Организатор и руководитель подполья в Пардубицком крае Карел Соботка, или «Большой Гонза», как он назвал себя при первой нашей встрече, уже в 1934 году был членом Коммунистической партии Чехословакии. Перед тем как возглавить подполье, ему довелось выдержать трудный поединок с жестоким врагом и до конца выполнить свой долг — долг коммуниста.
В сорок третьем году Соботка работал в Пльзене на знаменитом пивоваренном заводе и руководил окружной подпольной группой. Случилось так, что пльзеньское гестапо при помощи провокатора выследило Соботку и осенью сорок третьего он был арестован.
Следствие по делу Соботки взяло в свои руки пражское гестапо. Но сколько ни изощрялись комиссар гестапо Дюмихен и начальник антикоммунистического отдела Янтур, сломить дух арестованного им не удалось. Через несколько месяцев следствие по делу Соботки зашло в тупик.
В пражской гестаповской тюрьме Панкрац из числа заключенных, по делу которых следствие уже закончено, назначались «коридорные», производившие уборку помещений и раздачу пищи. В число таких «коридорных» был назначен и Соботка, а вскоре он был переведен уборщиком во внутреннюю тюрьму гестапо «Печкарню» — мрачный дворец банкира Печека по улице Бредовской, где находилась резиденция пражского гестапо.
Сюда, во дворец Печека, в комнату для подследственных, или «кинотеатр», как окрестили заключенные это просторное помещение на первом этаже, каждое утро из Панкраца привозили в закрытых автомобилях арестованных, а поздно ночью, после допросов и пыток, избитых и окровавленных, везли через весь город снова в тюрьму Панкрац.
Нa четвертом этаже, где размещался антикоммунистический отдел гестапо (П1-А-1), в просторной комнате под номером «400» был устроен филиал «кинотеатра», своего рода приемная, где, ожидая допроса, сидели подследственные. Гестаповцы из антикоммунистического отдела хотели иметь своих подследственных всегда под рукой, чтобы не таскать их по всякому поводу из «кинотеатра» с первого этажа на четвертый. Этот филиал — та знаменитая «четырехсотка», о которой с такой силой рассказал Юлиус Фучик в своем «Репортаже с петлей на шее».
«…Но посади вместе двух заключенных, да еще коммунистов, — писал Фучик, — и через пять минут возникнет коллектив, который путает все карты гестаповцев.
В 1942 году „четырехсотку“ уже не называли иначе, как „коммунистический центр“. Многое видала эта комната, тысячи коммунистов побывали здесь, одно лишь оставалось неизменным: дух коллектива, преданность борьбе и вера в победу.
„Четырехсотка“— это был окоп, выдвинутый далеко за передний край, со всех сторон окруженный противником, обстреливаемый сосредоточенным огнем, однако ни на миг не помышляющий о сдаче. Это был окоп под красным знаменем, и здесь проявлялась солидарность всего народа, борющегося за свое освобождение».
Одним из несгибаемых бойцов этого «окопа под красным знаменем» в самом логове гестапо почти три года был Иозеф Ренек Терингл.
Ренек Терингл был арестован гестаповцами 5 апреля 1941 года. В то время он был инструктором первого нелегального ЦК КПЧ. Поводом для его ареста послужил обнаруженный у одного подпольщика листок для прописки на квартиру, который помог ему достать Терингл. Но во время следствия гестаповцам не удалось уличить Терингла в прямом участии в подпольном движении. В результате он был подвергнут лишь полицейскому наказанию и получил шесть недель тюремного заключения. Но и после отбытия срока он был оставлен в тюрьме как подозрительный человек.
Между тем товарищи из Центра, но делу которых еще продолжалось следствие, наладили в «четырехсотке» связь с работниками пражского полицейского управления.
Ярославом Залуским, Ластовичкой Лейбнером и Гензличком, назначенными на работу в гестапо в качестве переводчиков.
«…Здесь, в „четырехсотке“, — писал Фучик, — за нами надзирали чешские инспекторы и агенты из полицейского управления, попавшие на службу в гестапо в качестве переводчиков — иногда добровольно, иногда по приказу начальства. Каждый из них делал свое дело: одни выполняли обязанности сотрудника гестапо, другие— долг чеха. Некоторые держались средней линии…»
Многие из них прежде в качестве чехословацких полицейских преследовали коммунистов, по потом, когда увидели коммунистов в борьбе с оккупантами, поняли силу и значение коммунистов для дела освобождения всего народа. А поняв, стали верно служить и помогать каждому, кто и в тюрьме оставался верен этому долгу.
Товарищи из Центра попросили инспектора Залуского назначить Терингла коридорным. Просьба была выполнена. Теперь он снова ежедневно находился в «четырехсотке», где ему, владеющему семью языками, была поручена работа переводчика. Здесь же, в «четырехсотке», сидя за отдельным столом, он переводил картотеки полицейского управления, листовки, нелегальные газеты и изредка поступавшие в адрес гестапо анонимки.
В те дни в «четырехсотку» часто привозили из Панкраца Юлиуса Фучика и его жену, по делу которых велось следствие.
Ренек Терингл, единственный из всех коридорных, имевший право без сопровождающего свободно ходить по коридорам четвертого этажа и даже спускаться в подвал, весьма продуктивно использовал эту возможность. Он служил бродячим «почтовым ящиком».
Многие советские люди видели чехословацкий кинофильм «Репортаж с петлей на шее». Одним из консультантов фильма был Ренек Терингл. Одновременно он был и актером, исполнял роль самого себя — заключенного Терингла. В фильме ярко показана деятельность коммунистов, даже в гестаповской тюрьме не сложивших оружия в борьбе за свободу человека.
Иногда были и провалы. Так погибли Юлиус Фучик, Милош Недвед, Арнош Лоренц, инспекторы Ластовичка, Вацлавик и другие.
После одного из провалов и последовавшей за ним «чистки» все коридорные были изолированы, «четырехсотка» на время ликвидирована, а заключенные потеряли всякую связь с товарищами на свободе. Эта связь была восстановлена лишь через несколько недель. И сделать это удалось опять же Теринглу.
Иозеф Ренек Терингл (слева) и Карел Соботка.
16 октября 1943 года Терингл был освобожден с условием, что ежедневно будет являться в гестапо для регистрации. Приказ приходить в гестапо давал ему возможность встречаться с товарищами в «четырехсотке», где после регистрации Терингл обычно выполнял мелкие поручения по переводу. Каждое утро он приносил сюда новости, какие удавалось в течение ночи услышать по радио. Это было время, когда Красная Армия громила гитлеровцев на всех фронтах, и вести, приносимые Теринглом в «четырехсотку», вселяли в души заключенных радость и надежду. А уходя домой, он имел возможность сообщить на волю о ходе следствия и предупредить новые жертвы.
Так прошло несколько месяцев. И вот в середине июня 1944 года случилось неожиданное. В «четырехсотке» к Теринглу подошел инспектор Залуский и незаметно шепнул:
— Ренек, тебе необходимо сейчас же сойти вниз к Крейзлу. Там что-то произошло.
Идти вниз, в «кинотеатр», где работали коридорными Крейзл и Соботка, Терингл после своего «освобождения» уже не имел права. Однако он все же пошел к лифту. Обоих коридорных нашел в умывальной комнате. Крейзл бросился ему навстречу, молча показывая на Соботку, сидевшего в углу на табуретке.
— Хотел повеситься, — проговорил Крейзл, хватая Терингла за рукав и подтягивая его ближе к Соботке. Тот сидел, откинувшись к стене, бессильно опустив руки, и молча таращил на Терингла глаза.
Чтобы привести его в себя, Терингл с размаху дал Соботке две пощечины.
Это подействовало. Соботка постепенно стал успокаиваться и, наконец, выдавил из себя:
— Ренек, это страшно! Дюмихен принуждает меня стать его агентом. Угрожает, что если не соглашусь, прикажет арестовать всю семью, а детей отправит в Германию.
Времени на размышления не было. В любую минуту мог войти шеф внутренней тюрьмы Мензель — «палач с рыбьими глазами», как метко прозвали его заключенные. Терингл лихорадочно искал выход.
— Карел, тут трудно давать советы, — тихо начал он. — В таком случае каждый должен решать сам за себя. Послушай, как бы рассуждал я на твоем месте. Хорошо, я отвергну требования гестаповца, не посчитаюсь с тем, что они сделают с семьей и со мной, все равно откажусь… Предателем быть не могу!.. Но гестапо вместо меня найдет кого-то другого. А тут они почему-то выбрали меня, очевидно, имеют какие-то свои намерения. Значит, я могу выяснить эти намерения, а потом смогу и сорвать их планы. Кроме того, тут есть еще одно обстоятельство. Не исключено, что представится возможность проникнуть в аппарат врага, изучить его методы и использовать слабые стороны для борьбы с ним, для защиты подполья…
— Что? Ты предлагаешь дать согласие и стать агентом гестапо? — воскликнул Соботка, вскакивая с табуретки.
— Сядь! — резко осадил его Терингл. — Я предлагаю тебе стать не гестаповским холуем, а хитрым и грозным врагом гестапо. Надо использовать эту возможность и стать не уборщиком в гестаповской тюрьме, а борцом, способным идти на самый большой риск! Это твой долг!
— Риска я не боюсь, — после некоторого раздумья заговорил Соботка. — Хорошо, я скажу Дюмихену…
— Так дело не пойдет, — прервал его Терингл. — Ты же не мальчик. Не горячись! Если сразу дашь согласие, вызовешь подозрение. Дюмихен не дурак. Заставь его хорошо с тобой повозиться. Пусть угрожает и обещает не раз и не два, пока ты «клюнешь». И все это должно быть разыграно очень правдоподобно.
Соботка хотел что-то сказать, по Терингл перебил его:
— Подожди. Мы не имеем времени на дебаты. Надо успеть договориться о самом главном. Если все удастся и тебя отпустят, нам нужно будет встречаться. Первый раз встретимся в уборной на Влтавском вокзале от пяти до половины шестого. В какой день — дашь знать. А вот как?.. Ты знаешь Киттелеву — вольнонаемную уборщицу канцелярии, ту, низенькую? Знаешь? Отлично. Так вот через нее сообщишь. Конкретного не смей ей ничего говорить. Лучше всего, если ей не ты скажешь, а Мирек…
В дверь заглянул Мирек. «В „кино“ пришел Мензель», — шепнул он. Надо было немедленно уходить. Терингл выскользнул в дверь и поспешил к лифту.
А через несколько дней комиссар Фридрих освободил Терингла от обязанности ежедневно приходить в гестапо на регистрацию. Дворец Печека стал для Терингла недоступен. Через Штепанку Киттелеву он несколько раз передавал для коридорного Мирека Крейзла пакетики с продуктами и куревом, но от того не было никаких известий. Как там Соботка? Удача или провал?
И вот однажды Киттелева подошла к Теринглу на трамвайной остановке. После обычного приветствия шепнула:
— Мирек просил передать ему сигаретных гильз и штук двадцать пять бумажек для сигарет. Только просил обязательно не меньше двадцати пяти. Чудак какой-то…
Двадцать пятого августа встретились с Соботкой в условленном месте. План, предложенный Теринглом, удался. Соботка, наконец, «сдался» гестаповцу.
— Ну, а что они конкретно от тебя хотят? — спросил Терингл, выслушав торопливый рассказ Соботки.
— Пока ничего определенного. Выдали документы на имя Карела Святого. Под этим именем, согласно инструкции Дюмихена, должен буду связаться с подпольем, выдавая себя за инструктора ЦК…
Все было пока туманно и подозрительно.
Через три дня состоялась следующая встреча. Соботка доложил Теринглу о полученном в гестапо задании.
…В городе Высоке Мыто создана и действует подпольная организация, руководимая коммунистами. Сколько человек входит в ее состав, гестапо пока не знает, но имена пятерых активных ее членов на днях стали известны отделу П-А-1. Произошло это совершенно случайно. Подпольщики делали неоднократные попытки связаться с Центром движения Сопротивления, искали его, конечно, в Праге, но это пока им не удавалось. Наконец, подпольщики Покорны и Шимек познакомились в Праге с неким Фишлом, который обещал связать их с инструктором подпольного ЦК КПЧ. Договорились о следующей встрече, и Покорны с Шимеком, довольные наметившимся успехом, уехали.
Но это был не успех, а провал. Фишл был агентом гестапо. О встрече с высокомытскими представителями он подробно доложил Дюмихену, назвал имена еще трех человек, которых те двое упоминали при встрече.
Отдел П-А-1 пражского гестапо решил начать большую игру. На следующую встречу вместе с Фишлом должен был пойти в качестве «инструктора ЦК» Соботка. Как «представителю Центра» ему поручалось войти в доверие подпольщиков, дать им «квалифицированные инструкции», а затем выехать в Высоке Мыто для оказания «организационной помощи». Там он должен в кратчайший срок выявить всех членов организации, расширить ее состав, чтобы вокруг имевшегося ядра объединились все наиболее активные, готовые идти на борьбу против оккупантов люди. А затем, когда все это будет сделано, гестапо одним ударом уничтожит Сопротивление в этом районе страны и навсегда отобьет чехам охоту поднимать голову.
Выслушав подробный доклад Соботки, Терингл задумался. Дело очень сложное. Игра обострялась и начинала идти по самой высокой ставке. На кон поставлены десятки, а может быть, и сотни человеческих жизней. Надо полагать, что Дюмихен не раскрыл перед Соботкой все свои карты. Дело, возможно, обстоит не совсем так, как было рассказано Соботке, и в Высоке Мыто уже есть осведомитель гестапо. Поэтому на первых порах исключалась возможность предупреждения подпольщиков о том, что их имена известны гестапо Надо было действовать очень осторожно.
После долгих раздумий он посоветовал Соботке всеми способами затягивать дело, сообщать в гестапо ложные сведения о том, что нащупываются новые группы и новые связи, а тем временем подготовить товарищей, имена которых знает Дюмихен, к переходу на нелегальное положение.
Через несколько дней в скверике возле главного вокзала Соботка как «инструктор ЦК» был познакомлен с приехавшими из Высоке Мыто Томашем Покорны и Франтишеком Шимеком. На встрече присутствовал Фишл, поэтому Соботка ни о чем не расспрашивал новых знакомых, пообещал в ближайшее время приехать в Высоке Мыто и взять руководство организацией в свои руки.
Доложив Дюмихену о том, что контакт с подпольщиками установлен, и получив последние наставления гестаповца, Соботка выехал в Высоке Мыто.
В тот же день в селе Бунина состоялось первое знакомство руководителей подпольных ячеек района с «представителем Центра».
Выслушав краткий доклад Томаша Покорны о структуре и деятельности организации, в которой насчитывалось около сорока человек, Соботка вынужден был сразу же начать с упреков.
— Что же вы делаете, товарищи? — горячо заговорил он. — Как же вы не бережете себя и своих близких! Вот я знаком с вами всего один час, а уже всех вас знаю по имени, кто откуда, чем занимается. А если случится несчастье и в руки гестапо попадет кто-либо из вас? Где гарантия в том, что гестаповцы, ухватившись за ниточку, не распутают весь клубок? Так нельзя, и я не позволю поступать таким образом в дальнейшем.
И он преподал собравшимся основные правила конспирации. Запретил применять настоящие имена и информировать друг друга о своей работе, рассказал, как лучше организовать связь между ячейками.
Оставшись наедине с Томашем Покорны, Соботка выяснил, кого из подпольщиков они с Шимеком упоминали при встречах с Фишлом. Оказывается, кроме Покорны и Шимека Фишлу, были известны еще Ото Олейник, Ян Вавра и Ярослав Недвидек.
Как спасти этих людей, как отвести от них руку гестапо? — этот вопрос не давал Соботке покоя. Надо было прежде всего отсрочить удар гестапо, а за это время подготовить условия, чтобы эти люди могли скрыться на длительное время, может быть, даже до конца войны.
С такими мыслями Соботка приехал в Прагу. Докладывая комиссару Дюмихену о поездке, Соботка назвал только пять человек, с кем он наладил контакт. Все они были уже известны гестапо, и Дюмихен остался недоволен тем, как Соботка выполнил задание.
После следующей поездки пришлось назвать еще несколько имен. Но названные не являлись членами организации, а были ярыми сторонниками «нового порядка».
Гестаповец торопил Соботку, а постройка тайных убежищ затягивалась. Что предпринять? Как выиграть время?
— Надо подсунуть Дюмихену такую наживку, за которую он ухватится, — вслух рассуждал Терингл. — Ведь ты знаешь, какие противоречия существуют в гестапо между антикоммунистическим отделом П-А-1 и отделом контрразведки IV-2, особенно его подотделом по борьбе с советскими парашютистами. Это же пауки в банке. Ревностно следят за успехами друг друга. Вот если бы убедить Дюмихена, что он может утереть нос своим конкурентам!..
И когда Соботка стал взволнованно докладывать Дюмихену, что в окрестностях города Высоке Мыто появились советские парашютисты и есть реальная возможность связаться с ними, в глазах гестаповца появился азартный блеск. Он с ходу, как говорят чехи, «сел на подложенное яичко». Магические слова «советский парашютист» возымели действие.
— Подождем с арестом, — согласился он. — Главное внимание теперь парашютистам. И не тяни!
Однако одно упоминание о парашютистах само по себе еще ничего не значило. Нужно было распространить хотя бы слухи о них. И Соботке ничего не оставалось, как самому провести несколько «партизанских акций».
В округе поползли слухи о появлении «русских партизан». Слухи обрастали разными подробностями, в которых «очевидцы» и «свидетели» старались выдать желаемое за действительное. Вскоре известие о появлении «советских парашютистов» дошло до пардубицкого гестапо, а оттуда немедленно было передано в Прагу. Это до крайности распалило аппетит Дюмихена. Он лихорадочно торопил Соботку поскорей войти в контакт с парашютистами и подготовить им западню.
Соботка тянул время — работа по сооружению надежных тайников близилась к концу. Наконец, 30 декабря 1944 года Дюмихен предупредил Соботку, явившегося в Прагу с очередным «докладом», чтобы завтра с утра он явился в гестапо— предстоит «большая работа».
Стало ясно, что терпение у гестапо лопнуло. Соботка в ту же ночь выехал в Высоке Мыто и рано утром, предупредив всех пятерых подпольщиков, имена которых были известны гестаповцам, скрылся вместе с ними в надежном убежище в селе Скорженице, навсегда исчезнув из-под контроля гестапо.
О том, что произошло в гестапо, Терингл узнал через пару дней при «случайной» встрече с инспектором Залуским. Не скрывая радости, Залуский рассказал, какой переполох поднялся в отделе П-А-1, когда выяснилось, что Соботка исчез из Праги. Гестаповцы бросились к нему на квартиру. Но и там было пусто. Начальник отдела Янтур рвал и метал, в исступлении орал и топал ногами на Дюмихена, который «развел гнилую дипломатию», грозился навлечь на него кару шефа гестапо.
— Ну, а дальше как? Что в Высоке Мыто? — нетерпеливо прервал его Терингл.
Залуский махнул рукой и радостно рассмеялся.
— Ездили в Пардубице, — нагнувшись к Теринглу, заговорил он. — Вместе с пардубицкими гестаповцами нагрянули в Высоке Мыто, но вернулись с пустыми руками. Добыча выскользнула из-под носа! Не нашли даже тех, чьи имена, адреса и деятельность знали. Хороший новогодний подарок преподнес Соботка гестапо!..
Двойная игра окончилась. Началась активная борьба за расширение и укрепление подпольной организации.
А в начале марта сорок четвертого года подпольщики вошли в тесный контакт с нами — уже настоящими, а не мифическими советскими парашютистами — и стали нашей главной опорой в разведывательной работе.