Новые связи с чешскими людьми все более и более укрепляли у нас уверенность в том, что чешский народ в абсолютном своем большинстве питает теплые, братские чувства к советскому народу, что чешский народ смертельно ненавидит оккупантов и не только ждет, когда Красная Армия принесет долгожданное освобождение, но и сам готов отдать все силы борьбе за свободу.

Но, как говорят, в семье не без урода. В любом ворохе отборной первосортной пшеницы всегда можно встретить и несколько зерен овсюга.

Шестого марта наша тогда еще небольшая группа находилась в лесу километрах в грех к северу от села Ярослав. Мы расположились в густых зарослях молодых елочек.

Вечерело. Морозец усиливался. Мы сидели на еловых ветках вокруг небольшой чугунной печки, в которой тихо потрескивали сухие дрова. Печку эту подарил нам лесник из села Рзи. Удобна она была тем, что почти совсем не дымила.

Майя только что закончила сеанс радиосвязи. Свернув рацию и погрев закоченевшие пальцы над печкой, она уселась в сторонке и стала расшифровывать полученную из штаба радиограмму.

Вдруг со стороны Ярослава донесся шум автомобильного мотора. Звук постепенно приближался. Автомобиль ехал в нашу сторону по лесной дороге, ведущей к вырубке. Выехав на вырубку, автомобиль остановился. Мотор последний раз взревел на больших оборотах и заглох. Глухо стукнул откинутый борт. Мы насторожились. Богданов поднялся и пошел к опушке, где на посту стоял Костя Глухов. Через несколько минут ом вернулся и доложил, что на вырубке грузовик с газогенераторной установкой и трое мужчин. Двое грузят в кузов дрова, а третий с охотничьим ружьем, очевидно лесник, стоит в сторонке и курит.

— Продолжайте с Костей наблюдать за ними.

Богданов скользнул в ельник, но вскоре вернулся:

— Этот лесник прется прямо сюда.

Мы с Богдановым пошли ему навстречу. Впереди слышался шум и треск — лесник напрямую продирался сквозь густой ельник.

Стараясь не шуметь, мы тихо отступали назад, все еще надеясь, что лесник дальше не пойдет и нас не обнаружит. Но он, как слон, ломился следом. В нескольких метрах от нашей стоянки пришлось его задержать. Вместе с ним вышли на маленькую поляночку, где расположились остальные.

Он не выразил ни удивления, ни испуга. Крепкий, коренастый, в теплой добротной одежде, широко расставив ноги, обутые в необычные для чеха высокие кожаные сапоги, и опираясь обеими руками на двустволку с вертикально спаренными стволами, он с любопытством рассматривал нас.

— Партизаны? — вдруг громко сказал он.

Я приложил палец к губам, дав понять, что нужно соблюдать тишину. Он понял, кивнул головой и молча уставился на меня маленькими глазками на круглом, упитанном, красном лице.

— Кто вы?

— Я исем Веселы, гайный с Угерско, — ответил он.

Я потребовал от него документы. Веселы спокойно закинул ремень ружья за плечо, из бокового кармана длинной меховой куртки достал зеленую книжечку. Просмотрев удостоверение, выданное Пардубицким управлением лесоохраны на имя лесника Густава Веселы, я возвратил документ владельцу.

— Ну, будем знакомы. Мы партизаны.

Веселы видел это и без пояснений. Крепко пожимая мою руку, он оживился, весь засветился улыбками.

— Гоши, маете глад? — вдруг спохватился он и вытащил из кожаной сумки большой, завернутый в прозрачную хрустящую бумагу пакет.

— Берите, гоши, — торопливо шептал Веселы, — я всегда, как еду в лес, беру с собой побольше хлеба — вдруг встречу русских пленных. Их сейчас много скрывается в лесу.

Веселы положил сверток на разостланную плащ-палатку и принялся угощать сигаретами. Пачку сигарет разобрали моментально. Все с наслаждением задымили.

Веселы с любопытством рассматривал сложенные в сторонке вещевые мешки. Потом присел к печке, подбросил в нее несколько щепок.

— Ночью вы тоже спите здесь? — с интересом спросил он, оглядываясь и не видя никаких укрытий.

— Всяко бывает, — уклонился от ответа Лобацеев.

— А знаете, я мог бы предложить вам большой чайник и две резиновых грелки. Воду нагреете на печке, а с горячей грелкой под боком можно спать и в лесу.

Мысль о грелках мне понравилась.

— А вы не могли бы достать для нас несколько грелок?

— Какой может быть разговор! Я завтра же принесу из дома пару грелок и чайник, а потом съезжу в Пардубице и куплю там все, что вам будет нужно.

— Часто вы бываете в Пардубице? — спросил я.

— Да, два-три раза в неделю. Имею бесплатный билет на поезд. В хорошую погоду езжу мотоциклом. У меня в Пардубице много друзей.

— Ого-го! Пан Ве-се-лы! — донеслись с вырубки громкие крики. Чехи, видать, уже погрузили дрова.

— Ого-го! Иду! — громко откликнулся Веселы. — Так где я завтра могу найти вас? — торопливо зашептал он.

— В какое время вы можете прийти?

— Близко полудня.

— Хорошо. Завтра в 12 часов мы будем ждать вас на этом же месте.

— Добже. Насхледанов, гоши.

— До свидания. Только о нас никому ни слова!

— Будьте спокойны, — с этими словами Веселы напролом полез через ельник.

— Добрый дядька! — задумчиво сказал Сапко. — Завтра, вот увидите, он, кроме грелок, еще и сигареты притащит.

— Да, человек хороший, сразу видно, — поддержал Веклюк. — И фамилия у него — Веселы, «веселый человек».

— Ну, это мы после увидим. А сейчас надо отсюда уходить. Приготовиться к отходу!

На другой день мы с Пичкарем пошли на назначенное для встречи с Веселы место пораньше, чтобы прибыть туда первыми, и, выбрав удобную позицию, издали понаблюдать за лесником, когда он явится на свидание.

За ночь потеплело. Под утро выпал обильный мягкий снег, пухлым белым покрывалом укрыл землю, тяжелыми шапками повис на ветках деревьев. Все вокруг стало неузнаваемо. В лесу стояла сонная торжественная тишина. Могучие кудрявые сосны и высокие ели замерли, как бы к чему-то прислушиваясь и боясь обронить с себя часть своего светлого девственного наряда.

Мы шли не торопясь, невольно поддавшись очарованию зимнего леса.

Уже совсем близко от места вчерашней нашей стоянки мы издали заметили на просеке множество следов. Подошли ближе. Судя по следам, по просеке в ту же сторону, куда шли и мы, совсем недавно прошло несколько десятков людей. На свежем мягком снегу следы окованных сапог вырисовывались четко, рельефно. Немцы! Немцы в лесу! Что это — случайность или…

Лес сразу же стал казаться другим — суровым и грозным. Эту торжественную тишину в любую минуту могут нарушить частые автоматные очереди, резкие выстрелы винтовок. Фашисты где-то здесь, рядом. Им уже что-то известно о нас.

Прячась за кустами, мы осторожно подошли к краю огромной вырубки, на противоположной стороне которой виднелся в низине засыпанный снегом густой молодой ельник, где мы вчера встретились с лесником.

Стали наблюдать. Я спрятался за толстым стволом ели-двойняшки возле самой опушки, Пичкарь замаскировался в сотне метров сзади по нашему следу. Медленно текли минуты.

Осматривая ельник в бинокль, я заметил какое-то движение на той стороне вырубки. С маленькой елочки далеко на левом краю ельника осыпался снег. Вот елочка еще раз чуть заметно вздрогнула. Что там? Может быть, коза или дикий кабан?

И снова все тихо, но предчувствие такое, что тишина эта обманчива, что она продлится недолго.

Внезапно где-то далеко впереди в сосновом бору, к которому примыкал молодой ельник, раздался резкий свисток. И сразу же там послышались крики людей. Голоса быстро передвигались влево. Немцы шли широкой цепью, прочесывая густой ельник. Отсюда, сверху, было хорошо видно в бинокль, как колышутся вершины елочек, как с них осыпается снег. Вот цепь уже проходит ельник насквозь, приближаясь к краю вырубки. Сейчас мы их увидим…

Осыпанные снегом немцы выскакивали из ельника на поляну. Было их человек семьдесят. Вот из ельника вышли еще трое. Двое были в зимних эсэсовских офицерских бекешах, а третий… Я не поверил своим глазам и вновь прильнул к биноклю. Третьим был Веселы!

Так вот ты какой, оказывается, пан Веселы! Вот какие грелки ты обещал нам доставить!

Один из офицеров дал два коротких свистка. С левой стороны поляны из-под елочки поднялись два гитлеровца с ручным пулеметом и направились к толпе остальных карателей. Справа из-за штабеля дров вышли еще два пулеметчика. Этих я тоже не смог своевременно заметить, хотя они располагались не так уж и далеко от моего укрытия.

Было одиннадцать часов дня седьмого марта сорок пятого года. До условленной встречи с паном Веселы оставался ровно один час…

Вечером Маклаков говорил о леснике из Угерско:

— Темная душа у этого человека. Хитрый и жадный. Там, где пахнет наживой, он отца родного не пожалеет. Живет богато. У немцев пользуется большим доверием. Да и сам он наполовину немец — мать немкой была из Судет. Рассказывают о нем люди, что он бродит каждый день по лесу, ловит беглецов из плена. Двоих, говорят, застрелил в лесу под Высокой.

На следующий день поступила справка о Веселы от «Большого Гонзы». В ней подтверждалась характеристика, данная леснику Маклаковым. Кроме того, сообщалось, что Густав Веселы является членом судето-немецкой партии — филиала нацистской партии в Чехословакии. Эта партия была создана по указке Гитлера в конце 1933 года Деятельность судето-немецкой партии была направлена на расчленение и захват Чехословакии Германией.

Так вот с каким человеком случайно свела нас судьба. Надо было скорей убирать его со своего пути, пока он не принес людям, с нами связанным, еще большей беды.

Утром следующего дня по нашему поручению к Веселы в Угерско отправился житель села Горные Елени Инджих. Схейбл попытаться получить разрешение на рубку дров в лесу, а заодно узнать, дома ли лесник и есть ли возможность захватить его ночью без лишнего шума.

Схейбл вернулся к полудню и принес неутешительные вести.

Добротный каменный дом лесника расположен возле самого шоссе, по которому целый день не прекращается очень оживленное движение. В доме имеется телефон. Вся усадьба вместе с садом обнесена высоким забором. Во дворе на цепи два огромных злых кобеля. Ворота и калитка — с тяжелыми засовами.

Веселы был дома. Он отказал Схейблу в выдаче ордера на дрова, ни за что обругал и приказал убираться ко всем чертям, пока не спустил на него собак. В доме, кроме лесника, была его жена, две дочки-подростки и молоденькая служанка.

Было ясно, что идти ночью в усадьбу-крепость нельзя — псы-волкодавы предупредят хозяина, и он, имея хорошее оружие, сможет отбиваться, пока не примчится из Хрудима или Пардубице подмога.

Решили визит нанести днем.

Трое партизан — Николай Попов, Николай Гончарь и Владимир Ступенько часов в шесть вышли на шоссе возле села Угерско.

Выбрав момент, когда шоссе было безлюдно, они подбежали к воротам усадьбы лесника. Ворота и калитка были заперты. Попов перелез через забор и отодвинул тяжелый засов. Во дворе сразу же спрятались за густые декоративные деревья, посаженные вдоль забора. Собак не было. Осмотрелись. Широкий, мощеный камнем двор, большой дом с мезонином и высоким крыльцом. За домом фруктовый сад.

Сбоку у крыльца — вход в погреб. Справа вдоль двора сложенные из известняка хозяйственные постройки: коровник, конюшня, гараж с широкими закрытыми воротами. За домом на протекавшей через усадьбу маленькой речушке — плотина с установленной на ней турбиной.

— Вот кулак, настоящий кулак! — шептал удивленный Гончарь. — Смотри, даже электростанция своя.

Ступенько остался в кустах, а Попов и Гончарь пробежали под окнами к крыльцу. Только теперь в глубине двора раздался хриплый собачий лай.

Входная дверь была закрыта. Попов постучал. Раздались звуки шагов и лязг отодвигаемого запора. Дверь приоткрылась. На пороге стояла невысокая черноволосая девушка, по описанию Схейбла — служанка в доме Веселы.

Увидев вооруженных люден, она от неожиданности растерялась и хотела захлопнуть дверь, но Попов нажал плечом и вошел в коридор.

Из открытых дверей справа слышались голоса и треск радиоприемника. Партизаны вошли в открытую дверь. В просторной комнате была вся семья лесника. Веселы и его жена сидели за столом, на котором еще была неприбранная после обеда посуда. Обе дочки замерли возле радиоприемника, из которого неслась какая-то немецкая передача.

Веселы застыл с чашкой кофе в руке, испуганными глазами уставился на непрошеных гостей.

— Не ожидали нас, пан Веселы? — вместо приветствия заговорил Попов. — А мы вас так долго ждали. Теперь решили сами к вам заглянуть. Вы обещали нам принести грелки и чайник Где же они? — глаза Попова сверлили предателя.

Веселы молчал. Под лоснящейся лысиной вихрем, сменяя одна другую, проносились мысли: «Погиб. Убьют меня. Они все знают. Как спастись? Где выход? Сообщить в гестапо? Но телефон в другой комнате, а гестапо далеко — в Пардубице. Сопротивляться? Но винтовка и ружье в спальне, а пистолет в кармане куртки, что висит в коридоре… Что делать? Что делать? Они убьют меня…»

— Что же вы молчите, пан Веселы? Где же грелки? Почему вы их не принесли, как обещали?

К Веселы, наконец, вернулась речь. Подавив спазму в горле, он забормотал:

— Я не мог тогда прийти. Я был болен. Я приду в лес завтра и принесу все, что надо.

— Нет, вы пойдете с нами сейчас. Командир хочет поговорить с вами. Собирайтесь! — голос Попова звучал твердо, пистолет в руке качнулся вверх, как бы поднимая Веселы со стула.

Веселы испуганно поднялся, растерянно посмотрел на жену. Та вдруг сорвалась со стула, бросилась к Попову, срывающимся на визг голосом закричала, принялась выталкивать его из столовой. Попов легко отстранил от себя исходящую криком хозяйку. Она бросилась к мужу:

— Густав, ты никуда не пойдешь! Пойдем, ляг в постель, отдохни…

— Хватит визжать! — загремел злой голос Попова. — Одевайтесь и вы все. Быстро!

После окрика Попова хозяйка, к удивлению, сразу притихла, заметалась по комнате, не зная за что взяться.

Веселы воспрянул духом: вместе с ним пойдут жена и девочки. Значит, не убьют. Русские — не гестапо, с детьми не воюют.

Под присмотром Попова стал быстро одеваться. Поторапливал жену и дочек.

— Одевайтесь потеплей, — приказал тем Попов.

Гончарь между тем вынес из спальни винтовку и двуствольное охотничье ружье, оборвал шнур телефона.

Вышли во двор. Здесь Попов попросил перепуганную служанку принести ключи от погреба. Открыл дверь и приказал жене лесника и дочкам зайти в погреб, запер дверь и ключи бросил в речку.

— Ничего с ними не случится, пусть посидят пару часов в холодке. А вы, — обратился он к служанке, — через три часа пойдете к старосте села и расскажете, что здесь произошло. Только через три часа, не раньше. Понятно?

Позже мы узнали, что служанка не совсем точно выполнила приказание Попова. Желая, чтобы ненавистная пани лесничиха с паненками подольше посидела в погребе, служанка только на другой день утром побежала на доклад к старосте.

…Веселы шел всю дорогу молча. В наступивших сумерках подошли к небольшому лесному озеру. Гончарь и Ступенько стали по бокам лесника.

— Густав Веселы! — подойдя к нему вплотную и глядя прямо в глаза, медленно проговорил Попов. — Вы обвиняетесь в убийстве двух советских военнопленных в феврале этого года в лесу возле села Высокая…

Голова Веселы дернулась вверх, тело напряглось, как для прыжка.

— Это неправда! Кто меня обвиняет в этом?

— Вас обвиняют люди. Чешские люди…

— Это ложь! Люди ненавидят меня за то, что не позволяю им в лесу воровать…

— Вы обвиняетесь в пособничестве оккупантам и в связях с гестапо, — вел дальше Попов.

— Это неправда!

— С кем из гестапо вы связаны? Отвечайте!

— Кто вам дал право допрашивать и обвинять меня? Если вы мне что-нибудь сделаете, вы поплатитесь! Я вам!.. — задохнулся в крике Веселы.

Попов побледнел. С минуту молча стоял со сжатыми кулаками перед тяжело дышавшим Веселы.

— Вы обвиняетесь в предательстве советских партизан. Узнав, где находятся партизаны, вы сообщили об этом в гестапо и привели в лес карателей, — ровным, глухим голосом закончил Попов свое страшное обвинение.

— Это неправда! Это не я… — бормотал сломленный Веселы.

Попов подошел к нему вплотную, несколько мгновений смотрел в бегающие глаза предателя.

— Нет, негодяй, это правда! Мы позавчера видели тебя в лесу вместе с немцами, — бросил ему в лицо. — Предлагаю приговор — расстрелять.

— Согласен, — тихо сказал Гончарь.

— Согласен, — подтвердил приговор Ступенько.

Попов с пистолетом в руке подошел к Веселы. Левой рукой схватил его за воротник куртки, повернул к берегу озера.

Сухой треск пистолетного выстрела предатель уже не услышал.