Молча они продолжали обратный путь по дороге, которая привела их в Клермон-Ферран. Теперь город, охваченный чумой, остался позади. Вечером, когда они добрались до Тьера и устраивались на ночлег, Планше взглянул в лицо мушкетеру и поразился перемене, происшедшей в своем господине. На лбу резко обозначились морщины, скулы выступили сильнее, а на висках засеребрилась ранняя седина.
— Ох, сударь, — сказал Планше на следующее утро, — вы не могли бы сказать мне, как быстро заболевает человек, заразившийся чумой?
Д'Артаньян повернулся и пристально посмотрел на своего верного слугу.
— Я это потому спрашиваю, сударь, — продолжал Планше, — что ощущаю признаки болезни. Но только еще точно не могу разобрать, что со мной происходит.
— Думаю, еще рано, Планше, — отвечал мушкетер. Затем он снова погрузился в свои мрачные размышления.
— А куда мы сейчас направляемся, сударь?
— В Виши.
— Наверное, там меня и похоронят, — жалобно сказал Планше.
Но чуткое ухо д'Артаньяна расслышало в его тоне некоторую фальшь.
— В таком случае, Планше, нас похоронят в Виши вместе. Ведь ты не откажешь мне в любезности, покидая этот мир, заразить напоследок и меня.
— Я рад бы вам помочь, сударь, но, боюсь, это невозможно.
— Ну уж нет, Планше! В таком случае тебе придется остаться в живых. Мне будет слишком одиноко без тебя.
При этих словах д'Артаньяна глаза славного малого радостно заблестели.
— Вы ведь говорите это искренне, сударь? Вам и впрямь было бы жаль меня?
— Ты задаешь смешные вопросы, Планше. Я говорю то, что думаю. Мне очень не хватало тебя, покуда ты пропадал где-то на краю света. Я ведь даже не знал, жив ли ты.
— Ах, сударь, вы проливаете бальзам на мои душевные раны. А то я было подумал… Да что там! Другими словами, сударь, мне не очень-то радостно было увидеть у вас в услужении этого олуха Жемблу.
— Жемблу?!
— Ну да!
— А знаешь ли ты, что его мне рекомендовал твой почтенный собрат по профессии — господин Мушкетон, потому что теперь, я думаю, Мушкетона нельзя именовать иначе, как господином — такой он, верно, стал важный.
— Так это Мушкетон так удружил мне?!
— Лучше сказать, что Мушкетон удружил мне, — все-таки мне нужен был кто-нибудь, особенно во время поездки в Тур.
— Так это Мушкетон! Ах болван, ах чугунная голова! — повторял Планше. — Так я и знал, сударь, что вам кто-то подал дурной совет.
Планше еще немного поворчал для порядка.
— Вот Гримо такая дикая мысль никогда бы не пришла в голову, — сказал Планше, успокоившись. — Этот парень надежный.
Так как мушкетер опять опустил голову и замолчал, Планше, искоса поглядывавший на него, наконец решился:
— Знаете что, сударь!
— Что, Планше?
— Я тут подумал… не позволите ли мне поведать вам нашу с Гримо историю? Глядишь, моя болезнь и выйдет потихоньку из моего организма вместе со словами. А их придется потратить немало, уверяю вас. Времени у нас достаточно — мы ведь не слишком торопимся. Дорога дальняя. Так я и сам бы вылечился, и вас бы развлек по пути в Париж.
Д'Артаньян был тронут этой дипломатией.
— Ты славный малый, Планше, — ответил он. — Я не настолько жестокосерд, чтобы позволить тебе зачахнуть на своих глазах. Выкладывай свои приключения. К тому же твой рассказ действительно развлечет меня наверное, это как раз то, что мне сейчас необходимо.
— Отлично, сударь! — воскликнул Планше. — Честное слово, мне, кажется, уже немного полегчало. Итак, с чего мы начнем?
— С самого начала, разумеется!
— Извольте, сударь. Ваше желание — для меня закон. Только не перебивайте меня, я ведь не мастер рассказывать разные истории и, пожалуй, могу сбиться.
— Обещаю тебе, Планше, что буду нем, как рыба.
— В таком случае, сударь, я начинаю, — торжественно объявил Планше.