Первым пришел в себя Портос.

— Вот так аббат! — восторженно проревел он, заключая Арамиса в свои объятия.

Атос встревожился. Ему показалось, что Арамис перестал дышать. Так оно и было в действительности, но их дальновидный друг, увидев, что Портос распростер могучие длани, успел принять меры. Он поступил соответственно своему положению и сану, вознеся горячие молитвы всем святым угодникам… и уцелел.

— Хороши же вы, Портос, нечего сказать, — проговорил он, отдышавшись. Я спасаю вас от гибели, и в благодарность за это вы пытаетесь меня задушить!

— Дорогой Арамис! Вы явились перед нами в последний момент словно ангел-хранитель! — воскликнул Атос. — Как вам это удалось, друг мой?!

— Да-да, расскажите нам! — подхватил Портос. — И где, черт меня побери, вам удалось раздобыть карету де Кавуа?!

Последний вопрос, казалось, не обрадовал Арамиса, и он счел за лучшее сделать вид, что не слышал его.

— Все очень просто. Я уже упоминал о том, что некоторые люди из окружения герцога Орлеанского незаслуженно дарят меня своим расположением и доверием. Так как я не смог оправдать его в полной мере, вызвав интерес его высокопреосвященства, в чем вы и сами убедились на улице Бриземиш, я был вынужден искать убежища в каком-нибудь укромном месте, чтобы переждать там, покуда страсти не утихнут. Вы получили мою записку?

— Ее принес, нам Гримо.

— Молодчина, Гримо. Кстати, где он?

— На запятках кареты, — ответил Атос. — Вы можете не беспокоиться о нем и продолжать.

— Ну, что же. Я продолжу, если вам интересно.

— Еще бы не интересно! Мы ловим каждое слово, можете не сомневаться! вставил Портос.

— Извольте. Я прибегнул к помощи отца Мерсенна, который живет в миноритском монастыре и куда, кстати говоря, мы и направляемся, так как ваше положение, по-видимому, теперь мало отличается от моего. Но никто не должен знать о том, куда мы поедем. Нет ли за нами погони?

— К счастью, нет. У них нет лошадей.

— Тем лучше. На чем я остановился?

— Вы воспользовались помощью преподобного Мерсенна…

— Да, конечно! Это удивительный человек, друзья мои, и вы очень скоро сами сможете в этом убедиться…

— Неужели способности этого патера простираются столь далеко, что он сумел предоставить вам карету капитана гвардии Ришелье, чтобы вы могли разъезжать в ней по Парижу, выполняя тот самый «христианский долг», о котором упоминаете в записке?

Краска, проступившая на щеках Арамиса, убедила друзей, что способности отца Мерсенна все же ограничены и карета появилась благодаря другому лицу.

— Дело в том, что я невольно мог навлечь гнев кардинала и на других людей, которые в той или иной степени доверились мне… И я решил, что прежде должен попытаться помочь им избежать этого гнева…

— Удалось ли вам осуществить свое намерение?

— Полагаю, что да.

— Каким же образом? — спросил Портос, подмигивая Атосу.

— Это длинная история.

— Но не хотите же вы сказать, любезный Арамис, что нам не суждено узнать ее! Нет, вы не поступите с нами так жестоко. Мы с графом просто теряемся в догадках! — возопил Портос.

— Говорите за себя, Портос, — пожал плечами Атос.

Он удивительно быстро пришел в свое обычное, чуть меланхолическое состояние. Портос же никак не мог забыть о недавней горячке боя и находился в приподнятом настроении.

Фортуна только что явила им свой благосклонный лик, и это радовало.

— Если Арамису почему-либо нежелательно подробно рассказывать о тех обстоятельствах, которые привели его к нам на выручку, я никоим образом не считаю себя вправе настаивать.

— Ах, нет же! — с оттенком легкой досады воскликнул Арамис. — Вы, право же, неверно все истолковываете. Просто нужно было устроить в монастырь племянницу одного…

— Богослова! — в полном восторге закричал Портос. — Я выиграл!

— Портос, вы испугаете лошадей. Смотрите, они чуть не понесли.

— Черт возьми, что за болван этот кучер. Необходимо, чтобы Гримо забрал у него вожжи! Атос, вы слышите — наш аббат провожал в монастырь племянницу богослова!

Что я вам говорил?!

— Не богослова, а алхимика, если быть точным, — поправил его Арамис, не зная хорошенько, что ему делать: нахмурить брови или расхохотаться. — Однако я не совсем понимаю…

— Это не имеет значения. Атос, за вами дюжина бутылок и двадцать пистолей.

— Остановитесь, Портос, — сказал Арамис, которому хотелось поскорее переменить тему. — Помните бедняжку Кэтти, которую преследовала миледи?

— И д'Артаньян попросил вас помочь спрятать ее так, чтобы миледи не смогла до нее добраться? Еще бы! Отлично помню ее хорошенькое личико.

— Так вот сейчас речь шла о точно такой же ситуации.

Только вместо миледи в роли преследователя — сам кардинал.

— Ого! Это пострашнее… Впрочем, не уверен. И это все?

— Разумеется. А вы что подумали?

— Вот видите, Портос. Пистоли мои, — серьезным тоном произнес Атос.

— Подождите, любезный друг. Давайте дадим Арамису закончить свой рассказ.

— Наконец-то… — И Арамис коротко поведал друзьям о том, как он доставил Анну Перье в Пор-Руаяль, где, благодаря поручительству преподобного Мерсенна, ей был оказан теплый прием. Затем Арамис перешел к описанию обратного пути, рассказал о том, как, проезжая неподалеку от дома маркизы де Рамбулье, заметил из окна кареты зарево пожара и приказал кучеру повернуть на улицу Святого Фомы, опасаясь, что у маркизы случилось несчастье; как увидел Атоса и Портоса, преследуемых целой толпой стражников и гвардейцев, то есть все то, что и так известно читателю.

— А теперь, если вы не против, давайте отпустим кучера, а сами выйдем из кареты и дойдем до нашего убежища пешком; я хочу, чтобы никто не знал, где оно находится, — сказал Арамис в заключение.

— Да здравствует предусмотрительность! — воскликнул Портос.

Вместе с Гримо они проводили взглядом удаляющуюся карету, которая, быть может, спасла сегодня жизнь им всем.

— Ведите нас, дорогой аббат, — предложили Атос с Портосом. — Но все же разрешите эту загадку: каким образом вы подчинили себе кучера господина де Кавуа?!

— Не господина, а госпожи…

Атос и Портос понимающе переглянулись.

— Так значит… — громогласно начал Портос, готовясь отпустить одну из своих неуклюжих шуток, но Арамис прервал его самым решительным тоном:

— Давайте больше не будем обсуждать эту тему.

— В самом деле, — поддержал его Атос. — Тем более что если у нас и есть некоторые основания для радости по случаю нашего избавления от гибели, то им сопутствует и повод для скорби — мы не уберегли беднягу Планше.

— Планше погиб?! — воскликнул Арамис.

— Увы, ничего не сделав для хозяина, мы допустили вдобавок гибель слуги, — мрачно сказал Атос. — И виноват в этом я.

— Полно, Атос! Что вы такое говорите?! Кто мог знать, что обстоятельства сложатся именно так и не иначе! — вскричал Портос. — С тем же успехом пуля могла уложить любого из нас. Вспомните, сколько солдат навалилось на Гримо!

— И все же, — повторил Атос. — На сердце у меня тяжесть, Планше долго будет являться мне во сне.

— Упокой Господи его душу, — глухо проговорил Арамис. — Он верой и правдой служил нашему другу д'Артаньяну. Я закажу молебен и сам помолюсь о нем…

— Аминь, — заключил Портос.

Тем временем они подошли к незаметной калитке в монастырской ограде и были без долгих отлагательств впущены привратником, узнавшим голос Арамиса. Последний провел их к знакомой келье.

— Позвольте мне представить вам графа де Ла Фер и господина дю Баллона — моих лучших друзей, — сказал Арамис, представляя гостей отцу Мерсенну. — Их привело в Париж то же дело, что и меня.

— Рад познакомиться, господа, — отвечал ученый патер, устремив проницательный взгляд на друзей. Его живые, умные глаза остановились на чуть усталом, но благородном и открытом, как обычно, лице Атоса; затем он перевел взор на Портоса. Встретившись глазами с Атосом, Мерсенн слегка наклонил голову, приветствуя графа как равного; изучив Портоса, слегка улыбнулся — не насмешливо, но добродушно.

— Дружба — святое чувство, рисковать собой ради друга — благородный поступок, — снова кивнул отец Мерсенн, видимо, вполне удовлетворенный впечатлениями. — Полагаю, мне снова следует переговорить с отцом настоятелем? Я представлю вас как дворян, прибывших издалека специально для того, чтобы принять участие в научном кружке, который мы собираем время от времени в этих скромных стенах…

Преподобный Мерсенн не стал тратить время на выслушивание благодарностей и, прекрасно понимая, что прибывшие с Арамисом дворяне в запыленных ботфортах и одежде, свидетельствовавшей о том, что ее хозяева были участниками смертельной схватки, сразу же отправился к настоятелю монастыря, и очень скоро Атос и Портос получили в свое распоряжение келью, где им предстояло провести наступившую ночь, а возможно, и многие последующие.

— По крайней мере, в одном мне не придется покривить душой, когда госпожа дю Валлон станет расспрашивать меня о поездке «в Ватикан». Если она спросит меня, пришлось ли мне побывать в монастыре, я скажу ей в ответ, что не только бывал, но даже ночевал там…

-..и это примерно то же самое, что спать на столе или в гробу, по примеру тех старцев с седыми бородами, о которых сказано в Писании, — заявил Портос утром следующего дня.

— От вас ли я это слышу, Портос. — заметил непритязательный Атос, равно невозмутимый как в спартанской обстановке, так и в роскоши. — Нам ли, привыкшим к походам и бивуакам, жаловаться на неудобства, друг мой!

— Я и не жалуюсь, — проворчал Портос, поднимаясь со своего жесткого ложа. — Но на бивуаке, по крайней мере, некуда падать, так как ты спишь уже на земле.

Умывшись студеной колодезной водой, друзья отправились на поиски Арамиса. Колокольный перезвон, разносившийся по всем закоулкам монастыря, возвестил о том, что братия встала на утреннюю молитву.

— Пока наш друг занят, я хочу вернуть вам долг, — сказал Атос.

Он порылся в кармане и вынул горсть монет. Пересчитав их, граф убедился в том, что у него лишь девятнадцать пистолей. Он вручил монеты Портосу со словами:

— Это все, чем я располагаю в настоящий момент. Дюжина бутылок за мной, вино осталось на улице Феру. Можно послать за ним Гримо, который ночует в каморке сторожа, но, учитывая то, где мы находимся, мне это представляется несвоевременным.

Всю вышеприведенную фразу Атос произнес с присущим ему невозмутимым видом, не обращая внимания на изумление товарища.

— Но я вовсе не собирался… — начал было Портос, уразумев ситуацию.

— Возьмите эти пистоли, Портос, — мягко, но решительно проговорил Атос.

— Помилосердствуйте, любезный Атос! Ведь это все ваши деньги! вскричал великан. — И неужели вы думаете, что я…

— Не будем пререкаться. Мы заключили пари, и вы выиграли его. Уж не вообразили ли вы, что я могу забыть о своем долге? Относительно же моего существования, — похоже, у отцов-миноритов найдется кувшин воды и кусок хлеба, впридачу к каким-нибудь овощам, чтобы мы могли поддерживать свои бренные тела, а за постой с нас как будто плату требовать не собираются.

Тон графа де Ла Фер свидетельствовал о его непреклонной решимости. Портос, зная характер своего друга, понял, что сопротивление бесполезно, и пистоли перекочевали к нему. Лишь после этого к Атосу вернулось хорошее расположение духа.

— Эти звуки настраивают меня на возвышенный лад, — заметил он. Давайте поднимемся на колокольню.

Однако Атос не успел осуществить свое намерение, так как к ним направлялся Арамис.

— Пойдемте, — поторопил он. — Вы увидите кое-что весьма интересное и поучительное.

Друзья последовали за Арамисом и вскоре очутились в уже знакомой им келье преподобного Мерсенна. На этот раз самого хозяина здесь не было, но зато присутствовало немало шевалье, самого различного возраста и вполне мирского обличия. Они сидели на узком топчане, служившем кроватью отцу Мерсенну, и расставленных вдоль стен стульях и скамьях, а некоторые, в ожидании появления самого патера, прохаживались взад-вперед, беседуя друг с другом.

— А еще говорят, что братья-минориты живут затворниками, — заметил Портос.

— Тс-с! Это ученые. Они собираются сюда со всей Франции, а некоторые даже приезжают из-за границы.

Именно отцу Мерсенну вы, друзья, обязаны своим появлением здесь. Если бы не собрания научного кружка, настоятель не пустил бы нас дальше монастырских ворот.

— Понятно, — сказал Портос. — В таком случае я благодарен преподобному Мерсенну, что он проявил такую редкую предусмотрительность и занялся естественными науками, предвидя, что в один прекрасный день кардинал засадит д'Артаньяна в тюрьму, а мы, явившись ему на выручку, сами попадем на прицел к его высокопреосвященству. Где бы мы нашли пристанище во всем Париже, если бы не было научного кружка Марена Мерсенна?

В этот момент среди собравшихся произошло какое-то движение. Обернувшись, наша троица увидела, что все смотрят в одну сторону, а следовательно, в дверях появился хозяин кельи — председатель собрания ученых мужей францисканский монах Марен Мерсенн.