Под утро подморозило. Тучи развеялись, и день обещал быть сухим и солнечным.

На отдых расположились возле одного из многочисленных горных ручейков. К полудню все немного отоспались. Из сушняка развели бездымный костер — сушили одежду, мылись, брились. Когда вскипятили чай, разогрели тушенку, готовясь основательно закусить, с поста торопливо пришел Богданов и рассказал, что по полевой дороге от села Тыништко к опушке леса подошли двое каких-то подозрительных типов в гражданском. На опушке они остановились и вот уже с полчаса там топчутся.

Пришлось уничтожить следы костра и срочно приготовиться к отходу. Мы с Богдановым и Пичкарем осторожно двинулись к опушке. Вскоре обнаружили незнакомцев. Два высоких молодых парня в легких демисезонных пальто стояли на небольшой полянке возле лесной дороги. Несмотря на довольно холодную погоду, один из них был без шляпы — от холода его спасала буйная шевелюра. У второго на голову натянут берет. Они о чем-то разговаривали, курили. У того, что в берете, под пальто было что-то спрятано — левый борт сильно выпирал, и ему приходилось придерживать полу рукой.

Постояв на месте некоторое время, они вышли на дорогу и тихонько двинулись по ней в глубь леса, временами останавливаясь, посвистывая и кого-то негромко окликая. После каждого оклика они некоторое время прислушивались, а затем двигались дальше.

Оставив Богданову автоматы, мы с Пинкарем вышли на дорогу и тихонько свистнули. Услышав свист, парни обернулись.

— Добри день, гоши! — громко и радостно заговорил хозяин берета, протягивая для приветствия руку.

Я оставил пистолет в кармане и пожал им руки.

— А где инны хлапцы? — спросил меня парень в берете, нетерпеливо оглядываясь по сторонам, очевидно, надеясь увидеть еще кого то. — Мы принесли вам идло, — громко продолжал он, показывая увесистый сверток.

— И цигареты, — подхватил второй и вытащил из кармана несколько пачек сигарет в желтой упаковке.

«Откуда им стало известно о нас? — мелькнуло в голове. Я невольно чуть отступил в сторону и вновь нащупал в кармане рукоятку пистолета. — Но они же принесли для нас пищу и сигареты…»

— А кде тен капитан Саша? — допытывался у меня парень и, видя недоумение, уточнил — Тен капитан Саша с Москвы. Заяты. Вы таке заяты? — спросил он.

— Что значит «заяты»? — спросил я у Пичкаря.

— Пленные, — ответил тот, — бежавшие из плена.

— Так, так, мы тоже заяты, — заверил я. — Мы русские, бежали из немецкого плена…

— Гоши, маете глад? Берите идло, — наперебой заговорили парни, протягивая нам сверток с продуктами и сигареты.

Все вместе мы отошли в сторонку, присели под кустом и обстоятельно поговорили. Выяснилось, что парни— жители села Тыништко, что расположено в километре от леса, прямо на автостраде Градец-Кралове — Литомышль. Накануне вечером здесь, на опушке леса, они встретились с группой русских, бежавших из фашистского плена. Группу в пять человек возглавлял «капитан Саша из Москвы». Тогда, при случайной встрече, они передали русским единственное, что было в карманах, — коробку спичек и договорились, что сегодня снова придут в лес и принесут продукты и курево. Но русские, очевидно, не дождались и ушли в другое место.

Парни радовались, что встретили здесь хотя бы нас. А для нас каждое их слово являлось важной информацией об обстановке в окружающих селах и городах.

— А здесь в лесах есть партизаны? — я попытался перевести разговор на практическую тему.

Оказывается, партизан в здешних лесах нет, но укрывается много бежавших из плена советских солдат, которых, несмотря на угрозы гитлеровцев, всячески поддерживает население.

Ни немцев, ни полиции в Тыништко нет. Ближайший участок чешской жандармерии находится в селе Добжиков. Немецкие гарнизоны имелись только в городах. Ближайшие — в Хоцени и Высоке Мыто. В краевом центре Пардубице, что отсюда в двадцати километрах, находилось управление гестапо. Отделение гестапо имелось в городе Хрудиме.

Парни пообещали к вечеру прийти в лес еще раз и принести побольше продуктов. Договорились встретиться здесь же в семь часов вечера.

Вернувшийся с поста Богданов рассказал, что парни прямо через поле прошли в село Тыништко. Мы быстро собрались и, уничтожив все следы недолгого здесь пребывания, двинулись в глубь леса. Часам к шести, оставив груз на попечение Лобацеева и Саратовой, кружным путем вчетвером подошли к месту предстоящей встречи с нашими новыми знакомыми. Пришли заранее, чтобы обследовать окружающий лес и, выбрав удобное место, видеть, как, а может быть, и с кем придут чешские парни на свидание.

На опушке в густых кустах возле самой дороги, по которой приходили из Тыништко чехи, Богданов заметил какое-то движение. Мы притаились, стали наблюдать. Вот в кустах на мгновение показалась и снова присела фигура в светло-зеленой шинели. Кто это? Немцы? Неужели парни были провокаторами и для нас уже приготовлена засада?

Мы, пожалуй, готовы уже были незаметно уйти, как над кустом можжевельника снова появилась фигура. Человек стоял к нам спиной и смотрел в поле. На нем была какого-то странного цвета шинель, на голову до ушей натянута черная кепка. Возле него вскоре появилась фигура второго человека в такой же шинели и глубоко насаженной пилотке. Постояв немного, оба незнакомца присели в кустах.

Мы решили захватить их и выяснить, в чем дело. С трех сторон окружили кусты. Подошли вплотную. Те не замечали нас.

— Встать! Руки вверх! — скомандовал Богданов, выскочив из-за куста.

С земли торопливо поднялись двое. В поднятых руках не было оружия. В первый момент бросились в глаза их неестественно желтые, будто выкрашенные охрой, лица.

— Кто такие? Что тут делаете? — сердито спросил Богданов. Окрик вывел незнакомца из состояния шока. Он вскинул на Богданова глаза, увидел на нем ушанку с красной звездочкой и, казалось, только сейчас дошел до него смысл услышанных слов.

— Наши, наши товарищи! — вскрикнул он и, протянув к Богданову руки, шагнул навстречу.

— Руки! — грозно напомнил Богданов и дернул автоматом.

— Мы свои, свои, русские. Бежали из плена, — торопливо заговорил тот, испугавшись, что этот сердитый, словно с неба свалившийся русский вдруг, не разобравшись, нажмет на спуск, и совершится непоправимое.

Это были бежавшие из плена Владимир Ступенько и Константин Глухов. Мы расспросили их обо всем, и Сапко повел парней в наш «лагерь».

Между тем наступили уже назначенные для встречи семь часов, а парни из Тыништко не появлялись. Подождав еще с полчаса сверх назначенного срока и не дождавшись чехов, мы решили сами сходить в Тыништко, благо знали, что там ни немцев, ни жандармерии нет, а население сочувственно относится к русским.

В темноте прошли по пустынной улице села. В центре выделялся двухэтажный дом с несколькими освещенными в нижнем этаже окнами. Над входом рассмотрели вывеску с нарисованной кружкой пива и надписью «Гостинец».

Заглянули в окно. В просторной комнате были расставлены несколько грубо сделанных, но прочных деревянных столов. За одним из столов сидели четверо пожилых крестьян в простой рабочей одежде.

Богданов остался на улице, а мы с Пичкарем вошли в зал. Все четверо сидящих за столом обернулись на скрип двери, чтобы рассмотреть новых посетителей. Несколько секунд с открытыми от удивления ртами они смотрели на нас.

— Добрый вечер, товарищи! — улыбнулся я.

— Рус! — первой опомнилась женщина. Выбежав из-за стойки, она замерла посреди зала.

— Партизаны! — с удивлением воскликнул один из крестьян и вскочил со стула.

— Да, мы партизаны, — подтвердил я и протянул крестьянину руку…

Он схватил ее обеими руками, долго тряс, произнося какие-то непонятные восклицания. Остальные тоже подошли к нам, пожимали руки, хлопали но плечам, что-то кричали.

Я подошел к столу и взял оставленную там газету. Это был свежий номер «Ческого слова», издававшегося в Праге. Еще несколько таких газет висели на вбитом в стену гвозде.

— Можно купить эту газету? — спросил я у хозяйки, но, видя, что она не понимает вопроса, достал из кармана деньги. Она замахала руками, сложила газету и сунула мне в карман.

— Але то нени правда, то е леж! — сказал один из чехов, показывая на газеты и неодобрительно покачивая головой. — То нени «Ческе слово», то е «Фашистицке слово».

— Вас только двое, или в лесу есть ваши товарищи? — прервал размышления один из крестьян.

— Нас скоро будет много, очень много — вся Красная Армия, — шутя ответил ему.

— В нашем лесу и сейчас много русских, бежавших из плена, — вмешался второй чех. — Мы все носим продукты и одежду к деду Маклаку. А к нему ночью приходят русские, и он их кормит.

— Кто этот дед Маклак?

— Тоже русский. Живет в селе Рзи с первой мировой войны. Его халупа возле самого леса…

В лесу, в своем «лагере», мы рассказали ребятам обо всем, что видели в Тыништко. Всех нас очень радовало, что население в окружающих селах очень дружественно относится к советским людям. Этот лес можно было избрать для своей основной базы и отсюда съездить в Ческу Тржебову, где у нас имелись явки и где должны были работать двое из наших радистов.

Съездить в Ческу Тржебову. Но как? До Ческой Тржебовы километров сорок. Хорошо бы раздобыть пару велосипедов. Да, надо быстрее заводить знакомства. Без помощи местных жителем ничего не сделаем Прежде всего, пожалуй, следует встретиться с дедом Маклаком, о котором так тепло отзываются чехи.

Рано утром мы с Богдановым пошли лесом к селу Рзи. Подходя к опушке, еще издали почувствовали запах дыма и печеной картошки. Затем заметили небольшой костер и сидящего возле него на корточках человека. Одетый в темную куртку и глубоко натянутую на голову помятую шляпу, он палочкой доставал из костра печеную картошку. Подошли ближе. Под ногой Богданова треснула веточка. Человек схватил лежавшую рядом увесистую палку и вскочил на ноги.

Это был рослый широкоплечий парень с исхудалым, измученным и измазанным сажей лицом. Увидев людей с автоматами, он бросился в сторону густого кустарника, но грозный окрик Богданова «Стой! Назад!»- остановил его.

Парень рывком обернулся в нашу сторону. Не выпуская из рук дубинки, он смотрел на наши автоматы, на шапки со звездочками.

— Вы кто, русские? — с удивлением и недоверием спросил он.

— А ты кто такой? — вместо ответа спросил Богданов.

Парень оказался бежавшим из плена сержантом-артиллеристом Николаем Поповым. Бесконечно обрадованный встречей, он торопливо рассказывал о себе, о том, как ему удалось бежать из колонны военнопленных возле города Высоке Мыто, как старый чех в каком-то селе дал свою одежду и направил сюда в село Рзи, к деду Маклаку.

Утром Попов уже побывал у деда. Тот дал ему большой кусок хлеба, немного сала, спички и несколько картофелин. Сказал, чтобы на день пока ушел в лес, а вечером пришел к нему.

Покурив и засыпав землей догоревший костер, мы подошли к самой опушке леса. На небольшой полянке, окруженная с трех сторон лесом, стояла ветхая избушка — невысокая, сбитая из теса, с маленькими оконцами, обращенными в сторону леса, покрытая серой черепицей. Сбоку к домику примыкал совсем низенький, но просторный дощатый сарай, стены которого были на зиму утеплены соломой и собранными в лесу листьями. Метрах в двухстах за избушкой виднелись первые дома села Рзи.

Богданов с Поповым остались на опушке, а я пошел по тропинке к домику. Пройдя вдоль стены, я выглянул из-за угла. Невысокий старый человек в коричневом зимнем пальто с меховым воротником и в старой меховой шапке закрывал дверь на большой висячий замок. Очевидно, это и был дед Маклак. Второй человек, высокий, сутулый, засунув руки в карманы куртки и втянув голову в поднятый воротник, неторопливо уходил по дорожке, ведущей к селу.

Избушка дела Маклакова близ села Рзи.

Я тихонько свистнул.

Старичок обернулся.

— О! — воскликнул он. — А мы вас ждали. Ярко! — громко крикнул он, обернувшись в сторону уходящего человека. — Ярко, подь сем!

— Ну, теперь давайте знакомиться, — приветливо сказал старик, подойдя ко мне. — Меня зовут Маклаков Степан Семенович, я русский. Да, вероятно, вы это уже знаете, раз пришли ко мне, — усмехнулся он. — А это житель села Тыништко Ярослав Гашек.

— А меня зовут Крылов, майор Крылов, — я подал им руку. Старик пригласил нас в домик.

Мы вошли в коридор. Там на полках стояли картонные ящики и корзины с продуктами, лежало множество разных свертков.

— Это чехи приносят сюда продукты и одежду для русских беглецов, — кивнул Маклаков на полки и открыл обитую клеенкой дверь в кухню.

Здесь он торопливо снят пальто и шапку, потом на минуту скрылся за занавешенной серым суконным одеялом дверью. Оттуда послышался негромкий разговор, и Маклаков снова вышел в кухню.

— Там лежит моя жена, больна тяжело, — как бы извиняясь, сказал он.

— Откуда вы узнали о нас? — спросил я Маклакова. — Почему ждали нас?

— Вчера днем два парня из их села, — Маклаков кивнул на молчаливого, сосредоточенного Гашека, — ходили в лес под село Ярослав, носили продукты для бежавших из плена, которых они встретили там накануне. Пленных не нашли, но встретили двоих других, — начал рассказывать он.

Значит, ребята все же приходили на место условленной встречи с нами. Знал Маклаков и о нашем посещении гостиницы. Я рассказал ему, что мы — группа парашютистов, заброшенных из-за линии фронта.

— Задачи, которые поставило перед нами командование, — добавил я, — мы не сможем выполнить без помощи и поддержки местных жителей. Поэтому обращаемся к вам, Степан Семенович, с просьбой оказать нам некоторую помощь. Мы уже знаем, с какой самоотверженностью вы помогаете бежавшим из гитлеровского плена советским людям, и надеемся найти в вас верного помощника.

Маклакова, очевидно, взволновали эти слова. Глаза его увлажнились, русая бородка затряслась. Он вскочил со стула, подбежал ко мне и, обняв за плечи, возбужденно заговорил:

— Верьте мне! Клянусь вам, что сколько хватит моих старческих сил, я буду помогать вам, буду вашим верным другом. Это великое счастье выпало на мою долю, что в конце своей жизни я снова могу быть полезен моему Отечеству. Вы не можете понять, как это для меня важно и дорого… Уверяю вас, молодой человек.

И вот Ярослав, — Степан Семенович повернулся к молчаливо сидящему и с напряжением прислушивающемуся к нашему разговору Гашеку. — Это человек, на которого можете полностью положиться. За него я ручаюсь, как за себя.

Я попросил наших новых помощников раздобыть для нас пару велосипедов. Маклаков и Гашек заверили, что это не представляет трудности, и Гашек вскоре ушел добывать велосипеды.

Степан Семенович налил два стакана крепкого до черноты чая, принес из сеней несколько булочек и снова сел к столу.

Я попросил Степана Семеновича рассказать о себе. Неторопливо, но заметно волнуясь, как бы переживая все заново, рассказывал Степан Семенович повесть своей жизни.

Степан к Мария Маклаковы.

Первая мировая война застала Степана Маклакова учителем сельской школы под Смоленском. Был призван в армию, служил в артиллерии. В 1916 году был тяжело ранен осколком снаряда и взят в плен австрийцами.

Раненного, его отвезли в тыл на территорию теперешней Чехии. Ранение оказалось очень тяжелым. Надежд на выздоровление не было почти никаких. Но здесь его выходила, буквально вырвала из рук смерти чешская девушка Мария — та самая, что лежит теперь больная за занавешенной одеялом дверью.

После войны уехать на родину вместе с Марией Степану Семеновичу не разрешили, а покинуть ее он не мог. Вдвоем батрачили у богатых чехов. Потом купили в лесу небольшой кусочек земли, очистили его от кустарника и построили здесь своими руками халупу.

Незаметно шли годы. Маклаковы старели. Потом пришли оккупанты. Не слышно стало по вечерам в селе Рзи девичьих песен. Стонала под гитлеровским сапогом и родная Смоленщина. Горе и отчаяние охватили душу Степана Семеновича…

В январе 1945 года по дорогам Чехии потянулись колонны военнопленных, которых немцы гнали на запад. Сотни беглецов оседали в лесах и селах Чехии.

Прибавилось забот у Маклакова.

— Это сейчас у меня тихо, — рассказывал Степан Семенович. — А посмотрели бы вы, что здесь будет вечером. Будут приходить чехи с продуктами. Соберутся беглецы, которые сейчас прячутся в лесу. Всех нужно накормить горячей пищей, напоить чаем, обогреть. Один я не смог бы справиться. Тут у меня есть помощник — светлой души человек. Сам недавно бежал из неволи и теперь помогает здесь товарищам по несчастью.

Мы вышли из домика. Маклаков подошел к сараю, постучал. В сарае в самом дальнем углу под ворохом одеял и каких-то тряпок угадывались фигуры трех человек. Возле двери стоял четвертый — высокий, очень худой человек с глубоко запавшими глазами.

— Познакомься, Вася, — тихо сказал ему Маклаков, — это товарищ Крылов.

— Жеребилов Василий, — приглушенным голосом назвал себя незнакомец.

— Как они? — Маклаков кивнул в сторону лежавших в углу людей.

— Спят сейчас. Жар у всех, — тяжело вздохнул Жеребилов.

Я договорился с Маклаковым, что вечером приду за велосипедами, и направился в лес.

У себя в «лагере» посовещались и наметили план на ближайшие дни: Богданов с Поповым и Ступенько этой же ночью отправятся к месту первой нашей дневки— заберут спрятанную в лесной яме запасную радиостанцию и патроны, а на обратном пути зайдут на хутор Мезигожи за Веклюком. Иван Сапко вместе с Костей Глуховым с наступлением темноты пойдут к селу Ярослав, куда, если он жив и здоров, должен прийти и Мельников. Нам с Пичкарем, если Гашек выполнит обещание и доставит велосипеды, предстояло с утра ехать в Ческу Тржебову.

…С наступлением сумерек, сменив шапку-ушанку на шляпу, я снова направился к Маклакову.

В кухне возле жарко пылавшей плиты хозяйничали Степан Семенович и Жеребилов. Вскоре появился пожилой чех с корзиной в руках. Он поздоровался и выложил на стол полбуханки хлеба, небольшой кусок ветчины и несколько головок лука. Затем вынул из кармана и с какой-то торжественностью положил рядом с хлебом пачку сигарет. Было видно, что сигареты чех считал самым дорогим подарком.

Степан Семенович пошел его проводить. Я взял в руки небольшую пачечку. Сигареты «Липа», 10 штук. Невольно вспомнилось, как чех ложил пачку на стол. Сам, наверно, заядлый курильщик, а вот принес же, хотя получает по одной сигарете на день.

Возле дома послышались голоса. В распахнувшейся из сеней двери показалась высокая женщина со свертком в руках Вслед за ней вошел мужчина в теплой короткой куртке с двумя большими чемоданами в руках.

Сказав несколько слов, он снова вышел на улицу уже с Жеребиловым. Маклаков объяснил мне:

— Это пан Иозеф Смекал из города Высоке Мыто. Он имеет в городе большую пекарню. Сейчас приехал сюда на автомашине. Авто оставлено в селе Рзи — сюда нет дороги В автомашине остался хлеб. Они с Жеребиловым пошли принести его.

Пока Маклаков говорил, женщина с интересом рассматривала меня.

— Он русский? — спросила она Маклакова.

— Да, русский офицер. Несколько дней назад бежал из немецкого плена.

— Мы привезли для «заятых» одежду и обувь. Некоторые из них совсем раздеты, а на дворе зима, — с этими словами она раскрыла оба чемодана.

Когда Смекал выгрузил принесенный хлеб и мы с Маклаковым вышли проводить его, в темноте у сарая я заметил несколько фигур. Это были недавно бежавшие из плена. Уже три дня они держались возле домика Маклакова. Днем сидели в лесу возле костра, а вечером приходили сюда съесть миску горячего супа. Теперь они могли получить и кое-что из одежды и отправиться в путь, к партизанам Словакии.

Мы с Жеребиловым взяли в сарае велосипеды, доставленные сюда Гашеком, спрятали их в густых кустах в лесу, и я поспешил в наш лесной «лагерь».

Нужно было отдохнуть. Предстоял трудный день — поездка в Ческу Тржебову.