1

Белоснежный трехпалубный теплоход, на борту которого красной краской было выведено название – «Рамсес И», под звуки арабской музыки грузно отчалил от пристани и двинулся в путешествие по Нилу. Пассажиры, столпившиеся на верхней палубе возле поручней, подставляли лица слабым порывам ленивого ветерка, наслаждаясь панорамой проплывающих мимо оазисов и старинных египетских строений.

В течение двух дней, пока длилось путешествие до Асуана, я загорал, плескался в мелком бассейне на палубе или же отсыпался в своей достаточно комфортабельной одноместной каюте. Питание было прекрасным, обслуживающий персонал весьма предупредителен, а по вечерам начинались развлечения. Если только можно было назвать таковыми традиционный восточный «танец живота» в исполнении двух уже немолодых и полных танцовщиц, телодвижения которых могли вызвать эротические мечты только у недавно освободившегося после длительного срока заключения арестанта.

Но туристы, в особенности немецкие, составляющие подавляющее большинство пассажиров, оказались публикой веселой и невзыскательной. Раскупив продававшуюся на борту «Рамсеса II» египетскую национальную одежду, они вырядились словно арабы, с видимым удовольствием разгуливали по теплоходу, подогревая себя многочисленными коктейлями.

Ландшафт долины Нила оказался довольно однообразным – пологие берега, зеленеющие круглый год поля, рощи пальм. Время от времени наш теплоход провожали мальчишки, игравшие возле крестьянских хижин. Приветствуя совершенно незнакомых людей радостными воплями, они махали руками и долго бежали вслед за нами по берегу, пока не превращались в маленькие точки.

Посреди Нила попадались небольшие островки, населенные бесчисленными стаями неизвестных мне птиц. Когда «Рамсес» проплывал мимо такого острова, птицы взмывали ввысь и тучами кружили над судном с громкими криками. Наконец, в районе Асуана картина совершенно изменилась, и Нил устремился вперед через живописные нагромождения гранитных скал.

Асуан оказался вполне современным городом, построенным на территории древнего города Абу, который греки называли Элефантин, что означает «Слоновий остров».

Давным-давно здесь находился процветающий рынок, на котором можно было купить все, что угодно: от золота и слоновой кости и до рабов включительно.

Я нанял феллуку, чтобы переправиться на Элефантин, лежавший посредине Нила прямо напротив Асуана. На острове работала команда французских археологов из четырех человек. Она занималась изучением остатков древних храмов, находившихся на Элефантине.

Познакомившись с руководителем археологической экспедиции, Клодом Жамэ, типичным французом лет сорока, с волосами цвета воронова крыла без малейших признаков седины, одетым в короткие шорты и белую хлопковую майку, я объяснил ему цель своих поисков на острове.

– Вас интересует еврейский храм? – удивленно переспросил Клод на хорошем английском языке, в котором почти не угадывался акцент.

– Да, – подтвердил я. – Любые доказательства того, что Ковчег Завета мог быть привезен сюда на остров.

Француз внимательно посмотрел на меня.

– Я слышал от местных жителей, что здесь когда-то действительно находился еврейский храм. Но от него ничего не осталось. Он был разрушен, а на его месте позднее выстроили римский храм.

– Вы можете точно определить время? Я имею в виду дату, когда здесь было еврейское поселение.

– Между седьмым и четвертым веками до нашей эры.

– Но если от храма ничего не осталось, то как можно быть уверенным в самом факте его существования в столь далеком прошлом?

– Ну, это как раз не сложно подтвердить. Существовала довольно оживленная переписка между Элефантином и Иерусалимом. Письма писались на папирусах и передавались гонцами.

– Когда храм разрушили?

– Мне кажется, в четыреста десятом году до нашей эры.

Разговаривая с Клодом, мы вскарабкались на вершину острова, на самый высокий холм, где когда-то должен был находиться храм. Вокруг открывался прекрасный вид на Асуан и великий Нил.

Клод взмахнул рукой, указывая куда-то вдаль:

– Вон там, видите, находится Асуанская плотина, выстроенная Советским Союзом. А за ней – огромное озеро, названное именем бывшего президента Насера. Увы, здешней природе нанесен непоправимый ущерб. А ведь когда-то здесь водились даже крокодилы. Множество крокодилов, – он тяжело вздохнул и сокрушенно покачал головой. – Иногда я задумываюсь о полной бессмысленности своей профессии. Ведь мы вынуждены работать медленно, исключительно осторожно и внимательно исследуя следы прошлого. А нашу планету уничтожают сравнительно быстрыми темпами. Изощренно и

планомерно.

Я огляделся вокруг. Мы стояли на пустынной каменистой почве. Напротив нас находилась одинокая полуразрушенная, некогда массивная колонна. Я догадался, что это и есть часть римского храма. Никаких следов еврейского храма обнаружить не удалось

2

Заметив мое разочарование, Клод Жамэ, чья фамилия звучала вполне жизнеутверждающе и оптимистически, попытался приободрить меня:

– Здесь было много храмов, Стив. В различные периоды истории они посвящались богам тех иностранных войск, которые оккупировали Египет в первом тысячелетии до нашей эры. Разрушая предыдущие постройки, архитекторы новых храмов использовали для своих строений материалы уничтожавшихся культовых сооружений. Не огорчайтесь, но еврейский храм полностью исчез.

Я кисло улыбнулся. Акты вандализма, которым подвергались гробницы фараонов и различные монументальные шедевры архитектуры, были в традициях Египта. Ведь даже фараоны, возводя собственные храмы, отнюдь не брезговали разборкой и использованием в качестве строительного материала сооружений своих предшественников. Египетские христиане спокойно и методично уничтожали следы великой цивилизации предков.

Сменившие их мусульмане также без особых угрызений совести и религиозных эмоций уничтожали древние памятники. На массивных средневековых стенах Каира то и дело можно было наткнуться не только на надписи, оставленные наполеоновскими солдатами, но и на плиты с древними иероглифами и рельефами, о происхождении которых легко догадаться. Английский путешественник Ричард Покок, посетивший Египет в конце восемнадцатого века, был шокирован тем, что оказался очевидцем распиливания древних колонн на мельничные камни.

– Была ли какая-то официальная причина разрушения храма? – спросил я Жака.

«Жамэ» – по-французски означает «никогда»

– Вроде бы конфликты между членами еврейской общины и египтянами.

– Какого рода конфликты?

– Дело в том, что рядом с еврейским храмом находился египетский, посвященный богу Хнуму. Он изображался с головой барана, из-за чего и возникло напряжение в отношениях между евреями и местными жителями.

Я вопросительно посмотрел на Жамэ.

– Все будет понятно, – конкретизировал он, – если вспомнить, что евреи практиковали жертвоприношения, и обычно баранов умерщвляли. Это не могло доставлять особой радости жрецам Хнума. Отношения накалялись и, очевидно, все закончилось выселением чужаков с острова и разрушением храма.

– Почему вы так думаете, Жак?

– Вся переписка внезапно прекратилась. Обмен корреспонденцией между Иерусалимом и Элефантином прекратился около четырехсотого года до нашей эры.

– Похоже, что евреи действительно были вынуждены в спешном порядке оставить остров. А что случилось дальше?

– Никто не знает, – медленно отчеканил Клод. -Никакой информации. Хотя…

– Что «хотя»? – зацепился я за его оговорку.

– Мне доводилось слышать от местных жителей одно древнее предание. В нем упоминалась страна, в которую отправились евреи.

– Хм-м, любопытно, куда же они перебрались?

– В Индию. Да-да, в Индию… – задумавшись, повторил Клод Жамэ. И спохватившись, добавил: – Но это совсем не означает ту страну, которая находится на современной географической карте. В древности термин «Индия» был очень расплывчатым и охватывал огромные территории. Западноевропейцы называли так далекие страны, в основном подразумевая под этим неизвестные земли.

– В средние века представление географов были скорректированы?

– Ничего подобного. Они не стали более близки к современным. География только зарождалась как наука. В хрониках двенадцатого-четырнадцатого веков Индия представлялась как страна чудес, где жили пигмеи, которые почему-то сражались с аистами. Люди там имели ступни, повернутые назад, с восемью пальцами на каждой ноге. Описывались кинокефалы – люди с собачьими головами, лающие и рычащие. В Индии, якобы, жил народ, чьи женщины всегда рожали только одного ребенка, при этом всегда беловолосого, а люди насыщались от одного запаха пищи.

– Видимо, эти хроники писались в состоянии алкогольных запоев, – вежливо предположил я.

– Или же это просто смесь каких-то реальных местных обычаев, непонятых путешественниками-иностранцами, с неправильно интерпретированными или переведенными словами и терминами, породившая столь нелепые фантастические представления.

– То есть, Ковчег мог отправиться с Элефантина в любую точку земного шара?

– Вполне. Если не учитывать разделение Индии средневековыми географами на три части.

– И куда же их поместили?

– Первую – рядом со страной мидийцев, вторую – на край света…

Я сокрушенно сделал шаг в сторону обрыва, от чего у Клода могла зародиться мысль о том, что впечатлительный журналист готов броситься вниз и разбиться о камни или же утонуть в Ниле. На самом же деле я просто представил себе вытянутое лицо Тернера, которому я предлагаю оплатить мне командировочные расходы в «Индию, находящуюся на краю света».

Умело выдерживая паузу, француз сообщил:

– Третья часть находилась напротив Эфиопии.

Я не смог сдержать своего изумления.

– Так значит Эфиопия. Снова страна царицы Савской и ее сына Менелика.

– Правильнее было бы сказать: Абиссиния.

– Конечно, конечно… – Чтобы уточнить свою гипотезу, я переспросил Клода: – Каковы были предположительные размеры храма?

– Восемьдесят футов в высоту и тридцать в длину.

– Но ведь в Библии говорится о приблизительно таких же размерах и храма царя Соломона…

– Совпадение налицо. Особенно, если вспомнить, что крыша храма Соломона и храма на острове Элефантин были изготовлены из одного и того же материала.

– Кедра?

– Угадали.

– Как выглядел храм Элефантина?

Клод хлопнул себя по карманам и признался, что оставил блокнот внизу в лагере. Нисколько не огорчившись такому обстоятельству, он наклонился и поднял кусок засохшей ветки. Затем, присев на корточки, от чего у него что-то щелкнуло в коленях, Жамэ нарисовал на земле приблизительный чертеж.

– Принимая во внимание полное отсутствие каких-либо упоминаний описания храма… В общем, то, что мы раскопали на руинах римского храма, дает возможность говорить о каменных колоннах, пяти воротах, также каменных, и о крыше из кедрового дерева.

– Имел ли храм Святая Святых?

– Место, где мог находиться Ковчег? Неизвестно. Вполне вероятно.

– Почему вероятно?

– В многочисленных папирусах рассказывается о том, что, по мнению евреев, Бог физически обитал в их храме. Вспомните, Стив: в древнем Израиле верили, что Бог находится там, где Ковчег. Эта вера изменилась только после исчезновения сундука…

– Следовательно, – подхватил я бодрым голосом, – если евреи Элефантина говорили о Боге как о присутствующем физически рядом с ними, значит Ковчег был у них в храме.

– Могу снова повторить: вполне вероятно, – Клод с холодным любопытством взглянул на меня, прикрывая ладонью лицо, по которому стекали капли пота. Его майка стала бурой от влаги. Солнце стояло в зените и совсем не собиралось проявлять снисхождение к чужеземцам, забредшим по разным причинам на египетскую землю. – Куда же теперь вы отправитесь?

Я честно признался, что весьма смутно представляю себе, в какую часть света необходимо заказывать билет, чтобы попасть в «Индию».

– Надо подумать, – сказал я, ожидая реакции Жамэ. Мне почему-то показалось, что он не зря задал свой вопрос.

Вместе с французом мы уже спускались с холма вниз, торопясь укрыться в спасительной тени веерных пальм. Клод предложил мне выпить египетского чаю – на выбор, горячего или холодного. У меня от жары совершенно пересохли губы, и я охотно согласился на второй вариант.

Когда мы пили подслащенную ярко-красную жидкость, я наслаждался прохладой этого национального напитка Египта, который иногда почему-то называют «суданской розой».

– Может, Маклин, вам небезынтересно будет побывать на острове Филе?

– Мне не хватает времени для работы, а вы предлагаете отправиться в туристическое путешествие, – укоризненно парировал я. – Довольно и того, что я два дня плыл по Нилу сюда. И еще столько же буду плыть обратно в Каир.

– В прошлом веке на черном континенте без вести пропал молодой ученый и путешественник – доктор Фогель.

– В первый раз слышу об этом,

– Он появился в Африке с какой-то неясной целью. Говорили, что Фогель что-то пытался разыскать по указанию германского правительства.

– У него была настолько серьезная миссия?

– Более чем. Когда он исчез, немцы очень обеспокоились. Снарядили экспедицию на поиски Фогеля. Денег собрали прилично. Правда, некоторое время не знали, кого поставить во главе розыскной команды. В конце концов, взоры обратили на доктора Гейглинга, бывшего долгое время австрийским консулом в Судане.

– Выбор оказался удачным?

– Надо признать, да. Гейглинг был отважным и осмотрительным путешественником, привыкшим к африканскому климату.

– Вероятно, овладевший местными языками, поскольку долго жил и работал в Африке…

– И хорошо знавший обычаи местных народов, опытный в географических и астрономических наблюдениях, прекрасно чертивший и рисовавший. В обшей сложности, он семь лет занимал дипломатические должности в нильских странах. Операция называлась «Черный пилигрим». Кроме розысков самого Эдуарда Фогеля, Гейглинг должен был исследовать страну между озером Чад и Нилом, в то время еще неизвестную. Специально для путешественников издали большую карту Черного континента, на которую нанесли пути предшествующих экспедиций, начиная от шотландца Джеймса Брюса. Таким образом, можно было видеть, что еще остается сделать а Африке, и какие именно пробелы восполнить.

– Они нашли Фогеля?

– Не торопитесь, Стив, Это в наши дни вы можете включить компьютер и отправить сообщение по факсу или электронной почте через океаны и континенты. В середине девятнадцатого века жизнь текла куда медленнее. Экспедиция продолжалась три года. Ее участникам пришлось пережить много головокружительных приключений и опасностей. Они отправились вначале вниз по Нилу, из Каира в Хартум, что заняло три месяца. Такой маршрут очень вреден для европейцев, и один из друзей Гейглинга, доктор Шпейнднер – цветущий молодой человек, которому еще не исполнилось тридцати лет, тяжело заболел. Долгое время новостей о Фогеле не было. Но затем им повезло: Гейглинг с товарищами встретили охотника за слонами. Его звали Теодоро Евангелиста.

– Совсем как топ-модель Линда Евангелиста. Только профессии отличаются. А так прекрасная парочка получилась бы: охотник за слоновьими бивнями и знаменитая манекенщица.

– Случайно встретившийся охотник и рассказал Гейглингу о том, что он видел человека, похожего по описанию на Фогеля, как две капли воды.

– Звучит интригующе, – сказал я. – Правда, лишь в том случае, если это был действительно Фогель.

Французский археолог посмотрел куда-то вдаль, будто он мысленно унесся от меня далеко-далеко. Поблуждав несколько секунд в других галактиках, он рассеянно взглянул на меня, лицо его стало чуточку изумленным, словно Клод силился вспомнить, каким образом я очутился рядом с ним на острове Элефантин.

– Это был действительно Фогель. – Произнеся словно загипнотизированный эти слова, Клод встряхнул головой, пытаясь избавиться от чего-то. – Точнее сказать, то, что от него осталось.

Я положил руку ему на плечо и едва заметно сжал его, помогая Клоду прийти в себя.

– Что значит «то, что от него осталось»?

Клод окончательно пришел в себя:

– Он умер на руках у Евангелисты, и тот был готов поклясться всеми богами, что Фогель сошел с ума. Он был совершенно изможден, все время твердил, что находился в каком-то плену. Его речь была бессвязной, больше похожей на бред душевнобольного. Из потока слов можно было разобрать лишь некоторые. Евангелиста говорил, что он слышал бормотание о каком-то кресте. Фогель все время порывался куда-то бежать, в бреду ему чудились преследования и погони. А однажды он неясно выговорил слово…

– Какое слово? – нетерпеливо спросил я.

– Филе.

Я вначале не понял.

– При чем здесь мясо?

Клод поморщился.

– Разумеется ни при чем. Неподалеку от Элефантина есть остров Филе.

– Вы можете подумать, что я понапрасну трачу ваше время, – извинился я. – Но что за миссия была у Фогеля? Какое специальное поручение от германского правительства?

Клод скользнул равнодушным взглядом по вершине холма.

– Об этом было известно лишь самому Фогелю.

– Может, у вас имеются догадки? Взгляд Клода задержался на мне.

– Может и имеются. Но это – частное мнение.

Я просто подивился тому, каким замкнутым, застегнутым на все пуговицы, стал вдруг Жамэ.

– Как долго добираться до Филе?

– Несколько минут. Если возьмете лодку, то не успеете даже полюбоваться окружающими красотами. Моментально прибудете на остров.

Мне оставалось только искренне поблагодарить французского археолога. Похоже, что в моих руках появилась тоненькая ниточка, ведущая к…

Но не будем забегать вперед…