25 ноября 312 года о.Х. Ноль часов, одна минута.
ИНФОРМАЦИЯ К РАЗМЫШЛЕНИЮ
За мной, читатель! За мной!
Михаил Булгаков, "Мастер и Маргарита". Предисл. и подготовка текста: о. Паисий Склеротик. - ООО "Хемуль", г. Дебет, изд-во "Сентбернар, Зайненхунт и Ретривер", 311 г. - С. 61.
Так уж вышло, что никто не проспал эту минуту, первую минуту нового дня. То есть - никто из наших знакомых, добрых и не очень.
А давай-ка, друг мой читатель, посмотрим на них на всех ещё раз. С высоты прочтённых глав, постигнутых смыслов - воззрим! За мной, читатель! За мной!
Вот он - наш хороший, наш любимый Карабас. Он с лёгкостью необыкновенной решает вопросы с таможней Директории. Вообще-то он ждал долгой, изматывающей процедуры на всю ночь и досмотра с эмпатами под утро. Однако всё проходит на удивление легко, будто он сюда привёз коробку мармелада, а не три повозки с целой кучей странных и небезопасных существ. Слазив в головы к таможенникам, раввин узнал, что его появления ждали. Однако с самого верха было загодя спущено указание - палки в колёса не ставить, всех пропустить, и ни в коем случае не поддаваться на провокации.
Единственное, что всерьёз переполошило служителей порядка, так это появление Евы Писториус. Тут процесс застопорился: начальник таможни выслал бэтмена за инструкциями на самый верх. После получения ответа он лично вышел к Карабасу и довольно решительно потребовал от него гарантий, что с поняшей "не будет проблем" и "ничего такого она делать не станет". Несмотря на всю расплывчатость формулировок, раввин не стал вступать в дискуссию. Вместо этого он пообещал, что сознательно использовать свои особые способности маленькая лошадка не намерена ни в коем разе, и что за этим он присмотрит лично.
Во время этого разговора Писториус стоит рядом, невинно хлопает глазками и ведёт себя как примерная девочка. Уж до того примерная, что один таможенник уже попытался угостить красотку цветущим морозником из вазочки (Ева отказалась: для неё эти белые цветочки ядовиты), а второй, не долго думая, пригласил её на экскурсию в служебную часть здания - посмотреть коллекцию редких артефактов, изъятых при попытке пересечь границу. От такого предложения Ева учтиво уклонилась, сославшись на дорожную усталость и резь в животике. "Умница, ну что она за умница" - думает Карабас, и у него на душе становится веселее. Ай-лай-лай-лай, чувствует он, стало веселее.
Арлекин тем временем слушает собачий вой - воет Напси - и размышляет при этом о своём, о мальчишечьем. Он жопой чует (и чует верно), что в Директории обитает множество пидарасов всех основ, темпераментов и размерчиков. Ох, как не терпится ему свести с ними близкое, очень близкое знакомство!
Примерно о том же самом, но в плохом смысле, думает губернатор Директории Наполеон Морган Гейтс Пендельшванц. Уже полчаса кряду он плавает взад-вперёд в приёмном бассейне, ожидая доклада от безопасников - и мысленно честя этих бездельников и дармоедов тем самым словом, которое у Арлекина вызывало столько сладких надежд.
Знай же, читатель, что Пендельшванц несправедлив и поспешен в выводах. Причиной задержки стала Лэсси Рерих, которая пидарасом быть не могёт по причине своих половых и моральных качеств. Просто у неё случился срочный ночной перекус. С кем не бывает? Доедаемый ею лемур, провинившийся в ходе вчерашней проверки, агонизирует - но, кстати заметим, тоже ведь не спит. Трудно заснуть, когда от тебя отъедают ляжку: попробуйте сами, и вы убедитесь в этом. Но лучше поверь на слово, любезный мой читатель. Лучше поверь.
В то самое время, когда Лэсси стремительными движеньями челюстей состригает сладкое мясцо с лемурьих костей, Дуремар Олегович Айболит осторожно приращивает болотному зайке ножку - по счёту семнадцатую, по основе черепашью. У зайки уже имеется шестнадцать ног, все разные и все нужные, так как Айболит предватительно отрастил зайке метра полтора позвоночника. Его развлекает зайкина походочка, её своеобычная грация, улучшающаяся с каждой новой перепрошивкою. Работа требует терпенья и аккуратности, какой уж тут сон.
Директор Института Трансгенных Исследований, Нефритовое Сокровище, о делах не думает. Он желал бы уснуть, но не может. У него болит рог по Алисе Зюсс.
Лисе Алисе его переживания показались бы смешными. В эту ночь бешеные вектора взялись за её печень, что-то перешивая в сосудах. Алиса лежит с открытыми глазами, изо всех сил сжимая зубами обслюнявленную тряпку, чтобы не кричать - и пытается думать о том, что и это тоже когда-нибудь кончится. Она в общем права, но не вот прямо сейчас права.
Любитель рюмочки, коняга Скарятин домогается от овечки Долли того, что может дать овечка Долли. Та уступать домогательствам Скарятина на сей раз не намерена. Сегодня животные штуки, завтра животные штуки, сколько может терпеть женщина? Ей не хочется животных штук, ей хочется грустить в эстетике замедленного жеста. Потому-то она и стучит дистрофичными рожками в дверь каморки Роберта Склифосовского, которому как раз пришло настроение повысить свой образовательный уровень. Он штудирует статью хемульки Паникахи Збрагидасло "Однородные фаллопиевы многообразия, допускающие инициальные функции Перке с достаточно полной орбиталью", опубликованную в университетском ежегоднике "Успехи математических наук" за позапрошлый год. Он застрял на второй странице, где сверху написана понятная формула, а далее идут слова "после элементарных преобразований", за которыми располагается неведомая ёбаная хуйня. Роберт недоумевает, а тут ещё овца. Оторвётся ли от чтения изящный Роберт Склифосовский, откроет ли дверь? И что за этим последует? Кто знает, кто знает!
Попугай Просперо, пару раз упомянутый нами начальник отдела высоких технологий в ИТИ, какает с балкона. Соседи знают за ним эту слабость, характерную для птичьих основ, и относятся с пониманием. Ну или, во всяком случае, стараются.
А вот Фингал Когтевран никогда б себе не позволил подобного. Не чуждый радостей земных, он всё же следует путём труда и гигиены. Вот и сейчас он занимается именно ею - а именно, стоя перед зеркалом, пытается выдернуть из подмышки старое, вонючее перо. Перо сидит крепко и никак не даётся. Когтевран злится и каркает от злости. А, впрочем, кто он такой, чтоб на злое карканье его обращать внимание, а? Каркает он - да и Дочь с ним, пусть! За мной, читатель, за мной!
Поэт Пьеро - а вы уж думали, мы нём позабыли? - лежит на подводе неподвижно, но тоже не спит. Он под айсом, он плывёт по волнам океана духов и туманов и творит, творит, творит (и моргает, моргает). Предыдущие полчаса он потратил на вышёптывание строчки "о, мои артишоки, мои артишоки!" и никак не мог подобрать к ней рифму, неожиданную и точную, как он любил. И в этот самый миг рифма пришла - "...я в шоке!", и маленький шахид тотчас впал от неё в обалденье и прелесть, а лучше сказать - в прелесть и изнеможенье. Говоря словами древнего поэта, он стал как стекло остекленевши. Но это состояние сном не назвал бы я, нет. Ну так и вы, и вы не зовите.
Как ни удивительно, но чем-то подобным занята и светлая аидише копф Григора Замзы, иудействующего домового сверчка. Нет, он не употреблет веществ, считая себя выше этого - но и не спит, поскольку не имеет потребности во сне. То пассивно-онемелое состояние, в которое он иногда впадает, скорее подобно оцепененью. Да и оно-то посещает его нечасто. Тем не менее, и Замза временами нуждается в отдыхе, как правило - от печальных мыслей о разных цорес. Сейчас его мысли именно таковы: у него неприятности. Кое-что пошло не так, как он предполагал. Григор этого не любит - но сделать ничего не может, по крайней мере пока. Чтобы отвлечься, он, сидючи в своём тайном укрывище, занимает себя переводом на идиш стихотворенья Хосе Соррилья-и-Мораля - поэта, рождённого в Вальядолиде, умершего в Мадриде и любимого профессором Преображенским. Замза тщится передать звуками местечкового жаргона звучанье строки, кончающейся словами "esta apartada orilla", но покамест достиг лишь того, что испанские слова звучат у него в голове всё чётче, всё громче... всё громче, всё чётче. Но мы же не будем отвлекать его? Нет? Вот и я так думаю. За мной!
Зуля и Маша Герцен, чинная старобрачная пара, решились в кои-то веки тряхнуть стариной. Сейчас они сёрбают из корытец коктейли пряные на именинах у Сары Барабу. Разумеется, там же отжигают и Псюша, и Склизка, и прочие высокопородные бездельницы и шалавы. Фу такими быть! Ну их, фиф.
Педобир Онуфрий Невротик уже третий час кряду стоит на коленях перед иконой Дочки-Матери С Сосочками и возносит ей Вселенскую Мантру из Круга Песнопений Гоги "бя, бя, бя, Боби-Боба". Эту святейшую из мантр полагается читать до полного просветления в вышних - то есть до рассвета. Ты желаешь присоединиться к нему, мой читатель? Если да - благослови тя Дочь, если нет - за мной!
Старуха Фанни Капительман сварливо переругивается с начальницей похоронной команды. Скоропостижно скончался её единственный челядин, Зюзявочка - подхватил какой-то грибок и сгнил в два дня. Похоронщицы настаивают на кремации (из-за грибка), а это стоит пять соверенов. Старуха Капительман трохи думает за это, шо таких денег не бывает, штоб ви все сдохли себе на здоровьичко.
Крокодил Геннадий, охранник при вольерах для эволюционирующих в корпусе Е Института Трансгенных Исследований, может показаться кому-нибудь спящим на посту. Именно эту ошибку - воистину роковую! - собирается совершить юный, зелёный попугайчик, намеревающийся прошмыгнуть мимо мирно посапывающего стража порядка. Попугайчик рассчитывает навестить зайчиху-эволюэ, которая вчера давала ему весьма недвусмысленные авансы. Он многого не знает, этот пылкий юноша - в частности, того, что заинька никогда не любила его: сердце её давно уж отдано холодному, загадочному крокодилу. Убедиться в этом юноше, увы, не суждено.
Сова Миневра, заместительница начальника ЛПИ - она лишь единожды мелькнула в нашем повествовании, но всё ж была тебе представлена, читатель! - никак не может заставить себя поесть полезный для фигуры салат из редьки с авокадо. Вместо этого ей мучительно хочется свежей мышатины. Что ж, бывает.
Суслик Кокочка ругается с метранпажем по поводу кривого цветоделения, из-за которого обложка очередного номера GQ ушла в хлорную желтизну. Метранпаж отругивается, валит всё на качество краски, и прозрачно намекает, что Кокочка вообще-то бизнес-редактор и что за вмешательство в чужую сферу компетенции вполне можно отхватить по кумкватам. Метранпаж - осёл по основе, так что угроза реальна. Но нам-то Кокочку не жалко, ибо кто мы ему и кто он нам? Правильно - никто! Тьфу на него и на кумкваты его! Вперёд!
Лев Строфокамилович Тененбойм, администратор и педагог, ворочается на своём ложе, не могя уснуть. Его попеременно снедают надежды и страхи. Директор Аузбухентцентрума Бонч Леопадлович Бруевич в последнем разговоре вполне определённо намекнул, что открытие филиала школы - дело практически решённое. Тенненбойм понимает, что изводит себя понапрасну, да ничего не может поделать со своим неуёмным воображением: то он парит в облаках, видя себя в вожделенном кресле директора филиала, то падает в бездны отчаяния, представляя в нём какого-нибудь выскочку, коварно подольстившегося к Бруевичу. Сейчас он подозревает в чёрном интриганстве даже невиннейшего методиста Гепу Сникерса - который как раз в этот момент пьёт горькую с баранчиком Бяшей.
С большей пользою проводит свой досуг другой педагог, Огюст Эмильевич Викторианский. Вежливый Лось совершает ночной обход мужских палат. Он любит проверять знания учеников, будя их ночью и задавая вопросы на сообразительность. Он уже уличил двух смазливых мальчугашек в незнании басни "Ургант и Виторган". Один крысёнок даже осмелился спросонок ляпнуть, что такая басня отсутствует в школьной программе - за что заработал дополнительное наказание за спор с преподавателем. Душа Огюста Эмильевича тихо ликует в предвкушении того, как изысканно он завтра вобьёт крысёнышу ума с заднего крыльца.
Занята и крыса Шушара, недавно принятая в гимназию на должность младшего экзекутора. Она запаривает в солёном кипятке розги для юной газели, неусердной в тригонометрии. С этой девочкой приходится работать вручную, так как от электричества та сразу хлопается в обморок. Никаких сладких волнений крыса при этом не испытывает -порка её не возбуждает, а отгрызать ученикам части тела запрещено школьными правилами.
Тораборский Король пребывал в своём кабинете - то есть в том самом месте, которого мы с тобою, милый мой читатель, никогда не увидим, а это жаль, ибо там много любопытного, особенно в дальнем углу чуть правее герани. Но Король пребывает именно там, сидит в любимом sella curulis и перечитывает конспект последнего сна, в котором его посещал Неуловимый Джо. Который тем временем находится там, где ему быть надлежит, и делает то, что ему делать и следует - но не спит.
Полковник Барсуков уж и подавно не спит, а занимается чем-то настолько важным и секретным, что автор сафа-ах"тмаль ув"ажуха.
Ныне благополучно властвующая Верховная Обаятельница Вондерленда, Их Грациозность Мимими Вторая Софт-Пауэр, пребывает в личных апартаментах. Но не дрыхнет по-лошажьи, а читает рукопись нового романа Папилломы Пржевальской. Лучше прочувствовать все извивы прихотливого сюжета помогает ей самка тапира - её упругий хобот пришёлся Их Грациозности по душе и по размеру. В связи с чем капибара Анфиска получила отставку.
Единственная дочь Верховной, певичка Львика, тоже бдит над книгой - но, правду сказать, без всякого удовольствия. Она с бесконечной тоскою взирает на пухлый том труда В.С. Лисина и К.Э. Яновского "Институциональные ограничения экономического роста", прихотливою волею судеб оказавшейся в Сундуке Мертвеца и переизданной с комментариями в Понивилле в 280 году. Молли Драпеза, взявшаяся за львикино образование, наказала ей изучить раздел "Типы взаимодействия реальных и финансовых факторов", с особенным вниманием к зисмановским типам институциональных конфигураций финансовых систем, и определить самостоятельно, к какому именно типу относится экономика Эквестрии. Львике вся эта премудрость не лезет в голову: она только-только открыла для себя стихи Бориса Рыжего. И насрать ей с полуподвыпердом на все эти рынки капитала, ибо в сердце Львики - чёрная музыка, безударные "о" и прочие слёзы на цветах.
А вышеупомянутая Молли, кстати, тоже не спит! Как и Мирра Ловицкая, волею Их Грациозности переживающая с Драпезой что-то вроде нового медового месяца. Чем же эти почтенные дамы заняты в сей поздний час? Пожалуй, не наше это дело. Пусть себе занимаются чем хотят, они взрослые пони и как-нибудь сами разберутся.
Крот Карл Римус и жирафчик Мариус играют в нарды. Мариус проигрывает. В таких случаях у него обычно разыгрывается геморрой, и этот случай - не исключение.
Выдра Лёля, с виду доступная, хотела бы плавать в хрустальном бассейне вместе с каким-нибудь нежным бобром или властным тюленем. Ах! всё это лишь девичьи мечты. Вместо этого она хлопочет на кухне: готовит майонез-провансаль. Сейчас она работает венчиком, осторожно вливая оливковое масло. О, как ей не хватает самого обыкновенного блендера! Зато у неё под рукой огромный лимон, сок которого она непременно добавит в соус, дабы осветлить его как должно.
Кухмистерствует и обезьян Боба Сусыч, ресторатор. У него завтра банкет, на котором ожидается присутствие ну очень уважаемых випов из бибердорфской ратуши. Не доверяя обленившимся поварам, Боба лично маринует сталкера Валеру, которого ему продали на мясо позавчера утром. Он приготовил смесь из соевого соуса, кунжутного масла, красного лука, имбиря и табачного уксуса, с капелькой ватрушечного мёда. А сейчас он размышляет, добавлять ли в маринад молочко винной тли и уместен ли будет белый перец. Не так-то просто принять подобное решение, учитывая жиловатость сталкера - и, с другой стороны, желательность сохранения естественного аромата Валеры. Не будем же мешать мастеру в его раздумьях; о нет, не будем.
Старый хомяк Африканыч, поднятый с постели в неурочный час диким лаем, кряхтя и немощно попёрдывая, отгоняет от старой калуши стаю приблудных кобелей.
Незаконный плод подобного соития, пёсик Напсибыпытретень, сидит возле здания таможни, поджав хвост, и воет на луну. Этому скверному, но затягивающему занятию научил его Пьеро, за что уже успел получить от Арлекина заслуженных плюх - и более того, веских пиздюлин. Бить самого Напси Арлекин считает утомительным. Пёсик, несмотря на слепоту, отличается невероятной увёртливостью.
Кстати - как-то мы не воспомянули о Папилломе Пржевальской, а зря. Популярная сочинительница занимается в манеже. Вчера её подружка сказала, что она косолапит, а Папиллома всегда гордилась своей походкой. Сейчас она делает восьмой круг, стараясь двигаться плавно, высоко держа круп и не засекая передних ног. Дышит она, чесгря, уже с трудом: сказывается возраст и малоподвижный образ жизни.
Мозгоклюйка фрау Зухель, законопослушная бибердорфка, в установленном законом порядке даёт показания по делу Попандопулоса. Допрашивают её с прошлого утра сменяющие друг друга следователи-покаянцы, с постоянным присутствием гиппокамповой сосальщицы. Всё это достаточно неприятно, но фрау Зухель осознаёт, что допрос производится согласно установленным порядкам и во имя пущего (или вящего?) торжества оных и таковых. К тому же никакой вины на ней нет, так что дело идёт к обычному штрафу и оплате работы следствия.
Даёт показания и мелкий цыпль, некогда выпущенный Буратиной и недавно обнаруженный в раздевалке при бассейне для водных. Дознаватели интересуются личностью, известной цыплю как "мама Кура" - то бишь лисою Алисой Зюсс. Ничегошеньки интересного они, конечно, от него не узнают, но работа есть работа.
Бекки Биркин-Клатч, несмотря на свою неоднозначную репутацию, занята делом хоть и не вовсе безгрешным, но вполне пристойным: примеряет новую шляпку с вуалеткой, подаренную Альбертиной Ловицкой. Наслаждается ли она? О да, мой читатель, о да! Что касается самой Альбертины, она любуется подругой и предвкушает своё наслажденье. Не безгрешное, нет. Но законное - и даже, можно сказать, заслуженное. Ибо жить с Бекки оказалось ох как непросто. Впрочем, об этом было нетрудно догадаться заранее, не так ли? Но любовь-то, как водится - зла.
О, кстати о козлах - не забудем и о них! Впрочем, он у нас один, и тот бывший. Так вот, бывший козёл и самец, а ныне дева-сухогубка Септимия Попандопулос тоже не спит. Она переваривает массивную сойку, которую привлекла извивами щупальца, принятого глупой птицей за червяка. Увы, в горловом мешке птицы лежали жёлуди. Септимия их, конечно, выплюнула. Но один случайно проскочил в желудок, а там и... а впрочем, может быть, пронесёт? Авось пронесёт - мы же не хотим нашей героине лишнего зла? Но может и не пронести. Имейте это в виду.
Герр Курцшнорхель, законопослушный бибердорфец и контролёр по основе, лежит под стёганым одеялом, поджав щусла. Но не отдаётся сну, о нет. Он совершает непростой выбор. Его зеленная лавчонка в глубоком минусе, но он относится к этому стоически, как и подобает законопослушному гражданину Бибердорфа, без лести преданному установленным порядкам. Вместо того, чтобы ныть, хуить и блять свою долюшку-долю, он занимается подсчётами. А именно - пытается понять, стоит ли брать кредит в РайффайзенБанке для выплаты налога на неэффективное хозяйствование, или лучше прикрыть лавочку, обратиться к властям за пособием на развитие малого бизнеса и открыть магазин курительных трубок. К последнему решению его склоняет фрау Курцшнорхель, все мозги ему проклевавшая рассуждениями о выгодности трубочного дела. Что он выберет, на что решится? А впрочем - и Мать с ним, да и с фрау его! За мной, читатель, за мной!
Доктору Карло Коллоди не до сна: он разбирается с древней аппаратурой. Лэсси Рерих кое-что ему объяснила, но, видать, наука запала некрепко. Во всяком случае, уверенно управлять рукой обчепроба у него пока не получается. Пальцы руки шевелятся неправильно, со своеволинкой: указательный дёргается, как бы подзывая поближе, а средний - похабно встаёт, как бы показывая фак. Доктор Коллоди нутром чует, что это фак и есть, без всяких там как бы - и показывается он именно ему. Но обосновать не может, и от этого злится ещё сильнее.
Чипполино - распутник этакий! - пьёт молодое вино в обществе рыси Роксаны Жумаевой. Он уже давно положил глаз на пушистую кисулю, но галантная победа замаячила, когда он научился выделять цис-транс-непеталактон и одорироваться им в её присутствии. С тех самых пор рысь к нему подобрела, а сегодня сама зашла на огонёк. Форсировать события Токси не собирается, о нет: он хочет дождаться стойкого привыкания. Пока что он подливает девушке кьянти, потихоньку повышая концентрацию кошкоприворотного зелья.
А в своей крохотной девичьей комнатке тихо плачет мышка Розочка - одна, совсем одна, без любви, без живительных паров толуола.
Молодая поняша Гермиона Ловицкая, умница и заучка - что с ней? Она полуночничает в "Кабинете": лежит в Красном Зале у камина и уплетает очередное ведёрко любимых сухариков. Назавтра у неё разболится живот, но сейчас ей хорошо. Ну или, так скажем, неплохо. Хотя сердце её... а что такое, в сущности говоря, сердце? Дым, фантазия! Во всех отношениях сердцу стоит предпочесть желудок. Фру-Фру, похоже, склоняется именно к такой теории - а иначе зачем она заказала корытце тёмненького? Кстати, это уже второе. Дойдёт ли дело до третьего? А сам-то как думаешь, впытчивый читатель? Ась? Вот то-то и оно-то!
Администратор "Кабинета", педобир Иеремия, тем временем сидит в своём кабинетике и, периодически обмакивая коготь в желудёвые чернила, приуготовляет бумагу, которую иные читатели назвали бы отчётом, а иные - доносом. Истина, как всегда, где-то рядом - ну то есть типа посередине, но ближе к краю. К какому? Это как бы зависит.
Позорный мент, мурло которого так изгадило наше повествованье, вызывает сомнения - да уж не спит ли он? Нет, смотрите-ка, он пошевелился! Мент не спит, он занят: пьёт. Утром двадцать первого ему на стол положили приказ о повышении, подписанный губернатором Пендельшванцем. По такому случаю он запил. Он пил бы и дальше, но ему завтра сдавать дела сменщику-рептилоиду.
Ничего этого не знает поросёнок Пётр, сидящий в холодной. Он не спит - так как помещение охлаждено до плюс десяти градусов по цельсию, а в полночь температурку снижают до плюс пяти. Лучшее, на что он может рассчитывать - так это на три-четыре предрассветных часа до побудки, когда измученное тело отключит мозг принудительно. Поспать нормально ему удастся только завтра днём, когда новый начальник-рептилоид, не желая разбираться с чужими делами, выкинет всех задержанных вон.
Кроличка Заенна Гуцуляк, она же Зойка, ждёт клиента-крота. Клиент задерживается. Зоя коротает время, мечтая о том, как она поднакопит денег, уйдёт из профессиии и откроет лавочку, где будет продавать плетёную мебель и глиняные тарелки. И родит ребёночка от кого-нибудь из бывших клиентов - чисто для себя, ну и чтобы в лавочке помогал. Такие грёзы помогают ей настроиться перед работой.
Чем занята Мальвина, девочка с голубыми волосами, говорить пока не стоит, но заметим: и она не спит. Не спит и пудель Артемон - во всяком случае, с ней, если вы об этом подумали. Нет, он расхаживает туда-сюда, взирая на неподвижный лик луны, и мысли его далеко-далеко от сих мест, а вот помыслы - напротив: близки, но тщетны. Такое случается с натурами романтическими.
Тем временем недопёсок Парсуплет-Парсуплёткин при свете звёзд, на газоне... так, стоп, а это ещё кто такой? Откуда он взялся? Он не наш герой, мы вовсе его не знаем. Похоже, этот шаромыжник проник сюда в общей толпе незваным. Брысь, нелегал! Пинками, пинками гони его с газона и из книги вообще, читатель! Нам что, персонажей не хватает? У нас их, вообще говоря, перепроизводство! Пошёл, пошёл, скобейда поебучая! Если сунешься ещё хоть раз... ну ты поэл.
Услыхав слово "перепроизводство", в наше повествование пролазит с чёрного хода философ-номиналист Уильям Оккам (1258 - 1347). Он терпеть ненавидит умножать сущности без необходимости, и по этой-то причине нас хулит за чрезмерное обилие действующих лиц, потрясая своею бритвою. Мы эти мерзкие происки и подлые выпады проторенессансного так называемого мыслителя с негодованием отметаем. Ставя ему на вид, что на Земле вполне вещно и реально жило и живёт огромное количество существ, весь смысл бытия которых лишь в том и состоит, чтобы поедать шоколадные батончики и смотреть телевизор. И если они все вотпрямща сдохнут, дадут дуба, протянут копыта, склеют ласты и загудят под фанфары, то мир ничего не потеряет - ибо всё равно будет кому поедать шоколадные батончики и смотреть телевизор. Однако желать столь всеобъемлющего пиздеца было бы ужасно, просто ужасно, и никто не желает подобного, кроме совершеннейших злодеев и бестрепетнодушных оригиналов, не так ли? Наши же герои все как на подбор своеобычны, и тем уже хороши - хотя, признаем это, ужасно, просто ужасно невоспитаны. Или, наоборот, ужасно воспитаны - это как будет благоугодно посмотреть на сей предмет другу-читателю. Кстати, давненько мы с ним не общались. Что сидишь, друг-читатель, невесел, что головушку повесил? За мной!
А ну-тко, окинем критическим взглядом фигуру кролика Роджера, по фамилии Веслоу! Сей архисквернослов - кто бы мог подумать? - диктует пупице докладную записку. При этом он регулярно вставлет в текст разные заковыристые ругачки, которые простодушная ящерка иногда принимает за научные термины. Как раз сейчас он обозвал её изнаночносучьепадлой подзалуплесенью за то, что она записала в список археологических находок еблябливую россмердь и цыкроту лилиебохую - в то время как это были самые обычные кроличьи выражения, адресованные нерадивым снабженцам.
Сиротка Хася кушает. Точнее, лакомится. Чем занят в этот момент Тарзан, вождь нахнахов - проще догадаться, чем читать объяснения, да и к чему входить в такие подробности? Но ни он, ни она не спят. Хотя сон так полезен для здоровья.
Безопасник Мага - жив курилка! - стоит у дверей палаты Тарзана. Он явился с докладом. Ему прыдёцца нэмножэчка падаждат, даа.
Зато черепаха Тортилла занята делом совершенно неотложным - она порождает свой приплод. На сей раз она запланировала большую кладку: трёх специалистов по силовому прикрытию - она уже дала им имена Серова, Васнецова и Верещагина - и трёх психомиметиков: Шагала, Дали и Гельмана. Психомиметиков ей заказали шерстяные, нуждающиеся в специалистах по сведению с ума военнослужащих потенциального противника, а силовиков - их основной потенциальный противник. Откладывая яйца в тёплый песок, черепаха размышляет о том, что надо бы усилить личную гвардию, ныне состоящую в основном из головастиков.
Пупица Сявочка экспериментирует со своей окраской. Она пытается придать своей ладошке тот оттенок розового, который ей мерещится. Почти получилось - но она не учитывает освещения. Под беспощадно-жарким лучом студийного прожектора она полиловеет.
Бурбулисы, случайно встреченные нами, знаете чем заняты? Они выпиливают! Не подумайте чего плохого: у них есть хобби - мастерить домашнюю мебель. Сейчас они заняты изготовлением полочки для специй. Вклад их в общее дело разнствует: один работает лобзиком, а второй, устроившись на козетке, копается в заветной баночке с мелким железом, отыскивая восемь одинаковых шурупчиков на полсантиметра каждый - чтобы прикрутить ко дну полочки крышки подвесных банок. Пока он нашёл шесть шурупчиков и скоро найдёт седьмой. Восьмой найти ему не суждено. Вместо него придётся вбить два маленьких гвозика. Но тссс! - это тайна, они об этом ещё не знают. Не будем же торопить события.
Кот Базилио справляет нужду. Эстет непременно написал бы что-нибудь вроде - "отправляет естественную надобность", но это прозвучало бы претенциозно, манерно, неискренне. Так что напишем просто, по-русски, без экивоков - справляет нужду. Какую именно? Ну знаете ли! всему же есть граница! Пусть о таких физиологических подробностях пишет какой-нибудь записной похабник - де Сад, де Кок (о, какая же у него мерзкая рожа!), или хотя бы писатель Владимир Г. Сорокин. Нам это чуждо - как и нашему скромному, опрятному герою.
Его альтер-эго, кот Базиль, трясётся в почтовой карете. Лишившись дружков по шайке, он решился попытать воровского счастья в Директории. Раньше бы он туда не сунулся, но теперь начали поговаривать, что директорийская полиция уже не та, и рулят ею чуть ли не менты. Кот думает попробовать себя в профессии форточника или щипача. Он нам ещё встретится, этот скользкий тип.
Такса Муся пишет кляузу на подруг, её таки отбуцкавших за блохастость. Кроме того, ей оторвали левое ухо. Она надеется на бесплатный ребилдинг по медстраховке, полагающейся сотрудникам ИТИ. На это мы скажем - ну-ну. Да, именно так мы и скажем! Почему? А вот тут - промолчим. Должна же оставаться в книге какая-то недоговорённость, загадка, тайна? Вы скажете, что загадка эта фиговенькая и ни единой живой душе не интересная. Допустим; но лучше что-то, чем ничего, n'est-ce pas?
Поняшу Юличку (такую помните?), спокойно спавшую, укусил овод, и она уже вторую минуту гоняется за ним по опочивальне, щёлкая зубами. Но тщетно: злобный овод жужжит и торжествует. Жу! Жу-жу-жу! Муа-ха-ха!
Буратина задумчиво гладит подбородок, на котором выросли мягкие, бледноватые сосновые иголочки. Видать по всему, он вышел из отроческого возраста и вступает в пору юности, прыщавую и нечистую. Деревяшкин думает, соскоблить ли иголки, выщипать ли, или оставить так. Точнее, он уже пришёл к тому, что лучше именно соскоблить, но не может вспомнить, куда задевал мачете. Трудно жить на свете с маленькой памятью и коротенькими мыслишками! Но и он, заметьте, не спит.
И, конечно, не спят мёртвые - ибо мёртвые никогда не спят: это привилегия живых.
Но к чему тебе, мой храбрый, мой верный читатель, эта жалкая привилегия? Ужель подушка с одеяльцем утолят твою духовную жажду? Особенно сейчас, когда я развернул пред тобой горизонты, дал перспективу, бросил под ноги полные надежд людских дороги? На которых нас ждут не дождутся ужасные опасности и страшные приключения?
О, я покажу тебе, читатель, такое! Да и не такого тоже наворочу! За мной!