1

К сожалению, я не умею просыпаться мгновенно. Уже услышав трель будильника, я продолжаю некоторое время дремать. К активной жизни я возвращаюсь только после утренней чашки дымящегося кофе и стопки свежих газет, еще пахнущих типографской краской.

В то утро мое внимание привлекла заметка в «Нью-Йорк Тайме». Я сразу впился глазами в знакомую фотографию, опубликованную внизу на первой полосе.

В фотографию директора Каирского национального музея доктора Хасана эль-Салеха. На ней он был изображен во время какой-то официальной встречи. Улыбаясь, доктор Хасан пожимал руку египетскому чиновнику из министерства культуры.

Но рядом с этой фотографией была помещена и другая: лежавшего на середине мостовой человека в белой рубашке и в серых брюках. Испуганный человек, в глазах которого затаился ужас, будто он увидел дьявола. Доктор Хасан на этой фотографии лежал в луже крови, на спине, с неловко подогнутыми ногами.

В опубликованной ниже заметке говорилось:

Я прочитал короткую заметку дважды. От начала до конца. Потом начал читать в третий раз. Впрочем, я уже не видел текста – строчки слились в одно большое пятно и поплыли перед глазами вместе с закачавшимися стенами и поехавшим в сторону от меня письменным столом.

Мне показалось, что началось землетрясение силой в девять баллов по двенадцатибальной шкале Рихтера. Я смотрел перед собой невидящим взглядом, не особенно возражая против того, что стены обрушатся на меня вместе с потолком и погребут под обломками.

Я сидел и ждал, уставившись в одну точку.

Ждал наступления конца света.

Апокалипсис по каким-то причинам был отложен, и, изумленно озираясь по сторонам, я обнаружил, что землетрясения нет. Столь значительный эффект на меня произвела короткая заметка с двумя фотографиями.

Вторая смерть, сопровождавшая поиски Ковчега Завета. Первым умер доктор Вулворд, пораженный пулей убийцы. Теперь пришла очередь и доктора Хасана, с которым, как и в случае с Вулвордом, я встречался и подолгу беседовал, пытаясь напасть на малейший след исчезнувшего Ковчега Завета.

И Вулворд, и эль-Салех оказали мне значительную помощь, дав нащупать тоненькую нить в лабиринте – нить Ариадны. И оба умерли. Встречи со мной приносили людям смерть

Или же смертельную опасность таило любое упоминание о Ковчеге? А реальной угрозе проститься с жизнью подвергал себя каждый из тех, кто проявлял излишний интерес к тайне трех тысячелетий? Если вспомнить о том, что кто-то обыскивал мой номер в нью-йоркской гостинице, попытку навсегда похоронить меня в подземелье на острове в Филе, то это предположение не выглядело наивным и вполне укладывалось в общую схему.

Согласно Библии Ковчег приносил смерть людям, пытавшимся заглянуть в него. Например, в городе Вефсамисе погибло более пятидесяти тысяч человек. Такая смерть настигла каждого, кто хотел поинтересоваться содержимым Ковчега. Но ведь до того, как оказаться в Вефсамисе, Ковчег некоторое время находился у филистимлян, разбивших иудейское войско и установивших его в городе Азот, в храме бога Дагона. Как мне удалось выяснить, в городах филистимлян в те времена свирепствовала страшная болезнь – или чума, или оспа. Поэтому смерть такого большого количества людей в Вефсамисе легко объяснялась эпидемией скорее всего оспы. А болезнь действительно могла быть вызвана Ковчегом – ведь священная реликвия прибыла в Вефсамис из городов, где бушевала эпидемия оспы, и болезнь занесли люди, сопровождавшие Ковчег.

Только человек мог нажать на спусковой крючок оружия. Как в случае с Вулвардом, так и в случае с Хасаном эль-Салехом.

Кого-то очень обеспокоили мои поиски.

Того, кто знал где находится Ковчег и хотел воспрепятствовать моим усилиям реального конкурента на пути к обнаружению золотого сундука?

А если предположить, что тот, другой (или другие!), не знает местонахождение Ковчега Завета и, решая задачу со многими неизвестными, пытается уничтожить конкурентов-соперников, медленно но верно прослеживающих цепочку событий, начиная со строительства Ковчега и водружения его в храме царя Соломона?

Кто бы ни являлся тем другим участником сегодняшних поисков Ковчега Завета, ему удалась важная вещь: бросить не меня подозрение в двух загадочных и, на первый взгляд, немотивированных убийствах известных людей.

Подозрение действительно падало на меня.

Я не сомневался, что имея в руках такую примету, как принадлежность журналиста, побывавшего у доктора эль-Салеха, к известной американской телекомпании, вопрос обнаружения полицией Стива Маклина – дело скорого времени. И тогда мне придется изрядно попотеть, чтобы доказать свою абсолютную невиновность.

Я не ошибся в своих размышлениях.

На следующий день мне нанесли визит два агента международной полиции – Интерпола.

2

Они ждали меня на работе, прямо в моем кабинете. Двое мускулистых поджарых ребят в темных костюмах.

Когда я открыл дверь кабинета и вошел в него, то один из них сидел в моем кресле. Не оставалось никаких сомнений в том, что бумаги и документы на письменном столе были тщательно просмотрены, а экран компьютера только что светился и список файлов также изучался с большим интересом.

Комната была ярко освещена лучами утреннего солнца.

– Добрый день, господин Маклин, – приветствовал меня сидевший за столом. – Уверены, что вас не должно слишком удивить наше появление.

У него было неподвижное лицо с чувственными губами и зелеными глазами. Он производил впечатление человека, находившегося в отменной физической форме, на самочувствии которого никак не сказывается недавно отмеченный сороковой день рождения. За высеченное словно из камня лицо, я сразу окрестил его «Чингачгуком – вождем индейцев».

– Вы хотите сказать, что сюда ежедневно спокойно заходят торговцы наркотиками? – я изобразил на своем лице удивление. – Если у вас есть свежая партия кокаина, господа, то вы пришли не по адресу. Меня не интересует организованная преступность.

Сидевший за столом лениво встал и, подойдя ко мне, предъявил удостоверение капитана Интерпола Джерри Ставински.

Я взглянул на удостоверение и восхищенно сказал:

– Классная работа, ребята. Отлично сработанные документы. А мне можете сделать такие же?

Капитан согласно кивнул.

– Можем. Если вы смените род занятий и будете работать в Интерполе. В нью-йоркской штаб-квартире.

Я огорченно пожал плечами и снял пиджак. Повесив его на плечики в шкафу, я повернулся к капитану Ставински.

– Итак, чем могу помочь? Кстати, вы не представили мне своего молчаливого коллегу.

Второй агент был чуть помоложе капитана. Он устроился возле окна, пристально наблюдая за всеми моими движениями как охотник, изучающий отпечатки следов преследуемого дикого животного.

– Лейтенант Брендон Макнолл, – процедил он, снизойдя до общения со мной.

– Чудесно, – одобрил я. – А вы не знаете господина Андерссона из нью-йоркской полиции? Замечательный, чуткий человек! И занимается приблизительно той же работой, что и вы, ребята.

Лейтенант Макнолл отошел от окна.

– А вас, Маклин, не удивляет наше появление?

– Нисколько, – спокойно ответил я. – Вы должны были появиться здесь если не сегодня, так завтра или послезавтра.

Я сел за свой стол, чуть выкатив назад кресло. Ставински вынул из внутреннего кармана газету и бросил ее передо мной на стол. Я даже не взглянул на нее. В этом не было никакой необходимости – я прекрасно понимал, о чем пойдет речь.

– Здесь говорится о гибели директора Каирского музея, с которым вы дважды встречались. После чего он умер. Мы хотим, чтобы вы объяснили нам: по какой причине, люди, имевшие несчастье общаться с вами, почти тотчас умирали, – сказал он внушительно. – Я имею в виду и доктора Вулворда.

– Печенье, печенье, дайте мне печенье, – пробормотал я, раздумывая с чего начать.

– Какое печенье? Что вы несете? – не понял Ставински-Чингачгук.

Мне пришлось пояснить:

– Я полагал, что агенты Интерпола знакомы с известной историей, связанной с компьютерной преступностью «Печенье» – так назывался вирус, угрожавший стереть «память» десятков тысяч компьютеров. В семидесятых годах, когда американские студенты выполняли свои задания на персональных компьютерах, объединенных в единую университетскую сеть, на экранах стало появляться слово «печенье». При этом медленно стиралась вся предыдущая работа. Затем на экране начинали часто вспыхивать слова: «Печенье, печенье, дайте мне печенье». Некоторое время весь экран пульсировал этим текстом. Когда он наконец успокаивался и вирус исчезал, то оставалась фраза: «Я в общем-то и не хотел печенья». Вирус исчезал, чтобы вновь появиться где-нибудь в другом месте. От него можно было спастись, напечатав слово «Печенье», на что он отвечал: «Благодарю», а потом пропадал.

Ставински и Макнолл переглянулись.

Я вел себя немного нахально и на секунду даже усомнился, не слишком ли далеко я захожу. Ставински-Чингачгук строго посмотрел на меня.

– У вас образное мышление, Маклин. Выкладывайте все, что знаете. Давайте свое печенье и не пропускайте даже незначительных, на ваш взгляд, подробностей.

Я выполнил его предложение и все рассказал. Историю, связанную с Ковчегом Завета, я мог без запинки поведать даже если бы меня разбудили посередине ночи.

Оба агента Интерпола оказались не слишком искушенными в истории Библии людьми и много раз, по ходу разговора, прерывали меня с целью уточнения непонятных для них положений.

Когда я замолчал, окончив свой рассказ, Ставински и Макнолл переглянулись.

– Абсурд, – бесстрастно сказал Макнолл. – Нас немедленно уволят, если только начальство прочтет наш рапорт, в котором будет изложено то, что рассказал Маклин.

– Напоминает фантастический роман, согласился Ставински. – Нам никто не поверит.

Наслаждаясь произведенным эффектом, я подал свой голос:

– Но это чистая правда. Представляете, какое впечатление произведет репортаж о Ковчеге Завета на рядовых телезрителей и читателей?

– Убийственное, – отозвался Ставински. – Благодарим вас за сотрудничество, Маклин. Мы кое-что прояснили для себя.

Лейтенант вопросительно взглянул на Ставински. Тот делал ему знак рукой.

– Вы даже не подозреваете, какие у вас неприятности, – кисло улыбаясь сказал Макнолл. – На этот раз и воображение не поможет.

– О чем вы?

– Мы установили, кто убил Вулворда!

– И кто же?

– Люди из террористической организации «Черный сентябрь».

Мне наверняка было знакомо название «Черный сентябрь». Но я не мог вспомнить, где и в связи с чем я его слышал. Видя мое немое изумление, Макнолл пояснил.

– «Черный сентябрь» – организация опасных убийц, хладнокровно расправившихся с израильскими спортсменами на Олимпийских играх в Мюнхене.

– В семьдесят втором году?

– Верно. Террористов преследовали по всему миру. Из пятнадцати участников зверской расправы над спортсменами четырнадцать были уничтожены.

Я начинал уже догадываться, к чему клонит лейтенант Макнолл.

– А пятнадцатый?

Ставински нахмурился.

– В живых остался только один из лидеров «Черного сентября» – Абу Дауд, живущий то в Ливии, то в Алжире. После того, как бойцы «Черного сентября» были уничтожены, Абу Дауд набрал новый отряд.

– Сколько в нем было человек?

– О численности террористов нам ничего неизвестно. Можно только предполагать, что не менее шести.

– Кто же из них убил Вулворда?

– Судя по описанию свидетелей и очевидцев, стрелял тот же человек, который напал впоследствии и на вас в каирском аэропорту. Его зовут Юсеф Сабри. В последнее время он жил под документами умершего несколько лет назад человека. В числе его преступлений – участие в захвате заложников во время Венской конференции ОПЕК в семьдесят пятом году. Три дня террористы удерживали одиннадцать «нефтяных министров», а затем бежали, убив троих и ранив восьмерых человек.

– Вы хотите сказать, что люди Абу Дауда разыскивают Ковчег Завета? – спросив это, я до боли прикусил губу.

Ставински вначале замялся с ответом.

– Как вам поточнее объяснить… Они не только разыскивают священную библейскую реликвию, обладающую, согласно легенде, огромной силой. Люди из «Черного сентября» без колебаний убиваю г любого, кто слишком сильно проявляет интерес к Ковчегу. Они убили Вулворда и эль-Салеха. Они пытались убить вас. Пока у них ничего не получилось…

– Пока? – произнес я трагическим голосом.

Макнолл сочувственно посмотрел на меня.

– Вы попали в серьезный переплет, приятель. В очень серьезный.