1

Перед вылетом в Нью-Йорк я снова плохо спал. Даже таблетка аспирина, запитая доброй порцией виски, не помогла мне расслабиться и вздремнуть до утра. Проснувшись, я усилием воли заставил себя встать под холодный душ и заказал к себе в номер гостиницы термос крепкого черного кофе и пару булочек. После вышеописанной экзекуции, которую я устроил своему организму, мне стало легче. Вернув себе бодрое состояние духа, я пришел к заключению, что нахожусь в довольно приличной форме, чтобы все еще продолжать расследование.

Я позвонил в нью-йоркскую штаб-квартиру Интерпола и попросил соединить меня с капитаном Джерри Ставински. Его долго искали, пока кто-то не сообщил мне прокуренным голосом:

– Извините, капитан отсутствует. Он будет к полудню. Может, мне соединить вас с кем-нибудь помимо капитана?

– Да, пожалуйста, с лейтенантом Макноллом.

Когда Брендон взял трубку, я радостным голосом сообщил:

– Доброе утро, лейтенант. Я – тот самый журналист, который умудряется узнавать раньше вас обо всех убийствах в Нью-Йорке и в Каире.

– Маклин?

– Называйте меня просто Стивом, – снисходительно разрешил я. – Мне сегодня всю ночь снились кошмары.

– Совесть заела? – спокойно поинтересовался Макнолл.

– Угу. Что-то я давно с вами не виделся.

– Опять кто-то умер?

Я трижды постучал ладонью правой руки о деревянную поверхность стола.

– Типун вам на язык. Все нормально. У нас с Питером прекрасное самочувствие. Он, кстати, уже вернулся в Атланту. Я не очень отрываю вас от работы?

Брендон поспешил меня успокоить.

– Я как раз читаю отчет о ваших подвигах в Шотландии. Четыре трупа поблизости маленького городка… Как он называется?

– Кинзйрд, – с готовностью подсказал я.

– Верно, – согласился Макнолл, нарочито громко шурша бумагами. – Если вы будете продолжать в том же духе, то нам со Ставински придется писать рапорт с просьбой об уходе на пенсию. Может быть, вы все-таки попытаетесь сконцентрироваться на своей работе, а не будете выполнять нашу? – первоначальная шутливость его тона постепенно исчезла.

Я тоже посерьезнел.

– Мне как раз по этому поводу и необходимо встретиться с вами.

– Зачем? – закинул удочку Макнолл.

– Ну, это не телефонный разговор, – возмутился я.

Лейтенант согласился встретиться, пообещав поставить в известность и капитана Ставински. Я должен был нанести визит в нью-йоркское бюро Интерпола спустя несколько часов после возвращения из Иерусалима.

Так я и поступил.

Во время нашей встречи я рассказал Ставински и Макноллу о стычке с террористами на дороге поблизости Кинэйрда. Но, самое главное, я сообщил им о визите двух «журналистов с восточной внешностью» к Джаннет Бейкер, о вырванной главе из древней книги и о том, где, по моему мнению, может находиться сейчас Ковчег Завета.

– Итак, Маклин, вы полагаете, что Абу Дауда можно будет выследить в Эфиопии? – рассудительно спросил Ставински-«Чингачгук».

– Вне всяких сомнений, он должен будет отправиться туда. Или же в Аксум отправится кто-то из его подручных. Вы установили, сколько боевиков входит в «Черный сентябрь» сегодня?

– Было шесть человек, включая и самого Дауда. Четверо из них уже горят в аду. Одного вы знаете, Маклин.

– Джамаля Таха? – воскликнул я и тут же поправился.

– Человека с документами умершего иракца?

Макнолл кивнул.

– Того, которого звали Юсеф Сабри. Остальные трое имели самое непосредственное отношение к организации автокатастрофы «Боинга-747» авиакомпании «Пан-Америкэн» в декабре восемьдесят восьмого года.

– Знаменитый сто третий рейс из Франкфурта-на-Майне? – спросил я.

– Правильно, – подтвердил Ставински-«Чингачгук».

– Самолет, летевший в Нью-Йорк.

Я помнил это дело. Огромный лайнер взорвался на высоте шести миль и упал на маленькую шотландскую деревушку Локерби. В результате авиакатастрофы тогда погибло почти триста человек. Расследование причин взрыва было как никогда тщательным и велось в семидесяти странах. Собрав обломки на месте катастрофы, полицейские установили, что бомбу вмонтировали в черную магнитолу «Тошиба», снабженную барометрическим детонатором – идеальным устройством для взрывов в воздухе при достижении самолетом определенной высоты.

На след террористов напали совершенно случайно. Благодаря клочку материи, в которую была завернута магнитола. На ткани обнаружили чудом сохранившуюся этикетку: «Мальта трэйдинг компани». Интерпол вычислил магазин в центре столицы Мальты, где была приобретена ткань. Сын хозяина хорошо запомнил ливийца, купившего несколько месяцев назад большое количество этой материи.

В подготовке взрыва обвинили сотрудников ливийской спецслужбы – Абделя аль-Меграхи и Аль Амина Фимаха. Были выписаны ордера на их арест. Президент Ливии Каддафи посадил подозреваемых под домашний арест, но категорически отказался выдать террористов. Он заявил, что самолет «Пан-Америкэн» разбился из-за плохой погоды и задел при падении бензозаправку, превратившись в пылающий факел при ударе о землю.

Оба ливийца казались слишком мелкими рыбешками для столь гигантского международного расследования. Оно длилось около грех лет, и одним только британским налогоплательщикам стоило почти двадцать миллионов фунтов стерлингов.

– За организацией взрыва стояла не только Ливия, – сказал Макнолл. – Но и Сирия с Ираком. И несколько членов «Черного сентября» вместе с Организацией освобождения Палестины.

– Откуда у них деньги – я имею в виду ООП и, в частности «Черный сентябрь»?

Макнолл иронически фыркнул.

– У них очень много денег. Что касается Каддафи или Хафезз Ассада – то с ними все ясно: к их услугам денежные ресурсы государственной казны. А «Черному сентябрю» и ООП деньги выделяет Лига арабских государств.

Здесь в разговор вступил Ставински-«Чингачгук».

– Любой палестинец в любой арабской стране регулярно отдает своим собратьям до десяти-пятнадцати процентов заработанных денег. Основные пожертвования, кстати, часто доставались «Черному сентябрю». Но теперь в нем осталось лишь два человека – Абу Дауд и Абдул Хабаш.

Ставински-«Чингачгук» достал пачку «Мальборо», закурил сигарету и выпустил колечко дыма в потолок.

– А Моссад? – спросил я, наблюдая за тем, как облачко дыма постепенно рассеивалось в воздухе. – Израильская разведка по-прежнему пытается найти последнего из участников мюнхенской резни?

Агенты «Интерпола» переглянулись. Ставински кивнул и Макнолл холодно произнес:

– Моссад, да будет вам известно, одна из самых засекреченных разведок мира. У Центрального Разведывательного Управления США – великолепное техническое оснащение и совершенная организация работы, КГБ СССР – самая большая разведслужба по численности рядов. Но с израильской разведкой сравниться не может никто. Для нее вообще не существует никаких правил. Агенты Моссада свергают режимы в арабских странах и помогают выигрывать целые войны.

Я медленно покачал головой потому, что вспомнил слова Иссера Нарела, одного из основателей израильской разведки. Он в свое время руководил операцией по похищению нацистского преступника Эйхмана, виновного в гибели огромного количества людей. В одном из своих редких интервью он говорил: «Пора было бы прекратить распространение легенд о методах нашей работы. Секрет успеха израильской разведки состоит в том, что мы работаем больше своих коллег по секретным службам других стран. Мы собираем больше информации. Никто в мире не нуждается в разведданных больше, чем Израиль. Мы окружены врагами, и для нас это – вопрос выживания».

Я помолчал некоторое время, обдумывая ответ.

– Джентльмены, я прекрасно представляю себе силу и мощь Моссада. Даже не будучи знаком с методами работы израильской секретной службы, достаточно было бы вспомнить о том, что Моссад оказался единственной разведкой в мире, раздобывшей полный текст доклада Никиты Хрущева. Того самого легендарного доклада на двадцатом съезде Компартии Советского Союза, в котором развенчали культ личности Сталина.

– Блестящий пример профессионализма, – согласился Ставински, – как, впрочем, и история охоты за террористами из «Черного сентября».

Наконец я улучил момент для того, чтобы задать вопрос, который чрезвычайно интересовал меня.

– Прошло много времени после мюнхенской трагедии. Не является ли тот факт, что Абу Дауд все еще жив, свидетельством ослабившейся хватки израильтян?

– Не думаю, – поразмыслив, сказал Ставински.

– Может быть, Моссад отказался от возмездия последнему из террористов «Черного сентября»? – продолжил я свою энергичную атаку.

– Просто Абу Дауд исключительно ловкий тип. Он чертовски осторожен. У него потрясающие способности к конспирации. Никто не знает, где Абу Дауд проведет следующую ночь, – ввернул Макнолл.

– Неужели он осторожнее лидера ООП Ясира Арафата? – с раздражением пробурчал я. – У которого только в одном из бейрутских кварталов находится с десяток конспиративных квартир?

Ставински усмехнулся и, затянувшись, выпустил изо рта еще одно колечко дыма.

– У Дауда, конечно, нет таких возможностей, как у Арафата. Но он хитер как лиса и всегда начеку.

– В таком случае, господа, – бросил я на прощание, – постарайтесь по своим каналам проинформировать Моссад, что лиса устремится в Эфиопию.

– Не слишком ли жаркий климат для ее меха? – засомневался Ставински. – К тому же, Абу Дауд сильно рискует…

– Рискует, – согласился я. – Но если он сорвет банк в африканском казино и завладеет Ковчегом Завета, то вряд ли использует его в каких-нибудь благотворительных целях.

2

Остановив такси, я поехал к Мишель. Под болтовню словоохотливого водителя-мексиканца, начавшего делиться впечатлениями от недавнего нападения на него обнюхавшихся кокаином подростков, я стал рассматривать фотографии. Их вручил мне капитан Ставински со словами, что я должен повесить снимки в своей спальне и всегда помнить о людях из «Черного сентября».

До тех пор, пока их не поймают…

Если, конечно, они вообще когда-нибудь будут пойманы – то умение, с которым скрывался Абу Дауд, заставляло сильно сомневаться в результативности усилий Моссада, Интерпола и ФБР вместе взятых. Я долго изучал фотографию террориста номер один и пришел к грустному выводу: обычный человек, ничем не привлекающий внимания. Он выглядел совершенно заурядно неброская внешность брюнета среднего роста, с гладко выбритым лицом – фотография была столь высокого качества, что я мог даже увидеть миниатюрный шрам на левой стороне подбородка. У него были серые глаза, смотревшие прямо. Я отметил скучающий и невыразительный взгляд, за которым угадывался резкий взрывной характер.

На другом снимке был запечатлен Абдул Хабаш – крупный сильный человек с квадратной головой, широкой нижней челюстью, некрасивыми редкими зубами и жестким выражением глаз. Фотография была сделана с водительского удостоверения – Абдул Хабаш старательно следил за тем, чтобы его физиономия как можно реже попалала в объектив.

Закончив разглядывать фотографии, я спрятал их в папку.

Мишель была оживлена, словно ребенок, получивший на рождество любимую игрушку.

– Как здорово, что ты приехал, – сказала она с сияющими глазами и обвила мою шею руками. - Я ждала тебя, мой маленький мошенник.

Я мастерски изобразил непонимание.

– Мошенник? Скорее ты хотела сказать «волшебник».

– Ты – волшебник? – смеясь, переспросила Мишель. Я огорченно всплеснул руками.

– Ну, хорошо: колдун.

Мишель с готовностью подхватила:

– Вот это уже гораздо точнее. Хитрый, старый колдун, отлично знающий, какие слова говорить молодым девушкам.

– Что ж, – вздохнул я, – придется оправдывать выданные авансы и призвать на помощь все свое обаяние.

Я привлек Мишель к себе и стал нежно целовать Ее движения были легкими, и мне казалось, что я обнимаю ветер. Мягкий теплый ветер, решивший замереть на мгновение у меня на плече.

– Я не люблю расставаний, – смущенно призналась Мишель – Каждое расставание – словно маленькая смерть.

– Да. дорогая, – отозвался я. – Поэтому, да здравствуют бессмертие и вечная юность!

Я еще крепче обнял ее, и время для нас остановилось.

Когда я проснулся ночью, то увидел, что она, задумавшись, стоит у окна. На ней была только нитка жемчуга. Я смотрел на ее стройные загорелые ноги, изящную фигуру, смуглое лицо и точеную медную головку. Мишель стояла босиком на полу, и я вдруг поймал себя на мысли, что ревную ее даже к лунному свету, заливавшему окно и словно сжимавшему Мишель в своих чувственных объятиях. Я остро ощутил, как дорога мне эта девушка.

– Мишель, – окликнул я ее. Она вздрогнула.

– Что, Стив?

– О чем ты думаешь?

Мишель встряхнула головой, силясь прогнать какие-то мысли

– Как все призрачно, Стив. Я начала бояться включать телевизор. Я чуть не сошла с ума, когда стали показывать то, что случилось возле Кинэйрда.

– Все уже позади, – спокойно сказал я, не чувствуя, впрочем, особой уверенности в своих словах.

– Зачем тебе нужен этот Ковчег? Почему ты так хочешь найти его?

Я приподнялся на локте.

– Понимаешь, дорогая, дело не в том – найду я его или нет. Никто в мире, за исключением нескольких человек, не верит в легенду о Ковчеге Завета. Но мне нравится опровергать скептиков и развенчивать их ветхие догмы, от которых за милю несет нафталином. Я не сам научился этой теории – просто у меня был хороший учитель.

– Кто же? – она наклонила голову набок.

– Тэд Тернер, мой босс. Его теория заключается в том, что не стыдно не найти Ковчега, но стыдно не искать его. Понимаешь? Вся штука заключается в том, чтобы ПЫТАТЬСЯ найти Ковчег. Стараться изо всех сил. Далеко не самые худшие люди на земле устремлялись на край света с единственной целью – доказать самим себе, что они в состоянии достичь невозможного: отыскать реликвию, которую все считали пропавшей. Исчезнувшей навсегда. Они не столько охотились за этим золотым сундуком, сколько бросали вызов Судьбе. Каждый раз, когда кто-нибудь из смельчаков хотя бы на шаг приближался к разгадке последней тайны Библии, то тем самым раздвигал горизонты представлений человечества.

Знаешь, просматривая энциклопедию «Британника», я был поражен, наткнувшись на такое разъяснение заслуг Колумба перед человечеством: «До путешествий знаменитого мореплавателя люди верили, что земля – круглая, что горизонт – это конец земной поверхности, ее последний рубеж».

Мишель легла на постель.

– Но что необычного в этих словах? В древности люди считали землю плоской, как монета.

Я усмехнулся.

– Ты не выслушала меня до конца. Ключ – в следующей фразе. После описания всех предубеждений и ошибок, существовавших до плавания Колумба, в энциклопедии говорилось: «Теперь мы знаем больше».

– Теперь мы знаем больше, – словно эхо, повторила Мишель.

– Можешь проверить сама. – посоветовал я. – Энциклопедия «Британника», издание тысяча девятьсот шестьдесят первого года.

Она прижалась ко мне всем телом и поцеловала в губы. Затем, спрятав голову у меня на груди, она пробормотала:

– Пожалуй, если ты дашь мне возможность одеться, я отправлюсь в библиотеку.

Я мысленно признал, что пропустил достойный выпад.

– Ты ведь занимался сюжетами на современную тематику, – Мишель нежно потерлась головой о мою грудь и легла повыше, устраиваясь поудобнее. – Я заметила, что ты очень разный, меняешься прямо на глазах. Откуда такой интерес к тому, чтобы копаться в пыли веков?

– А кто может поручиться, что нас не ждет участь уже исчезнувших цивилизаций? – спросил я, поглаживая ее по голове от затылка до лба.

– В самом деле: кто? – тихо засмеялась Мишель, не сводя с меня глаз. – Ты не поручишься, Маклин? Значит – никто.

– Действительно не поручусь, – подтвердил я. – Возможно, когда-нибудь небоскребы Нью-Йорка окажутся покинутыми людьми и обрастут дикими растениями, подобно камбоджийскому городу Ангкор. Знаешь, почему исчез остров Пасхи? Потому, что за несколько веков его жители уничтожили все леса, обрекли животных на вымирание и ввергли жизнь общества в хаос и каннибализм. Наиболее грубым ругательством, которое можно было произнести своему врагу было: «Мясо твоей матери застряло в моих зубах». Островитяне жили абсолютно изолированно от остального мира. Строили свои уникальные каменные статуи исполинских размеров. Но после того, как население острова стало выкорчевывать лес быстрее, чем он мог вновь произрастать, люди остались без веревок и волокон для перемещения статуй. Потом пересохли реки, начался голод.

– Но ведь все это происходило не сразу, – почти жалобно прошептала Мишель.

– Конечно, нет. Гибель приближалась незаметно. Изменения, которые происходили в жизни островитян, трудно было заметить сразу: ведь если расчистить участок леса и засадить его садом, то деревья очень скоро начинают произрастать вновь. Проблема заключалась в том, что темпы уничтожения были выше. Только пожилые люди, вспоминая свое далекое детство, могли заметить разницу. А их дети отказывались верить в сказки, которые рассказывали им взрослые. Остров Пасхи погибал медленной смертью. Той, что угрожает сегодня жителям нашей планеты. Население увеличивается, а источники природных ресурсов столь же стремительно уменьшаются. Что будет, когда истощатся полезные ископаемые, почва и умрут тропические леса?

– Цивилизация исчезнет, – промурлыкала Мишель.

– Поэтому-то и полезно изучать прошлое. Копаться в пыли веков. И искать Ковчег.

Мишель вытянулась в струну, затрепетав от нахлынувшего чувства. Она нагнула голову, и я расстегнул застежку жемчужного ожерелья. Положив его на подушку рядом с разметавшимися волосами Мишель, я некоторое время переводил взгляд с прекрасного украшения на красивую девушку и обратно.

– Нет, ты определенно более пленительна, – сообщил я Мишель о своем выводе. – И, кажется, я уже нашел нечто гораздо более ценное, чем Ковчег.

3

Вылетая из Нью-Йорка в Атланту, я не мог избавиться от необъяснимого чувства смутной тревоги. Странное беспокойство не оставляло меня, когда я открывал дверь, ведущую внутрь дома, по которому, за время долгого отсутствия, уже успел несколько соскучиться. Перешагнув через порог, я оставил сумки с вещами в прихожей и отправился на кухню, собираясь освежить в памяти содержимое холодильника.

За моим любимым кухонным столом сидел человек с квадратной головой, широкой нижней челюстью, некрасивыми зубами и жестоким выражением глаз. В руке он держал пистолет, а его палец застыл на спусковом крючке. Он холодно смотрел на меня, и я абсолютно не сомневался в том, что убивать было его любимой работой.

Я почувствовал во рту тошнотворный вкус смерти.

Именно этого человека я видел на фотографиях, любезно подаренных мне агентами ФБР. Помнится, Джерри Ставински посоветовал повесить снимки на стене в спальной комнате, чтобы не забывать о «Черном сентябре» и не терять осторожности.

«Интересно, как отнесется Абдул Хабаш к моей последней в этой жизни просьбе все-таки прикрепить фотографии над кроватью», – промелькнула в голове мысль после того, как прошел первый момент оцепенения и панического страха.

– Здравствуй, морская свинка, – спокойно произнес Абдул Хабаш, обыскивая меня глазами.

Я постарался придать своему лицу миролюбивое выражение. Признаться, в моем положении ничего другого не оставалось.

– Вам приготовить кофе? – с простодушной улыбкой поинтересовался я.

Он опешил.

– Кофе? – было слышно, с каким скрежетом работают у него мозговые извилины.

– У меня есть чудесный бразильский кофе, – с воодушевлением подхватил я. – Только не называйте меня морской свинкой. Меня это обижает.

Я почувствовал, что Абдул Хабаш напрягает сейчас все свои силы, чтобы удержаться и не открыть пальбу. Немыслимым усилием воли он заставил себя улыбнуться.

– Хорошо, Маклин. Я буду называть тебя покойником.

Я обвёл пересохшие губы языком.

– Еще хуже. А других, более подходящих определений у вас нет?

Ему начинало нравиться играть со мной.

– Дырки от пуль в голове плохо совместимы с жизнью, – сказал Хабаш.

Я согласно кивнул. У меня не было выбора: я должен хоть немного усыпить его бдительность и заставить расслабиться. Иначе мне не вырваться.

– Так как насчет кофе? г храбро пискнул я.

– Давай, – снисходительно обронил он, облокотившись на стол рукой, в которой находился пистолет. – Только двигайся медленно.

Я подошел к кухонному шкафчику и достал банку растворимого кофе. Включив кофеварку, я положил по чайной ложке ароматного напитка в обе чашки, остро сожалея о том, что не могу добавить в одну из них щепотку яда кураре.

– Ты ловко вывернулся в Кинэйрде, – сказал Абдул Хабаш, давая понять, что больше мне так не повезет. – Жаль, что Юсеф не убил тебя прямо в туннеле на острове Элефантин.

Я пожал плечами, пропустив мимо ушей его последнее замечание.

– Зачем вам Ковчег? С какой целью вы охотитесь за ним?

Абдул Хабаш ответил, растягивая слова.

– Тебя это очень волнует?

– Просто хочу найти объяснение убийствам Вулворда и эль-Салеха. Ведь директор каирского музея также на вашей совести?

– Они не умели держать язык за зубами. Вулворд собирался вставить в новый фильм, посвященный истории египетских фараонов, фрагмент о Ковчеге. Его очень интересовала тема, связанная с поисками священной реликвии. А Хасан… Он получил по заслугам за то, что вывел тебя на египетский след приключений Ковчега. Благодаря проклятому каирцу, ты оказался на Элефантине и Филе. Эх, – сокрушенно вздохнул Абдул, – если бы Юсеф прикончил тебя в том туннеле… Ты постоянно путаешься у нас под ногами, морская свинка. Из-за тебя погибли наши люди. Ты – наша головная боль… Я глазами показал на пистолет в его руке.

– Поэтому и было решено прописать мне сильнодействующий аспирин?

– Ага, – довольно подтвердил Абдул, расплываясь в многообещающей улыбке. – Соображаешь. Ну, давай кофе побыстр…

Террорист не успел договорить. Кофеварка, которую я уже держал в руках, полетела прямо ему в лицо. Я целился в глаза, но промахнулся – Хабаш резко отскочил, опрокинув стул, и выстрелил. Пуля задела мою руку и вошла в стену позади меня. Я бросился на Хабаша и выбил у него пистолет, отлетевший к холодильнику. Хабаш рухнул на пол, увлекая меня за собой. В следующий момент мы, сцепившись, покатились по полу, опрокидывая мебель, пиная друг друга ногами, яростно молотя кулаками и хрипло бормоча ругательства.

Он был сильнее меня, и я понимал, что продолжительная схватка принесет победу Хабашу. Сквозь пелену красного тумана, застилавшего глаза, я увидел, что нахожусь всего лишь в нескольких футах от пистолета, лежавшего возле ножки холодильника. Изо всех сил двинув террориста в челюсть, я воспользовался секундным замешательством Хабаша, резко ослабившим хватку. Этого мгновения мне хватило для того, чтобы перекатываясь как гусеница, оказаться возле пистолета.

Схватив оружие за дуло, я, развернувшись, нанес удар рукояткой прямо в лицо моему противнику. Я ударил его всего лишь раз. Но террорист моментально обмяк, словно наткнулся с разбега на бетонную стену. Его голова закинулась назад, а руки беспомощно ловили воздух. Наконец, он упал на спину и неподвижно замер.

Я поплелся в ванную. Мое дыхание вырывалось резкими толчками, словно после забега на пятьдесят миль с препятствиями. Я вымыл лицо и руки, завороженно наблюдая за кровавыми пятнами, усеявшими раковину. Вытеревшись полотенцем, я отправился к телефону и набрал номер девять-один-один.

После того, как уехала полиция, забравшая все еще не пришедшего в себя Хабаша – у него, судя по всему, были сломаны лицевые кости – я взял папку с документами и отнес в спальную комнату. Я достал из нее фотографию Абу Дауда – последнего террориста группы «Черный сентябрь» – и прикрепил ее к стене.