Глава вторая
Как Лобановский ушел налево
Так уж получилось, что Лобановский-игрок всегда пребывал в густой тени Лобановского-тренера. Последний вызывал столько споров, столько эмоций и пристального, жгучего интереса, что на футболиста уже не оставалось ни времени, ни места! К тому же это было так давно… Беглый взгляд в прошлое ничего особенного не обнаруживает — да, любимец публики, да, левый крайний, да, знаменитый «сухой лист» (но его же не Лобановский, а вроде как Диди изобрел!), да, забил несколько мячей непосредственно с угловых, да, «Рыжий подсолнух» — читайте известное стихотворение Юрия Рыбчинского. Чемпион СССР 1961 года — так их там большая команда была… А в первой сборной всего-то два матча — неужели, по классу не проходил в состав?!
И все… Обыкновенно на этом жизнеописатели Лобановского останавливались, сразу же переходя к тренерской работе. И получалась у ВВЛ специфическая биография: родился в 1939 году, а в октябре 1973-го был представлен как новый старший тренер киевского «Динамо». После чего, собственно, и началась жизнь!
Забавно? Конечно, забавно! Давайте же попытаемся хотя бы частично восполнить этот пробел.
Лобановский-игрок был настоящей загадкой (хоть, быть может, чуть меньшей, чем ВВЛ-тренер) и тоже оставил нам после себя множество вопросов. Самый главный из которых традиционен: а насколько хорош был форвард Валера Лобановский?
Он был гордостью своего первого тренера Михаила Корсунского, из футбольной школы которого вышло, как известно, множество первоклассных игроков. Но Лобановского тот ставил выше всех, будучи убежденным, что у долговязого рыжего паренька бесценный талант.
«У этого мальчика, — говорил Корсунский, — есть буквально все, чтобы стать выдающимся центрфорвардом: быстрый ум, редкий глазомер, поразительная для его высокого роста ловкость и координированность движений, мощный накатистый бег, отличная прыгучесть, комбинационный дар, трудолюбие, смелость, точность ударов и передач, филигранная техника и тонкий дриблинг. Уложить его на газон можно только ударами по ногам сзади».
Первому тренеру охотно вторил известный журналист Аркадий Галинский: «Есть игроки — их большинство, — которые лишь тогда заметны, когда с ними удачно взаимодействуют партнеры. А есть игроки, которые в любой команде, кто бы рядом с ними ни играл, выделяются сами по себе, магнетически притягивают внимание публики. Едва ли не в каждом газетном отчете тех лет вы найдете восторженные отзывы о тех или иных его маневрах или ударах, независимо от того, выиграла ли матч его команда, сделала ли ничью или проиграла».
Однако бытует мнение, что как игрок Лобановский себя не реализовал. Это почти аксиома. В конце шестьдесят четвертого года его выпихнули из киевского «Динамо» (Валерий был в самом расцвете карьеры — ему исполнилось двадцать шесть лет!), а уже в шестьдесят восьмом году он сам повесил бутсы на гвоздь. Причем не просто ушел из «Шахтера» (и это в двадцать девять-то, заметим, лет — мягко говоря, не возраст для футболиста!), но еще и пригвоздил донецкий клуб к позорному столбу, дав интервью «Советскому спорту»: «Не хочу играть в антифутбол! Играть так, как мы играем, больше нельзя!»…
Говорить после этого об успешной карьере футболиста, похоже, не приходится.
Что же случилось?
Давайте постараемся уйти от штампа. Достоверно известно, что поначалу родные в один голос уговаривали Лобановского стать инженером. Тогда это слово звучало очень даже гордо. Советовала мама, Александра Максимовна, а главное — советовал дядя, мамин брат, Александр Максимович Бойченко. Тоже ведь любопытная личность: один из первых секретарей ЦК ЛКСМУ, долго и тяжело болел, но при этом не сломался — будучи прикован к постели, продолжал работать еще семнадцать лет. По общему мнению, он сыграл в воспитании Лобановского едва ли не главную роль — мама отмечала, что Валерик даже внешне был похож на Бойченко. Что уж говорить о характере, едва ли не главными чертами которого выступали настойчивость и целеустремленность!
Его любимыми книгами в детстве были «Айвенго» Вальтера Скотта и «Человек-невидимка» Герберта Уэллса (удивительно, не правда ли, — тренер, которого всю карьеру упрекали в безудержном рационализме и поклонении Его Величеству Результату, в детстве, оказывается увлекался приключениями и научной фантастикой!).
Юного Валеру прозвали сначала Лобаном, а затем еще и Рыжим — под палящим украинским солнцем он моментально сгорал, на лице выступали веснушки, а волосы приобретали роскошный ярко-оранжевый оттенок.
Один из его одноклассников, Жорж Тимошенко, удивлялся тому, как Лобан еще в юношеские годы умел ценить время: «Его день был расписан по минутам. К жестокому порядку он приучал и нас. После уроков мы шли в поселок монтажников, в наш яр, где играли в футбол. Ставили ворота из кирпичей и портфелей и… Но гоняли мы мяч только два часа, потом шли к Валентину Коваленко (брату будущей супруги Валерия) обедать. Валера очень любил жареную картошку. Потом шли к Лобановским пить клюквенный морс. Его делала для Валерия сначала мама, а потом и до последнего дня Ада… Школа у нас была мужской, только с девятого класса стала смешанной. Девочки обращали внимание на Валерия, а он на них — нет. Танцевал наш Лобан просто великолепно. Высокий, стройный, легкий, модно постриженный, он вел свою партнершу в танго или вальсе (любимые его танцы!) так, как будто парил с нею над землей».
Валерии отец, о котором многочисленные публикации как-то умалчивают или упоминают вскользь (звали его Василием Михайловичем, работал он на мельзаводе да еще и носил двойную фамилию Лобко-Лобановский), видимо, не возражал, чтобы его сын избрал инженерную стезю — вполне престижную в то время профессию. Против был только сам Валерий: он-то в детстве игрушечные машинки гонял, шофером стать мечтал. Но под давлением авторитетов и обстоятельств свое мнение изменил.
Заговаривал ли кто-либо в семье Лобановских о профессии футболиста, о футбольной карьере? Нет, конечно! В Советском Союзе, несмотря на всякие политоттепели, процветал любительский и только любительский спорт! Какие к черту профессионалы?! Даже в Англии, с ее патологической любовью к футболу и узаконенными еще в 1885 году выступлениями профессиональных игроков, в те годы почитали футбол за средство заработать на жизнь очень и очень немногие!
А теперь — небольшое лирическое отступление, оправданное тем, что в нем пересказывается эпизод из жизни другого великого тренера — Боба Пейсли. Того самого, которого по числу титулов лишь недавне превзошел знаменитый наставник английского клуба «Манчестер Юнайтед» Алекс Фергюсон. Того самого, чей рекорд — четыре Кубка европейских чемпионов, да еще и с одной командой — вряд ли кому суждено побить в ближайшее время…
«Семнадцатого июля 1946 года венчался Боб Пейсли. История его знакомства с девушкой по имени Джесси — это вообще отдельная песня! Сначала Пейсли наплел ей с три короба о своем шраме на руке — якобы след оставил немецкий штык (на самом деле — консервный нож, причем вполне английский) … Когда же Джесси решилась поведать родителям о своей любви к Бобу, произошел разговор, чуть ли не дословно воспроизводящий один известный анекдот (только там речь шла о писателе):
— Чем занимается твой любимый, как его… а, Боб?
— Он футболист, папа.
— Это хорошо. Ну а работает он где?
— Папа, я же сказала: он — футболист!
— Это я услышал. А работает он кем?
Отчаявшаяся Джесси, не выдержав, ляпнула:
— А еще он классно кладет кирпич!
— Вот это уже дело, дочка! Хорошее дело! Человек с такой профессией нигде не пропадет…»
В нашей стране в пятидесятые-шестидесятые годы XX века профессия инженера была одной из самых престижных. А чтобы стать хорошим инженером, надо учиться. Что Лобановский и делал с успехом: школу закончил с серебряной медалью (мы так и не сумели выяснить, по какому предмету у него была «четверка». Неужели по физкультуре?) и легко поступил в КПИ — Киевский орденоносный политех.
Все эти годы Валерий активно играл в футбол. Бил, от всей души прикладываясь к мячу. Ломал заборы с нарисованными мелом воротами — старшему брату приходилось неоднократно чинить рухнувший после мощных ударов штакетник… Но, по собственному признанию, Валерий отдавал себе отчет, что футбол — не более чем способ отдохнуть, отвлечься от учебы, переключить организм на другой род деятельности.
Однако футбол не так прост! Он незаметно проникает в тебя, каждую клетку твоего тела и мозга… И вот уже как-то так плавно получилось, что футбол в жизни Лобановского стал занимать сначала сопоставимое с учебой место, а затем и вовсе принялся доминировать. Спасибо огромное родным Валерия Васильевича и земной им поклон за то, что осознали, что не стали ломать его и «наставлять на путь истинный»!
Итак, отзанимался наш герой в детско-юношеской спортивной школе, затем в ФШМ — Футбольной школе мастерства. А в 1957 году студент Лобановский, выступая за институтскую команду, уже числился в составе киевского «Динамо». Через два года он стал игроком основы. Это известно всем — достаточно лишь заглянуть в любое досье…
Куда менее известно другое: Валерий Лобановский был прирожденным центрфорвардом и играл именно на этой позиции. Играл он там при тренировавшем «Динамо» в пятьдесят девятом Олеге Ошенкове, а затем и при сменившем того Вячеславе Соловьеве.
Много лет спустя Валерий Васильевич, как обычно несколько недовольным тоном, ответил все же на вопрос дотошного журналиста: «С детства я мечтал стать центр-форвардом и видел себя только на этой позиции. Но интересы команды потребовали моего перевода на левый фланг, и я согласился».
Согласился — читай, подчинился…
Уже упоминавшийся А. Галинский расценил это как недопустимую слабость характера, в итоге поставившую крест на звездном будущем форварда Лобановского. Дескать, стоило ему тогда пойти на принцип (тем более, ходили упорные слухи о том, что убрать Лобановского из центра требовал его коллега по амплуа Виктор Каневский. Интриги!?) и пригрозить, к примеру, переездом в Москву…
Возможно, журналист действительно был прав. Но любая правота относительна — особенно если взглянуть на события давно минувших дней по прошествии лет эдак сорока… Мог ли Лобановский поступить так, как ему советовали? Вполне. Если бы это был иной Лобановский, Другой человек. И тогда, вполне вероятно, мы бы знали о великолепном игроке, но, быть может, ничего не услышали бы о выдающемся тренере…
К слову, после этого ему в сборной Союза уже нечего было делать. Сильных левых крайних в стране хватало! Михаил Месхи например. Забивные центрфорварды были в куда большем дефиците.
Каневский… Он давно уже живет в США, причем отбыл туда еще при Советском Союзе. Эмигрировал, что по тем суровым временам означало автоматически угодить в разряд предателей Родины. Любопытная иллюстрация к нравам советского времени: не пытайтесь выяснить состав «Динамо», чемпиона СССР 1961 года, из книги Мирского и Семибратского «Атакующая вершины»! Из нее без ведома авторов было вымарано любое упоминание о Каневском — даже с командных фотографий его убрали! Сейчас это выглядит забавно, а тогда было суровой правдой жизни…
И все-таки, почему Лобановский ушел с позиции центр-форварда на левый край?
Предлагаем версию, что называется, «из первых рук». Свидетельствует инициатор, «виновник» перевода ВВЛ налево Вячеслав Соловьев (цитируется по книге А. Кузнецова «Валерий Лобановский»):
«Лобановский, на мой взгляд, играл в центре атаки чересчур прямолинейно. Делать из него и Каневского некое подобие сдвоенного центра, как это было в аркадьевском ЦСКА с Бобровым и Федотовым, я не хотел в принципе.
На мой взгляд, Каневский не очень хорошо взаимодействовал с Валерием, а тот это чувствовал и часто не отдавал Виктору передачи, стараясь самостоятельно решить тот или иной эпизод. Я заметил, что, несмотря на все индивидуальное мастерство Лобановского, его хитроумную обводку, финты, его манеру укрывать мяч корпусом, соперники постепенно изучили и начали все чаще выигрывать у него единоборства, действуя по мере необходимости вдвоем, а то и втроем.
Кстати, позже Лобановский с успехом применял их прием в своей тренерской практике — вспомните знаменитый коллективный отбор в исполнении игроков киевского «Динамо». И хотя Валерия тогда это совершенно не пугало, со стороны подобные вещи казались для нас совершенно неперспективными. Тогда я стал рассуждать следующим образом. Соперники изучили нашу манеру игры, а действия Лобановского в центре атаки были эффективны лишь потому, что его манера игры была оригинальной, тактически же его действия не выходили за рамки существующих канонов.
Значит, подумал я, надо поставить Лобановского в совершенно новые для соперников условия, где бы он мог их удивлять гораздо больше, чем на привычном месте. Привычном для него — но и для соперников тоже! Я был уверен, что именно Валерий обладает огромными возможностями самосовершенствования и он сможет найти себя в любой роли, в любом месте на поле. Ну, не в любом, конечно, а обязательно в атаке. К тому же он совершенно не вписывался в стереотип крайнего нападающего, который должен быть маленьким и юрким.
Тем лучше, подумалось мне, неожиданность хода влечет за собой больше сложностей для соперника. А вот то, что Валерий настолько хорошо разовьет в себе способности крайнего форварда, стало откровением, признаюсь честно, даже для меня. Я знал, что у него отлично поставленный удар, но что он доведет свое мастерство выполнения угловых до такого совершенства — предположить не мог.
Впоследствии же это стало одним из самых эффективных наших приемов, лучше Лобановского на левом фланге действовать никто не мог. Кстати, он согласился на этот переход очень тяжело, долго спорил со мной, доказывал мою неправоту, мы ссорились с ним, потом мирились, но он все равно не соглашался, и даже когда я его убедил, он все время ворчал себе под нос что-то непочтительное в мой адрес, причем порой делал это и во время выхода на поле перед игрой. Однако я знал, насколько он дисциплинированный игрок, и с самого начала не сомневался, что Валерий пойдет навстречу интересам команды».
Логично? Похоже на правду? Может быть. Ровно настолько, насколько правдоподобна версия об интригах Каневского, более возрастного и, по некоторым отзывам, менее талантливого. Теперь уже все равно не проверишь…
Во всяком случае, во время последней встречи Канева и Лобан крепко обнимались как лучшие друзья. И это выглядело абсолютно естественно и искренне. Возможно, время действительно лечит?
Добавим почерпнутое из беседы с Юрием Николаевичем Войновым, блестящим нашим полузащитником, игравшим бок о бок с ВВЛ в «Динамо», а затем тренировавшим его в «Черноморце»: «По поводу перевода Лобановского на левый фланг… Сильно ли он сопротивлялся?.. Понимаете, Вячеслав Соловьев во многом научил нас любить футбол. Просто любить футбол — не как работу, а как что-то светлое. Как удовольствие, как наслаждение. И потому где играть — слева ли, в центре — не имело большого значения. Лишь бы играть!»
Как видите, добавляется довольно лиричная и очень привлекательная версия…
Что бы и как бы там ни было Лобановский смирился, стал играть на левом краю и остался в памяти народной именно как левый нападающий. Игравший по «желобку», легко накручивающий оппонента и в зависимости от успешности обводки либо сразу подающий в штрафную, либо зарабатывающий угловой. Классический левый край, каким еще в «Арсенале» тридцатых годов был Клифф Бэстин, а в «Ливерпуле» пятидесятых — Билли Лидделл.
А «Динамо» после перехода Лобановского на левый край стало чемпионом страны. Так он принес себя в жертву. Почти сознательно, почти добровольно.
Давайте теперь вспомним матч чемпионата 1962 года «Динамо» (Киев) — «Спартак» (Ереван). В нем Лобановский и Каневский сыграли именно сдвоенным центром нападения, и киевляне накидали сопернику аж 8 мячей (Андрей Биба забил четыре, Каневский — два, по одному голу на счету Войнова и ВВЛ)! Какой уж тут «недостаток взаимопонимания»… В следующей игре Лобановский снова бегал слева. Чем объяснялся сей «смелый тренерский эксперимент»? Желанием проверить в деле только что приобретенного левого крайнего Басалика или воспитательными мерами по отношению к Каневе?!
Тот матч так и остался эпизодом (если не считать, что несколько лет спустя Каневский и Лобановский встретятся в «Черноморце» — снова в центре нападения!), а правота Соловьева — под крупным знаком вопроса. В самом деле, так ли жизненно необходимо было насилие над одним из основных игроков «Динамо»?
Поиграем еще немного в скептиков: а почему молодого футболиста перевели именно на левый фланг? Лобановский ведь не был левшой! Он подавал, как правило, с правой (для того-то и нужна была ему обводка в большом количестве — чтобы подстроить мяч под правую ногу), а левую ногу использовал, в основном, чтобы стукнуть ею мяч о защитника и заработать корнер. Свой прославленный корнер… Конечно, любой специалист скажет вам, что левая нога Лобановского «тещиной» не была и использовал он ее далеко не только для ходьбы. Но все же — правша!
Есть расхожая байка, как однажды к Лобановскому, сосредоточенно тренирующему от углового флага свой знаменитый «сухой лист» (он не только на тренировках над ним работал, но еще и бумагу исчерчивал, стараясь рассчитать оптимальную силу и направление удара — инженер!), подошел Эдуард Стрельцов. «А ну, покажи, как ты это делаешь…»
И великий форвард первым же ударом повторил под-крутку мяча в ворота, которую Лобановский отрабатывал сотни и даже тысячи раз!
Произошла ли эта история на самом деле или является досужим вымыслом? Может, и было такое. Но обратите внимание на другую подробность: как правило, угловые слева подают правши — правой ногой элементарно удобнее закручивать мяч к воротам, — как в современном киевском «Динамо», например, полузащитник Валентин Белькевич… Что при этом Лобановский делал на левом фланге — уму непостижимо. И надо же — фактически насилуя природу, остался в памяти именно звездой левого края нападения. Высокий, чуть сутулый, рыжий. «Непохожий на всех…»
Из первоисточника
Валерий Лобановский
Над отработкой углового удара я начал трудиться еще в детской спортивной школе. Примером для меня был Георгий Граматикопуло. Я никогда не забуду, как в международной встрече с датской командой «Викинг» он забил мяч непосредственно с углового. В подражание ему я стал пробовать подавать угловые. Но вообще-то я играл на месте центрфорварда. И в конце концов тренеры мне просто запретили подавать угловые удары, аргументируя тем, что у меня высокий рост и я должен использовать его для игры головой в штрафной площади.
(из статьи в еженедельнике «Футбол»)
В киевском «Динамо» меня тоже поставили в центр. И тоже рекомендовали использовать высокий рост для игры головой, а не уходить на край подавать угловые. Но вот в 1960 году меня переместили на край, и теперь угловой слева в нашей команде выполняю я. Делаю это всегда внутренней частью подъема, придавая мячу вращательное движение в сторону ворот. Расчет при выполнении такого удара должен быть очень точным. Небольшая ошибка приводит к тому, что мяч срезается и уходит за линию ворот.
После того как в одном из матчей прошлого чемпионата я плохо выполнил несколько угловых ударов, болельщики прислали мне письмо, в котором рекомендовали не мудрствовать и посылать мяч на 11-метровую отметку. Действительно, послать мяч туда не так уж сложно. Но им почти всегда овладевают защитники. Резаный угловой удар более коварен для обороняющихся.
Если прежде работа над этим ударом велась мной время от времени, то теперь я стал работать над техникой его исполнения. Много мячей послал я на тренировках и в играх через верхнюю планку ворот. Но постепенно все чаще мне удавалось провести удар так, что после него возникали острые ситуации у ворот. Готовясь к сезону 1961 года, я настойчиво тренировал резаный удар. И не только для подачи углового, ведь в состязаниях случается, что игрок получает право пробить в непосредственной близости от ворот. Резаный удар позволяет обойти стенку. На тренировочных занятиях я ставлю несколько стоек, стараясь послать мяч в обход их. Работа кропотливая, требует терпения.
Часто приходилось трудиться над ударом в свободные от тренировки часы. И еще одно замечание. Иногда угловой не подают, а разыгрывают. Опыт показывает, что целесообразно использовать оба приема. Кстати, в нашей команде розыгрыш углового удара нередко применялся и с правой стороны, и мы при этом забивали голы.
А теперь снова предоставляем слово Александру Чубарову, который называет себя «человеком с зонтиком». История появления этого прозвища такова: во время одной из международных игр динамовцев стояла ненастная погода, и администратор на всякий случай прихватил с собой внушительных размеров зонтик. Когда он шел вместе с Валерием Васильевичем к тренерской скамейке (а нужно было обогнуть почти все поле к противоположной трибуне), самые продвинутые итальянские болельщики принялись бомбардировать их монетами и бутылками. Чтобы защитить Лобановского, администратор раскрыл над ним зонтик. Со стороны это выглядело весьма комично: внушительного роста тренер и невысокий Чубаров, семенящий рядом и чуть ли не подпрыгивающий, чтобы поспеть за широким шагом Валерия Васильевича.
Итак, вспоминает Чубаров:
«Да, принято считать — слева играет левша, справа — правша, так легче отдавать передачи. А ну-ка, задумайтесь. Какое задание тренер обычно ставит крайнему защитнику? Подстраховывать центральную зону? Правильно. А еще? Он говорит ему: держи фланг! Твоя задача — не дать сопернику чисто пройти к воротам и прострелить, потому что в этой ситуации защищающаяся сторона попадает в откровенно невыгодное положение. Теперь предположим, что квалифицированный игрок обороны старательно выполняет задание и всячески блокирует продвижение крайнего форварда по краю.
Что делать игроку атаки? Смещаться в центр. А это значит, что ему нужно перекладывать мяч под неудобную ногу — допустим, левому крайнему под правую. Таков, к примеру, был недостаток известнейшего левого полузащитника Василия Раца — когда его вынуждали смещаться в середину, он, как правило, терял мяч.
А если слева играет правша? Подумайте, сколько в этом случае открывается возможностей для продолжения атаки! Тут и подключение по флангу крайнего защитника, и угроза удара по воротам… Лобановский был не первым и не последним правшой на левом краю. Став тренером, он часто прибегал к тому же приему — ни у Матвиенко, ни у Демьяненко, занимавших в «Динамо» Лобановского позицию левого защитника, левая нога не была «главной»!
Интересно, а как должен действовать настоящий тренер? Он должен видеть КОМАНДУ и игроков в ней на определенных позициях — причем на таких, где они, быть может, никогда раньше не играли. Что такое «хороший полузащитник» вообще? Непонятно. Где он играет, что умеет — нужна конкретика. Тренер улавливает то, что широкой публике незаметно и непонятно, — допустим, тот или иной футболист частенько смещается в ту или иную зону… Таков был Соловьев. Он видел Лобановского на левом краю и доказал свою правоту делом».
Вот так. Эти слова — напоминание и упрек тем, кто пытается искать истину на поверхности и снимать ее, как пенку с молока. На самом деле, мы крайне редко узнаём 100 процентов правды. Время, амбиции, обиды, память…
Но что бы там ни говорили, Лобановского помнят левым нападающим. Классным левым нападающим! Кто разбирается в футболе, правда, обязательно добавит: «Только не забывайте Валета — Трояновского, беззаветного трудягу, игравшего в «Динамо» левым полусредним и снабжавшего Лобановского своими передачами…»
Мог ли Лобановский-игрок достичь большего?
«А что, если бы?..» — вопрос, который чрезвычайно соблазнительно задавать, оглядываясь на прожитую жизнь. Здесь можно вспомнить стихи прекрасного поэта Георгия Иванова:
В шуме ветра, в детском плаче,
В тишине, в словах прощанья
«А могло ли быть иначе?»
Слышу я как обещанье.
Как могла бы развиваться история на одной шестой части суши, если бы император Николай Второй не отрекся от престола? А если бы Гражданскую войну выиграли белые, а не красные — Троцкий утверждал, что судьба Советской власти несколько раз висела на тонюсеньком волоске; случалось, отчаянное положение буквально в последний момент спасал какой-нибудь верный полк или один-единственный комиссар?
А могла ли Япония — сегодня одна из наиболее могущественных держав планеты — совершить свой колоссальный рывок гораздо раньше, если бы она не изолировалась в семнадцатом веке от всего мира почти на триста лет? И каким бы был тогда облик современного мира?
Всегда достаточно велик соблазн переиграть прошлое, представить себе иной ход развития событий, — ведь ключевым понятием, например восточной мысли, является случай. «Случай предоставляется нам лишь раз в день, в месяц, в год, в десять, в сто лет, — писал в семнадцатом веке ученый Тан Чжэнь. — Вот почему нужно быть готовым не упустить его. Даже если этот случай откроется нам за едой, нужно тотчас бросить свои палочки и выбежать из-за стола. Ибо может статься, что, когда мы закончим трапезу, случай уже ускользнет от нас… Случай — это встреча человека с его судьбой и мгновение, в которое решается, быть ли победе или поражению…»
Пытаться сегодня гадать, насколько успешнее могла сложиться карьера Валерия Лобановского-игрока, которого многие видели на позиции центрфорварда, все равно, что пытаться войти в бурную реку времени дважды.
Но вне зависимости от того, откуда — с фланга или из центра — нападающий Лобановский угрожал воротам противника, болельщики его просто обожали.
Однако «любимец публики» — не профессия. И дальше будет еще хуже, чем в истории с Соловьевым и переводом налево. Второй раз, когда игра Лобановского перестанет устраивать тренера, мнением самого футболиста забудут даже поинтересоваться. Случится это в шестьдесят четвертом, когда новый наставник «Динамо» Виктор Маслов решит отчислить народного любимца из команды. Популярный нападающий играл в футбол, который Маслов считал устаревшим и бесполезным. И при этом зарвавшийся игрок даже отказывался выполнять тренерские указания! Он считал ненужным для себя расширять диапазон игровых действий на поле, активнее участвовать в защите. Всеобщий кумир публики не вписывался в игровую модель Маслова.
Пройдут десятилетия, подобно Летучему Голландцу, скитающемуся по морским просторам и никогда и нигде не бросающему якорь, и, уже став выдающимся тренером, ВВЛ признает правоту Виктора Маслова — мол, будь я на его месте, поступил бы точно так же: «Не мог я, Лобановский-игрок, подняться до уровня Маслова-тренера. Совершенно иной уровень понимания, другой уровень мышления. Маслов имел полное право на такой шаг. Он ведь уже замыслил для киевского «Динамо» игру, для которой нужны были не такие футболисты, как Базилевич и Лобановский, а игроки совсем другого типа… Маслов пытался объяснить мне свою позицию, призывал играть шире, освобождать зону для подключений крайних защитников. Я же отвечал: «Не буду этого делать. Играю так, как знаю и хочу».
А вам не кажется странным это упорство молодого Лобановского? Неужели с годами он так преобразился и настолько изменил свои взгляды на жизнь, что безоговорочно признал правоту тренера, убравшего его из состава популярнейшей команды, на которую молились миллионы болельщиков по всему Советскому Союзу?
Мы так не считаем.
Более того, уверены: вина тренера обязательно присутствует в каждом таком случае. Маслов мог и должен был найти способ переубедить Лобановского, одного из лидеров команды, одну из ее звезд! Но почему-то не захотел — или не смог — обратить его в свою футбольную веру.
По всей видимости, решил, что гораздо проще вышвырнуть строптивца и взять на его место кого-нибудь более покладистого… И потому в искренность Лобановского, восхищающегося Масловым, верим, но с существенной оговоркой. Лобановскому-тренеру удобно было говорить именно так, удобно было каяться в своем непонимании чуть ли не элементарных вещей, потому что он во многом выступил последователем Маслова!
Именно Маслов научил Лобановского поступать так: самое главное — команда, и Бог с ней, с отдельной личностью! Если она требует слишком уж индивидуального подхода, слишком капризна — пусть ищет счастья в другом месте. А неплохие исполнители в качестве замены всегда найдутся, советский футбол богат неизбалованными талантами…
Забегая вперед, скажем, что в начале девяностых это правило в Украине, да и в России, работать перестало. Рухнула система детско-юношеских школ, обезлюдел отечественный футбол. Полетели селекционеры по городам и весям — в Белоруссию, Грузию, Югославию, Румынию, Африку. Своих же юных талантов не стало… А умения работать с людьми, многие из которых в наши рамки полного подчинения и универсализации не укладываются, тем более — как не было, так и нет. Откуда бы ему взяться? Когда Давор Шукер, лучший бомбардир ЧМ-98, изъявил желание поиграть за киевское «Динамо», вопрос о его переходе всерьез даже и не рассматривался — как же-с, приедет европейская звезда, начнет гнуть свою линию, качать права и нарушит нормальный психологический микроклимат в команде!..
Удивительно, не правда ли? Словно Лобановский-тренер решил отыграться на футболистах, испробовав на них все то, что когда-то пережил сам! Но и помочь им добиться того, чего не смог достичь сам как футболист, заставить сделать то, что не сумели заставить его!.. Впрочем, это только наше предположение.
Но вернемся в подернутые дымкой времени шестидесятые.
Несмотря на конфликт с Масловым, ВВЛ многое взял у своего наставника, которого отличала дьявольская интуиция в игре, огромный опыт и отсутствие консерватизма.
По мнению легендарного защитника киевлян Владимира Мунтяна, позднее ставшего тренером, «Маслов умел моделировать не только игру целой команды, но и каждого футболиста в отдельности. Между прочим, он первым из наших тренеров стал делать акцент на физическую подготовку игроков. Не Лобановский, как принято заученно считать, а именно Маслов. Другое дело, что Дед полагался здесь больше на свое природное чутье, тогда как Лобановский, будучи специалистом уже новой формации, поставил дело на научные рельсы. Любопытно было, что Лобановский-игрок, не понятый и не «принятый» Масловым, был настроен самым решительным образом против высоких физических нагрузок, не связанных с мячом.
А когда сам стал тренером, круто изменил точку зрения».
По поводу ухода Лобановского из «Динамо» есть еще одна версия.
Тот же Аркадий Галинский утверждал, что Дед просто-напросто серьезно обиделся на Лобановского, когда тот отказался принять водочки с остальными футболистами. Рассказывали, что иногда Маслов практиковал разгрузочные мероприятия под девизом: «вы же все равно напьетесь, так уж лучше под моим присмотром»…
Согласно этой версии, Лобановский отказался выпить за удачу в предстоящем сезоне (дело якобы происходило во время задержки рейса в Симферопольском аэропорту, когда «Динамо» возвращалось со сборов) … Какое кощунство! Ведь надо было всего лишь пригубить… Двадцать седьмого апреля 1964 года в Москве в игре со «Спартаком» Лобановского заменят. Базилевич сравняет счет (при Лобановском «Динамо» проигрывало 0:1. Так следует из отчетов об игре, в то время как А. Галинский и А. Кузнецов утверждают, что все было наоборот — «Динамо» вело! Вот и верь после этого кому-то…).
Но это уже ничего не могло изменить. Несмотря на то, что болельщики кляли почем зря кадровую политику нового тренера, карьера нападающего, любимца публики, в «Динамо» фактически завершилась. Правда, будет еще несколько публичных высказываний Маслова: Лобановский-де старомоден, передерживает мяч, тормозит атаки и т. д. Пресса радостно подхватит — ей только дай возможность клюнуть побольнее… Согласно утверждениям Галинского, гонения на Лобановского ничем не были обоснованы и подкреплены, кроме личной неприязни Маслова-Деда, который был игрокам отцом и братом, но умел и припомнить, и отомстить.
И Лобановскому ничего не останется кроме как покинуть команду. Майский матч с ярославским «Шинником» принесет боевую ничью 2:2, и раздосадованный неубедительной игрой Маслов свалит все на Лобановского, благо по телевидению игру не показывали. О настоящей причине очередного конфликта говорили вполголоса: якобы приключилась стычка в раздевалке после игры с «Шинником». На заявление Деда, что в команде играет один Серебряников, Лобановский в сердцах шваркнул бутсами об стенку…
Этот конфликт в раздевалке удивительным образом напоминает другую историю, которая случилась в киевском «Динамо» спустя всего несколько лет, когда команду возглавлял тандем тренеров Лобановский — Базилевич. О ней вспоминал Яков Погребняк, бывший секретарь ЦК КПУ, курировавший команду с 1971 по 1987 годы:
«В феврале семьдесят шестого года после одного из товарищеских матчей в Швейцарии, когда игра (в очередной раз!) не пошла у всей команды, тренеры прямо в раздевалке стали «выговаривать» Блохину. Правда он был виноват в том, что перед самым финальным свистком немного поспорил с арбитром, который, как показалось Олегу, судил явно в пользу хозяев поля. Результат — 1:1. Но дело не в счете. Команда не показала своей настоящей игры.
Довольно самолюбивый, уже знающий себе истинную цену Блохин (только-только ставший обладателем «Золотого мяча»), стаскивая с себя мокрую футболку, сцепив зубы, молча слушал нападки тренеров. Особенно усердствовал Базилевич. По его словам выходило, что Блохин — чуть ли не главный виновник слабо проведенной игры всей команды. При этом тренер не особенно выбирал выражения. И тут Блохин взорвался, тоже дав волю эмоциям.
— Петрович, если я начну выражаться, кое у кого уши повянут, — зло сказал он и в сердцах резко стукнул бутсой о пол, выбивая застрявшие между шипами комья дерна.
— Ах, ты та-ак?! — отпрянув, выкрикнул Базилевич. — Ты что, на меня лаптем замахиваешься? Ну, погоди, возвратимся домой…»
После размолвки с Масловым в следующих матчах чемпионата ВВЛ не будет даже в заявке (правда он еще несколько раз эпизодически появится в основе, забьет за дубль, но его судьба была уже предрешена) …
И снова впоследствии Лобановский многократно признает правоту тренера: «Так было надо, так было лучше для команды!»
Впору вновь написать сакраментальное: «Как бы то ни было…» Как бы то ни было, Лобановский завязал с карьерой игрока. А потом ушел на тренерскую работу.
Можно было бы совсем проскочить этот отрезок времени, если б не маленькая деталь, весьма важная для биографии ВВЛ. Именно в Одессе он закончил вуз, защитив диплом. В городе у моря тоже был свой политехнический институт, только вместо теплофизического факультета Лобановский доучивался на факультете морозильных установок…
Как-то Валерий Васильевич обронил, что техническое образование было чуть ли не ошибкой: не разглядел он, что его судьба лежит именно в футболе. Возможно, что ВВЛ, как часто бывало, слегка лукавил или излагал «версию для печати». Высшее техническое образование напрасным быть не может, ибо прививает человеку логическое мышление.
Хотя, пожалуй, стоит опять привести «параллельную» версию — вариант ответа на напрашивающееся: «А почему именно «Черноморец», почему, мягко говоря, средненькая команда, «в честь прихода Лобановского» выбравшаяся в высшую лигу?» Почему не Москва, которая была со всех сторон наиболее удобным вариантом?
Поговаривали, Маслов пригрозил Лобановскому, что отберет киевскую квартиру (не служебную, квартиру, в которой прописана вся семья игрока!), а тот, дескать, поверил…
Пресса в те годы почему-то нещадно нападала на Лобановского. Небольшая цитата из его письма (по А. Галинскому, это своего рода ответ на очередной «пресс-наезд»): «То, что было напечатано в «Советском спорте» и «Спортивной газете», безусловно, неприятные вещи. Тем более что они полностью необоснованные. Подобные заметки начали появляться в конце прошлого сезона в местной прессе. Со статьей о команде «Черноморец» в газете «Знамя коммунизма» выступил Л.
В этой статье он разбирал игру команды «Черноморец» против ЦСКА в Москве. Заранее скажу, что игру эту мы выиграли со счетом 1:0, что автором гола был Лобановский, что в спортивном выпуске по радио отметили его отличную игру. А вот Л. написал, что Лобановский является тормозом команды, часто передерживает мяч и, в общем, как я понял, мешает игре команды. В этом году уже было написано много подобных статей. Особенно мне было тяжело и играть, и читать спортивные отчеты в период защиты диплома… Из команды «Черноморец», я думаю, придется уйти, даже если бы и заставляли там играть. Но вот куда пойти играть, это очень сложный вопрос… И вообще, стоит ли играть сейчас?»
Не здесь ли лежат истоки последующей извечной неприязни Лобановского к пишущей и снимающей братии?..
После «Черноморца» путь Лобановского лежал в Донецк. За горняцкий коллектив он выступал чуть больше календарного года. На одном из рядовых тактических занятий у возглавлявшего «Шахтер» Олега Ошенкова Валерий неожиданно встал и направился к выходу. «Валера, ты что?» — «Да надоело, одно и то же, одно и то же…»
Оставаться в команде после такого Лобановский уже не мог — даже под угрозой последовавших взысканий по партийной линии и продолжающегося ураганного обстрела со стороны прессы. К тому же ВВЛ был не один: вместе с ним ушел Олег Базилевич.
Выступая за «Шахтер», Лобановский забил за полтора сезона пятнадцать мячей. Мог бы и больше, но бывший центрфорвард, переквалифицировавшийся в левого хавбека, играл еще и на позиции плеймейкера!
Постепенная эволюция Лобановского-игрока удивительным образом совпадала с эволюцией футбола того времени!
Пожалуй, мы вправе предположить: очевидно, в те годы и рождался ВВЛ-тренер. Который, как ни парадоксально, во многом станет антиподом себя-игрока…
И Лобановский-тренер затмит Лобановского-футболиста!
Из первоисточника
Маслов морщился, когда мы с Базилевичем, получая мячи на флангах, как и прежде демонстрировали технику на месте, технику обводки по своим «желобкам». Он хотел — и требовал от всех без исключения игроков — значительного расширения диапазона действий, неутомимых маневров в атаке по всему ее фронту, заставлял освобождать фланговые зоны для внезапных подключений по ним полузащитников и даже защитников, неукоснительно претворял в жизнь один из основополагающих своих тактических принципов — постоянное создание численного большинства во всех фазах игры, боролся всеми методами против передержек мяча, красивостей ради красивостей, громко клял тех, кто ожидал пас, стоя на месте.
Для того чтобы играть так, как он требовал, нужны были несколько иные тренировочные методы, нежели те, которыми в команде обходились прежде. Маслов видоизменил и характер тренировок, и тренировочные средства, серьезный акцент сделал на атлетическую подготовку как в подготовительном периоде, так и во время чемпионата.
Не стану утверждать, что новшества Маслова понравились всем. Мы, и я в том числе, наивно полагали, что вполне можно было бы обойтись известными нам способами ведения тренировок, не меняя при этом так кардинально организацию игры. Нам не дано было тогда понять то, что уже понимал Маслов. Я дискутировал с тренером по ряду вопросов и был убежден в своей правоте. Я считал более разумным в соревновательный период, когда много нагрузок выпадает в матчах, тренироваться только с мячом. Не мог я понять, зачем всем надо делать одинаковый объем работы, я считал, что одна группа людей должна быть занята в основном так называемой черновой работой, а другая — «ювелирной», благодаря которой и ставится точка в общем успехе. И наконец, гораздо ближе мне по игровому духу были привычные методы игры, традиционные проходы по флангу, пусть затяжные по времени, но красивые и эффективные, и мне трудно было поверить, что они тормозят командную игру.
Тренерская правота Маслова оказалась намного выше моей правоты игрока. Я не собираюсь рассуждать на тему, стоило ли Маслову возиться тогда со мной и обращать в свою веру, но сейчас бы я, по всей вероятности, поступил бы с Лобановским-игроком так же, как поступил он: разругавшись со мной в раздевалке ярославского стадиона после ничьей с «Шинником» 2:2, он перестал ставить меня в основной состав, и я понял, что в этой команде мне больше не играть.
Не скажу, что понимание этого доставило мне огромную радость. Я был раздосадован и зол на Маслова, его действия казались мне верхом несправедливости, я считал себя незаслуженно обиженным и, любя безмерно киевское «Динамо», мечтал доказать свою правоту в то время, когда играл в команде другой.
Между тем Маслова резко критиковали за результаты, за шестое место в 1964 году, за невысокую результативность, за… зонный принцип в обороне, который он применял в чистом виде. Слава Богу, у людей, ответственных за судьбу команды, хватило терпения, и Маслову было предоставлено время, которым он умело воспользовался, выведя киевское «Динамо» на уровень высокого международного класса в 1966–1968 годах.
А я в это время играл, два года в «Черноморце», полтора — до июля 1968 года — в «Шахтере». Киевское «Динамо» нам удалось обыграть лишь однажды — во втором круге 1967 года в Донецке 2:1.
Через год я сказал себе: «Хватит!» Мы не сошлись во взглядах с возглавлявшим тогда «Шахтер» Олегом Александровичем Ошенковым, и, будучи капитаном команды, глядя уже на многое с «масловской колокольни», я не мог играть в футбол, который культивировал донецкий клуб.
В «Советском спорте» в конце июля появилась заметка «Футболист уходит…», в которой автор признал, что «оба мы, одинаково любящие свое дело, одинаково болезненно переживаем неудачи, но каждый понимает футбол по-своему и каждый свою точку зрения считает единственной». Заметка сопровождалась монологами:
Футболист: «Я не удовлетворен положением дел в команде. Играть так, как мы играем, дальше нельзя. Мне претит антифутбол. А то, во что мы играем, и называется антифутболом. Не в узком — в широком смысле слова. Потому что рассчитывать на удачу, на случай в современном футболе нельзя. Надо найти четкий водораздел между атакой и обороной, ничем не пренебрегая. Надо создавать ансамбль, коллектив единомышленников, подчиненных одной игровой идее. Я давно твержу, пусть кому-то обидно будет это слышать, что в нашей команде неправильный подбор игроков.
И еще: футболиста надо уважать. Нельзя требовать, чтобы человек улыбался, когда ему плохо, чтобы больной человек делал вид, будто он здоров. Я больше не хочу пытать счастья в других командах — я больше не играю…»
Тренер: «Надо уметь довольствоваться тем, что есть. Надо заставить себя наступить на горло собственной песне ради интересов коллектива, ставшего тебе родным. Мы играем в такой футбол, какой есть и в который мы можем играть. Я тоже был бы рад иметь в своей команде «всех звезд мира…» Надо подавать пример молодым, а не заражать их своим настроением. Надо быть бойцом…»
Обо мне сложилось примерно такое мнение: игрок неплохой, но скандалист — из киевского «Динамо», после того как повздорил с тренером, попросили, а из «Шахтера», не сработавшись с наставником, сам ушел…
Я действительно не собирался больше играть, хотя и приглашали еще — 29 лет по тогдашним меркам не возраст. Но не только играть. Я вообще собирался вычеркнуть себя из футбола, забыть, уйти, заняться серьезным делом — у меня же специальность! — которому учился, и даже не читать ничего больше о футболе.
Не тут-то было.
Никак не мог свыкнуться с мыслью, что не надо больше выходить на поле: во снах я еще играл. Закончил действительно рано — играть бы еще да играть. Сам решил. Но, как видно, волевые решения, даже если сам их принимаешь, могут доставить нестерпимую боль.
Таков футбол: отдать ему полтора десятка лет (полжизни было тогда для меня) и потом начисто забыть о нем может далеко не каждый. Я не смог. Скоро, очень скоро почувствовал, что порвать с футболом — выше моих сил…