Сексизм не кажется серьезной проблемой еще и потому, что им настолько пронизаны все общественные сферы, все информационное пространство, что он всеми, включая тех, кто от него страдает, считается чем‑то нормативным. Он разлит в обществе, и мы впитываем его с раннего детства, с утверждения «тыждевочка!», а значит, другая — не такая, как мальчик, а поэтому должна. И в первую очередь должна мальчику: должна ему служить, должна для него выглядеть, должна ему рожать. Это настолько вошло в общественное сознание, что практически никем не замечается и транслируется СМИ автоматически, машинально. Образ женщины как прислуги, красивой вещи, существа второго сорта — это одновременно и следствие, и причина дегуманизации женщин в культуре. Проблему дегуманизации трудно признать, потому что тогда придется подвинуться на пьедестале с надписью «Человек», чтобы на нем могли разместиться и женщины. Придется поделиться властью, влиянием, силой, произвести переоценку ценностей и выйти из зоны комфорта. А на это решиться трудно.
Придется поделиться и медийным пространством, большая часть которого пока отдана мужчинам. Женщины, сумевшие что‑либо сказать в СМИ, обычно представляют собой две крайности: с одной стороны, это те, которые играют на своей «природной» женской роли (неважно, матери или «красотки»), с другой — те, которые боятся всего женского и отрицают свою гендерную принадлежность. Но ведь помимо них есть другие женщины, которые готовы разоблачать «миф женственности» и говорить о реальных проблемах реальных женщин. Они практически лишены права представить свое мнение в СМИ. Даже женщины‑журналистки чаще всего говорят и пишут «не своим голосом» и воспроизводят стереотипный образ «слабого пола», озабоченного удачным замужеством и шопингом. Разумеется, статьи или репортажи о дискриминации женщин в России не востребованы — их просто не пропускают. Можно говорить о гендерной цензуре в российских СМИ, о нарушении свободы слова женщин как гендерной группы для представления своих социальных интересов. Доступ женщин для выражения своих мнений и социальных интересов в СМИ чрезвычайно затруднен. По проблемам прав женщин и гендерного равенства дискуссия практически закрыта. Продолжается формирование негативного имиджа, унижающего достоинство женщины. Даже на заседаниях ООН об этом говорится: «Печатные и электронные средства массовой информации в большинстве стран не создают сбалансированный образ женщин, ведущих активную и разнообразную жизнь, не отражают их социальный вклад в меняющийся мир. Кроме того, картины насилия и унижающая достоинство или порнографическая продукция средств массовой информации отрицательно воздействуют на положение женщин и их участие в жизни общества. Столь же ограничивающими могут быть и программы, закрепляющие традиционную роль женщин. Глобальная тенденция к потребительству создала обстановку, в которой реклама и коммерческие передачи изображают женщин главным образом в качестве потребительниц и эксплуатируют сексуальность женщин, изображая их сексуальными объектами». Об отсутствии внимания к гендерной проблематике в средствах массовой информации свидетельствует неспособность искоренить стереотипизацию по признаку пола, которую можно обнаружить в государственных и частных, местных, национальных и международных средствах массовой информации.
В произведениях культуры образы женщин представлены тоже крайне однобоко. Очень немного книг, написанных женщинами о женщинах, в то время как «мужской мир» описан во всем его разнообразии. Да и кино чаще всего рассказывает истории про мужчин, словно только мужские истории имеют значение. Когда там есть женщины, то это вспомогательные персонажи, романтический интерес или образы, вставленные для вида. Женщины редко оказываются в центре внимания, как будто наши истории не имеют значения.
В конце ХХ века для определения художественного произведения на гендерную предвзятость стали пользоваться тестом Бехдель. Элисон Бехдель (Alison Bechdel), американская художница, нарисовала в 1985 году комикс под названием «Дайки, которых не следует упускать из виду» (Dykes to Watch Out For). Идею теста, или правила, картунистка позаимствовала у подруги по имени Лиз Уоллес, а подругу вдохновило эссе Вирджинии Вулф «Своя комната», написанное еще в 1929 году. В комиксе Бехдель одна женщина эмансипированного вида сообщает другой, что ходит в кино, только если фильм отвечает трем требованиям:
1. В нем не менее двух женщин.
2. Женщины говорят друг с другом.
3. Женщины хотя бы раз говорят НЕ о мужчине.
Эту формулировку можно назвать канонической. Сегодня больше в ходу версия, требующая, чтобы у женщин, говорящих друг с другом, были имена.
В Швеции некоторые кинотеатры уже официально объявили, что впредь будут публично ставить штамп одобрения на фильмы, которые проходят «тест Бехдель». И таким образом, у шведских зрителей появляется возможность выбора: о ком они хотят смотреть. И возможно, когда‑нибудь продюсеры прислушаются к зрительницам, учтут их предпочтения. Пока же процент женщин среди говорящих актеров — 28,4. Процент фильмов, где мужских персонажей больше женских, — 94. Мужчины на экране работают, пьют, путешествуют, пишут книги, воруют, ловят воров, волочатся за женщинами, спасают мир, разрушают мир и при этом говорят, говорят, говорят о спорте, бабле и смысле жизни. А женщины смотрят на это и пытаются найти свое место в «мужском» мире. Это реальные проценты по сотне самых кассовых американских картин 2012 года.
Вирджиния Вулф (1882–1941) — британская писательница.
В эссе 1929 года «Своя комната» (A Room of One's Own) она заметила о литературе своего времени то, что позже тест Бехдель будет определять в современных произведениях:
«Все эти отношения между женщинами, думала я, быстро перебирая в памяти блистательные образы вымышленных женщин, слишком просты. […] И я попыталась вспомнить хоть один случай за все время моего чтения, когда две женщины изображены подругами. […] Время от времени они — матери и дочери. Но почти без исключений они показаны в их отношении к мужчинам. Было странно думать, что все великие женские литературные персонажи до Джейн Остин не только были объектом рассмотрения другого пола, но рассматривались только в отношении к другому полу. И как мала эта часть жизни женщины […]».
В этом же эссе Вирджиния Вулф описывает одного священнослужителя:
«Даме, обратившейся за разъяснениями, он сказал, что кошек на небо не берут, хотя, добавил, у них есть что‑то вроде души. Как привыкли думать за женщин старые бесы! Как безграничен человеческий мрак! Кошек на небо не берут. Женщинам не написать шекспировских пьес».
У кошек «есть что‑то вроде души»… В Средние века спорили, есть ли у женщин душа. До сих пор спорят о том, насколько отличается «женский» ум от «мужского». И подавляющее большинство мужчин (да и многие женщины) убеждены в том, что женщины никогда не смогут встать с ними на одну ступеньку: ни по уровню интеллекта, ни по силе духа, ни по талантам и способностям, ни в науке, ни в искусстве, ни на общественном поприще — везде женщины уступают мужчинам. Так было, есть, и так будет всегда. Это мнение — сексистское.
Сексизм не всегда принимает открыто враждебные формы. Зачастую для оправдания дискриминации женщин используется риторика заботы.
Это такой — «доброжелательный сексизм». Он описывает женщин как нежные, хрупкие создания, которых нужно оберегать, защищать, восхищаться ими, и чья любовь необходима любому мужчине, чтобы оставаться мужчиной. Такая идеализация женщин автоматически подразумевает: женщины слабые, и они обязаны исполнять традиционные женские роли.
Вы требуете равенства и одновременно хотите галантного отношения?
Важную роль в риторике доброжелательного сексизма играют отсылки к материнству. Например, представление о том, что женщина как мать или будущая мать нуждается в особой заботе, использовалось для мотивировки списка запрещенных для женщин профессий, принятого в СССР и сохраненного в современной России.
А как же ношение тяжестей? Подавание одежды в гардеробе, целование рук, придерживание дверей?
На бытовом уровне доброжелательный сексизм проявляется в том, что принято называть галантностью или рыцарским поведением. Мужчины часто уступают место в общественном транспорте красивой девушке, в то время как женщина в возрасте у них такого желания не вызывает. Придерживать дверь, чтобы она не ударила идущего за вами, — это норма, касающаяся всех людей, а не только мужчин. Никто не выступает против этикета, принятого в обществе, где все люди взаимодействуют друг с другом, а следовательно, должны выполнять нормы общежития, должны быть доброжелательными и помогать слабым — всем, вне зависимости от пола. А вот знаки внимания красивым женщинам никак существенно не улучшают положения женщин, не дают им больше власти или ресурсов, но при этом сокращают для женщин возможности к сопротивлению. Когда женщине подают пальто и платят за нее в ресторане, считается, что и женщина должна отплатить мужчине — правда, не деньгами, а обычно сексом. Ухаживания никогда не бывают бескорыстными, и это счастье, когда стремления пары совпадают. «Доброжелательный сексизм» не просто доброжелательно описывает женщин, он обещает им, что мужская власть будет применяться только им на благо, если они будут поддерживать высокое положение мужчин в обществе, оставаясь при этом на ступеньку ниже.