Улица Лаферронери, иначе говоря, улица Медников, узка, многолюдна и неудобна для экипажей. Она служит продолжением улицы Сент-Оноре, по которой Арамис и Сюффрен пришли сюда — оба закутанные в серые плащи, пряча лица в наступивших сумерках. Тень Истории пала на мостовую улицы Медников, причем тень зловещая.

14 мая 1610 года здесь был убит король Генрих IV. Впрочем, теперь, двадцать один год спустя, она выглядела вполне спокойно и мирно, и горожане, снующие по ней, вряд ли вспоминали о том отдаленном событии.

— Со мной теперь опасно встречаться, — проговорил Арамис вполголоса, обращаясь к своему спутнику. — Меня разыскивают.

— Господь не оставит своих воинов, — кротко отвечал Сюффрен.

— Аминь, — отозвался Арамис.

Они миновали ограду кладбища Сент-Инносен и достигли трактира под вывеской «Саламандра».

— Именно в этом месте Равальяк нанес свой удар, — тихо сказал Арамис. Вас не поражает такое совладение?

— В мире нет совпадений. Я усматриваю в этом перст Божий, — твердо отчеканил духовник королевы-матери. — Далеко нам еще?

— Нет, уже близко.

Они двигались еще несколько минут в молчании. Вечер опустился на город, и кое-где зажглись редкие фонари, выхватывая из темноты малые участки пространства и освещая их неярким желтым светом. Арамис и его спутник старательно обходили такие места.

— Я сообщил о том, как успешно вы скомпрометировали врача Ришелье. Орден благодарен вам, — проговорил некоторое время спустя Сюффрен. — И ваши усилия принесли свои плоды. Вчера кардинал отказал ему от места.

— Что же, значит, все идет по плану?

— Пока — да.

— Вот этот дом, — переменил тему Арамис.

Они стояли перед небольшим невзрачным домом, тем самым, который разыскивал Арамис вскоре после прибытия в Париж и своей первой встречи с Сюффреном.

— Они остановились здесь?

В ответ Арамис утвердительно кивнул.

— Почему он не захотел жить во дворце, д'Эрбле?

— Мне кажется, он еще до конца не решился. Кроме того…

— Что же вы не договариваете?

— Прошу меня извинить… но у меня составилось мнение, что Бежар не вполне доверяет… тем, кто пригласил его из Нанси в Париж.

— Иными словами, он подозревает, что его принесут в жертву после того, как он сделает свое дело?

— Да.

— Откуда он узнал?!

Услышав вопрос иезуита, Арамис вздрогнул. Он постарался разглядеть в темноте выражение лица духовника из Люксембургского дворца, но все его попытки ни к чему не привели. Было слишком темно.

— Он ничего не знает, но, видимо, его одолевают мрачные предчувствия.

— В таком случае его дочь действительно обладает даром ясновидения.

— Так она — его дочь! — невольно вырвалось у Арамиса.

— Она только выдает себя за его племянницу. У них есть причины опасаться быть узнанными.

— Понимаю. Магистр в Нанси упоминал мне о каких-то его прошлых прегрешениях.

— Дело не только в этом. Их чуть не сожгли на костре в Клермон-Ферране.

— Бедняга, — покачал головой Арамис. — А почему вы считаете, что она действительно ясновидица? — «Она писала то же самое», — подумал он про себя.

— Я?

— Мы говорили о подозрениях Бежара. И мне помнится… вы сказали, что они… небеспочвенны. — Арамис словно хотел дать возможность Сюффрену переменить решение.

Но духовник королевы-матери не обратил внимания на тон Арамиса.

— Следует поступить с ним так, как должно. Пусть он замолчит навеки. Cuique suum.

Арамис снова вздрогнул. Навстречу из темноты выступила фигура в коричневой рясе. Монах молча поклонился и произнес лишь одно слово:

— Здесь.

— Дочь? — спросил Сюффрен.

— Тоже.

— Теперь вы войдете и поговорите с ним. Вы передадите ему все то, что я сообщил вам. Я буду дожидаться вас неподалеку, — приказал духовник Марии Медичи.

Арамис коротко кивнул и постучался в дверь дома.

Долгое время никто не открывал ему. Монах и Сюффрен исчезли в темноте. Наконец внутри дома послышались тихие шаги, словно кто-то крадучись пробирался во мраке.

— Кто здесь? — спросил знакомый Арамису голос.

— Ларец Генриха, — чуть слышно выдохнул бывший мушкетер, склонясь к замочной скважине.

— А также?

— Четки королевы. Откройте поскорее, мессир.

За дверью повозились, прошло еще несколько томительных минут, но в конце концов одна створка приоткрылась ровно настолько, чтобы Арамис мог проскользнуть. После чего дверь тут же захлопнулась. Дом на улице Медников снова замер в полной тишине, словно он хотел спрятаться в ночном мраке и исчезнуть, растворившись в нем без следа, подобный призраку.

Раз уж мы вспомнили о призраках, следует бросить беглый взгляд на то, что происходило в окрестностях дома, где обитал алхимик со своей таинственной дочерью.

* * *

Между могилами послышались шаги. Потом все стихло.

Через некоторое время над кладбищенской оградой появился темный силуэт, за ним другой…

Одна из черных теней скользнула через невысокую стенку кладбища и двинулась вдоль улицы, вторая последовала за ней, но затем приникла к ограде и замерла в безмолвной неподвижности.

В это же время на улице Оньяр показался человек в темном костюме, с ним было еще двое. Они торопливо прошагали по брусчатке мостовой, свернули на улицу Рени и вскоре достигли улицы Медников, на которой в эту ночь мы задержали внимание.

Дворянин в темном костюме, как видно, не верил в призраков. Он без колебаний направился навстречу тому из них, который двигался вдоль улицы.

— Он вошел вон в тот дом, сударь, — произнес призрак, почтительно притронувшись к своей шляпе. Он попал в полосу света и сделался поразительно похож на полицейского агента в черной поношенной одежде — одного из тех людей, которые в свое время пытались схватить г-жу Бонасье в ее доме на улице Могильщиков и которые были разогнаны д'Артаньяном. Эти же люди позднее похитили г-жу Бонасье по приказу Рошфора.

Нетрудно прийти к выводу, что дворянин, появившийся со стороны улицы Рени, и был конюший его высокопреосвященства кавалер де Рошфор.

— Который? — спросил он.

— Третий направо.

— Там есть другие выходы?

— Нет, сударь.

— На всякий случай, пусть Жюль войдет во двор и убедится.

— Так точно, сударь. — И говоривший отбежал к кладбищенской стене, чтобы позвать своего напарника.

Рошфор между тем отдавал распоряжения двум своим спутникам. Он намеревался окружить дом, в который вошел Арамис.

Вся эта деятельность, хоть она и происходила в густом тумане, не могла не сопровождаться шумом и суетой, а следовательно, и не могла остаться незамеченной для иезуитов, также скрывавшихся в темноте.

Рошфор и его люди хотели вмешаться в ход событий и изменить его в нужную для себя сторону. Иезуиты покуда ни во что не вмешивались, а лишь наблюдали за ходом событий. Такая тактика, как свидетельствует история, часто приносит свои плоды и оказывается более правильной. Или, во всяком случае, более безопасной.

* * *

Проделав долгий путь впотьмах за открывшим ему дверь Бежаром, Арамис наконец очутился в тускло освещенной комнате. Здесь алхимик поставил свечу на стол, закапанный воском, чернилами и еще чем-то едким, оставляющим следы на деревянной поверхности, сел на стул сам и предложил сесть своему гостю.

— Вы пришли сказать мне… — запинаясь, начал Бежар, не подумав приветствовать ночного посетителя.

— Что время настало, — закончил Арамис спокойным тоном, хотя под маской спокойствия скрывались крайняя тревога и озабоченность. Арамис все время неотступно размышлял об услышанных им словах Сюффрена.

— Когда? — еле слышно спросил Бежар.

— Еще не так скоро. — Арамис постарался придать своему голосу успокаивающую интонацию. — Сначала вам надо будет покинуть свое место в Люксембургском дворце.

— Потом?

— Потом вас примет к себе на службу кардинал.

— А если он не сделает этого?

— Он захочет получить в свое распоряжение такого знаменитого лекаря, как вы. Вы уже популярны в Париже, любезный Бежар.

— Я не искал популярности.

— Вы правы. Об этом позаботились другие.

— Пусть так. Но вы сказали, что настало время. Однако теперь я вижу, что мне еще предстоит отказаться от места у королевы-матери, а затем…

— Не совсем так. Не вы откажетесь от места у Марии Медичи, а вам откажут от места. Вы должны покинуть дворец не по собственной воле, и это должно стать известно кардиналу, — пояснил Арамис.

— И тогда Ришелье не упустит случая насолить ей и возьмет меня к себе на службу… — задумчиво продолжал Бежар. — Да еще, наверное, найдутся люди из числа тех, которым он доверяет, что посоветуют пригласить не кого-либо еще, а именно меня!

Вместо ответа Арамис только согласно кивнул.

— Страшная сеть — ваш Орден! Поистине страшная! — воскликнул Бежар.

— Страшная для врагов истинной веры! Вы, верно, это хотели сказать.

— Не лукавьте, д'Эрбле, вы не похожи на фанатика и прекрасно поняли, что я имею в виду!

— А вы думаете, что те, кто сейчас создает христианское государство в верховьях Параны, не смущаясь желтой лихорадкой и сотней других смертельных для европейца болезней, — все поголовно фанатики?! Вы думаете, это из фанатизма святой Ксавье за десять лет прошел по земле пятидесяти двух государств и собственноручно крестил около миллиона язычников, произнося «Ampliusl Amplius» и, верный своему девизу, устремлялся в следующую неведомую страну?! Вы знаете число наших миссионеров, принявших мученическую смерть?! Вы знаете о преподобном Риччи, основавшем первый христианский храм в Китае? Вы знаете, чего стоило отцам Бузоми и Карвальо обращение двух тысяч человек в таких землях, о существовании которых даже не подозревают «добрые парижане»?!

Арамис замолчал так же неожиданно, как и заговорил.

Бежар молчал, изумленный этой вспышкой, которой он никак не ожидал от тихого, скрытного и всегда спокойного Арамиса.

Минуты не прошло, как перед алхимиком снова предстал тот же изящный молодой человек, окруженный таинственным ореолом.

— Оставим это! Мы теряем время, — произнес он. — Вы правы, я пришел к вам по одному очень важному делу, от которого многое зависит в дальнейшем. Многое, если не все. Слушайте меня внимательно и постарайтесь не перебивать.

Бежар понял, что Арамис сейчас скажет главное. Его пробил озноб.

— В таком случае говорите поскорее! — отрывисто бросил он.

— Я получил инструкции передать их вам. Необходимо сделать следующее. В спальне королевы-матери есть тайник.

В нем она хранит тот самый ларец, который достался ей от покойного короля Генриха Четвертого.

— Ларец короля Генриха… — словно сомнамбула, повторил алхимик. Пароль, а я думал, он исчез бесследно…

— Сведения о местонахождении тайника и ключ, которым можно его открыть, я вам сообщу.

— Давайте! — быстро произнес Бежар.

— Это произойдет лишь в том случае, если вы дадите мне расписку, что добровольно соглашаетесь передать ларец.

— Скажите лучше — «выкрасть»!

-..передать ларец настоятелю одного из монастырей в Лотарингии, невозмутимо продолжал Арамис. — Но это еще не все.

— Как — «не все»?! Вы предлагаете мне подписать себе смертный приговор, а потом сообщаете, что это еще не все!!

— Успокойтесь, мессир Бежар, прошу вас, и выслушайте меня до конца. Вам придется также временно расстаться со своей дочерью, которая носит фамилию своей матери — Перье.

Несчастный Бежар охнул и всплеснул руками.

— Итак, — продолжал Арамис, не давая ему времени разразиться жалобами на судьбу и стенаниями, к чему мессир Бежар был готов приступить немедля. Итак, вы напишете прошение о помещении на некоторое время вашей дочери Анны Перье в тот же самый лотарингский монастырь.

Там она будет в полной безопасности и о ней будут заботиться. Затем вы получите ключ. Вы откроете тайник и передадите ларец тому лицу, которое вам будет указано.

Быть может, мне. После этого королеве-матери укажут на вас как на возможного похитителя.

— В ларце содержится… рецепт? — спросил Бежар шепотом.

— В ларце — рецепты… омоложения. Маленькие женские секреты Марии Медичи. Она, как и все остальные, будет полагать, что вас побудили к этому поступку профессиональный интерес и корысть. Вы хотели продать рецепт парижским львицам, старающимся скрыть свой возраст.

— Королева-мать понимает, что у нее в ларце? — опять не удержался бледный Бежар.

— Вы не должны интересоваться этим. Впрочем, думаю, она подозревает, что располагает чем-то важным, какой-то тайной. Но не может догадаться какой. Она слишком мало знает, чтобы овладеть ключом к разгадке. Если только разгадка есть вообще.

— И вы пришли сюда, чтобы получить расписку и погубить меня?!

— Я пришел, чтобы получить расписку и спасти вас.

— А если я откажусь?

— Тогда вы действительно пропали.

Во взгляде Бежара появилась решимость обреченного.

— А вы не подумали о том, что я могу убить вас, взять ключ, завтра утром открыть тайник и исчезнуть из города вместе с моей несчастной девочкой?!

— Подумал, — невозмутимо отвечал Арамис. — И пришел к выводу, что вы не сделаете этого.

— Почему?!

— Потому что вам не удастся отыскать тайник без моих подробных пояснений. Кроме того, вряд ли вам скоро представится случай остаться одному на сколько-нибудь достаточное время в королевской спальне. Для того чтобы похитить ларец, вам нужна помощь еще одного человека. Того, кто может занять флорентийку долгой беседой и дать вам возможность осуществить план без помех.

— А, дьявол! Верно. Ну, в таком случае я просто убью вас, господин иезуит. И к утру меня не будет в Париже. По крайней мере — это выход!

— Позвольте вас предостеречь от скорых решений, любезный мессир Бежар. Не судите опрометчиво, как говорится в Евангелии! Если я не выйду отсюда вместе с вами и вашей дочерью через… Не могли бы вы сообщить мне, который сейчас час? Отлично. Если мы к полуночи не выйдем на улицу и не присоединимся к членам нашего общества, которые поджидают исхода наших переговоров и которые смогут проводить нас в безопасное место, оберегая от нежелательных встреч, то им, в свою очередь, придется войти сюда, и, обнаружив мой труп, они поступят… должным образом. Хотите убедиться в моих словах? — спросил Арамис, подойдя к окну. — Погасите свечу.

Он сделал жест, приглашающий алхимика присоединиться к нему. Свеча была задута, и Бежар, пошатываясь, приблизился к окну, чтобы выглянуть наружу.

— Вы видите людей, что прячутся за деревом? Еще один на углу!

— Да, я их вижу, — произнес сраженный Бежар и без сил опустился на стул. Однако, не будь он в таком отчаянии, алхимик мог бы заметить, что наблюдение из окна произвело на Арамиса почти такой же аффект, как и на него самого. Завидев третью фигуру, маячившую на углу, Арамис вздрогнул и непроизвольно положил свою изящную руку на эфес шпаги, с которой он не расстался, сменив мушкетерский плащ на сутану.

Если бы Бежар прислушался повнимательнее, то он услышал бы, как Арамис пробормотал про себя: «Вот некстати!» Из этого со всей очевидностью следовало, что он неприятно поражен увиденным ничуть не меньше того, кому это зрелище предназначалось.

Полуобморочное состояние, в которое впал бедняга Бежар, помешало ему осуществить свое кровожадное намерение застрелить Арамиса из приготовленного заранее пистолета, а самому Арамису позволило присмотреться к ночным соглядатаям, шпионившим за ним, и собраться с мыслями, не рискуя при этом получить пулю в спину.

Пытаясь рассмотреть тех, кто устроил ему засаду на слабо освещенной улице Медников, Арамис неожиданно обнаружил, что один из них ему знаком. Двери углового дома отворились, и изнутри хлынул поток света, выхватившего из темноты вывеску трактира «Саламандра» и стоявшего неподалеку дворянина, руководившего ночной операцией. Дверь, пропустив выходящего из трактира человека, захлопнулась очень быстро, но этого мгновения и светового луча, упавшего на лицо дворянина, было достаточно, чтобы Арамис узнал его.

— Ба, да это же конюший его высокопреосвященства!

Кавалер де Рошфор!

Арамис метнулся к столу и быстро зажег свечу. С горящей свечой в руке он подбежал к окну, распахнул створки и принялся водить свечой в воздухе, вычерчивая в темном пространстве какие-то знаки.