том, как вытащить д'Артаньяна, но также постоянно заботиться о собственной безопасности. Сейчас на нас пойдет охота по всему Парижу.

— Но ведь на кардинала, по вашим словам, тоже начнут охотиться, не так ли, Арамис?

— Только бы охотники не опоздали) Все замолчали. Портос представлял себе, как будет выглядеть корона на дверях его кареты, когда партия герцога Орлеанского свергнет кардинала. Он был уверен, что Арамис пользуется в этой партии большим влиянием и похлопочет за него перед принцем. Атос подумал о том, что все средства исчерпаны и у них больше не осталось в запасе ни одного плана, годного для того, чтобы вызволить д'Артаньяна из тюрьмы. Арамис же думал о том, что неожиданно для себя выполнил задание командиров духовного Ордена, членом которого он состоял. Он помог выйти из Бастилии приближенному герцога Оливареца и испанского короля дону Алонсо дель Кампо-и-Эспинозе, человеку, который когда-то доставлял ему послания от герцогини де Шеврез и послания которого он сам доставлял той же даме. Арамис находил в этом утешение от постигшей их неудачи и благословлял небо, ибо в таком поразительном совпадении ему оставалось лишь усматривать перст Божий.

— Что же мы сидим?! — вскричал Портос, вдоволь насладившись мысленным созерцанием короны на дверцах своей кареты. Ей на смену пришел д'Артаньян исхудавший и бледный, словно привидение. Он бряцал своими цепями, потрясал лохмотьями, в которые превратился его некогда щегольской мундир лейтенанта мушкетеров и стенал, простирая руки к товарищу. Этого Портос вынести не смог. — Что же мы тут сидим?! Надо действовать, черт побери!

— А мы уже начали действовать, — проронил Арамис, рассеянно поглядывая в окно.

— Да нет же! Мы сидим и доедаем жаркое!!

— И допиваем отличное вино, добавьте, — присовокупил Атос, к которому, как обычно, в минуты повышения концентрации винных паров пришла меланхолия.

— Уверяю вас, вы ошибаетесь, Портос. Мы думаем — значит, действуем. Как только у нас появится план кампании, можно смело полагать, что полдела сделано.

— К несчастью, у меня нет никакого плана, — мрачно произнес Атос, отправляя в угол пустую бутылку. — Разве только возвратиться в Бастилию и попроситься составить д'Артаньяну компанию.

— Это мы всегда успеем сделать, — заметил Арамис. — Знаете, что, Атос, не одолжите ли вы мне Гримо на некоторое время?

— Охотно! Берите его, раз вы знаете, что с ним делать…

— Я предполагаю послать его на улицу Старой Голубятни. Должны же мы известить господина де Тревиля о том, чем закончилось дело. Сам же я не хочу выходить на улицу до наступления темноты.

— Так пошлите его.

Гримо, уже вполне трезвый и отдохнувший, был вызван, снабжен необходимыми инструкциями и отправлен к г-ну де Тревилю.

— Итак, что мы сделаем теперь? — спросили Атос и Портос.

— Но почему вы спрашиваете об атом меня?!

— Тысяча чертей! Да потому, что по вам, почтенный аббат, сразу видно у вас что-то на уме.

— Хотите я скажу вам, что у меня на уме? — с неподражаемым выражением спросил Арамис.

— Две тысячи чертей!! И вы еще спрашиваете?!!

— Так слушайте. У меня на уме — мягкая постель и подушка в течение предстоящих семи-восьми часов.

— Постель? И подушка?!

— И, заметьте себе, господа, эти благословенные предметы занимают мой ум уже довольно давно. Примерно с тех пор, как мы перешагнули порог вашей вновь обретенной квартиры, Атос.

Портос собрался было сказать что-то нелестное, но Атос остановил его мягким жестом. Его чуть печальный взор устремился на Арамиса. Атос встретился глазами с другом, Арамис задал немой вопрос. Атос понял.

— Моя постель в вашем полном распоряжении, друг мой, — проговорил он так, как умел говорить в свои лучшие минуты. — А так как Гримо тоже жил в этой квартире, здесь должны быть две кровати. Вы можете занять ее, Портос, если вы не против. Что касается меня, то я завернусь в одеяло и лягу подле камина. Я так устал, что засну еще прежде, чем успею принять горизонтальное положение.

Лучший военный совет — это крепкий сон!