А вот в этом разделе первоочередное внимание уделяется «скрещению миров». Прежде всего, разумеется, тех миров, которые созданы самими Дяченко. Но и скрещение какого-либо из их миров с нашей реальностью (порой довольно неожиданное!) тоже будет. Впрочем, кто знает: может быть, любой мир есть текст – и ту реальность, в которой мы существуем, на самом деле кто-то написал?
Но это, как сказали бы классики, совсем другая история.
Есть такой термин – «кроссовер». Автомобилистам он известен в своем варианте: как «гибрид» обычного автомобиля с внедорожником; а любителям (и профессионалам) фантастики – в своем: «художественное произведение, в котором смешиваются элементы и герои нескольких независимых вселенных».
Итак, время кроссоверов. В том числе между фантастикой и действительностью.
Сергей Лукьяненко
Новый роман «Ремарка»
Нет у Дяченко такого романа – «Ремарка». И повести нет. И рассказа. Впрочем, читатели, скорее всего, об этом догадались сразу. А что есть? Есть уже известный нам рассказ или повесть «Кон», где все события пропущены через театральную сцену, есть роман «Пещера», в котором мир снов жестко и даже жестоко пересекается с дневной реальностью. И есть роман «Казнь», главная героиня которого, сочинительница Хмель, «подарила» свою фамилию главной героине рассказа Лукьяненко в качестве имени (фамилия-то у нее, гм, взята по ассоциации).
Перед нами довольно необычная литературная форма: псевдорецензия, обзор несуществующего произведения… который сам становится отдельным литературным произведением. Такие псевдорецензии, серьезные или ироничные, а чаще сочетающие в себе то и другое, известны уже с очень давнего времени: и Франсуа Рабле ими баловался, и Джонатан Свифт… Но свое второе рождение они обрели именно в фантастике, за что мы примерно в равной степени должны быть благодарны Борхесу и Станиславу Лему. Со времен которых тоже немало времени прошло. Однако и для современных мастеров это направление, как видим, не запретно!
По материалам эхоконференции RU.LUKIANENKO
Вечером в пятницу мы с Павлом Вязниковым имели увлекательный разговор о творчестве Марины и Сергея Дяченко. Результатом этого стала небольшая рецензия, которую я и счастлив предъявить на суд уважаемой публики…
С огромной радостью увидел я на книжном лотке припорошенный снегом томик с именами «Марина и Сергей Дяченко» на обложке. Особенно когда понял, что книга выпущена в издательстве «Новая космогония», постоянно радующем нас неожиданными произведениями известных писателей-фантастов.
Некоторое эстетство прослеживается уже с титульного листа, где имена авторов написаны мелким шрифтом, а крупно напечатано:
РОМАН
РЕМАРКА
(ВЫХОД)
Постараюсь же, учитывая редкость книг «Новой космогонии», возможно подробнее рассказать о новом романе Дяченок.
Действие происходит в неназванной европейской стране. Внимательный читатель найдет в ее описании и украинские мотивы, и чешские, и даже сербо-хорватские. Впрочем, гадать о месте действия бессмысленно – история, рассказанная в «Ремарке», интернациональна. В центре повествования – молодая девушка Хмель Косяк, заканчивающая школу и готовящаяся к экзамену на аттестат зрелости. Уже в первых главах, где мы наблюдаем повседневную жизнь Хмель, ее милые девичьи забавы – колядование, гадание с подругами у зеркала, наивную влюбленность в надменного красавца-одноклассника Эдрика, нами овладевает ощущение приближающейся беды. Каким-то образом беда связана с получением аттестата зрелости, с «пьесой», с повторяющимся рефреном «весь мир – театр, а люди в нем актеры». Но лишь к третьей главе мы узнаем единственное, но кардинальное отличие мира «Ремарки» от нашей действительности.
В «Ремарке», заканчивая школу, выпускники обязаны сыграть пьесу – на нее приходят в основном родственники и друзья самодеятельных актеров. В каждом городе и даже крупном селе для этого существует особый Театр. А пьеса для каждой группы подростков разная.
Кому-то достается камерная постановка на двух-трех актеров. Кому-то – моноспектакль (это самое страшное, но мы не сразу понимаем почему). В основном же ставятся большие пьесы, с массой действующих лиц, главных и второстепенных. Мистическая составляющая романа заключена в том, что вся дальнейшая жизнь молодых людей будет проистекать согласно успеху или неудаче в постановке. Сыграл человек прекрасно роль героя-любовника – и будет ему счастье в любви. Отыграл с блеском пусть даже эпизодическую роль «кушать подано!» – и станет знаменитым ресторатором. А вот если провалился, был освистан или встречен холодным молчанием зала… причем искренним молчанием – зрители не могут быть неискренни, даже друзья и родные актеров…
Да. Именно так! Если провалился на сцене – то погиб и на самом деле. Ведь в каждом спектакле обязательно оказывается одна «провальная» роль, но угадать, какая именно, – заранее невозможно. Вот почему роль в моноспектакле – это почти приговор. Нет, конечно, ходят легенды о тех, кто отыграл роль в моноспектакле под овации зала – и стал президентом, главой корпорации, великим ученым. Потому честолюбцы порой и рвутся на такие роли. Но это единицы. В основном же все стремятся сыграть в большой пьесе – там шансов выжить куда больше.
Юная Хмель не мечтает стать великой. Тем более что с Театром у нее связана давняя душевная драма… впрочем, о ней чуть позже. А пока Хмель и ее одноклассники приходят в Театр, чтобы получить из рук Режиссера, циничного и неприятного на первый взгляд человека по имени Растафа Кавай, свои роли.
Надо сразу уточнить, что никто не знает, какие роли и в какой пьесе кому выпадут. Раздача ролей – это лотерея, где юноши и девушки тянут запечатанные кроваво-красным сургучом конверты из обитого черным бархатом ящика. И никому, даже режиссеру, неизвестно, откуда берутся конверты в ящике и кто сочиняет пьесы, которые из года в год, не повторяясь, идут на сцене Театров…
Классу, где учится Хмель, везет. Им не выпадает ни одного моноспектакля (Эдрик этим слегка разочарован). Зато влюбленным друг в друга с первого класса Анет и Арвину предстоит играть в мини-спектакле на двух действующих лиц! Трагическая история юных влюбленных, медленное перерастание их любви во взаимную ненависть – эта линия еще будет периодически всплывать на протяжении всего романа.
Ну а все остальные школьники попадают в один большой спектакль под названием «ВЫХОД». Им раздают роли (у Хмель – маленькая, но вполне интересная роль продавщицы фиалок, у Эдрика – главная мужская роль библиофила). Начинаются репетиции.
Долго и с большим знанием темы авторы рисуют перед нами театральную среду. Репетиции, капустники, прогоны отдельных сцен… Интриги, склоки, благородство и подлость… Гримерки, бытовки, гардеробные, декораторские, осветительные… Именно в осветительной Хмель и знакомится с Люциусом Феросом – пожилым, мудрым, прихрамывающим на левую ногу. Многие годы он работает осветителем в театре… но только Хмель, и то не сразу, а лишь раз за разом наблюдая из осветительной за идущими на сцене спектаклями (кто-то уже сдает свои экзамены), понимает удивительную вещь. Вовсе не от случая зависит, кто будет освистан, а кто удостоится оваций! И даже не от режиссера, перед которым заискивают юноши и кокетничают девушки. Режиссер – тоже пешка. Растафа Кавай – это беззаветно влюбленный в театр, болеющий душой за актеров, но ничего не решающий человек.
Все решает Люциус!
Именно его мастерство, его волшебная игра светом и тенью, его коллекция светофильтров решают, кто и как сыграет в спектакле!
Позволю себе процитировать несколько строк из романа:
«Люциус вновь опустил руку в буковый ящик – и вновь вытянул, на этот раз с квадратным стеклышком, густо-синим, скрипнувшим в деревянных пазах.
– Море? – наугад спросила Хмель. – Или небо?
– Hе бывает такого моря, – покачал головой Люциус. – И уж поверь, девочка, что не бывает такого неба…
Помолчав, будто вспоминая свое, давнее, он ловким движением опустил стеклышко в прорезь световой пушки. Взялся за резиновые рукояти, развернул ствол на сцену… Подмигнул Хмель, положил руку на выключатель…
И Хмель вдруг показалось, как в том давнем сне, что из прожектора ударит не луч света – а заряд смертоносной картечи!
– Hе надо! – воскликнула Хмель.
Hо Люциус уже включил пушку. И на лицо Арвина, так вдохновенно читавшего свой монолог, наползла почти неуловимая синь. Юноша, похоже, и не заметил синей тени.
Заметила Хмель – и тяжело выдохнула.
Hе заметил, но почувствовал зал – и затаил дыхание.
Арвин был словно и живой – и неживой.
– Это смерть… – прошептала Хмель. – Я не знала… что она – синяя.
– Она бывает любого цвета, – обронил Люциус, не отрывая рук от световой пушки.
– Ты же убиваешь его… – поняла Хмель. Воскликнула с ужасом: – Люциус, не надо! Ты убиваешь Арвина!
– А ты хотела, чтобы я убил Анет? – спросил Люциус. Почти равнодушно спросил. Посмотрел Хмель в глаза и прошептал: – Девочка-девочка… А есть ли у меня выбор? Ведь не я пишу эти пьесы. Я только лишь ставлю на свои места свет и тьму. Сейчас зрители думают, что Арвин жертвует собой ради любимой, что своим мастерством он сумел совершить чудо и сыграть плохо! Не лучший ли это выход, Хмель?
Одним быстрым взмахом руки он вырвал из пушки синее стеклышко: горячее, почти раскаленное. И, будто даже опережая свет, вложил в прорези оранжево-желтый стеклянный кругляш.
На лицо Арвина лег теплый живой свет. И зал дружно вздохнул – завороженный чудом».
Итак, юная Хмель узнала, что это ее новый друг, нелюдимый старик Люциус, решает, кто из актеров погибнет, а кто преуспеет. И это тайное знание, о котором она не решается никому говорить (да и что, собственно говоря, изменится?), погружает ее в глубокую тоску. С одной стороны, она может попросить Люциуса сделать ее героиней новой пьесы… а может и попросить, чтобы кто-то из одноклассников провалился. В ее руках оказывается страшная сила – но девочка вовсе не готова к тому, чтобы этой силой воспользоваться.
А самое ужасное, что довлеет над девушкой, – воспоминание о гибели ее маленького братца Кумара. Когда ей было всего лишь семь лет, она вместе с родителями пошла в Театр. Ей велено было присматривать за пятилетним Кумаром, но она отвлеклась… и расшалившийся ребенок выбежал на сцену!
Законы Театра суровы. Оказавшись на сцене, Кумар вынужден был играть. Актеры импровизировали, как могли, чтобы спасти мальчика, но во втором акте для него не было никакой роли… и в результате после антракта мальчик исчез.
Гибель брата всегда тяжким грузом лежала на совести Хмель. А теперь она размышляет – а уж не заглядевшись ли на веселых световых зайчиков, пущенных Люциусом по проходу зрительного зала, ребенок побежал на сцену?
Ведь в той пьесе не погиб ни один актер – проигравшим оказался маленький Кумар! Так, значит, в особых случаях Люциус может спасти всех актеров, пожертвовав кем-то из зрителей!
Вот в таком хитросплетении человеческих (только ли человеческих?) судеб, желаний и стремлений заканчивается первая часть романа «Ремарка» и начинается вторая.
Можно в очередной раз восхититься дарованием супругов Дяченко и многообразием их творческих приемов! Ведь вторая часть «Ремарки» – это как раз та самая пьеса «Выход», которую в первой части репетируют герои! Написанная неведомым творцом, поставленная бессильным Растафой, подвластная тайным пружинам Люциуса – пьеса разворачивается перед нами, причем, начинаясь как классическая пьеса, «Выход» постепенно меняет ритмику, персонажи начинают называть друг друга настоящими именами, в действие все активнее вторгается и зрительный зал, и Люциус, и даже (вот тут они и появляются, те самые «ремарки»!) Автор всех пьес.
Не стану портить читателям впечатление, пересказывая еще и сюжет пьесы. Замечу лишь, что финал, при всей внешней пафосности и сентиментальности, заставляет слезы наворачиваться на глаза. Прощальный диалог Хмель Косяк и Растафы Кавая – это практически белый стих, искренняя и торжествующая песнь любви, которая выше всех пьес, ролей и даже Драматургов!
Сергей Удалин
Служба такая
И снова «Ведьмин век». В данном случае не столько ведьмин , сколько нявочий .
Вселенная романа прописана столь убедительно, что мы не сомневаемся: в этом мире есть и другие страны, причем в них действуют сходные закономерности. Ну и, разумеется, сам этот мир не с неба свалился: у него была своя история. Века истории.
Так или нет – ведьмам и нявкам государственные границы в этом мире уж точно не преграда, а контролирующие их службы инквизиторов и чугайстеров должны иметь международный характер. Даже в минувшие столетия. И даже за пределами того герцогства, где происходили основные события «Ведьминого века».
А все-таки: где и когда происходят события этого рассказа? Что ж, попробуем угадать. «Где» – скорее всего, то ли в Прибалтике, то ли в Литве (в той, которая не нынешнее балтийское государство, а «Великое княжество Литовское», неплохо освоенное современной фантастикой). «Когда» – сказать еще труднее: может быть, в этом мире еще нет паровых двигателей, а может быть, уже есть автомобили – но пока они не очень-то распространены за пределами столичных городов.
Фантастика же пронизывает этот мир целиком и полностью. Ведьмин мир. Нявочий.
Возможно, ты ее привел… Может быть, нет. Никто не знает.Марина и Сергей Дяченко «Ведьмин век»
Стылый, надоедливый, совсем не летний дождь. Серое, как подтаявший снег, небо над головой. Скользкая, чавкающая грязь под копытами лошадей. Запах гниющего сена с соседнего луга. Сгорбленные спины всадников под черными плащами.
Лошади откормленные, норовистые, не чета крестьянским клячам. Да и не мудрено. Не абы кто – свита окружного инспектора Марция Кружа. Вот только дождю все равно, государственный ты чиновник или голь перекатная. Знай себе как-кап, шлеп-шлеп. Еще утро, а плащ уже мокрый насквозь, и холодно, как в подземельях герцогского замка. Бр-р-р! Дрянная погода. Не иначе как ведьмины проделки.
Только ведьмы – это забота инквизиторов. У чугайстера свои обязанности, свой интерес. Нявки. Нежить – она потому и нежить, что рядом с ней жизни нет. Не утешение несчастным, а медленная мучительная смерть. Во всяком случае, самому Кружу другие исходы не известны. А уж у него-то на памяти всякого-разного немало. Он ведь с отроческих лет в чугайстерах.
Нынешние его помощники постарше, да что проку. Совсем еще зеленые, только из обучения, одни пляски на уме. И невдомек им, что хороводы для чугайстера – не самое главное. Главное – это… да ладно, не ко времени разговор. Разве что года через три или лучше через пять. А пока – работа и еще раз работа. День за днем, хутор за хутором. В больших селах обычно все спокойно, а вот за такими хуторами, где-нибудь на отшибе, глаз да глаз нужен.
Вот и первый на сегодня.
Вернее, второй, но на хутор Коценов Круж не поехал. Просто послал ребят, чтобы проверили, не поселился ли кто-нибудь на проклятом месте. Но нет, вся округа еще помнила, что здесь произошло. Да и сам Марций не понаслышке знал об этой истории, а собственными глазами следил, как она развивалась.
Началось все с того, что четыре года назад Гай Коцен – тихоня и домосед – отправился с женой на осеннюю ярмарку в Кодру, и там, в глупой, из-за пустяка начавшейся драке, ему проломили голову. А у жены, видевшей все это, от потрясения отнялись ноги. К весне умерла и она. А их пятилетняя дочь Славка осталась на руках у престарелой матери Гая.
Но и на этом беды Коценов не закончились. Как уж все вышло, Марций так и не выяснил, но следующим летом Славка утонула в реке. То ли купалась, то ли за кувшинками в воду полезла, то ли еще что. Бабка ничего толком не рассказала. Только сидела на лавке, словно неживая, и беззвучно шевелила губами. Да Марций не очень-то и спрашивал – за чужой работой он сроду не гонялся, но и о своей никогда не забывал. И через полгода снова наведался на хутор Коценов, как устав чугайстерской службы предписывал.
Не успел он тогда во двор въехать, как навстречу ему выбежала Славка. Веселая, счастливая, только больно бледная. И ручонки у нее были холодные, что твой лед, когда она Марция обнимала. Бог весть, за кого она его приняла, но явно не за того. Он и не прислушивался, что она там ему шептала. Марций Круж свое отпереживал давным-давно, когда его вот так же…
Наверное, он все-таки слегка растерялся и потому не увел ее сразу со двора. Бабка увидала их в окно и – откуда только силы взялись – выскочила на крыльцо с ухватом, да с такими словами, какие Марций не в каждой корчме слышал. Насилу ребята с ней справились, но она долго еще билась у них в руках, пока ее не заперли в чулане.
По счастью, маленькая нявка так ни о чем не догадалась. Она даже поначалу заплясала вместе с чугайстерами, потом вдруг ойкнула, схватилась за сердце и, уже падая, оглянулась на Кружа, словно помощи просила. Но инспектор как раз в этот момент доставал из седельной сумки холщовый мешок, а тот, зараза такая, застрял намертво…
В итоге все прошло гладко, но разговоров об этом случае и сам Марций, и его ребята всячески избегали. Тем более что через полгода и бабка тоже преставилась. Ну так ничего удивительного, ей уже седьмой десяток шел. Прежних помощников Марция к тому времени забрали в столичную управу, а вместо них прислали новых, совсем желторотых птенцов. Но с тех пор Круж на бывшем хуторе Коценов так ни разу и не появился.
Зато к хутору Борусов окружной инспектор сворачивает с дороги без долгих раздумий. Хотя тоже заранее знает, что там увидит. Хорошо это или плохо, но людское любопытство никого в покое не оставляет, до самых потаенных уголков дотягивается. Так и о жизни Тита Боруса всем все известно. Только на жизнь это не больно-то и походит. Мучение, а не жизнь.
Вот ведь как оно иногда складывается: живет человек и горя не знает – дом полная чаша, жена красавица. Чего еще для счастья недостает? Разве что детишек. Так и это дело наживное. И вдруг – как гром среди ясного неба – жена умирает родами. И за какие-то три-четыре месяца силач и весельчак Тит Борус превращается в мощи бессловесные. Вроде бы и не пьет, но ходит, словно пьяный. Да и не ходит он на самом деле никуда – разве только к жене на могилу, а все остальное время дома сидит и в стену смотрит. В поле с самой весны не работает – сорняки уже по пояс, а он и бровью не ведет. Гостей тоже не принимает.
Но уж это-то Марция мало беспокоит, он ведь не на пироги к Борусу едет, а по государственной надобности. Вдруг все не так, как люди болтают? Вряд ли конечно, но в работе чугайстера всякое случается.
Марций подъезжает к дому и сразу же убеждается, что молва не врет. Телега стоит поперек двора, дверь в хлев распахнута настежь, и скотина не разгуливает по огороду только потому, что идет дождь. Да и на огороде ничего, кроме крапивы, не растет. Дом крепкий, добротный, но видно, что никто о нем давно не заботится: здесь краска на стене шелушится, здесь ставень на одной петле держится, и здесь не так, и там не этак. Даже пес – и тот лишь недовольно бурчит из будки на незваных гостей, а не бросается на них с бешеным лаем, как полагается настоящему сторожу. Тоже понимает, что хозяину все равно.
А вот и сам Тит появляется на пороге. Не здоровается, в дом не приглашает, мокнет, но стоит. На вопросы отвечает коротко, через силу, словно выдавливает: «Да», «Нет», «Не знаю», «Не хочу». Рубаха давно не стирана, волосы всклокочены, под глазами черные круги, а во взгляде такая тоска, что хоть сам вешайся. Марций быстро прекращает вопросы. И так все ясно: гибнет человек, хочет уйти из этого мира, и ничего его уже здесь не держит. Нужна какая-то встряска, и Марций знает, как это делается. Не сразу, конечно, но к следующему объезду – кто знает?..
Марций резко разворачивает коня и не прощаясь уезжает прочь. Но хозяин словно и не замечает этого. Окружной чугайстер сокрушенно качает головой, но через мгновение уже перестает думать о горемыке Тите Борусе.
Впереди его ждет ничуть не более веселая встреча.
Хутор Таруцей наведет тоску даже на того, кого не покоробит запустение Борусовского. Оно и не мудрено, скоро исполнится пять лет со смерти хозяина, Авгия Таруца. Болотная лихорадка. Что поделаешь, крестьяне – народ темный, пока не прихватит, к доктору не обратятся. И если бы в одном этом дело. Пустишь беду в дом, и она уже от тебя не отвяжется. Марций первым обрадуется, если когда-нибудь ошибется в своих предчувствиях. Но нет, свежую могилку рядом с другой, уже поросшей травой, из памяти не выбросишь. И чем теперь его встретит хутор – для окружного инспектора не секрет.
Вот как это будет.
Марций войдет в горницу, не снимая мокрого плаща, и хозяйка, Ирна Таруц, сначала метнется к нему навстречу (с ними почему-то всегда так). А потом замрет на полдороге и растерянно повернет к детям бледное как мел лицо. Семилетняя Рийка, разумеется, ничего не поймет, но на всякий случай подойдет к матери и, смущенно улыбаясь, спрячется в складках ее платья. А десятилетний Элий наверняка смекнет, что к чему, набычится и приготовится к драке.
Но до этого дело не дойдет. Марций одним взглядом чугайстера сломит волю нявки, и та покорно поплетется за ним во двор. А притаившиеся на крыльце помощники быстро закроют за ней дверь – не дай бог, ребятишки следом выскочат. Ну а если они что из окна и разглядят – что ж, возможно, и это им на пользу пойдет.
А потом окружной инспектор Марций Круж сам встанет в хоровод чугайстеров. С этим делом ребята без него не управятся – молоды-зелены еще. И спляшет, несмотря на хромоту, несмотря на дождь. Спляшет, как в лучшие свои золотые годы, сплетая невидимый узор из того, чему ученые люди когда-нибудь найдут подходящее название, а пока назовите это хоть нявкиной душой, хоть ее энергетической сущностью, как вам самим заблагорассудится.
Пройдут пять-десять минут завораживающей и стремительной пляски, и пустая оболочка нявки сломанной куклой упадет на землю. Один из помощников сложит останки в холщовый мешок, деловито забросит его на плечо и пойдет прочь со двора. Остальные чугайстеры двинутся следом. Только кто-нибудь один задержится и выпустит ребятишек на волю. Здесь ему, возможно, выпадет несколько неприятных мгновений, но что поделаешь – служба такая.
Так или иначе, но, выехав со двора, ребята приутихнут, а Марций нахмурится и, как всегда в подобных случаях, погрузится в раздумья.
Разве было бы лучше, оставь он все как есть? Нет. Через месяц-другой нявка наверняка увела бы детей за собой в могилу.
Или, может быть, было бы лучше, если бы она вообще не появлялась? Тоже нет. Сироты все равно бы погибли, и хорошо, если не еще раньше.
А как же они теперь? Хотелось бы, чтобы обида на чугайстеров и страх перед ними придали бы детям силы и воли к жизни. По крайней мере, на сердце у Марция Кружа от этого точно бы полегчало.
Вот если бы он вовсе не умел призывать нявок – тогда бы этих сомнений не было и в помине. Но при этом его ребята не набирались бы опыта, а только бездельничали целыми днями. Да и сам бы он только даром проедал свое жалованье. Потому что откуда бы еще взялись в этой глуши нявки?
Борис Харькин
Финли Свинодав
А вот тут изобильный мир «Скитальцев» щедро пересекается сам с собой. Кто читал романы этой тетралогии – те обратят внимание на знакомые ситуации (например, самый факт кабаньих боев), названия, имена. И удивится контрасту: драма сменилась улыбкой. При этом веселая, лихо закрученная, подчас нарочито легкомысленная история многомерна и полна аллюзий.
Кто не читал тетралогию – могут принять этот рассказ как данность, а «Скитальцев» прочитать уже потом. Это мы в любом случае советуем!
Пролог
– Я привел его вам, господин бургомистр! Извольте глянуть в окно.
– Кого «его»? О ком вы, Гелэрд?
«Неужели так сложно оторвать задницу от кресла и просто посмотреть?»
– Да вы гляньте, гляньте. Ручаюсь, вам понравится.
Маленький градоправитель неохотно покинул кресло. Он долго пялился в окно, а когда повернулся к гостю, глаза сверкали, а по лицу расплылась широкая улыбка.
«Говорил же – понравится».
– Ммм… эээ… мой добрый Гелэрд! У меня нет слов! Это же чудо! Это прелесть! А клыки-то, клыки! Ими же можно поле вспахать! Скалу пробить! Врата Каваррена протаранить!
«Пожалуй, со скалой и вратами – это уже перебор». – Гелэрд хмыкнул и тоже подошел к окну.
На лужайке перед домом стоял бурый вепрь невероятно гигантских размеров!
– Красавец! – воскликнул градоправитель. – Никогда не видывал таких огромных! Могу поспорить, что в холке он выше меня!
«Ха! Нашел сравнение! Даже болонка в холке выше тебя! Впрочем, мой свин действительно немаленький».
Кабан задрал здоровенную клиновидную башку, глазки с грустью уставились прямо на Гелэрда.
– Дружище, где вы его взяли?!
– Можно сказать, он сам пришел, еще… поросенком. Я его вырастил и воспитал.
– Вы?! Вот уж не знал, что вы тоже этим занимаетесь. Хотя… это Каваррен.
Бургомистр вытащил из ящика в столе позвякивающий мешочек.
– Сколько вы хотите за этот великолепный экземпляр?
– Увы, он не продается.
– Да будет вам, Гелэрд! Назовите цену! Я дам вдвое больше, чем старый Солль!
– Говорю же, он не продается.
Бургомистр озадаченно уставился на гостя.
– Зачем же вы тогда его сюда притащили, мор вас побери?!
– Помнится, на прошлой неделе вы жаловались, что в этом году у вас нет бойца, достойного сразиться в финале. Вот вам боец. В подарок.
От удивления обычно словоохотливый бургомистр потерял дар речи. Наконец, он выдал:
– Хмм… Ух ты! Ну, дружище, вы знаете, как порадовать! Спасибо! Я ваш должник!
«Да что с тебя взять?»
– Как его зовут? – спросил градоправитель.
– Финли.
– Эмм… простите, как?!
– Финли, господин бургомистр.
– Вы шутите? Что за дурацкое имя?! Потрошитель! Разрыватель брюх! Свинодав, в конце концов! Вот имя для чемпиона! Что еще за, мор побери, Финли?!
– Если вам угодно, можете называть его Свинодавом, – равнодушно бросил Гелэрд. – Впрочем, на имя Финли он откликается охотнее.
– Что ж, пусть будет Финли Свинодав!
«Финли Свинодав звучит еще более по-дурацки, чем просто Финли».
– Отличное имя, господин бургомистр.
– Отличное имя – для отличного бойца! Клянусь ключом от города, в этом году мы устроим кровавую баню жалким чушкам Солля! Теперь его чемпиону Харсу не устоять!
– Харсу? Если я не ошибаюсь, Харса распорол ваш Пыр пару лет тому.
– Несмотря на то что вы где-то раздобыли такого изумительного вепря, Гелэрд, вы плохо разбираетесь в нашей излюбленной каварренской забаве! Да будет вам известно, что Солли всегда называют своего сильнейшего кабана Харсом. С фантазией у них, видать, туговато.
«Зато из тебя фантазия бьет фонтаном».
– К сожалению, Пыр уже староват, и боюсь, что в этом году его самого бы распороли. Но вы меня выручили, дражайший Гелэрд! Вы меня спасли! Вот только… у меня есть один важный вопрос…
– Я вас слушаю.
Бургомистр кивнул в сторону окна.
– Уж больно здоровый! Скажите, дружище, вы точно не подвергали его, эммм… вашим штучкам? Ведь если сии хитрости раскроются, репутация нашего дома будет запачкана!
– Клянусь вам своим именем, я никоим образом не воздействовал на этого кабана с помощью магии.
– Вот и отлично! Давайте выпьем белого каварренского! Такое дело необходимо отметить!
– Дорогой бургомистр, не обижайтесь, но, увы, некогда. Мне уже пора. Берегите Финли.
– Финли, Финли… – пробормотал градоправитель, закрывая дверь за Гелэрдом. – Дурацкое имя, но где-то я его слышал…
Глава первая
Финли, ныне Свинодав, щурясь, разглядывал свое новое жилище. Не впечатляло.
«Одним словом – свинарник», – подумал он.
– Шевелись, хрюшка! – рявкнул дрессировщик Брога.
Финли он сразу не понравился. Брога походил на медведя – здоровый, заросший густой курчавой шерстью и косолапый. Но больше всего Свинодаву не понравились острые вилы в руках дрессировщика.
– Тебе повезло. Наш славный бургомистр разрешил тебя накормить, хотя вечерняя кормежка уже закончилась. – Брога ухватил Финли за загривок и подвел к корыту.
«Что?! Желуди?! Да ты издеваешься!»
– Жри, хрюшка! Тебе надо много жрать, ведь теперь ты будешь прославлять дом бургомистра!
Финли был голоден, он не ел с утра. Преодолевая отвращение, он погрузил рыло в желуди.
Через мгновение Свинодав уже жадно чавкал и хрумкал – на удивление, еда оказалась даже вкусной. Впервые за этот сумасшедший, ужаснейший день Финли почувствовал себя сносно.
Но Брога сумел все испортить одной лишь фразой:
– Завтра с утречка ты будешь сражаться с нашим чемпионом Пыром! Бургомистр хочет понять, кого из вас выставлять на турнир.
Огромная лапища дрессировщика вновь сцапала Финли за загривок.
«Ну что за отвратительная привычка?! Я могу и сам идти!»
Брога потащил Свинодава к рядам вольеров. Они остановились у самой большой клетки. Оттуда вырывался оглушительный храп. В темноте, сквозь толстую решетку, виднелись очертания громадной туши, в лунном свете поблескивали гигантские клыки. Финли стало дурно, шерсть на лбу взмокла от холодного пота.
– Вот он – наш Пыр! Знаешь, почему его так прозвали? Завтра поймешь, когда он распорет твое жирное брюхо! Впрочем, может быть, и Пыру не поздоровится, если ты так хорош, как расписывал тебя Гелэрд. Как же он сказал… уни… уникастый, во!
«Уникальный, дубина! Только вряд ли уникальность поможет мне против клычищ этого чудовища!»
– В общем, завтра один из вас порвет другого на куски. Не подведи, бургомистр надеется на тебя! А теперь – в вольер, хрюшка, надо выспаться перед боем…
– Погоди, Брога. – Мелодичный женский голос донесся откуда-то сверху. Финли задрал рыло. На балконе, на фоне освещенного окна виднелся стройный силуэт.
– Это тот красавец, которого Гелэрд подарил отцу?
– Так и есть, госпожа Тинара. Завтра будет биться с Пыром.
– Как его зовут?
– Финли, кажись.
– Финли, Финли… знакомое имя. Ладно, завтра поглядим, на что он способен.
Брога загнал Свинодава в вольер, лязгнул засов. Сквозь решетку Финли видел тоненькую фигурку госпожи Тинары, вырисовывающуюся на ярком фоне окна. Из его глаз катились крупные слезы.
Как много всего изменилось с тех пор, как мир стал черно-белым!
(Отрывок из прошлой жизни № 1)
…Он написал ей уже три письма.
Она два раза ему улыбнулась! На рынке и на банкете в доме ее влиятельного отца. Это давало надежду! Ничтожную, но надежду.
Нужно переходить к более решительным действиям. Подарить цветы? Пригласить на свидание?
Она любила по утрам прогуливаться по берегу Кавы. Это был его шанс!
* * *
– Тинара!
– А… это вы… Простите, забыла, как вас…
– Финли.
– Ах да… точно.
– Вот… Это вам!
– Что?! Морковка?!
– Ой, простите! Я хотел наколдовать букет роз. Я не волшебник, я только учусь, но позвольте вам сказать…
– Что ж, давайте сюда ваш… подарок. Надо признать, мне еще никто не дарил морковок! Возможно, если бы вы колдовали не с закрытыми глазами, результат был бы лучше?
– Простите, я так стесняюсь.
– Хорошо, конечно же, я вас прощаю… а теперь вам надо уйти. У меня здесь встреча…
– Эээ… прошу прощения, я не знал…
– Тина, что это за сморчок?!
(Конец отрывка)
Финли ворочался на сене, уснуть не получалось.
Тинара давно покинула балкон, а Финли все думал о ней, вспоминал карие глаза, россыпь веснушек, задорную улыбку.
Он хрюкнул с тоски, и этот непривычный звук напомнил ему обо всем ужасе его нынешнего положения. Мысли мигом перетекли в другое русло. Из соседнего вольера слышался громогласный храп. Завтра с утра Финли ждала неприятная встреча. Последнее время ему очень везло на неприятные встречи…
(Отрывок из прошлой жизни № 2)
…Финли уже довелось видеть Мортона Гульда подле Тинары. И каждый раз он сгорал от ревности. Еще бы, на фоне стройного мужественного Мортона тощий нескладный Финли смотрелся как облезлая дворняга рядом с породистой гончей. К тому же Мортон – гуард, а в этот элитный полк кого попало не берут.
Мортон оглядел Финли брезгливо, словно смотрел на коровью лепешку.
– Тина, что этому прыщу от тебя надо? И почему у тебя в руке морковка?
– Это он мне подарил, – улыбаясь, призналась дочь градоправителя.
– Он что, повар? В жизни не видел более идиотского подарка! А что, если засунуть ему эту морковку в…
– Не надо, Мортон. Он уже уходит.
Финли собрал все остатки храбрости и проблеял:
– Вовсе нет.
– Неужели? – оскалился Мортон. – Такому отребью не место подле дочери бургомистра. Наверное, придется тебя проучить.
– Мортон, стой! – вскрикнула Тинара, но было уже поздно.
Кулак гуарда врезался в челюсть Финли, и бедняга рухнул на песок набережной. Он с трудом поднялся, выплюнул кровь и два передних зуба. В голове звенело, еще чуть-чуть, и из глаз бы брызнули слезы.
Надо было хоть как-то сохранить вид в глазах Тинары! Только какой уж тут вид, губы разбиты, вся одежда в песке, еще и двух передних зубов теперь не хватает!
Тогда Финли сделал то, о чем сразу же сильно пожалел.
Не соображая, что творит, он прочертил носком башмака в песке перед Мортоном глубокую черту.
– Что?! Тина, нет, ты видела?! Поваренок вызывает меня на дуэль! Меня – гуарда! Да у тебя даже сабли нет! Чем ты будешь сражаться? Морковкой?! Я не буду убивать тебя, клоун! Ниже моего достоинства пачкать руки о простолюдина и неумеху!
В этот миг сердце Финли разрывало два противоречивых чувства. Счастье от того, что дуэль не принята, и он будет жить. И жгучий стыд перед Тинарой.
– Ты еще здесь?! Если ты сию же минуту не уберешься, я выбью тебе оставшиеся зубы, и тебе нечем будет стучать от страха при виде настоящего мужчины вроде меня!
Финли понимал, что если сейчас уйдет, поджав хвост, то дочери бургомистра ему не видать. Девушки не любят трусов, тем более здесь – в Каваррене, где мужество и отвага стоят превыше любых добродетелей.
И тут у Финли родился великолепный план.
Шепелявя из-за выбитых зубов, он пролепетал:
– Раз ты не принимаешь вызов на дуэль, я предлагаю пари.
– Пари? У меня встречное предложение, если я еще раз увижу тебя возле Тины… нет, даже не так… если я вообще еще раз тебя увижу, то буду пинать до тех пор, пока ты не вылетишь из города.
– Не поверишь, но именно такое пари я и хотел предложить. Завтра мы будем драться без оружия. Тот, кто проиграет, покинет Каваррен навсегда.
Мортон Гульд долго смеялся, а Тинара пристально разглядывала Финли. Он не мог понять, чего было больше в ее взгляде: любопытства, жалости, презрения?
– Хорошо, шепелявый недоумок! – отсмеявшись, сказал гуард. – Но только не завтра. Я не хочу, чтобы кто-то из моих знакомых увидел, как я избиваю безродную крысу. Будем драться сразу после вепревого турнира. Все будут чествовать победителя, и никто не увидит, как я вколочу тебя каблуком в землю.
– Если кто-то использует оружие, он проиграет, – уточнил Финли.
– Для того чтобы начистить твое рыло, мне не понадобится оружие. Раз уж я выбрал время, место выбирай ты.
Финли еще не успел обдумать все детали своего плана, поэтому осторожно сказал:
– Отлично, я сообщу тебе позже.
– У тебя есть время, – ухмыльнулся Мортон. – Потренируй свою хилую тушку. Подготовься к бою, чтобы, когда я буду спускать с тебя шкуру, мне было хоть капельку интересно.
– Я подготовлюсь, уж не волнуйся! – еле слышно прошептал Финли.
– Мортон, а ты знаешь, что он ученик мага? – спросила Тинара.
В глазах гуарда что-то промелькнуло. Всего лишь на миг, но Финли заметил. Что это было? Испуг?
– Ах, вот оно что, – пробормотал Мортон. – Что ж, я никогда не калечил мага. Будет любопытно. Знаешь, как тебя там?.. ученик… когда заключается пари, нужно заранее обговорить все условия, чтобы потом не возникло глупых спорных ситуаций.
Финли кивнул.
– Моя дама, прекрасная госпожа Тина, будет свидетелем.
От слов «моя дама» у Финли свело челюсти. Но, кажется, Тинаре тоже не понравился хозяйский тон Гульда.
– Итак, условия! Мы будем драться на кулаках послезавтра, когда закончится вепревый турнир, в том месте, которое выберешь ты, огрызок. Ты обязан сообщить мне место уже завтра. Во время поединка нельзя будет пользоваться никаким оружием… – Гульд хитро улыбнулся. – А также волшебством.
Финли вздрогнул. Перевел взгляд с ухмыляющегося Мортана на Тинару. Отступить сейчас – нестерпимый позор!
– Согласен, – решительно отозвался он, как в омут головой бросился.
Дочь бургомистра глянула с уважением.
– Если кто-то использует магию или оружие, он нарушает условия пари, и поединок сразу прекращается, – уточнил Мортон. – Тот, кто нарушил правила, считается проигравшим. Он обязан покинуть город.
– Все верно, Гульд. Приготовься распрощаться с Каварреном! – Финли изо всех сил попытался сказать эту фразу гордо, но шепелявость испортила весь эффект.
Он развернулся и, стараясь держать осанку, двинулся прочь.
За его спиной ржал Мортон. И что самое обидное, смеялась и Тинара.
(Конец отрывка)
Уснуть по-прежнему не получалось. Стоило Финли сомкнуть веки, перед мысленным взором появлялись клыки Пыра – огромные, острые, ужасающие!
«Светлое небо! Учитель, ну где же ты?!»
Шутка затянулась.
«Впрочем, шутка ли?!»
Наконец он все-таки забылся в тревожном сне.
(Отрывок из прошлой жизни № 3)
Учителя дома не оказалось. Это было на руку. Во-первых, Гелэрд высмеял бы шепелявую речь Финли, он всегда жестоко смеялся над учеником.
«Такой уж учитель – ехидный, циничный и порой абсолютно бессердечный».
Во-вторых, что самое главное, Гелэрд бы не дал Финли осуществить его план.
Ученик вбежал в свою каморку на чердаке. Мешанина чувств ворочалась в его душе. Предвкушение и надежда боролись с обидой, злостью, страхом и неуверенностью.
Он знал, что Гульд ухлестывает за Тинарой, но не думал, что у них все так серьезно.
«Наивный кретин! – Финли скривился. – Этот ублюдок назвал ее «своей дамой»! Но она будет с ним несчастна, ведь с первого взгляда видно, что Гульд умеет любить только себя!»
Тинаре нужен сильный защитник. Таков Каваррен, тут уважают лишь сильных. Что ж, он станет таким. Он будет самым сильным!
Финли отлично знал здешние устои и уже давно нашел способ. Но до сих пор он не мог решиться, потому что это был очень опасный способ!
«Теперь отступать некуда! Вепревый турнир через два дня. Через два дня поединок с Гульдом. Во время него нельзя использовать магию. Но никто не говорил, что нельзя использовать магию до поединка!»
Дрожащей рукой Финли листал страницы древней книги. Надо собраться, работа предстоит сложная и ответственная! Было страшно. Но если не сделать этого, то можно сразу собирать пожитки и убираться из Каваррена.
Учитель часто говаривал, хлопая Финли по плечу:
– В тебе есть искра. Но чтобы из искры родилось пламя, нужны условия. Часто в стрессовой ситуации возможности мага возрастают в сотни раз! Чтобы раскрыть потенциал, тебя должно пронзить жало страха, тебя должно захлестнуть волной паники. А не раскроешься, так и останешься никчемным ученичком, способным лишь распугивать комаров! Я знавал мага, который способен был стать лавой. Лавой, Финли!
«Сейчас или никогда!»
Финли приступил к чтению заклятия – сложного, запутанного, неимоверно длинного. Он был предельно внимателен, ведь каждое слово имело значение!
После первых же строк он почувствовал, как в него начала вливаться сила. Благодаря заклятию Финли должен обрасти мускулатурой, которой бы позавидовал и сам бог Харс – покровитель воинов! Его мышцы вырастут, движения станут стремительней, реакция – молниеносной!
«Ну держись, Мортон Гульд! Без твоей сабли у тебя не будет шансов. Послезавтра ты ответишь за все! За издевательства, за унижения, за выбитые зубы!»
Финли переполняла, почерпнутая извне, сила – чужая, чудовищная, звероподобная! Его бросило на четвереньки, но он продолжал читать. Голову сдавило, словно тисками, мир начал терять краски.
«Это нормально, это от перенапряжения».
В ушах шумело, голос стал низким и хриплым.
«Так и должно быть. Неудивительно, что голосовые связки тоже деформируются, когда меняется все тело».
Финли произнес последнее слово, и оно ударило в его мозг, словно кузнечным молотом. Мир вокруг исчез. Все исчезло.
* * *
…Первое, что он увидел, когда пришел в себя, были два белых клыка, маячивших перед носом. К слову, это был уже не нос, а заросшее бурой шерстью рыло!
«Что, мор побери, случилось?!» – завопил Финли, но из горла вырвалось лишь сиплое хрюканье…
Звериный ужас овладел им. Хотелось бежать прочь из дома! Хотелось забиться куда-нибудь, где его никто не увидит… таким!
Финли с трудом отогнал панические мысли.
«Нужно заставить себя думать рационально. Я не животное! Но вот только кто в это теперь поверит?!»
На Финли вновь накатила волна паники. Хвост поджался. Светлое небо! Он не мог поверить, что у него теперь есть хвост!
Самое страшное, он не знал, как расколдоваться. Финли не удосужился выучить контрзаклинание, ведь он не рассчитывал превратиться в… это!
«Что же пошло не так?!»
Финли часто не мог выполнить задания учителя. Но в этом заклинании он был уверен на сто процентов! Он долго готовился, сотню раз перепроверял формулы. Финли давно собирался стать мускулистей, чтобы покрасоваться перед Тинарой.
«Светлое небо! Что же пошло не так?!»
Понимание ударило в голову, как таран.
«Какой же я идиот!»
Когда произносишь вербальное заклинание, не только каждое слово имеет значение, но и каждая буква, каждый звук! Из-за выбитых зубов он выговорил многие слова шепеляво!
Финли провел языком по своим новым кабаньим зубам. Все на месте. Видимо, отросли при трансформации. Неужто, когда он расколдуется, у него не будет прорех в улыбке?
«Ты сначала попробуй расколдуйся, идиот! Эх, надо было произносить заклинание мысленно!»
Но невербальное волшебство в сотни раз сложней! Стоит на секунду отвлечься, и даже простенькое заклятие может выйти из-под контроля. Вспомнить хотя бы тот постыдный случай, когда он хотел удивить Тинару и вместо роз наколдовал, подумать только, морковку!
«Надо же было так опозориться!»
Но он не собирался бормотать слова заклятия, стоя перед девушкой: чего доброго, она бы приняла его за умалишенного. Финли хотел все сделать быстро и красиво… чтобы был сюрприз. Получился именно сюрприз, в том числе и для самого горе-волшебника…
Финли скосил глаза на свое рыло. Сегодняшний день был богат на сюрпризы!
«Что же теперь делать?! Есть только один выход! Гелэрд! Он расколдует… Ага, а потом убьет!»
Финли вновь овладело желание сбежать в ближайший лес.
«А что потом? Хрюкать всю недолгую жизнь, до первой встречи с гуардами, которые обожают охоту на диких кабанов. Нет уж, лучше буду ждать учителя. Пусть смеется! Пусть поколотит! Пусть будет обзывать свиньей до конца дней! Лишь бы расколдовал!»
* * *
– Хм… вепрь? Здесь?
«Это я, учитель!»
– Откуда здесь вепрь?
«Это я – Финли!!»
– А насвинячил-то как! Что же с тобой делать, дружок?
«Расколдовать!!!»
– Отведу-ка я тебя к бургомистру. Он как раз жаловался, что в этом году у него некого толком выставить против чемпиона Соллей.
«Не-е-е-е-ет!!!»
(Конец отрывка)
Глава вторая
Финли снился сон.
Длинный стол, заставленный яствами и кубками с вином. За столом множество красиво одетых людей, а в центре на огромном серебряном блюде – он, Финли. Поджаренный целиком до румяной корочки и с печеным яблоком во рту.
Бургомистр поднимается из-за стола. В одной руке – кубок, в другой – вилка. Он произносит речь:
– Свинодав разочаровал нас на турнире. Надеюсь, как блюдо он нас не разочарует!
С этими словами он втыкает вилку Финли в задницу.
Свинодав вскочил, стукнулся головой о крышу вольера. У двери стоял Брога с вилами в руках и злорадно ухмылялся. Это он уколол вилами, догадался Финли.
– Пора вставать, хрюшка! – рявкнул дрессировщик. – Пыр тебя уже заждался.
* * *
Пыр, и правда, уже ждал. Он стоял на противоположной стороне большой утрамбованной площадки и нетерпеливо ковырял копытом землю. На его клыки были надеты затупленные чехлы-наклычники.
«Спасибо, Небо!»
Точно такие же Брога сноровисто натянул на клыки Свинодава.
За ограждением собрались зрители. Бургомистр, вся его челядь, несколько знатных гостей и, конечно же, прекрасная дочь – Тинара.
В любой другой ситуации Финли бы не смог оторвать от нее глаз. Но только не теперь. Сейчас его взгляд был прикован к исполинским клыкам противника.
«Одна надежда на наклычники!»
Несмотря на эту предосторожность, Финли все равно жутко боялся. Достаточно было встретиться с кровожадным взглядом Пыра.
«Может, попробовать поговорить с ним? Если он поймет мою речь, вероятно, удастся договориться!»
– Привет! – сказал Свинодав. Изо рта вырвалось маловразумительное хрюканье. – Привет! Я – Финли. Я не хочу с тобой драться. Давай, я по-быстрому проиграю, и ты станешь победителем. Ты ведь этого хочешь?
Маленькие красные глазки Пыра смотрели все так же злобно и тупо. Если он что-то и понял, то вида не подал.
«Да уж, договориться, похоже, не получится».
– Пора начинать, Брога, – распорядился бургомистр.
Дрессировщик, как всегда вооруженный вилами, вышел в центр площадки.
Чутким свиным слухом Финли уловил, как Тинара шепнула отцу:
– Может, подождем его. Он хотел посмотреть.
– Хмм… пожалуй, – ответил градоправитель.
«Кого это они собрались ждать? Впрочем, кого бы ни ждали, лишь бы он не приходил как можно дольше!»
– А вот же и он! – обрадовался бургомистр.
Свинодав завертел мордой и увидал Гелэрда, неспешно идущего к площадке.
«Учитель! Ну наконец-то! Я понял, он хочет разыграть их. Сейчас он меня расколдует! Ха! Представляю их лица!»
Если Гелэрд и собирался расколдовать Финли, то явно не торопился. Он как ни в чем не бывало уселся в кресло подле градоправителя.
– Гляньте, старина Гелэрд, как ваш бывший питомец на вас смотрит, – заметил бургомистр. – Я бы сказал – жалобно смотрит, с надеждой.
– Какой у него умный взгляд, – добавила Тинара.
Финли стало приятно от этих слов. Но тут градоправитель отдал приказ начинать поединок.
Брога взмахнул вилами и заорал во всю глотку:
– Хр-р-рюшки, к бо-о-о-ю-ю!
Пыр пригнул башку к земле, щетина на загривке стала дыбом, хвост, увенчанный кисточкой, замолотил по бокам.
«Надо тоже так делать! – подумал Финли. – Может, тогда он испугается?»
Беда в том, что Свинодав еще не в полной мере научился управлять хвостом, да и как вздыбить шерсть на загривке, он не имел ни малейшего понятия.
Чтобы хоть как-то выказать агрессию, Финли ударил копытом в землю. И чуть было не закашлялся от поднятой пыли.
Противник не торопился.
«А ведь он тоже трусит, – понял Свинодав. – Видит, что я здоровей, вот и осторожничает».
– Хр-р-рюшки, впер-р-ред! – выкрикнул Брога.
Пыр свирепо взревел.
Финли тоже свирепо взревел. Вернее – попытался. Получилось лишь жалкое повизгивание.
Противник пригнулся, глазки злобно сузились.
«Все, он раскусил, что я – трус! Теперь – конец!»
Пыр рванулся с места с бешеной скоростью. Финли чудом успел отскочить в бок. Пыр пронесся мимо и чуть не врезался в каменную стену, затормозив копытами в последний миг и оставив в земле глубокие борозды.
«Гелэрд! – взмолился Финли. – Ну хватит издеваться! Ты уже достаточно проучил меня! Останови это!»
Тем временем Пыр разворачивался для второго броска.
Финли попятился. Сзади больно укололи.
– Уклоняешься от боя, Свинодав?! – недовольно рыкнул Брога, потрясая вилами.
«Похоже, придется испить кровавую чашу до дна!»
А Пыр уже мчался во весь опор, копыта молотили по земле. На сей раз Финли не успел отпрыгнуть, и клыки противника ударили в бок. Свинодава отбросило назад, он завизжал от боли и страха. С ужасом подумал, что бы случилось, если бы не было наклычников!
«Что же делать?! С одной стороны острые жала вил, с другой – Пыр, безжалостный убийца, который не остановится, пока не размажет меня по стене загона! В честном бою против матерого вепря шансов нет!»
Краем уха Свинодав услышал, как бургомистр разочарованно фыркнул:
– Ваш вепрь вовсе не такой… хм… свирепый…
– Надо почаще выставлять его на бои, – сухо ответил Гелэрд.
В этот миг Финли до конца осознал, что помощи от учителя он не получит. Мир перевернулся.
«Светлое Небо! Ну почему маги такие жестокие?!»
Мысли панически заметались в голове. И вдруг у Свинодава родился план.
«Лишь бы Брога не помешал!»
Меж тем Пыр готовился к новой атаке – брал грандиозный разбег, чтобы сокрушить противника раз и навсегда. Финли сделал вид, что тоже берет разбег, и отступил к стене особняка.
Пыр мчался со скоростью скаковой лошади.
Свинодав точно рассчитал момент и прыгнул вбок, ровно в тот миг, когда противник уже не мог изменить траекторию броска.
На этот раз Пыр не успел затормозить и на всем скаку врезался в каменную стену. Казалось, особняк бургомистра содрогнулся от фундамента до крыши. Посыпалась черепица, слетели потревоженные голуби.
Каким бы твердолобым ни был Пыр, но каменная кладка оказалась тверже. Его рыло буквально смялось гармошкой – и вепрь безжизненно стек по стене.
«Ну что, Пыр! Напоролся?!» – ехидно подумал Финли.
Брога кинулся к поверженному кабану. Бургомистр и Тинара тоже выбежали на площадку, даже Гелэрд подошел поближе.
– Дышит, ваша светлость! – сообщил дрессировщик, обследовав Пыра.
– Слава Небу!
– Но…
– Что «но», мор тебя забери?!
– Он сломал клыки. Справа – и верхний, и нижний! Под самый корень!
– Биться в финале не сможет?!
– Кажись, нет, ваша светлость.
– Что мне делать, Гелэрд?! Мой лучший боец сломал клыки! А ваш… хм… «подарочек» не сражается, а танцует на арене, словно подпитая кабачная девка!
– Финли – невероятно смышленый вепрь.
– Чтобы победить Харса, ему нужна не смекалка. Ему нужна кровожадность, свирепость, ярость…
– Хватит сыпать синонимами, бургомистр, я вас понял. Тем не менее вашего хваленого Пыра он победил. Причем именно за счет смекалки.
– Пожалуй, – нехотя согласился градоправитель. – Но сомневаюсь, что с Харсом это сработает!
– Посмотрим. Позвольте, я сам займусь ранами моего питомца.
Учитель достал из сумки банку с лечебной мазью и принялся смазывать раны Финли. Мазь жутко воняла, но боль постепенно начала стихать.
«Учитель, ну почему ты меня не расколдуешь?! Ты уже проучил меня на всю жизнь! Клянусь, я больше никогда не стану читать заклятия без твоего дозволения!»
– А Пыра вы подлечить не можете? – спросил бургомистр.
– Могу, но новые клыки вырастут не раньше, чем через неделю. Посему у вас только два пути: либо выставлять Финли, либо сниматься с турнира.
«Снимись, пожалуйста, снимись! Я же бестолковый!»
– Чтобы я снялся с турнира! Да ни за что! Мой дом уже несколько веков выставляет вепрей! В прошлом году Пыр был чемпионом!
Чемпион поднял смятую морду и жалобно хрюкнул. Потом с трудом встал, его пошатывало.
Брога помог ему доковылять до вольера, поддерживая за загривок.
– Эх, такой боец был, – пробормотал бургомистр. – Впрочем, Харса бы он уже не одолел, староват. Теперь вся надежда на этого…
– Не запирайте его в клетке, – сказал Гелэрд дрессировщику. – Пускай гуляет по загону… думает…
– Думает? – озадаченно переспросил Брога. Это слово было ему явно незнакомо.
– Именно, – кивнул Гелэрд и, не сказав больше ни слова, ушел.
– Странный народ эти маги, – пробормотал градоправитель.
– И жуткие, – добавил дрессировщик. – Когда стою рядом с ним, поджилки трястись начинают. Не ровен час, еще колданет чего!
Бургомистр кивнул. Потом все начали расходиться. Вскоре Финли остался один посреди пустой площадки.
«Думать? О чем? Что учитель имел в виду?! Думать о своем глупом поступке? Раскаиваться? Или искать выход?»
И тут он увидал то, чего не заметил сразу.
Гелэрд забыл сумку! Она небрежно валялась у ограды загона.
«Как никто не увидел этого? Учитель нарочно оставил ее и отвел всем глаза? Чего он хочет?»
Финли перевернул сумку рылом. Открыть ее было непросто, но старания стоили того. Внутри оказалась лечебная мазь, и самое главное – книга с заклинаниями!
«Он хочет, чтобы я расколдовался сам? Или просто издевается?! И то, и то в духе учителя…»
Финли пытался листать страницы, попеременно то рылом, то копытами. Было жутко неудобно.
«Вот оно! Нужное заклинание».
Финли напрягся, чтобы прочесть. В голове было мутно, как в болоте.
«Неужели звериное сознание начало возобладать над человеческим?!»
Учитель как-то рассказывал про перекинувшихся магов, которые слишком долго пробыли в зверином обличье и так и не смогли вернуться, остались зверями навсегда!
Финли жутко испугался и принялся читать заклинание.
Он прочитал его, наверное, не меньше сотни раз, но ничего не получалось!
– Искры не хватает, – говаривал в таких случаях Гелэрд. – Запала не хватает. Или условия для тебя не те…
«Какие еще нужны условия?! Эх, ну что я за бездарность! Похоже, быть мне свиньей до самой смерти! То есть до завтрашнего утра. Харс уже точит клыки, и на этот раз никаких чехлов-наклычников не будет!»
Финли хотел пустить слезу, но тут от безысходности у него родился великолепный план. У Финли часто рождались великолепные планы. Благодаря одному из них он теперь не говорил, а хрюкал.
Глава третья
Если бы Тинара вышла в полдень на балкон, она бы прочитала на земле загона надпись следующего содержания:
«Я – Финли, ученик Гелэрда! Я по ошибке превратился в вепря! Скажите Гелэрду, чтобы расколдовал!»
Если бы Тинара вышла на балкон…
Брога, пришедший накормить своих парнокопытных подопечных, очень бы удивился, прочитав сию надпись.
Если бы Брога умел читать…
Хрюкающее стадо пронеслось по письму Финли, как торнадо. Бедняга смотрел, как десятки копыт затаптывают его шанс.
«Наверное, не надо было писа́ть возле кормушки…»
А потом пошел унылый холодный дождь, как нельзя лучше подходящий к настроению Финли.
Нажравшиеся вепри разбрелись по вольерам, лишь одинокий Свинодав остался мокнуть под дождем.
Он так надеялся, что кто-нибудь прочитает его послание и заставит Гелэрда расколдовать его. А если Гелэрд откажется, то, может, позовут другого мага.
«Надо снова начертить надпись!»
Финли глянул на разбухшую от дождя землю, на сотни следов от копыт.
«Да кто ее теперь тут заметит?!»
Свинодав уныло опустил голову.
«За что мне это наказание?! Что плохого в том, что я мечтал стать сильным, мускулистым, внушительным?»
Он глянул на свое отражение в луже.
«Вид и правда внушительный. Вот только не совсем то, чего ты желал, кретин!»
Финли вздохнул.
«А еще, помнится, ты хотел жить с Тинарой в доме бургомистра. Молодец! Стрелой приближаешься к своей мечте – уже достиг свинарника!»
Дождь закончился. Над крышей особняка повисла радуга.
«Никогда не думал, что увижу не цветную радугу…»
Свинодав тряхнул головой.
«Долой уныние! Идея с надписью не прошла, значит, надо изобретать что-то новое! Учитель назвал меня смышленым. Почему же я придумать-то ничего не могу?!»
Финли стал прогуливаться вдоль клеток, пытаясь родить очередной гениальный план.
Пыр свирепо зыркал на него из вольера, но с обломанными клыками вид у него уже не был столь грозным.
«Стоп! А ведь это выход! Надо тоже сломать себе клыки! Тогда они не станут выставлять меня на финальный бой».
Финли вспомнил перекошенную морду Пыра, когда тот врезался в стену.
«Наверное, будет жуть как больно! Но это в любом случае лучше, чем мои кишки, болтающиеся на клыках Харса!»
Он уже хотел разбежаться и удариться в несокрушимый камень стены, но внезапно остановился.
На балкон вышла Тинара.
Финли было как-то неловко биться головой в стену на глазах у дочери градоправителя, и он решил повременить.
Свинодав улегся поудобней и, задрав рыло, стал любоваться девушкой.
«Хоть один плюс, теперь можно почаще наслаждаться ее красотой».
Тонким свиным чутьем он ощущал нежный фиалковый запах ее духов.
«Еще один плюс».
Тут на балкон вышел Мортон Гульд, и настроение Финли резко упало.
Гуард по-хозяйски приобнял Тинару, начал нашептывать ей комплименты.
Свинодав слышал каждое слово, стоило лишь повернуть мохнатые уши в нужную сторону.
«Эх, зачем я затеял все это? Ей нет до меня никакого дела! Вон она воркует с этим самовлюбленным петухом!»
Наконец Мортон закончил сыпать комплиментами и спросил:
– Кстати, а где этот огрызок, который хотел вызвать меня на дуэль?
– Не знаю.
– Готов поспорить на свою саблю, что он уже улизнул из города.
«Пари!» – вспомнил Финли.
Казалось, с тех пор прошла вечность!
«А ведь это было всего лишь вчера! Я назначил ему поединок! Вот только меня теперь ждет другой бой! Эх, уж лучше бы с Гульдом дрался!»
– А откуда он вообще взялся? – спросил гуард.
– Это ученик Гелэрда. Кажется, маг несколько раз брал его с собой на наши банкеты. А еще он передавал мне через няню любовные послания.
– Серьезно? Покажи.
– Мортон, нехорошо читать чужие письма.
– Да ладно, Тина, с каких пор ты стала такой правильной? Я одним глазком.
«Нет, ради светлого Неба! Не давай их этому ублюдку!»
– Хорошо, сейчас принесу.
Она скрылась за дверью и вскоре вернулась с листами пергамента в руке.
– «Прелестная Тинара! Я пишу это письмо кровью своего разбитого сердца!..» – громко прочел Мортон. – Ах-ха-ха! Какая банальность!
Щеки Финли под покровом бурой шерсти вспыхнули от стыда. В этот миг он готов был насадить гуарда на клыки.
– «Между нами пропасть! Ведь я не могу похвастать столь знатным происхождением, я всего лишь безродный сын лекаря…» Небо! Какой же он жалкий! «Но скоро я стану таким же могущественным и уважаемым, как мой учитель Гелэрд». Ага, скорее каварренский пескарь запоет басом!
– Мортон, может, хватит?
– Ну что ты, я только вошел во вкус… «…стройная, как ива, растущая на берегу Кавы!..» Ну что за идиот?
– Ты хочешь сказать, Гульд, я не стройная? – холодно спросила Тинара.
– Эээ… нет, ты самая стройная…
– Все, хватит, давай сюда, тут тебе не библиотека! – Дочь градоправителя вырвала письма из рук гуарда. – Знаешь, а вообще он – неплохой парень. Вот если бы он был поувереннее… чуточку посмелее.
– Посмелее?! Чуточку?! Да он труслив, как мышонок. Назначил кулачный бой, а сам исчез.
– Может, не исчез.
– Ну и где же он? До вечера этот болван должен назвать мне место поединка.
– Еще не вечер. Я в него верю.
«Она в меня верит! Я не ослышался?!»
– Что ж, даже если он объявится, завтра я его разделаю.
«К сожалению, завтра до тебя меня уже разделает Харс! Вряд ли тебе что-то останется…»
– А ты не боишься, что Гелэрду не понравится, если его ученика побьют и выгонят из города?
– Гелэрд? Плевал я на Гелэрда, – фыркнул Мортон. Он хотел показать полную невозмутимость и даже презрение, но Финли уловил в голосе опасливые нотки.
«Врешь! Учителя даже сам бургомистр побаивается!»
Гуард продолжил:
– В конце концов, его скудоумный ученичок сам предложил это пари и все его условия.
«К сожалению, это правда. Да и Гелэрду на меня наплевать!»
– Ладно, Мортон, пойдем, пора обедать.
– Точно. У меня разыгрался прямо волчий аппетит. Готов целиком съесть вон того здоровенного кабана!
– Перебьешься! Это наша надежда победить в завтрашнем финале! Кстати, его подарил отцу Гелэрд. Милашка, правда?
– Свинья как свинья, ничего особенного…
– Что ты понимаешь в бойцовых вепрях! – раздраженно бросила Тинара и скрылась в доме. Гульд как хвост последовал за ней. А Финли после подслушанного разговора еще долго стоял ошарашенный.
«Оказывается, она меня не презирает! Я ей даже симпатичен! Вот только надо быть уверенней и смелее».
Финли опустил глаза.
«Но, увы, Гульд прав – я трус!»
Глава четвертая
Сюрпризы в этот день еще не закончились. Незадолго перед ужином в загон пришли Тинара и Мортон.
– Хорошо, Тина, я готов погладить его, чтобы ты меня простила!
Финли оторопело смотрел, как Гульд приближается к нему, чтобы…
«Погладить?!»
Гуард нехотя провел жесткой ладонью по загривку Финли.
– Ну, хватит дуться, Тина! Вот, видишь, я его глажу. С удовольствием, как ты и просила.
«С подобным удовольствием ты мог бы гладить гадюку».
– Странно, Мортон, – пробормотала дочь бургомистра. – Гульды – единственная знатная семья в городе, которая не разводит боевых вепрей.
– Зато мы обожаем охотиться на их лесных собратьев! – Гуард сделал жест, будто протыкает Финли копьем.
– Эх, Мортон, Мортон… ну посмотри, какой он славный! Разве на такого можно охотиться?! Это же будущий чемпион Каваррена – Финли Свинодав!
«Потрясающе! Она месяцами не могла запомнить мое имя, когда я был человеком, но стоило превратиться в кабана, и вот, пожалуйста!»
Тинара нежно погладила Финли по голове. От смущения и удовольствия он покраснел от пятачка до кончика хвоста.
«Хорошо, под шерстью этого не видно».
– Завтра Свинодав выиграет турнир, и мы с папой будем счастливы!
– Мне кажется или он на меня смотрит как-то недобро? – заметил Мортон.
– Да, у вас какая-то странная взаимная антипатия…
Тинара раскрыла маленькую сумочку.
– Свинодав, посмотри, что у меня для тебя есть! – Из сумочки она ловким жестом фокусника вынула морковку.
«О! Неужели это моя несостоявшаяся роза!»
– Вот, съешь. Один милый, но неумелый ученик мага подарил мне ее.
«Милый!!!» – возликовал Финли.
– Милый?!! – зарычал Гульд.
– Успокойся, Мортон, ты слишком вспыльчив и ревнив.
Тинара принялась кормить Финли. Тот, жмурясь от удовольствия, хрустел угощением.
«Светлое небо! Как приятно есть с ее рук! Да и морковка вкуснючая! Хоть раз в жизни наколдовал что-то путное. Жалко, маленькая…»
– Пойду гляну, как там бедняга Пыр, – сказала Тинара, когда морковка была съедена.
Она отошла к вольеру экс-чемпиона. Гульд сверлил Финли неприязненным взглядом.
– Тупой свинтус! – прошептал он. – Когда я женюсь на ней, тебя подадут на свадебный стол.
«Надо быть смелей! Как тебе понравится вот это, Гульд?!»
Финли со всей дури стукнул копытом в зловонную лужу, и Мортона с ног до головы облило грязью.
– Ах ты мразь!
– Тихо, Мортон, успокойся! – крикнула Тинара, подбегая.
Гуард выдернул из ножен саблю.
– Я зарежу этого борова! Я пущу его на котлеты!
Дочь градоправителя повисла на его руке.
– Отцу нужен этот вепрь.
– Придется ему искать другого!
При виде искаженного яростью лица гуарда и острой стали в его руке Финли не на шутку перепугался. Он надеялся, что Тинара сможет остановить его.
– Клянусь, если ты тронешь Свинодава, я больше никогда не приглашу тебя в свой дом!
– Только ради тебя, Тина, – сквозь зубы процедил гуард, убирая саблю в ножны.
– Пойдем, тебе надо умыться и переодеться.
– Ты мне еще ответишь! – шепнул Мортон, повернувшись к Финли.
Глава пятая
Греясь в лучах ласкового вечернего солнышка, Финли вспоминал, как Тинара кормила его с рук.
«Светлое небо! Как же это было приятно!»
Ради такого он готов был остаться вепрем навсегда.
«Вот только навсегда не будет. Завтра Харс покончит со мной!»
Финли топнул копытом.
«А вот и нет! Пора раз и навсегда победить свою трусость! Победить на турнире! Победить Харса! Тинара надеется на меня! Если я выиграю турнир, бургомистр будет счастлив. И Тинара будет счастлива! А ведь я мечтал сделать ее счастливой. Разве не в этом смысл любви?»
Финли опустил голову.
«Победить! Легко сказать! Харс всю жизнь готовился к этому бою, а я хвостом махать научился буквально только что!»
Финли принялся бродить по загону и думать, думать, думать.
«Я же пока еще человек! К тому же смышленый. Так сказал Гелэрд, а уж он-то разбирается в таких вещах. У меня разум двуногого зверя – самого хитрого, безжалостного, изобретательного! А Харс всего лишь глупое животное. Надо определить его слабые места…»
К сожалению, Финли не имел об этом ни малейшего понятия. Он был сыном лекаря и нерадивым учеником мага и в вепрях разбирался не больше, чем сапожник в изящной словесности.
«Эх, вот если бы я был охотником…»
Но охотой Финли никогда не интересовался: ведь охота для мужланов, для дураков!
«И кто теперь дурак?»
Финли издал унылый хрюк. Пыр злорадно наблюдал из вольера.
«Ладно. Зайдем с другой стороны. Какие сильные стороны у меня? Чем пользуется человек, когда сражается? Оружие, латы, щит… И что же мне делать? Попросить бургомистра купить мне доспехи?!»
* * *
Финли пытался измыслить какой-нибудь хитрый способ борьбы с Харсом до самого заката, но ничего не получалось. Он вспомнил про волшебную книгу Гелэрда, которую спрятал под кормушкой. Но и там не нашлось заклинания, подходящего к ситуации.
Скрип отворяющихся ворот загона отвлек Финли от горьких мыслей. Он повернул голову и замер.
«Это еще что?!»
Брога и бургомистр вводили в ворота двух кабанов.
«Нет. Не кабаны…»
– Вот, Свинодав! Смотри, каких красавиц тебе привели! Расслабься перед боем! Тогда завтра будешь сражаться, как настоящий самец!
Финли отвернулся и уныло побрел в дальний угол загона.
Брога, бургомистр и обе кабанихи оторопело смотрели на удаляющегося вепря.
– Что это с ним?! – пробормотал Брога. – Заболел, что ль?
– Какой-то он привередливый! – отозвался градоправитель.
– А может, он однолюб?
– Интересно, кого он так любит?.. Ох, и странного же кабана подарил мне Гелэрд.
– Кстати, он придет посмотреть финал, ваша милость?
Свинодав навострил уши.
– К сожалению, нет. Я слышал, что он уехал из города.
«Уехал?..»
Финли вновь почувствовал себя одиноко и беспомощно. В глубине души еще жила надежда, что Гелэрд расколдует его. Теперь она умерла окончательно.
Учитель часто уезжал из Каваррена по делам. Но чтобы сейчас, когда он так нужен!
Финли лег под тремя смолистыми соснами, росшими в углу загона. Ему хотелось с тоски зарыться в опавшую хвою. Он так ничего и не придумал. Слеза медленно скатилась из уголка его глаза, подобно смоле, стекающей по стволу сосны.
Брога подошел к нему.
– Послушай, Свинодав. Ты странный, но ты отчего-то мне нравишься. Конечно, ты меня ни хрена не понимаешь, но такая уж у меня привычка – разговаривать со своими хрюшками.
«Ты бы очень удивился, если бы узнал, что я все прекрасно понимаю. Но толку с того…»
– Знай, Свинодав: мы с его светлостью на тебя надеемся. Жаль, шансов на победу у нас мало, в этом году у Солля очень крепкие хрюшки. Они с тобой миндальничать не будут. У Харса клыки такие, что он может пробить вот эту сосну.
Финли приподнял ухо.
– Не хотел бы я встретиться с ним на турнирной площадке, – продолжал Брога. – Будь осторожен, когда он берет разбег…
Свинодав уже не слушал дрессировщика.
У него родился очередной великолепный план.
* * *
Утром бургомистр и Брога пришли за Финли. У вольера они остановились как вкопанные и долго смотрели на своего бойца, разинув рты.
– Что это с ним, мор побери?! – наконец выдал градоправитель. – Ну Гелэрд! Подложил мне свинью!
– Прикажете отмывать, ваша светлость?
– Нет на это времени. Финальный бой вот-вот начнется!
Свинодав широко зевнул. Полночи он усердно трудился. Сначала пробивал клыками стволы сосен, росших у ограды загона. Потом обмазывал бока в липкой душистой смоле. Затем усердно точил клыки – нижние о верхние. В результате его щетина слиплась и покрылась толстой коркой смолы, что защитит не хуже доспехов, а клыки стали острыми, как сабли гуардов.
Потом Свинодав извалялся в луже, чтобы его импровизированную броню не было заметно. А то еще чего доброго, снимут с турнира. Этого допустить он не мог. Пусть он так и останется на всю жизнь кабаном, но он докажет всем (и себе в первую очередь!), что он не трус!
– Веди его, Брога! – распорядился бургомистр. – Позорно выставлять на бой такую грязную чушку. Но еще позорней вообще никого не выставить!
Глава шестая
– Дорогие жители Каваррена! – летел над ареной голос ведущего. – Сегодня вас ждет настоящий праздник! Сегодня финал! Но прежде, чем объявить двух блистательных бойцов, которые скрестят сегодня клыки, позвольте мне кое-кого вам представить! Наш славный город посетила знаменитейшая персона, один из величайших магов современности – Гунс Живот! Именно благодаря его волшебству все вы можете слышать мой голос, словно я стою прямо возле ваших многоуважаемых ушей!
Толпа разразилась бурными овациями.
Финли, находящийся в небольшой комнатке под трибунами, тоже слышал ведущего.
«Гунс Живот? Кажется, учитель что-то о нем упоминал».
Хоть в прошлой жизни Финли и не был поклонником веприных боев, но он прекрасно знал, что главная каварренская арена располагается буквально в двух шагах от дома бургомистра. Когда не было выступлений, он частенько приходил сюда, забирался на самую высокую трибуну и подглядывал в окно Тинары.
«Небо! Как же давно это было!»
Но Финли не знал, что из загона в бургомистровом дворе есть подземный ход, ведущий под трибуны арены. Брога провел его темным туннелем, и вот он здесь, ждет своего часа. Ждет, когда ведущий объявит его имя, дрессировщик откроет решетку и Финли выскочит на арену, чтобы победить или умереть.
«Лучше, конечно, победить!»
Сквозь решетку Свинодав видел часть арены и краешек противоположных трибун. Как раз тот, который предназначался для самых знатных зрителей.
Он видел Тинару и ненавистного Гульда, видел маленького пухлого бургомистра и худого жилистого старика Солля.
«А это еще кто сидит между ними на почетнейшем месте? Ах да, судя по брюху, это и есть тот знаменитый маг…».
– Целых два месяца шли бои, чтобы выявить лучших из лучших, – вещал ведущий. – В финал, как это нередко бывает, вышли вепри премногоуважаемого Рудгера Солля и нашего доброго бургомистра!
Раздались крики и аплодисменты.
– Дом Солля выставляет вепря, прекрасно знакомого нам по прошлым боям. Итак, дамы и господа, встречайте! Непобедимый Ха-а-а-арс!
Под рукоплескания на круглую арену вылетел любимчик публики. Черная, как уголь, шерсть блестела на утреннем солнце. Он был меньше, чем Финли, но его башка была огромной, как колокол в каварренской ратуше.
Харс заскакал по арене, красуясь перед зрителями.
– А вот бургомистр нас удивил. Все мы надеялись увидеть старого Пыра – прошлогоднего чемпиона! Но оказалось, что наш доблестный ветеран сломал клыки во время тренировочного боя. Бургомистр имеет право сделать замену. Он выставляет никому не известного вепря, так сказать, темную лошадку турнира. Уважаемая публика, приветствуем! Финли-и-и-и Свинодав!
– Давай, не подведи! – рыкнул Брога, отворяя решетку, и Финли выскочил под утреннее солнце.
Толпа издала дружный вздох, потом кто-то засвистел, кто-то заулюлюкал.
– Что это? – с ехидством спросил Солль бургомистра. – Новая мода? Под деревенского хряка из грязной лужи?
Его Харс был подтянутый и опрятный, даже копыта блестели.
Щечки градоправителя налились краской. Он раскрыл рот, чтобы что-то ответить, но тут ведущий заорал:
– Да начнется финальный бой!!!
Взревели трубы, замолотили барабаны. Радостными воплями отозвался Каваррен.
Харс поднял огромную башку, свирепо выставил вперед гофрированное рыло. Белые клыки сверкали на солнце – острые как кинжалы! И теперь никаких наклычников!
Финли поймал себя на том, что против воли пятится. Теперь он уже не чувствовал себя так уверенно.
«Трус, трус, трус!!!» – застучало в висках, а ноги стали ватными до самых копыт.
Главная каварренская арена была не такая, как тренировочная площадка в доме бургомистра. Землю покрывал слой мягкого золотистого песка, а еще – арена была ощутимо больше. И это было хорошо.
«Есть куда отступать!»
И главное, здесь не было дрессировщика с вилами, который мог помешать маневрам.
Финли пятился. Толпа гневно свистела, не такого финала ожидали жители Каваррена. Да и Харс такого не ожидал. Обычно вепри не пятятся, а несутся друг на друга и пыряют клыками до тех пор, пока один из них не издохнет.
Наконец Харс понял: чтобы достать врага, за ним придется побегать.
И он побежал.
Свинодав прыгнул вбок. Клыки Харса скользнули по щетине, покрытой тройным слоем застывшей смолы и одним слоем грязи. Удар, который, не будь брони, оставил бы жуткие кровавые раны, даже не пощекотал Финли. Это придало ему уверенности.
Харс удивленно пялился на грязь, стекающую по клыкам. По его мнению, по ним должна была стекать кровь.
«Получай, дружок!»
Финли ударил копытом так, что струя песка полетела в глаза Харса.
Тот замотал башкой.
– Хм… а Свинодав использует грязные приемы! – прокомментировал ведущий.
Зрители шумели.
Воодушевленный, Финли решил провернуть трюк, испытанный на Пыре.
«Проверим, насколько тут крепкие ограждения!»
Свинодав отступил к круглой стене арены и, когда Харс бросился на него, резко отпрыгнул в сторону. Но более молодой и ловкий, чем Пыр, вепрь успел затормозить и ударился в стену не с такой бешеной силой. Тем не менее Свинодав получил минуту передышки.
Пока Харс поднимался, махал башкой, стряхивая песок, и ошарашенно пучил маленькие глазки, Финли глянул туда, где сидела Тинара. Ему необходимо было получить поддержку.
Он увидел, как Гульд что-то говорит дочери градоправителя. Свинодав повернул уши в их сторону.
– Твой даритель морковок так и не объявился, – ухмылялся гуард.
– Ну и что? – раздраженно бросила Тинара.
– А то, что он трус!
«Трус!» – эхом отозвалось у Финли в мозгу.
– Такой же трусливый, как вепрь твоего папочки!
На Свинодава накатила волна ярости. Тинара что-то ответила Гульду, но Финли не разобрал. Да уже и некогда было слушать, Харс приближался. Неторопливо, но неумолимо.
Свинодав знал, что прямого попадания его броня не выдержит, она может защитить лишь от скользящих ударов.
«Что же делать?! Снова постараться, чтобы Харс врезался в стену? Не выйдет! Он – хитрый вепрь и второй раз на такую уловку не попадется».
Харс был уже рядом. В его глазах горела ярость и…
«Презрение?»
Так смотрел на Финли Мортон Гульд!
– Раздавлю!!! – заорал Свинодав. Из пасти вырвался мощный звериный рев.
Такой агрессии он не ожидал от себя сам!
Наивный, цивилизованный, романтичный Финли стремительно умирал. На его месте зарождался зверский, необузданный, безжалостный Финли.
Харс был не виноват, что родился вепрем, не виноват, что с поросячьих лет воспитывался в свирепости. Но сейчас Свинодав видел перед собой не Харса. Он видел ухмыляющееся лицо Гульда.
Финли остервенело захлестал хвостом по бокам, глаза наполнились кровожадной яростью.
Публика разразилась восторженными криками: сейчас наконец начнется то зрелище, которое рассчитывал увидеть Каваррен.
Харс почуял неладное и приостановился. Но Свинодав уже несся на него, разбрызгивая песок из-под тяжелых копыт.
Страшный удар!
Пятак ткнулся в густую шерсть, а клыки глубоко вошли в брюхо черного вепря. Вошли легко, ведь они были созданы специально для таких целей. Инерция протащила Свинодава и Харса до самой стены.
Финли рывком выдрал клыки из брюха дергающегося в агонии врага. Поднял окровавленное рыло, алые капли падали на песок.
Тишина. Толпа не могла поверить в столь неожиданный и быстрый исход.
А потом тишину нарушил голос бургомистра:
– Похоже, пора вам искать нового Харса, Солль.
И тут толпа взорвалась криками.
Финли тяжело дышал, кровь стекала по клыкам.
«Светлое небо! Неужели я окончательно превратился в зверя?!»
Солль вскочил с места и закричал:
– Это нечестный бой! Хоть мои глаза и не те, что были лет двадцать назад, но я заметил, что вы обмазали чем-то вашего вепря!
Румянец покинул пухлые щечки бургомистра, а голос стал холодным, как каварренская зима:
– Я даю вам слово, что ни я, ни кто из моих людей не делал этого. Вы сомневаетесь в моем слове, Рудгер?
– Нет. Простите, – отступился Солль.
Тут с места поднялся Гунс Живот и громогласным басом произнес:
– Я покупаю этого вепря.
– Эээ… – замялся бургомистр. От неожиданности он не смог скрыть эмоции. Ему не хотелось продавать чемпиона. Но и отказать такому уважаемому гостю он тоже не решался. – Ну, если вы так желаете…
– Да, я так желаю. Вот! – Он сунул градоправителю увесистый мешочек. – Там золото.
– А зачем вам вепрь? – спросил бургомистр.
– Я его съем, – равнодушно ответил маг.
– Эээ… что?
«Что?!!»
– Я слыхал, кто съест такого бравого кабана, сам станет столь же сильным и смелым.
Финли с ужасом смотрел на мага. Судя по его брюху, он слопал уже не одного кабана в поисках храбрости.
– Забейте его и зажарьте, – распорядился Гунс. – Я приду, когда нагуляю аппетит.
Глава седьмая
– Прости, Свинодав! Кто ж мог подумать, что так все обернется, – бормотал дрессировщик, ведя Финли по темному туннелю.
«Бежать! Бежать! – стучало в голове. – Но куда?! От мага не убежишь!»
Финли с детства боялся магов!
«Съесть кабана, чтобы стать сильным, как кабан! Что за варварские суеверия?! Впрочем, волшебники все с причудами… И учителя нет в городе! Я пропал!»
На сей раз у него не было ни одного великолепного плана!
* * *
– Папа, ради светлого Неба, не надо! Он же славный! Он же наш чемпион!
– Тиночка, я сам этого не хочу. – Бургомистр старательно прятал глаза. – Но ты же знаешь, с таким гостем лучше не связываться… Мы вырастим нового кабана, еще лучше!
Они стояли посреди загона. Бургомистр, Тинара, Брога и проклятый Гульд. А между ними беспомощный Финли Свинодав, помещенный в тесную загородку, специально сооруженную ради такого случая. Твердые прутья не давали ни развернуться, ни даже пошевелиться.
Из глаз Финли катились слезы. Пройти через все, что он прошел, чтобы в результате быть съеденным! Лишь из-за глупых дикарских предрассудков какого-то мага!
«Мор его забери!»
– Давай, Брога, – печально сказал бургомистр. – Зарежь чемпиона.
Слуга протянул дрессировщику что-то длинное и узкое, завернутое в промасленную тряпку. Внутри оказался специальный меч, предназначенный для охоты на диких вепрей.
Финли не мог оторвать взгляд от изуверского оружия. Эфес в четыре ладони длиной и штыковой клинок – настолько зловещий, что Свинодава затрясло.
Вспомнился недавний сон, который вскоре станет явью. Знатные гости, Финли на серебряном блюде, печеное яблоко во рту…
– Я дрессировщик, а не мясник! – рявкнул Брога, отталкивая меч.
– Да что с вами? – воскликнул гуард. – Свинью зарезать не можете?! Я сделаю это! С удовольствием!
– Гульд, не смей!
– Мне ведь можно, господин бургомистр?
– Да, Мортон. – И хоть в его голосе было сожаление и грусть, но Финли от этого легче не было!
– Помнишь эту лужу, свинтус?! – Мортон слегка кольнул кончиком меча в бок Финли. – Теперь ты ответишь мне за оскорбление!
Гуард занес клинок.
Весь спектр чувств как вихрь пролетел в душе Свинодава. Животный ужас, ненависть, ярость, желание жить!
«Неужели все впустую?! Неужели я напрасно победил Харса?! Выиграл турнир! И все это для того, чтобы ненавистный враг в итоге меня заколол! Так быть не должно!»
Гуард медлил, смаковал момент. Меч в его руках был нацелен Свинодаву под переднюю лопатку, за которой сердце.
От страха и напряжения Финли весь покрылся холодным потом. Только одно могло его спасти!
«Один шанс! Другого не будет! Последняя попытка!»
Ведь не зря же учитель оставил книгу с контрзаклинанием! Ведь не зря Финли прочитал его сотню раз и запомнил каждую букву!
Мортон так и застыл с занесенным мечом.
Раздался дружный вздох.
Мгновение назад в загородке был кабан, и вот уже там стоит на четвереньках нечто… В лохмотьях, испачканных смолой, песком и кровью. Ободранное и грязное, как свинья… Но уже не свинья!
– Ты?! – взревел гуард.
– Ты?! – воскликнула Тинара.
Финли заморгал – краски ударили в глаза!
«Я и забыл, что в мире столько цветов!»
Опешивший Брога машинально открыл загородку, и бывший Свинодав, пошатываясь, выбрался наружу.
«Как же они ходят на двух ногах?! Это, оказывается, не так просто!»
– Ну Гелэрд, мор его побери! – проворчал градоправитель. – А еще клялся своим именем, что не колдовал над вепрем!
– Так и есть, господин бургомистр. Я сам себя заколдовал, – с трудом произнес Финли. Говорить было так непривычно!
А еще было непривычно не видеть перед собой кончики клыков. Казалось, чего-то не хватает. И главное, все время хотелось вновь встать на четвереньки!
«Нет уж! Больше никаких четверенек!»
Действующий чемпион каварренского вепревого турнира гордо расправил плечи.
Трансформация в вепря, а затем обратно в человека внесла коррективы в организм Финли. Передние зубы, выбитые гуардом, отросли вновь; кроме того, некогда тощий ученик мага теперь прилично оброс мясом. Ведь не зря же ведрами уплетал желуди…
Глядя Мортону в глаза, Финли отчеканил:
– Ты проиграл пари, Гульд! Убирайся из Каваррена!
– Что?!
– Ты уколол меня мечом. Мы договаривались драться без оружия.
– Что?! Я не знал, что это ты!
– Это я. – Финли вздернул подбородок. – И то, что ты меня не узнал, твои проблемы.
– Не по правилам! – зарычал Мортон.
– Почему не по правилам?
– Ты должен был объявить мне место! Еще вчера, в присутствии Тины!
– Я и объявил тебе место. Вчера, в присутствии Тинары. Я же не виноват, что ты не понял. Я даже показал! Специально топнул копытом, мол, здесь, возле этой лужи. Мы сейчас как раз на месте.
Щеки Гульда побагровели, он в ярости глотал ртом воздух. Наконец выпалил:
– Ты не должен был использовать магию во время поединка!
– А я и не использовал. Во время поединка. Я заколдовал себя еще вчера утром. А расколдовался после того, как ты кольнул меня мечом. Ты проиграл!
– Да я тебя зарежу, как свинью! – заорал гуард, брызжа слюной и вновь занося клинок.
Но было поздно. Финли уже поверил в себя. После того как у него получилось расколдоваться, он ощутил себя не учеником, а настоящим магом. Тем более это заклинание он знал отлично.
Мортон оторопело уставился на свои руки. Теперь в них был не меч, а морковка!
– Он прав, Гульд, – сказала Тинара. – Ты проиграл пари. Ты меня сильно разочаровал за последние дни! Проваливай из моего дома!
Гуард бросил беспомощный взгляд на бургомистра.
Тот в ответ только развел руками.
Тут в ворота загона, как к себе домой, вошел Гунс Живот. Видимо, он уже нагулял аппетит.
– Где мой вепрь? Жарится?
– Эээ… – промычал градоправитель.
– Господин маг! Вот он! – закричал Мортон, тыча в Финли морковкой. – Это он! Надо его зажарить! По нему давно вертел плачет!
– Что за ахинею несет этот юноша? – спросил Гунс. – И почему у него в руках морковка? Он что, повар?
– Я Гуард! Но не это сейчас важно! Этот вот… он и есть тот кабан!
– Я что-то так и не понял, – пробасил Брога. – Нашего вепря превратили в парня? Или парня превратили в вепря? Или парня превратили в вепря, а потом обратно в парня?! Я что-то запутался!
– Ну все, с меня хватит! – Гунс хлопнул себя по животу. – Почему этот сосунок выставляет меня паяцем?! Вот возьму и самого его в кабана превращу!
– О ком вы, почтенный маг? – осторожно осведомился градоправитель.
– О Гелэрде, о ком еще! Он попросил меня сделать две вещи. Во-первых, купить победителя веприных боев. Во-вторых, потребовать, чтобы его зажарили. Поскольку я был должен Гелэрду услугу, пришлось согласиться на этот идиотизм! Но мне уже начинает надоедать ваш балаган!
– Зачем все это Гелэрду? – недоуменно спросил бургомистр.
– Кажется, я знаю, – сказал Финли.
– Может, просветишь нас, сынок?
– Наверное, учитель сам вам объяснит, вон он идет…
Эпилог
Они неспешно прогуливались по берегу Кавы. Три мага. Гелэрд, Гунс Живот и Финли, бывший Свинодав.
Гелэрд так и не удостоил бургомистра объяснениями. Просто забрал Финли и ушел. Бургомистр не настаивал.
Финли вспоминал прощальный взгляд Тинары, наполненный теплотой. От него на душе было легко и приятно. Финли знал, что еще не завоевал девушку, но теперь он это сделает. И никто не сможет ему помешать!
Еще он вспоминал прощальный взгляд Гульда, наполненный черной ненавистью.
Но Финли уже не боялся гуарда.
– «В стрессовой ситуации возможности мага возрастают в сотни раз! Чтобы раскрыть потенциал, тебя должно пронзить жало страха». Я правильно понял ваш замысел, учитель?!
– Более чем. Но в твоем запущенном случае жала страха было бы недостаточно. Понадобились клыки страха, меч страха и вертел страха!
– Меня могли убить!
– Я верил в тебя, Финли.
– «Верил»?! А если бы Пыр проткнул меня?!
– Ты бы умер. Но ты ведь справился.
– А если бы Харс распорол меня?!
– Ты бы умер. Но тебе ведь хватило мозгов, чтобы обхитрить глупое животное.
– А если бы меня зажарили?!
– Ты был бы съеден. Но ведь не зажарили же!
– Небо! Почему маги такие?! Жесткие, как камень!
– Потому что мягкие умирают, Финли. Ты был в шкуре зверя, теперь ты должен это понимать.
– Ваш учитель тоже над вами так издевался?!
– Спроси у него сам.
– Было дело, – охотно признался Гунс. – Неделю у меня по болоту скакал, квакая и уворачиваясь от ужей!
– Маги бессердечные!
– Теперь и ты маг, Финли.
– Что-то мне уже расхотелось им быть.
– Поверь, ты еще войдешь во вкус.
Роман Демидов
Быть
Снова мир «Ведьминого века»? Да. Но не только он. В рассказе «Быть» присутствует кое-что из другого романа Марины и Сергея, «Долина совести». Не персонажи, не сюжетная линия – а фантастическое допущение: узы . Странная, зловещая, не имеющая рациональных объяснений власть, которую носитель этого загадочного фактора обретает над человеком, пообщавшись с ним некоторое время. Над любым человеком. Даже помимо своей воли.
Это не власть в прямом смысле слова, но зависимость, превосходящая наркотическую. Неразрывная связь. Вопрос жизни и смерти.
Мир «Долины совести» – обычная для творчества Дяченко «восточноевропейская страна», отсутствующая на картах нашей реальности, но лишенная каких-либо проявлений магии. Кроме уз.
Но что, если точно такая же способность даст о себе знать в другой восточноевропейской стране? В той, где есть ведьмы и нявки, инквизиция и служба чугайстеров?
И кто сказал, что эта способность исчезает после смерти?
…Улыбнулась, показав мелкие, совсем не хищные зубы.
– Ты не осмелишься, – сказала она.
* * *
На ладони у него лежала монета. Потускневшая, истертая множеством рук, с щербинкой на гербе, похожая на миллиарды других. Самая страшная монета в его жизни.
«Подбрось ее. Ну же».
Монета оторвалась от руки, лениво вращаясь в воздухе. Он отслеживал ее полет взглядом, пытаясь вычислить, какой стороной она повернется к нему в итоге.
Аверс или реверс. Герб или номинал.
Мучительная смерть или недолгое существование в вечном страхе.
Монета достигла высшей точки полета. Рухнула вниз, на ладонь.
Герб.
Сейчас он должен был почувствовать облегчение. Шумно выдохнуть, ощущая, как сваливается с плеч мертвая туша невозможного выбора, и жизнь устремляется в окончательно определенное русло. Но легче не стало.
«Нет, нельзя решать такие вещи одним лишь броском монеты. Скажем, десять. Или выбрать какое-нибудь неочевидное число?»
Он ударил себя по колену, не позволяя мыслям скрыться в ворохе глупых мелочей. Десять бросков. Один уже сделан, осталось девять. Поехали.
Три герба. Два номинала. Герб. Три номинала.
Монета, да ты издеваешься.
Решающий бросок. Он подкинул монету к самому потолку. Она ударилась о люстру и, отклонившись от прямой линии, пролетела мимо подставленной руки – или он сам, не сознавая этого, отдернул ладонь? – прокатилась по полу и затерялась под столом, в клубке отрастивших пыльные космы проводов.
Он не стал наклоняться и искать ее. Попытался убедить себя, что полагаться на случай глупо. Решение надо принять самому. И он его примет.
Позже.
* * *
Впервые они увидели друг друга три недели назад.
Был последний день перед началом учебного года. Самое дрянное время для работы в книжном магазине. Толпы родителей с бессмысленными, выпученными глазами носились по залу, сгребая в охапку учебники, тетради, обложки, альбомы, канцелярскую мелочь. Как будто не было трех месяцев, чтобы нормально подготовить ребенка к школе. Как будто осень подкралась незаметно и приставила к горлу заостренную учительскую указку.
Кассирша ушла на обед, и ему пришлось заменить ее. Очередь уходила от прилавка куда-то в конец зала, у каждого клиента в руках было, кажется, по миллиарду покупок, все, разумеется, торопились, и он пытался работать быстро, но при этом внимательно, чтобы ни в коем случае не ошибиться. Разозлишь кого-то одного – разъярится вся очередь, и вернувшаяся из подсобки кассирша обнаружит в лучшем случае окровавленный клочок рубашки на обломках рабочего места.
Прошло двадцать минут. Он уже надеялся, что сумеет вернуться обратно в зал без всяких проблем, когда перед очередным покупателем вдруг вклинилась тетка в бордовом берете.
«О, нет, – подумал он. – Ну почему не десятью минутами позже?».
Бордовый берет – сигнал большой беды. Страшнее ведьминского знака. Человек, пришедший с добрыми намерениями, никогда не натянет его себе на голову.
Полчаса назад тетка купила внучке папку для тетрадей. «Вот здесь у вас, только тут девушка сидела с бородавкой». У кассирши вообще-то на подбородке была родинка, но не станешь же объяснять.
А потом тетка, конечно же, зашла в магазинчик на соседней улице. И там, естественно, была папка гораздо лучше, да еще и дешевле. И теперь тетке – а как же иначе – очень хотелось вернуть зря потраченные деньги.
В глазах ее мелькал отблеск грядущего пламени.
Он зажмурился, набрал в грудь воздуха и шагнул прямиком в это пламя:
– Мы не можем вернуть вам деньги из кассы. Напишите заявление, администратор рассмотрит, и через неделю…
В ответном скрежете нельзя было разобрать ни слова, но это было и не нужно.
Тетка пылала праведным гневом. Тетка точно знала, что ей врут и пытаются удержать принадлежащие ей по закону гроши. Тетка не желала и думать о том, что у компьютера на кассе нет функции возврата денег, а что сделает начальство с продавцом в случае недостачи, ее тем более не касалось.
За спиной у нее уже вскипала вонючей пеной очередь.
Он сломался. Как и всегда в таких случаях. Отсчитал из кассы нужную сумму. Легче в конце дня вернуть туда деньги из своего кармана, чем тратить время на пререкания со старой скандалисткой, а потом иметь дело с толпой взбешенных клиентов, каждый из которых, как всегда, посчитает виновником задержки и свары именно продавца. И не так уж и сильно опустеет его кошелек…
Тетка ушла, зажав в кулаке отвоеванные монеты и гордо озираясь по сторонам: я же знала! я была права! Он устало посмотрел в зал и увидел в проходе между стеллажами внимательно глядящую на него женщину. Примерно его возраста, с высветленными, коротко подстриженными волосами. Взгляд был странный, словно приценивающийся. На людей так обычно не смотрят.
…тут на прилавок перед ним плюхнули очередную стопку учебников, и он поспешно дернулся за сканером.
* * *
У монеты две стороны, но выхода из его ситуации три.
Он крутил перед собой кухонный нож. Если наполнить ванну горячей водой… говорят, это совсем не больно.
Но тут же ему представилась расходящаяся в стороны после разреза кожа, красные облака в прозрачной воде… Между лопатками немедленно возник ледяной комок, под веками нестерпимо закололо.
Он знал, что не сможет сидеть с закрытыми глазами и ждать смерти. Обязательно посмотрит на свои руки. А посмотрев, бросится за помощью.
Ты не осмелишься, смеялся задувающий в форточку ветер.
* * *
– Простите… вы мне не поможете?
– Конечно, – ответил он, отворачиваясь от разоренного стеллажа.
Короткую стрижку он узнал сразу, хоть и видел ее хозяйку всего лишь пару секунд. Странно, как могут врезаться в память совершенно случайные люди. Вблизи женщина выглядела чуть старше, чем показалось ему два дня назад. А может быть, она была просто уставшей. Под глазами у нее виднелись неумело замаскированные косметикой круги – как будто она привыкла выглядеть естественно и лишь сегодня утром впервые взялась за тональный крем.
– Я хотела бы что-нибудь почитать. Какую-нибудь книгу из современных. У меня, знаете, кругозор ограничивается школьной программой, и я совершенно не ориентируюсь в том, что сейчас пишут, а покупать модную пустышку не хочется…
– А предпочтения? – спросил он, хотя прекрасно знал, что люди, желающие «что-нибудь почитать», на этот вопрос ответить не могут. – Детективы? Социальная проза? Фантастика?
Она засмеялась:
– Ну вы же сами понимаете, какие у меня могут быть предпочтения? Давайте так: расскажите мне про пять последних книг, которые вам понравились. Я доверюсь вашему вкусу.
– Хорошо, – протянул он, вспоминая недавно прочитанное и мысленно прикидывая, что из этого может приглянуться клиентке. Получалось плохо: он никак не мог понять, что за человек стоит перед ним. Молодая, кажется, неглупая… и все. Лицо женщины казалось дружелюбным и предельно открытым, но ни характера, ни возможных интересов считать с него не получалось.
Наконец он решился:
– Тогда, пожалуй, начнем вот с этого…
…и опомнился лишь спустя полчаса. Кажется, он протащил женщину по всему магазину, выложил перед ней десятка два романов и сборников, расписывая их достоинства всеми красками, на какие был способен. Общаться с ней оказалось чистым удовольствием: редко когда его слушали так внимательно и еще реже задавали настолько интересные вопросы. Клиентка легко подхватывала разговор о формальных экспериментах и стилистических изысках и порой перехватывала инициативу, самостоятельно выводя беседу на темы, о которых хотелось поговорить ему.
– Вы что-то скрываете от меня, – в конце концов сказал он, смеясь. – Диплом филолога, не меньше. Человек, читавший только в детстве и из-под палки, не может вести диалог на таком уровне.
– А вы мне не верьте. – Женщина лукаво прищурилась. – Просто я зеркало. Когда в меня заглядывает умный собеседник, я вынуждена соответствовать.
Она провела рукой по стопке предложенных ей книг и выбрала одну. Как ему показалось – наугад.
– Возьму пока эту. Но не думайте, что отделались от меня. С вами слишком интересно говорить… о, простите, я ведь не знаю вашего имени.
Он приподнял висевший у него на шее бедж. Женщина прыснула, небрежно прикрыв губы пальцами:
– Как неловко. Действительно. Просто у меня не было времени смотреть вам на грудь. Будем знакомы, я – Гела.
И она протянула ему руку.
* * *
Вечер был на удивление теплый для осени, и даже здесь, на крыше, не чувствовалось ветра. И все же его бил озноб – может быть, от страха, а может, начинала сказываться недолгая разлука.
Он осторожно заглянул за край крыши. Внизу была дорога, и над ней лениво проплывали желтые фары автомобилей. Почти сразу у него закружилась голова, и фары заплясали, превращаясь в манящие болотные огоньки.
Он отшатнулся от края, бестолково замахал в воздухе руками, чтобы не плюхнуться на грязное покрытие. Смешно: человек, только что пытавшийся броситься с крыши, боится испачкать джинсы. Впрочем, непонятно, зачем он вообще поднимался сюда. Высота всегда пугала его, легкая дрожь в коленях появлялась, даже когда он смотрел на землю со своего балкона на третьем этаже. Конечно же, он никогда не решился бы шагнуть вниз.
Где-то внизу негромко гудели проезжающие машины, и в гудении этом ему слышалось все то же.
Ты не осмелишься.
* * *
Светофор закончил свой обратный отсчет – три, два, один, – и неподвижный красный человечек сменился зеленым, бодро шагающим к неизвестной цели.
Гела не сдвинулась с места. Такое иногда случалось – она вдруг замирала на месте и опускала веки, словно прислушиваясь к чему-то внутри себя, и он никак не мог к этому привыкнуть. Но сейчас, кажется, дело было в другом: Гела смотрела куда-то влево, на противоположную сторону улицы, и глаза ее были широко раскрыты. Он проследил ее взгляд – и немедленно пожалел об этом.
Под желтыми кленами возле небольшой парикмахерской трое мужчин окружали женщину.
Это выглядело бы как ограбление или изнасилование – в общем, что-то, при виде чего приличный человек должен броситься на защиту невинной жертвы или как минимум позвать на помощь… вот только нападающие были одеты в черные меховые жилетки, а у их добычи были слишком большие, слишком прозрачные глаза.
Навь. Нежить. И чугайстеры, охотники на вернувшихся с того света, готовящиеся исполнить жуткий ритуальный танец.
За пределами круга метался молодой человек со встрепанными волосами. Хватал за жилетку то одного, то другого, колотил кулаками в спину, пытался оттащить, протолкнуться к окруженной нявке, но привычные к подобному чугайстеры не двигались с места.
– Вы не понимаете! – выкрикивал молодой человек. – Она… Мне без нее не жить!
Жених, не смирившийся с ранней смертью возлюбленной? Или брат, доведенный до отчаяния воцарившейся в квартире пустотой? Насколько сильно должно быть чувство к ушедшему человеку, чтобы однажды к тебе постучалась навь? И насколько слепым нужно быть, чтобы убедить себя, что все будет идти так, как и прежде, и не замечать ни холода рук возвратившейся, ни ее молчаливости?
Молодой человек в очередной раз попытался пробиться в круг, но его оттолкнули едва заметным движением плеча. Сделавший это чугайстер повернул голову и что-то неслышно произнес. Молодой человек застыл, непонимающе глядя на него, а потом вдруг зашелся отчаянным визгливым смехом.
Случайные прохожие торопливо проскальзывали мимо, выгибали шеи под неестественными углами, чтобы даже случайно, краем глаза, не зацепить происходящее.
Ему тоже очень хотелось отвернуться, уйти и забыть, но Гела не трогалась с места, наблюдая, как чугайстеры заводят свой изломанный хоровод, и впитывая в себя всю сцену до последней отвратительной секунды: крики, движения, тошнотворный запах фиалки. И лишь когда упакованную в мешок пустую оболочку нявки увезла служебная машина, она вздрогнула, словно выныривая из глубокого сна, и улыбнулась ему, как будто ничего и не случилось:
– Слушай, а может, ну его, это кафе? Хочешь попробовать, как я готовлю?
* * *
…скорчившись над унитазом, изрыгал едва проглоченные таблетки …
…ты…
…непослушными пальцами распустил так и не затянутый узел на отыскавшейся у соседа…
…не…
…в последнюю секунду выскочил из-под колес многотонного, груженного лесом…
* * *
– Ты хочешь сказать, что она ведьма?
Инквизитор молчал, разглядывая пенку, осевшую на стенке кофейной чашки. Коротко стриженный, со впалыми щеками и острым, похожим на корабельный бушприт носом, он ничем не напоминал пухлого, кудрявого мальчика, с которым они когда-то учились в одном классе.
– Нет, – ответил наконец инквизитор. – Она не ведьма. Все было бы очень просто, будь она ведьмой. И не нявка – чугайстеры ей тоже интересовались, и не раз. Просто… просто рядом с ней умирают люди.
– То есть она убийца? Отравительница? Но почему тогда ей занимается инквизиция?
– Она не убийца. Никакого яда. Все, кто умер, умерли своей смертью. От болезни. Не заразной болезни, и не наведенной. Мы проверяли.
– Тогда какого же… – Он звякнул чашкой о блюдце, выплеснув чай себе на рукав. – Вам в инквизиции уже заняться больше нечем? Это новая игра такая – накопать таинственных совпадений в жизни знакомых бывшего одноклассника, а потом стращать его непонятно чем?
– Ты не понимаешь, – ответил инквизитор. – Да что там, я сам ничего не понимаю. И никто из наших, и чугайстеры, и полиция. Но не может быть простым совпадением, чтобы жившие в разных городах два человека… богатых, известных человека, вполне молодых и здоровых… вдруг ни с того ни с сего заболели и скончались, а деньги их – не все, это было бы слишком подозрительно, но весомая часть, – достались одной и той же женщине.
– Геле.
– Да. Ей.
Он заставил себя засмеяться:
– Ну тогда тебе точно не стоит обо мне беспокоиться. Мне просто нечего оставлять ей в наследство. Да и что такой страшной женщине может понадобиться от продавца книг?
– Вот и я думаю, – кивнул инквизитор. – Что ей может от тебя понадобиться?
После этого они не сказали друг другу ни слова. Инквизитор еще пару минут болтал ложечкой в опустевшей чашке, как будто чертил на дне понятные лишь себе знаки, потом оставил на столе пару новеньких, неизмятых купюр и вышел, оставив школьного знакомого наедине с остывшим чаем.
Он подавил желание крикнуть уходящему в спину что-то глупое вроде «Не звони мне больше никогда», попросил у официантки счет и поспешил домой. Надо было пригласить Гелу к себе, рассказать об этом нелепом разговоре. Инквизиция, чугайстеры и полиция, надо же. Три службы, нависшие над совершенно обычной молодой женщиной просто потому, что с двумя ее знакомыми случилось несчастье. Неудивительно, что Гела не любит говорить о прошлом.
Ее телефонный номер он уже выучил наизусть, хотя отличался почти мистическим неумением запоминать числа. Цифры, в отличие от букв, никогда не были его друзьями.
Гела не ответила на звонок.
И через час тоже.
И на следующее утро.
Он наплевал на работу, вызвал такси и уехал на другой конец города, туда, где жила Гела. Но дома ее не было, и никто из соседей не мог вспомнить, когда они видели ее в последний раз.
Вернувшись к себе, он еще с лестничной клетки услышал знакомую телефонную трель. Торопливо отпер квартиру и, не разуваясь, подбежал к телефону.
– Гела?
Но это, конечно же, была не она, а администратор магазина, и ему пришлось, путаясь в объяснениях и извиняясь через каждое слово, врать что-то про внезапную болезнь. И лишь повесив трубку, он понял, что и впрямь чувствует себя паршиво: желудок крутило, руки тряслись, а голова болела так, что казалось, будто верхушка черепа сейчас отвалится и мозг вытечет наружу.
«Это из-за тревоги, – подумал он. – Я волнуюсь за Гелу, только и всего».
И строго-настрого запретил себе вспоминать о вчерашнем разговоре.
* * *
В полутемной, освещенной лишь светом уличного фонаря арке копошились три неясные тени. Одна из них вяло подергивалась и пьяным мужским голосом упрашивала отпустить ее. Вторая тень держала первую сзади, прижав к горлу что-то металлически поблескивающее, а третья – обшаривала ей карманы.
Он остановился, чувствуя, как вдруг отступает привычная уже дурнота. Вот оно. Может быть, у него не хватает духу оборвать собственную жизнь, но вступиться за чужую он себя все-таки заставит.
Главное, разозлить грабителей посильнее. И тогда…
Тогда ему больше не придется ничего решать.
– Эй! – крикнул он, подходя к арке. – Вы, твари!
Идти было легко, и кричать было легко. Впервые за долгое время его захлестнуло чувство уверенности и определенности, и какое-то новое, непривычное выражение проступало на его лице.
Выражение, увидев которое в неверном фонарном свете, грабители рванулись не к нему, но от него и растворились где-то в темноте двора.
Он остановился, чувствуя себя обманутым и обворованным. Ушли. Ушли. Как будто знали, что это самое худшее, что они могли с ним сделать.
Где-то за спиной ему послышался негромкий женский смех. Он не стал оборачиваться.
Пьяный ползал у его ног, бессвязно благодарил, потом взглянул наверх и осекся. Лицо его спасителя искажала такая ненависть, на какую обычные ночные грабители были просто не способны.
* * *
Гела позвонила под вечер третьего дня, когда он уже не мог списывать свое состояние просто на нервы. Его желудок не удерживал еду, голова кружилась, тело бил непрерывный озноб. Он был болен, никаких сомнений, но не мог заставить себя пойти к врачу или вызвать «Скорую помощь», потому что все мысли его занимала Гела.
Гела.
Он ждал ее звонка каждую минуту и, дождавшись, чуть не расхохотался, когда услышал, что она в больнице. Что ж, обе проблемы решились сами собой. Может быть, их даже положат в одну палату.
Больница была частной, очень дорогой, и охрана пропустила его, только убедившись, что пациентка действительно его ждет.
К палате он бежал, хотя все тело его протестовало. Но в голове пульсировало одно: «Гела! Быстрее!» – и он подстегивал себя еще сильнее. Вот нужная дверь. Как медленно она открывается…
Увидев Гелу, он понял: она была больна уже давно, просто старалась не показывать этого. Отдельные знаки он замечал и раньше – усталость, круги под глазами, приступы боли, которые он принимал за внезапную задумчивость. Но теперь она выглядела как актриса, с которой смыли грим, открыв ранние морщины, бледность и измученную гримасу.
И прекраснее этого нового лица он в своей жизни ничего не видел.
Тошнота, озноб, слабость – все исчезло, как только Гела попала в поле его зрения. Облегчение нахлынуло так внезапно, что ему пришлось схватиться за дверной косяк, чтобы не упасть и ни в коем случае не отвести от нее взгляда. Он хотел сказать ей, как рад ее видеть, как боялся, что с ней что-то случилось, но не мог найти слов, чтобы выразить то, что чувствовал. А когда ему показалось, что он их все же подобрал, Гела подняла руку, не дав ему заговорить.
– Не надо, – сказала она с отвращением. – Не надо. Лучше скажи мне: ты понял?
– Что? – спросил он, хотя уже догадывался, о чем она говорит.
– Почему тебе было так плохо. Понял, или тебе объяснить?
– Мне звонил… один знакомый, – сказал он. – Инквизитор. Рассказал о двух людях, которые оставили тебе наследство.
– О двух? Плохо копают. Значит, ты понял, что привязан.
– Да, – ответил он. «Привязан». Какое точное, беспощадное слово.
– Отлично. Четыре дня без меня, максимум пять – больше никто не продержался. Ты думаешь, тебе сейчас было плохо? Подождал бы еще несколько часиков…
– Зачем? – спросил он. – Просто чтобы помучить? Не ради денег же…
Гела засмеялась:
– Да уж, с тебя ни хрена ни сдерешь… Нет, дорогой. Мне дико повезло, что я заглянула в вашу лавку в тот день. Где бы я еще нашла того, кто мог бы меня позвать?
«Позвать?» – хотел переспросить он, но сразу же вспомнил: перекресток, бьющаяся в центре хоровода чугайстеров нявка и жадно глядящая, запоминающая Гела.
– Я умираю, – сказала она. – Мне тридцати нет, а я умираю. Я могу выжать из кого угодно кучу денег, могу привязать к себе лучшего врача, а толку нет. Но у меня есть шанс вернуться, если кто-то меня позовет.
– Не доказано, что нявки возвращаются именно на зов, – сказал он. – И не доказано, что приходят именно умершие, а не кто-то принявший их облик.
– Да какая разница. – Гела поморщилась. – Мне конец в любом случае. Но так у меня есть хотя бы надежда. Если я не могу жить, я хочу хотя бы быть. А кто может позвать меня громче человека, который сдохнет, если больше никогда меня не увидит?
Он шагнул к Геле, сжимая кулаки, но она покачала головой и занесла ладонь над большой кнопкой возле кровати. Он вспомнил лицо охранника на входе, вспомнил его огромные ручищи и слишком тесный пиджак и отступил назад. Гела откинулась на подушку, довольная собой. Он изучал ее лицо, пытаясь увидеть в нем безумие ведьмы, холодную мертвенность нави, но ничего не находил.
Человек. Просто человек.
– А не боишься, – сказал он, – что я пересилю боль и страх и не стану тебя звать?
– Боюсь? Не забывай, я смотрела, как тебя потрошила та стерва в берете, а ты и не сопротивлялся.
Гела улыбнулась, показав мелкие, совсем не хищные зубы.
– Ты не осмелишься, – сказала она.
* * *
К вечеру третьего дня его снова лихорадило так, что он еле держался на ногах.
Только Гелы больше не было, и никто не мог вывести его из этого состояния. Вечером после разговора в больнице он приехал домой с твердым намерением позвонить однокласснику-инквизитору и все ему рассказать. Тогда Гелу арестуют, но разрешат ему видеться с ней, и он протянет хотя бы до тех пор, пока ее болезнь не возьмет свое.
Но дома его уже ждало сообщение на автоответчике. Звонили из больницы. Гела раскусила ампулу с ядом и не оставила ему выхода. Теперь если он все расскажет – инквизиции, полиции, чугайстерам, неважно кому, – ему не дадут вызвать навь. Он умрет через несколько дней. С другой стороны, даже если позвать Гелу (и если, мертвая, она сможет поддерживать в нем жизнь), протянет он недолго. Первой жертвой нявки всегда становится тот, к кому она пришла.
Он пытался выбрать одно из двух. Он бросал монету. Пытался уйти сам, без боли и страха.
Он не смог.
И теперь ему было так плохо, что призыв нави казался не самым плохим вариантом. Лекарства не помогали. Обезболивающие тоже. В конце концов он выполз из квартиры, добрался, шатаясь, до круглосуточного магазина и купил там две бутылки крепкого вина.
Ночной продавец явно подумал, что он уже пьян, и пытался отговорить его от покупки. Чужая забота только раздражала, и в конце концов он швырнул продавцу в лицо деньги и выбежал из магазина вместе с бутылками.
Вино тяжело проваливалось в желудок и жгло его только сильнее. Забыться не получалось. В голове гудело, и в этом гудении слышался голос Гелы. Перед глазами плыли цветные пятна, и в них ему мерещилось ее лицо. Вот она зависла над стаканом с крепленой красной дрянью, вот взглянула прямо на него, вот…
* * *
…улыбнулась, показав мелкие, совсем не хищные…
* * *
«Я не осмелюсь? Я?!»
Незнакомая пьяная злоба ворочалась у него внутри, прося выхода.
«Да что ты обо мне знаешь? Почему считаешь слабаком, тряпкой, разменной монетой? Как смеешь думать, что твое «быть» важнее моего?»
Непочатая бутылка вина ударилась в стену, но не разбилась. Покатилась по полу, издевательски дребезжа.
Он не будет звать ее.
Не будет валяться в ногах у пришедшей нявки.
Не будет.
Нет.
* * *
Под желтыми кленами возле небольшой парикмахерской трое мужчин окружали женщину.
Это выглядело бы как ограбление или изнасилование – в общем, что-то, при виде чего приличный человек должен броситься на защиту невинной жертвы или как минимум позвать на помощь… вот только нападающие были одеты в черные меховые жилетки, а у их добычи были слишком большие, слишком прозрачные глаза.
Навь. Нежить. И чугайстеры, охотники на вернувшихся с того света, готовящиеся исполнить жуткий ритуальный танец.
За пределами круга метался молодой человек со встрепанными волосами. Хватал за жилетку то одного, то другого, колотил кулаками в спину, пытался оттащить, протолкнуться к окруженной нявке, но привычные к подобному чугайстеры не двигались с места.
– Вы не понимаете! – выкрикивал молодой человек. – Она… Мне без нее не жить!
Он в очередной раз попытался пробиться в круг, но его оттолкнули едва заметным движением плеча. Сделавший это чугайстер повернул голову и негромко сказал:
– Все так говорят. Не жить, не жить… Но живут же. И с тобой тоже ничего не случится.
Молодой человек застыл, непонимающе глядя на него, а потом вдруг зашелся отчаянным визгливым смехом.
Хоровод чугайстеров сдвинулся с места, и очень скоро терпкий запах осени сменился другим, тяжелым и удушающим.
Ароматом фиалки.