Для проверки первой гипотезы отдельно исследовались три задачи – формирование половой идентичности, принятие гендерных ролей и детско-родительские отношения.

 

6.2.1.1. Формирование половой идентичности

Для решения вопроса об особенностях формирования половой идентичности в период с 12–13 до 15–16 лет было проведено лонгитюдное исследование, в котором принимали участие одни и те же подростки: на 1-ом тестировании – 53 девочки и 43 мальчика; на 2-ом тестировании – 52 девочки и 43 мальчика; на 3-ем – 50 девочек и 41 мальчик. Всего подростков в разные периоды обследования – 56 девочек и 53 мальчика. Одновременно проводилось исследование в группах девочек с отклонениями в половом развитии – 11 девочек в возрасте 11–13 лет, 13 девочек в возрасте 14–15 лет, 5 девочек в возрасте 16 лет с синдромом Тернера (45, ХО); 8 девочек 14–16 лет и 17–18 лет с синдромом Свайера (46, ХУ), впервые обратившихся к врачу и не находящихся на лечении. Отдельно исследовались 6 девушек 16–19 лет с синдромом Тернера и 5 девушек с синдромом Свайера, находящихся на лечении от 1,5 до 8 лет. Часть данных в этой группе не была использована из соображений контроля фактора возраста. Разброс испытуемых, с нашей точки зрения, может существенно снижать внутреннюю валидность исследования, поэтому мы пытались проводить как можно более дробный анализ данных. Если данные разных групп были идентичными, их объединяли между собой.

При исследовании проблемы были сформулированы частные гипотезы.

Основная гипотеза состояла в том, что сензитивным периодом в формировании половой идентичности является возраст 12–15 лет, в течение которого наблюдается переход от диффузной к дифференцированной по признакам мужественности-женственности половой идентичности.

Первая дополнительная гипотеза заключалась в предположении, что проблемы формирования половой идентичности появляются сначала у девочек, а потом у мальчиков.

Вторая дополнительная гипотеза состояла в предположении о более позднем формировании дифференцированной половой идентичности у девочек с отклонениями в половом развитии, вызванными хромосомными аномалиями.

В качестве метода исследования использовался тест «Рисунок человека» со стандартной инструкцией. Анализ рисунков проводился по качественным показателям, выделенным К. Маховер. Применялась трехбалльная шкала (0 – признак отсутствует, 0,5 – выражен нечетко, 1 – выражен четко).

Мужские признаки (М):

1. плечи широкие: 0, 0,5 или 1 балл;

2. туловище угловатое, квадратное: 0 или 1 балл;

3. подбородок подчеркнут: 0 или 1 балл;

4. волосы на лице (борода, усы): 0 или 1 балл;

5. крупные руки и ноги: 0, 0,5 или 1 балл;

6. одежда мужская (брюки, рубашка и др.): 0 или 1 балл;

7. атрибуты (оружие, инструменты и др.) 0 или 1 балл;

Женские признаки (Ж):

1. плечи узкие: 0 или 1 балл;

2. туловище округлое: 0 или 1 балл;

3. грудь подчеркнута: 0 или 1 балл;

4. волосы длинные: 0, 0,5 или 1 балл;

5. руки и ноги сужающиеся: 0 или 1 балл;

6. платье, юбка: 0 или 1 балл;

7. атрибуты (украшения, сумочка и др.): 0 или 1 балл.

Обе фигуры (мужская и женская) оценивались по семи показателям мужественности и женственности. Результаты (всего 28 оценок рисунков каждого испытуемого) заносились в матрицу данных. Затем баллы по четырем группам признаков были суммированы. Полученные суммы представляли собой индексы мужественности и женственности по обеим фигурам. Всего четыре индекса: М и Ж по мужской фигуре и М и Ж по женской фигуре.

В ходе исследования решались следующие задачи:

1. Определить идентичность: мужскую, женскую и недифференцированную.

2. Посмотреть, как меняется половая идентичность с возрастом.

3. Проследить взаимосвязь типа половой идентичности с разным уровнем полового развития мальчиков и девочек: при нормальном половом развитии и хромосомных аномалиях.

Особенности половой идентичности у девочек и мальчиков в период подросткового возраста рассматривались отдельно.

Половая идентичность в период менархе (12–13 лет)

Девочки (n=53)

В этом возрасте девочки в целом хорошо дифференцируют женскую и мужскую фигуры. Первая наделяется преимущественно женскими признаками (medж=3, medм=1,5, где medж – медиана выделенных по рисунку женских признаков в выборке, medм – медиана выделенных по рисунку мужских признаков), вторая – мужскими (medм=3, medж=1). Тем не менее, более детальный анализ данных показал, что только 32 % девочек изображает женскую фигуру, т. е. себя именно таким образом. Подавляющее большинство девочек, а именно 39 % изображают ее как недифференцированную (medж=1, medм=1). Довольно много девочек (21 %) инвертирует признаки, изображая женщину как более мужественную (medж=2, medм=3,5), и лишь небольшой процент девочек (8 %) изображает женскую фигуру как крайне женственную, отрицая телесные признаки, присущие мужчине (medж=7, medм=0). Можно сказать, что начало подросткового возраста отмечается и принятием женской половой идентичности, и ее отрицанием, а также инверсией и поляризацией мужских и женских признаков.

Мальчики (n=43)

У мальчиков отмечаются похожие тенденции, но они не так сильно выражены. Общим для обеих групп подростков является дифференциация мужской и женской фигуры. Частные оценки указывают на то, что для мальчиков эта дифференциация более характерна, чем для девочек, поскольку почти половина подростков мужского пола (45 %) видят мужчину как более мужественного (medм=4, medж=1). 21 % мальчиков слабо дифференцирует мужскую фигуру по мужским и женским признакам, часто инвертируя их (medм=1,5, medж=2). Особенностью выборки мальчиков является отсутствие подгруппы, в которой мужчина изображался бы как крайне мужественный (например, medм=7, medж=0), но наличие такой, в которой он изображается как мужественный без каких-либо женских признаков (medм=4, medж=0). Последняя подгруппа выделяется в группе мальчиков на всем протяжении 3-х лет тестирования, но абсолютно отсутствует у девочек. Вполне обоснованно звучит следующий вывод, что более благоприятная картина в группе мальчиков обусловлена их более поздним созреванием и взрослением, поэтому они несколько запаздывают по сравнению с девочками. Отсутствие рисунков с крайне мужественными персонажами и незначительное по сравнению с девочками изображение недифференцированных фигур – показатель низкой конфликтности в области телесности у мальчиков в этот период жизни.

Половая идентичность в период интенсивных телесных изменений (14 лет)

Девочки (n=52)

Мы остановились на том, что для девочек 13 лет характерны разнообразные конфликты, связанные с интенсивными телесными изменениями. Часть девочек в этот период не имеет существенных конфликтов, но это может быть связано, по крайней мере, с двумя причинами – с успешностью вхождения в сложный жизненный период, с поддержкой семьи или с запаздыванием в развитии телесности, т. е. с отставанием в развитии. Думается, что верно скорее первое предположение. В целом можно сказать, что с 13 до 14 лет количество мужских признаков в женской фигуре статистически значимо снижается (W=811,5, α=0,00, по критерию Уилкоксона для парных данных), хотя в предыдущий возрастной период их и так было не много, тогда как количество женских признаков остается на том же уровне (W=544, α=0,2). Полученные результаты свидетельствуют об упрочении женской половой идентичности, усилении дифференциации мужских и женских признаков за счет снижения первых.

Более детальный анализ показал, что по мере взросления, т. е. в 14 лет подгруппа девочек с женской половой идентичностью (medж=3, medм=1,5) увеличивается (с 32 % до 43 %), хотя и статистически не значимо (φ*эмп=1,16, α>0,1, где φ* – угловое преобразование Фишера), приблизительно в том же объеме, что и в предыдущем возрасте, остается группа с крайними значениями по женственности (medж=7, medм=0) – 9 %; уменьшается (но статистически незначимо) подгруппа с инвертированными признаками (с 21 % до 13 %, φ*эмп=1,09, α>0,1); чуть меньше по количеству становится группа, в которой при изображении женской фигуры не обнаруживается различий по мужским и женским признакам (medж=1, medм=1). Видимо, этот возраст все еще остается сложным для девочек – количество защит остается на том же уровне. Те м не менее, общая тенденция все же видна: это увеличение группы с нормальной половой идентичностью и уменьшение группы с инвертированной и диффузной идентичностью. Спецификой девочек является наличие группы с инвертированной половой идентичностью и групп, в которых при доминировании женских признаков, хоть и незначительно, но выделяются мужские признаки.

Мальчики (n=43)

Тринадцатилетние мальчики показали более благоприятную картину, чем девочки того же возраста. В 14 лет в целом по выборке мальчиков наблюдается следующее: мужественность существенно снижается (W=455, α=0), женственность остается на том же уровне. Детальный анализ по подгруппам показал, что к 14 годам подгруппа с доминированием мужских признаков (medм=4, medж=1) уменьшается в размере с 45 % до 24 %, т. е. почти в два раза (φ*эмп=2,07, α<0,01, различия статистически значимы). Уменьшается и специфическая для мальчиков подгруппа с мужской идентичностью (medм=4, medж=0). При этом выделяются две новые подгруппы – с крайне выраженной мужской половой идентичностью (medм=7, medж=0) и диффузной идентичностью (medм=2, medж=1). Выше мы указывали на то, что у девочек подобные группы появились уже в 13 лет. В этом возрасте у мальчиков все обстояло относительно благополучно. Теперь же, с некоторым опозданием выделяется большая группа с диффузной идентичностью (43 %) и группа с крайне выраженной мужской половой идентичностью (13 %). Две последние группы рассматривались нами как показатели конфликтности в области телесности. Интересно, что у мальчиков отсутствует группа с инвертированной половой идентичностью. Итак, у мальчиков половое развитие происходит с некоторым запозданием по сравнению с девочками. Оно наступает в 14 лет и сопровождается выделением группы с крайне выраженной мужской половой идентичностью и группы с диффузной идентичностью. Спецификой мальчиков является изображение мужской фигуры без женских признаков и отсутствие группы с инвертированием половых признаков.

Половая идентичность в 15 лет

Девочки (n=50)

К 15 годам, по сравнению с предыдущими возрастными периодами, количество телесных признаков, идентичных полу, выделяется еще больше, однако между 14 и 15 годами значимых различий по этим признакам не обнаруживается. Количество мужских черт остается стабильным. Следует особо отметить, что именно у девочек в женской фигуре почти всегда присутствуют и те, и другие (мужские и женские) признаки, хотя, конечно, женские всегда доминируют, и с возрастом этот разрыв увеличивается.

Кластерный анализ показал, что по сравнению с 13 годами подгруппа, имеющая женскую половую идентичность (medж=3,5, medм=1,5), увеличивается в объеме почти в два раза, с 32 % до 56 %, (φ*эмп=2,47, α=0, различия статистически значимы) и становится основной. На протяжении трех лет устойчиво небольшой остается группа с крайне выраженными женскими половыми признаками и отсутствием мужских признаков (10 %). Две последние группы также не столь многочисленны – группа с диффузной (18 %) и инвертированной половой идентичностью (16 %).

Можно сказать, что наиболее сложным периодом для девочек является период 13 лет, в котором значительно преобладают диффузные представления о себе (своем физическом Я) со слабо выраженными и недифференцированными половыми признаками. В этом же возрасте отмечается значительное преобладание инвертированной половой идентичности.

Мальчики (n=41)

Для мальчиков этот период все еще остается критическим, хотя и не столь острым, как в 14 лет, поскольку выделяются довольно представительные группы с диффузной (29 %) и гипермаскулинной (29 %) половой идентичностью. Тем не менее, наблюдается значительное увеличение группы с мужской половой идентичностью (medм=4, medж=0), причем по сравнению с девочками мальчики не выделяют в фигуре человека мужского пола признаки, противоположные полу, т. е. женские. Эта группа составляет 42 % от всей выборки мальчиков.

В целом можно указать на гетерохронное развитие мальчиков и девочек в подростковом возрасте. Для девочек сензитивным является возраст 13 лет, а для мальчиков – 14 лет. Основные трудности (по тесту «Рисунок человека») связаны с интенсивными телесными изменениями, которые косвенно указывают на новый физический и, соответственно, социально-психологический статус ребенка, актуализируют самооценочные процессы, которые способны влиять на ценность собственного Я. Трудности развития в этот период жизни нивелируются с помощью различных специфических механизмов – идентификации девочек с гиперфемининной женщиной или мальчиков с гипермаскулинным мужчиной, инверсии половых признаков и отрицания половой дифференциации путем принятия диффузной половой идентичности. Интересно, что у девочек количество телесных признаков, идентичных полу, постепенно увеличивается, а у мальчиков – уменьшается, но и в том, и в другом случае до некоторого оптимального среднего.

Для уточнения особенностей формирования половой идентичности у подростков мы использовали результаты, полученные в группе юношей и девушек в возрасте 17–19 лет (n=46, из них 27 девушек и 19 юношей). Результаты тестирования показали, что в юношеском возрасте при нормальном развитии не возникает тех специфических феноменов, которые мы наблюдали у подростков 13–14 лет. Мужской и женский рисунок хорошо дифференцированы, отсутствуют группы с инвертированием половой идентичности и диффузной идентичностью. Основные результаты распределяются по двум группам: нормальная половая идентичность с частичной интеграцией признаков противоположного пола (medж=4, medм=1,5 – у девушек, medм=4, medж=0,5 – у юношей) и половая идентичность без интеграции признаков противоположного пола (medж=3,5, medм=0 – у девушек, medм=4, medж=0 – у юношей). Первая группа представлена бóльшим количеством случаев (62 %), чем вторая (38 %).

Сравнение данных подростков проводилось не только со старшими по возрасту группами, но и с группами девочек с задержками полового развития. В исследовании принимали участие больные разного возраста с общим диагнозом – дисгенезия гонад: больные с синдром Тернера (кариотип 45, ХО) и больные с синдромом Свайера (кариотип 46, ХУ).

В ходе обработки данных было выявлено, что различий по признакам мужественности и женственности у девушек разного возраста с синдромом Тернера получено не было, поэтому мы объединили их в одну группу. Медианы мужских и женских признаков идентичны данным девочек 13 и 14 лет (medж=3, medм=1,25). Различия появляются при сравнении группы больных с синдромом Тернера и здоровых девочек 15 лет по признакам женственности. Можно сделать вывод о том, что при нормальном половом развитии наблюдается определенная динамика в изменении представлений о себе как представителе определенного пола, сопровождающаяся возрастающей дифференциацией мужского и женского. При синдроме Тернера динамика практически не наблюдается. Кластерный анализ данных этой группы испытуемых показывает, что в любом возрасте выделяются такие подгруппы испытуемых, которые по своей нагрузке соответствуют подгруппам девочек с нормальным половым развитием 15 лет (40 % девочек с женской половой идентичностью – medж=4,5, medм=1 и 31 % девочек с диффузной идентичностью – medж=1,5, medм=1). При этом у больных отсутствуют группы с инвертированной половой идентичностью и гиперфеминизацией, но есть особая группа (29 %), у которой конкретные значения женских признаков близки к среднему, но количественно не отличаются от выделяемых мужских половых признаков (например, medж=3, medм=3). Если бы речь шла не о половой, а о гендерной идентичности, то можно было бы сказать, что в ходе исследования обнаруживается андрогинная подгруппа. Однако поскольку мы оцениваем не поведенческие, а физические, телесные характеристики, поэтому такой вывод выглядит необоснованно. Более правдоподобно объяснение, согласно которому эта группа также является недифференцированной и поэтому девочки с синдромом Тернера на 60 % демонстрируют диффузную половую идентичность и только на 40 % – женскую половую идентичность.

У девочек с синдромом Свайера также наблюдается большой процент недифференцированных – 48 % и 33 % девушек с женской половой идентичностью. В этой же группе довольно много девушек имеет инвертированную половую идентичность (19 %) и в целом по группе количество мужских телесных характеристик выделяется больше, чем у девочек с нормальным половым развитием и девочек с синдромом Тернера. Динамика незначительна.

Таким образом, для девочек с нормальным половым развитием сензитивным является возраст 13–14 лет. В этот период наиболее часто формируются диффузные представления о своей телесности с точки зрения признаков мужественности и женственности, акцентуируются признаки, противоположные полу (мужские), либо, наоборот, исключительно женские, причем в крайней степени выраженности. С 13 до 15 лет количество мужских признаков в фигуре женского пола остается постоянным, а количество женских признаков плавно увеличивается. К 15 годам формируется представление о себе как о представителе женского пола. Затем это представление устойчиво сохраняется. У мальчиков сензитивный период приходится на 14 лет. Он сопровождается той же диффузностью образа Я или крайней маскулинизацией рисунка мужского пола. У них отсутствует механизм инвертирования признаков, который был выделен у девочек. Типичным для мальчиков является выделение мужских признаков при исключении женских. Девочки, наоборот, склонны к изображению женской фигуры с минимальным количеством мужских признаков. С возрастом у мальчиков уменьшается количество женских признаков в рисунке человека, которые к 15 годам практически нивелируются. В отличие от девочек количество мужских признаков также уменьшается, но доводится до оптимального среднего.

При задержках полового развития, вызванных хромосомными аномалиями, наблюдается крайне выраженная диффузность представлений о себе (синдром Тернера и Свайера) и инвертирование половых признаков (синдром Свайера). В обеих группах динамика признаков с возрастом и лечением выражена слабо.

Формирование половой идентичности, с нашей точки зрения, предполагает, что субъект различает по признакам мужественности-женственности не только объект своего пола, с которым идентифицируется, но и объект противоположного пола, от которого способен отличить первый объект. Иными словами, как полагал Дж. Келли, какой-либо феномен (в нашем случае «Я») специфичен в силу того, что он обладает признаками сходства с одним явлением (фигурой своего пола) и отличен от другого (фигуры противоположного пола).

Анализ результатов проводился по материалам графического изображения человека противоположного пола (тест «Рисунок человека»). В исследовании принимала участие та же выборка девочек и мальчиков с нормальным половым развитием и девочек/девушек с синдромами Тернера и Свайера.

Девочки (12/13-14/15 лет)

Среднестатистические данные по группе девочек не показали различий в медианах распределения мужских и женских признаков фигуры противоположного пола (мужской) в трех разных возрастах: в 12–13 (medм=3, medж=1), 13–14 (medм=3,5, medж=1) и 14–15 лет (med =3,5, med =1). Однако кластерный анализ данных выявил специфику каждого из исследуемых возрастов.

Наиболее сложный возраст – 13 лет. Только 29 % девочек хорошо дифференцируют признаки (medм=4, medж=0,5), еще 22 % изображает мужскую фигуру как более мужественную, но при этом общее количество и тех и других признаков не столь велико, как в первой группе (medм=1,5, medж=0,5). В следующих трех группах девочек при изображении мужской фигуры отмечается отсутствие дифференциации между мужскими и женскими признаками (20 %) (medм=2,5, medж=2), а также гипермаскулинизация (18 %) (medм=5,5, medж=0,5) и инвертирование признаков (12 %) (medм=2,5, medж=3,5). – т. е. те особенности, которые указывают на наличие проблем, связанных с половой идентификацией и идентичностью. Можно с уверенностью сказать, что только треть выборки девочек в возрасте 12–13 лет имеет дифференцированные представления о себе как о девочке/девушке и о человеке противоположного пола как о мальчике/юноше.

Возраст 14 лет характеризуется тем, что 60 % выборки девочек (φ*эмп=3,25, α=0, различия статистически значимы) представляют мужчину как более мужественного, чем женственного, однако внутри этой группы пока еще отсутствует единообразие. Из всей группы лишь 23 % хорошо дифференцируют фигуру мужчины (medм=4, medж=0,5), остальные 40 % (medм=3, medж=2,5) и 37 % (medм=2,5, medж=1,5) представляют его как мужественного, но имеющего значительное количество женских телесных признаков. Оставшиеся 40 % либо гипермаскулинизируют (medм=5, medж=0,5), либо не дифференцируют фигуру противоположного пола как мужскую или женскую (medм=0,5 medж=1). Инвертированность признаков встречается редко – всего в 5 % случаев.

В 14/15 лет картина существенно меняется. Группа девочек, хорошо различающая фигуру противоположного пола по мужским признакам, становится большой и гомогенной (41 %) (medм=3, medж=1). К ней же присоединяется группа, в которой мужская фигура кроме мужественности обладает и некоторыми женскими атрибутами (16 %) (medм=4,5, medж=2). Оставшиеся три группы включают в себя подростков, инвертирующих признаки (13 %) (medм=3, medж=4,5), не дифференцирующих их (8 %) (medм=0,5, medж=0,5) и преувеличивающих мужские признаки в рисунке человека противоположного пола (medм=5, medж=0,5).

Самый существенный признак, указывающий на наличие проблем в области половой идентификации – отсутствие в рисунке параметров, которые бы указывали на принадлежность персонажа к мужской или женской выборке. Именно по этому признаку наблюдается характерная динамика. К 15 годам группа, не дифференцирующая рисунок противоположного пола по половым признакам, количественно уменьшается с 20–24 % (в 13–14 лет) до 8 % (φ*эмп=2,27, α=0,01). Остальные признаки лишь косвенно указывают на проблемы, которые имеют не возрастной, а индивидуально-психологический статус: во-первых, гиперфеминизация мужчины, и, во-вторых, гипермаскулинизация мужчины. И тот, и другой случай – результат влияния отношения родителей к человеку своего и противоположного пола. Скажем, в первом случае отец девочки может занимать подчиненную позицию в семье, принимать женские половые роли и следовать соответствующим стереотипам поведения, либо он может отсутствовать вообще, и тогда на представления о нем будут накладываться ассоциации девочки, связанные с женским образом – образом матери. Во втором случае образ человека противоположного пола как гипермаскулинного может сформироваться под влиянием консервативных патриархальных семейных отношений, где женщина занимается только женскими делами, а мужчина – исключительно мужскими. Дополнительным доказательством того, что оба фактора не имеют прямого отношения к возрастной динамике, а отражают особенности индивидуальной жизни подростка, является факт отсутствия явных изменений в гиперфеминизации и маскулинизации представлений о мужчине. Во всех трех возрастах объем этих групп остается достаточно стабильным (по гиперфеминизации в 13, 14 и 15 лет, соответственно, 12 %, 5 % и 13 %; по гипермаскулинизации – 18 %, 16 % и 22 %).

Мальчики (12/13-14/15 лет)

Обсуждая предыдущие результаты в этой группе испытуемых, мы говорили о том, что формирование половой идентичности мальчика имеет свою динамику, в которой сензитивным периодом является возраст 14 лет. Безусловно, это вызвано и темпами биологического созревания, и особенностями психического развития мальчиков. Первый аспект выражен в отставании физического развития мальчиков по сравнению с девочками на 2–3 года (соматическое и гормональное развитие), второй определяется спецификой формирования объектных отношений, т. е. «изменением фантазий об объекте и роли в отношениях с объектом». «Биологические изменения предподросткового и подросткового периода бросают вызов мужественности мальчика, его чувству идентичности со своей половой ролью и его предшествующей позиции относительно выбора объекта любви. Поскольку возрастает давление влечений, могут оживляться конфликты всех уровней предшествующего развития. Доэдиповые пассивные стремления конфликтуют с активной мужской идентификацией; женские идентификации конфликтуют с мужской идеализацией; инцестуозные конфликты угрожают кастрацией и опасны для целостности Суперэго, и конфликты по поводу выбора сексуального объекта угрожают чувству мужественности» (Тайсон, Тайсон, 1998, с. 392).

Представления мальчика о человеке противоположного пола – девочке, девушке, женщине существенно определяют его представления о себе как о мальчике, будущем юноше и мужчине.

Ранее мы отмечали, что подростковые конфликты оживают у мальчика чуть позже, в 14 лет. А в 13 лет все еще обстоит благополучно. Сохраняется ли та же картина при исследовании представлений мальчика о человеке противоположного пола? Предположительно, да.

Если у девочек среднестатистические данные не показали различий в медианах распределения мужских и женских признаков фигуры противоположного пола (мужской) в трех разных возрастах, то у мальчиков такие различия были получены, правда, исключительно по динамике мужских признаков, выделяемых в женской фигуре: в 12/13 лет – medм=1, medж=2, в 13/14 – medм=2, medж=2,3, а 14/15 лет – medм=0, medж=1,5. При устойчиво одинаковом приписывании женщине значимо бóльшего количества женских черт мужские черты изменяются по принципу параболы. В критический для мальчиков период 14 лет они настолько маскулинизируют женскую фигуру, что уравнивают М и Ж признаки (medм=2, medж=2,5). К 15 годам признаки опять дифференцируются, прежде всего, за счет устранения из женского портрета всех мужских черт. Это обстоятельство, по-видимому, указывает на существование кризиса 14 лет, который выражается в оживлении ранних конфликтов выбора объекта, преодоление которых осуществляется за счет создания «транзиторного», переходного объекта идентификации. Скорее всего, речь здесь идет не о смене объекта как такового, а о «смене роли в отношении этого объекта».

Рассмотрим результаты кластерного анализа.

В 13 лет мальчик-подросток достаточно хорошо представляет себе женщину: 27% наделяют ее преимущественно женскими и частично мужскими чертами (medм=1, medж=4,5); то же самое касается 22% мальчиков, которые также (но в меньшей степени) акцентируют женские черты (medм=1, medж=3). В остальных группах женщина представляется или как более мужественная (medм=3,5, medж=1) – 20 %, или не дифференцируется по М и Ж признакам вообще (medм=1, medж=1,5) – 31 %.

Судя по значительному количеству испытуемых, оценивших женскую фигуру как недифференцированную, можно сказать, что часть мальчиков уже вступила в период пубертата и переживает его путем отрицания проблемы пола, расценивая просьбу экспериментатора изобразить человека противоположного пола просто как необходимость нарисовать кого-то, кто на самом деле не имеет отличительных половых признаков.

В 14 лет большое количество мальчиков (44 %) (medм=1,5, medж=2,5) не дифференцирует женскую фигуру по мужским и женским признакам, или оценивает ее как более мужественную (34 %) (medм=4,5, medж=1). Остальная часть мальчиков (22 %) (medм=1,5, medж=4,5) хорошо различает признаки, но при этом гиперфеминизирует женщину. По-видимому, такая крайне неблагополучная (хотя бы по сравнению с девочками) картина действительно указывает на проблемность данного возраста для мальчиков.

В 15 лет выделяются две объемные группы, которые указывают на снижение степени внутреннего напряжения, связанного с конфликтом подросткового возраста как конфликта выбора объекта. «Хотя идентификация с матерью и ее ролью обязательно существует в раннем развитии мужчины, критическим для окончательного чувства мужественности мальчика, так же как и для вступления в эдипову фазу, является то, что мальчик деидентифицируется с матерью и принимает мужскую половую роль» (Тайсон, Тайсон, 1998, с. 395).

Результаты нашего исследования тоже на это указывают. 44 % мальчиков изображают человека противоположного пола как женственного (medм=0, medж=1,5). Подобная же картина наблюдалась в этом возрасте у девочек. К этой группе можно присоединить кластер, в который вошло 24 % мальчиков (medм=0,5, medж=4,5). Оставшиеся группы либо не дифференцируют женскую фигуру по мужским и женским признакам, изображая ее амбивалентно (18 %) (medм=1,5, medж=2), либо оценивают ее как более мужественную (6 %) (medм=3,5, medж=1,5). Вызывают интерес мальчики (8 %), изобразившие вместо рисунка человека какой-либо предмет или животное.

Возраст 15 лет для мальчиков является переломным, но однозначно сказать о том, что именно он представляет собой начало стабильной жизни, по-видимому, нельзя. Следует обратить внимание на то, что различия в признаках, обнаруженные в самой большой группе испытуемых – еще не показатель преодоления кризиса пубертата. Можно заметить, что количество женских признаков настолько невелико, что есть реальная угроза перехода от женского образа к недифференцированному. Судя по всему, становление половой идентичности девочки и начинается раньше, и имеет непродолжительный период формирования. У мальчика процесс самоидентификации более длителен, сопровождается как регрессиями, так и интенсивным продвижением вперед.

Дополнительные данные по формированию половой идентичности подростка были получены при исследовании групп девочек с синдромами Тернера и Свайера.

У девочек с синдромом Тернера мужская фигура различается по полу (medм=2,5, medж=1), однако эти различия менее выражены, чем в группе нормы. Дополнительный кластерный анализ, проведенный на всей группе девочек – без генетических аномалий и с синдромом Тернера, показал, что большинство из них попадает в кластер, в котором мужская фигура не различается по полу. Это означает, что при слабой дифференциации образа женщины, представление о мужчине еще более недифференцированно. Оба рисунка не имеют особой специфики и бывают похожи друг на друга, т. е. практически идентичны. Возраст и лечение влияют на способность дифференциации мужчины и женщины, однако инфантильность представлений о себе сохраняется.

У девушек с синдромом Свайера мужская фигура гипермаскулинизирована. По сравнению с нормой в рисунке человека доминирует чуть больше мужских признаков и статистически значимо меньше выделено женских признаков. В дипломной работе Е. Ю. Дроновой, выполненной под нашим руководством, эта особенность получила название феномена телесной дефеминизации. Если учесть тот факт, что девушки с синдромом Свайера статистически значимо снижают количество женских признаков и при изображении женской фигуры, и при изображении мужской, то можно говорить об универсальности данного феномена для группы больных с чистой формой дизгенезии гонад.

Итак, основная гипотеза о том, что возраст 13–15 лет является сензитивным для формирования половой идентичности, когда наблюдается интенсивная динамика интеграции черт своего и противоположного пола, подтвердилась. Нашла подтверждение и вторая гипотеза об опережающем формировании половой идентичности у девочек. Третья гипотеза о более поздней дифференциации образа Я в терминах мужественности-женственности при аномалиях полового развития подтвердилась, но, возможно, из-за сравнения общевыборочных данных, статистические результаты выглядят не столь убедительно, как в группе нормально развивающихся подростков.

Формирование половой идентичности как сознательно и бессознательно осуществляемого выбора объекта идентификации сопровождается дифференциацией мужских и женских признаков в представлении о себе и человеке противоположного пола. Если 40 % выборки репрезентирует ясные и акцентуированные образы Я и не-Я, то можно с уверенностью утверждать, что идентификация у девочек с женщиной, а у мальчиков – с мужчиной состоялась. Наиболее явным признаком проблемности в этой области выступает отсутствие такой дифференциации, когда у подростка возникает образ человека, не категоризируемого в терминах мужественности-женственности. У девочек – это период 13/14 лет, а у мальчиков – 14/15 лет.

Остальные признаки – гипермаскулинизация или феминизация представлений о мужчине или женщине выступают лишь косвенным показателем наличия таких трудностей. Интерпретация этого факта опирается на представления К. Юнга о том, что нормальное развитие психики (процесс индивидуации) осуществляется путем интеграции противоположных тенденций, в частности Анимы и Анимуса, как содержаний, не соответствующих биологическому полу индивида. Феномен преувеличения одних признаков за счет других основан на страхе признания в себе «не своих» признаков, на тревоге дезинтеграции, защите от ранимости, т. е. на «сопротивлении идентичности».

Другой показатель – инвертирование признаков (как у мальчиков, так и у девочек) вызывает особый интерес, поскольку актуализирует мысли о спутанности половых ролей. В инвертировании скрыт маскулинный или фемининный протест, адресованный родительским фигурам, препятствующим процессу самоактуализации ребенка или пассивно отстраненным от участия в его нормальном функционировании. Это – во-первых. Во-вторых, он может быть вызван и более тяжелой травматизацией – сексуальными посягательствами, инцестом и проч. И, в-третьих, феномен инвертирования может рассматриваться и как нормальный процесс развития половой идентичности, но, по-видимому, только тогда, когда речь идет об образе человека противоположного пола (т. е. о не-Я). Именно так он проявился в кризисный момент формирования образа Я у мальчиков, когда маскулинная женская фигура выступила как транзиторный объект, с помощью которого осуществляется переход от одного объекта идентификации к другому.

Говоря о формировании половой идентичности, мы старались придерживаться установленных правил различения пола и гендера, поэтому строили анализ на: 1) различиях между мальчиками и девочками; 2) на представлениях о телесных признаках человека своего и противоположного пола, операционализированных в рисунке человека; 3) на сравнении таких представлений у девочек с нормальным и аномальным половым развитием. Но даже при такой постановке вопроса трудно различить сугубо биологическую или социальную детерминацию идентичности, поскольку наличие первичных половых признаков, указывающих на принадлежность к тому или иному полу, еще не означает, что выбор будет однозначен.

 

6.2.1.2. Принятие гендерных ролей

Для того чтобы понять, каким образом происходит принятие гендерных ролей подростком, связаны ли роли с полом подростка, определяют ли они половые стереотипы и защитное поведение, необходимо сформулировать конкретные гипотезы:

Таковыми явились следующие предположения: 1) принятие гендерных ролей обусловлено полом индивида; 2) с возрастом пол и гендер становятся относительно независимыми друг от друга; 3) защитное поведение имеет гендерную специфику.

Для проверки выдвинутых гипотез использовались следующие методы: проективный тест «Кодирование», методика «Маскулинность и Фемининность» (МиФ) и личностный опросник Р. Плучека «Life Style Index».

Исследование проводилось на той же выборке подростков в течение 3-х летнего периода.

Работая с проективным тестом «Кодирование», подросток находит ассоциации к объектам «Мужчина», «Женщина», «Ребенок», «Я» из восьми классов понятий: «Неодушевленный предмет», «Травянистое растение», «Дерево», Животное», «Музыкальный инструмент», «Геометрическая фигура», «Сказочный персонаж», «Амплуа артиста цирка», а также признаки сходства объекта и выбранной ассоциации. Предположим, к объекту «Женщина» из класса «Дерево» выбирается ассоциация «береза», которая по ряду признаков, таких как «стройная», «плакучая», «нежная» сходна с кодируемым объектом. После проведения тестирования все признаки классифицируются по следующим группам: маскулинные, фемининные и нейтральные. С этой целью применялись списки маскулинных и фемининных признаков, предложенные С. Бем. Использовались экспертные оценки для устранения неточностей.

Прежде чем оценить гендерную идентичность подростков и принятие ими гендерных ролей, необходимо выяснить особенности представлений девочек и мальчиков о мужчине и женщине и характер изменения этих представлений с возрастом.

Представления девочек/девушек о мужчине и женщине

Мужчина и женщина в любом из исследуемых возрастов дифференцируются по признакам маскулинности-фемининности. Мужчине приписывается больше маскулинных признаков (сильный, мужественный, независимый и др.), женщине – фемининных (нежная, ласковая, женственная). В каждом возрасте при подборе ассоциаций и признаков к объектам «мужчина» и «женщина» девочки в среднем называют 40–50 % маскулинных и фемининных признаков, а остальные относятся к нейтральным (образованный, быстрый, воспитанный и проч.). Однако наблюдается и динамика. В 13-летнем возрасте мужчине и женщине приписывается самый большой процент гендерных признаков – около 60 %. В 14-летнем возрасте он резко снижается до 40 %, т. е. оставшиеся 60 % включают в себя нейтральные относительно гендера признаки (φ*эмп=2,04, α=0,02). Получены значимые различия: объекту «мужчина» приписывается статистически значимо меньше маскулинных признаков в 14 лет по сравнению с 13 годами (W=1154, α=0, где W – критерий Уилкоксона, α – уровень значимости) и больше фемининных признаков (W=523, α=0), объекту «женщина» – статистически значимо меньше фемининных признаков (W=1155, α=0) и больше маскулинных (W=443, α=0). Далее до определенного возраста картина остается стабильной. Лишь к 20 годам происходит резкий скачок в количестве маскулинных признаков при описании мужчины (W=141,5, α=0,03) и фемининных – при описании женщины (W=209,5, α=0,03). К 24 годам количество маскулинных и фемининных признаков по сравнению с нейтральными признаками уменьшается.

Настоящие данные совпадают с результатами, полученными с помощью методики «Рисунок человека». Для девочек возраст 13 лет является сензитивным. В этот период портреты мужчины и женщины носят ярко выраженную гендерную окраску, а остальных признаков – нейтральных (общечеловеческих) приводится мало. Скорее всего, в данный момент мужчина и женщина выступают для девочек как объекты идентификации и носители гендерных ролей, и поэтому именно в этот период происходит их принятие. Обнаружена очень тесная связь между маскулинными и фемининными признаками двух объектов – «Мужчина» и «Я»: Ммуж и Мя (r=0,2, α=0,04), Fмуж и Fя (r=0,3, α=0,03); а также «Женщина» и «Я»: Мжен и Мя (r=0,4, α=0), Fжен и Fя (r=0,3, α=0,03), где М – маскулинные признаки, F – фемининные признаки, r – коэффициент корреляции по Спирмену α – уровень значимости.

По-видимому, повышение гендерных показателей при подборе признаков к объектам «мужчина» и «женщина» 20-летними девушками связано с необходимостью осуществления жизненно-важного выбора – выбора сексуального и интимного партнера.

Представления мальчиков о мужчине и женщине

У мальчиков самый большой процент гендерных признаков (60 %), приписываемых мужчине и женщине, приходится не на 13, а на 14 лет. Аналогичным образом, по тесту «Рисунок человека» возраст 14 лет рассматривался для мальчиков как сензитивный период. Однако между 13 и 14 годами статистически значимых различий в маскулинных признаках не обнаружено (W=276, α=0,3). С возрастом, также как и у девочек, происходит снижение гендерных и увеличение нейтральных признаков, причем на этот раз различия статистически значимы (W=1780, α=0). Интересно, что при описании женщины картина несколько меняется. Она аналогична тому, что происходит в группе девочек. Можно даже утверждать, что представление о женщине с точки зрения количества приписываемых ей маскулинных, фемининных и нейтральных признаков не имеет половой специфики. Оно характерно для всей выборки в целом. И у девочек, и у мальчиков пик фемининных признаков приходится на 13 лет. Затем их количество снижается до 35–40 %. У мальчиков различия по этим признакам во всех трех возрастах (13, 14 и 15 лет) статистически значимы.

Связь между признаками, приписываемыми объекту «Я» и объектам «Мужчина» и «Женщина», и у мальчиков, и у девочек обнаруживается именно в 13 лет, только если у девочек у всех трех объектов тесно связаны и маскулинные, и фемининные признаки, то у мальчиков обнаружены связи только между маскулинными признаками: Ммуж и Мя (r=0,4, α=0,01, где r– коэффициент корреляции по Спирмену, α – уровень значимости), Мжен и Мя (r=0,4, α=0).

В 14 лет нет ни одной значимой связи между маскулинными и фемининными признаками трех оцениваемых объектов в обеих исследуемых группах, а в 15 лет они возникают вновь. Однако выявляемые связи имеют иной характер. У девочек обнаружена тесная связь объекта «Я» с объектом «Мужчина»: Ммуж и Мя (r=0,4, α=0), Fмуж и Fя (r=0,3, α=0,01), а у мальчиков – объекта «Я» с объектом «Женщина»: Мжен и Мя (r=0,4, α=0,001), Fжен и Fя (r=0,4, α=0,01). Иными словами, после периода, когда произошло принятие гендерных ролей, объект идентификации может меняться без угрозы потери половой и гендерной идентичности, что, возможно, и определяет разнообразие признаков и гендерных ролей, которые могут развиваться и обнаруживаться у индивида.

Гендерная специфика объекта «Я»

Динамика, полученная при анализе признаков «Мужчины» и «Женщины» у подростков с нормальным половым развитием, состояла в том, что в момент принятия гендерной роли количество маскулинных и фемининных признаков, приписываемых объектам кодирования, значительно увеличивается по сравнению с другими возрастами. Похожая динамика наблюдалась и при кодировании объекта «Я». Оказалось, что к 15–16 годам и у девочек, и у мальчиков количественно гендерных признаков резко снижается по сравнению с нейтральными признаками. В 13 лет девочки приписывали себе (в среднем) 4 фемининных и 0 маскулинных признака, в 14 лет – 3 фемининных и 1 маскулинный признак, а в 15-2 фемининных и 0–1 маскулинный признак. У мальчиков динамика похожа, однако специфика ее состоит в том, что максимум признаков приходится на 14 лет (3 маскулинных признака и 1 фемининный признак). В 15 лет количество гендерных признаков резко снижается (1–2 маскулинных и 0 фемининных). Значит, можно сказать, что уже к 15–16 годам подростки определились в гендерных ролях и могут экспериментировать с ними.

Нарушение полового развития и принятие ролей

Данные были сопоставлены с результатами тестирования группы девушек с дисгенезией гонад (синдром Тернера и синдром Свайера).

Отдельно рассмотрим результаты тестирования девочек с синдромом Тернера и Свайера и сравним их с данными группы нормы (таблица 6.1).

Таблица 6.1

Медианы маскулинных и фемининных признаков четырех кодируемых объектов – «Мужчины», «Женщины», «Ребенка», «Я» у девочек без аномалий и с аномалиями полового развития

При статистическом сравнении между собой данных разных групп оказалось, что различий между здоровыми и больными девочками/ девушками не наблюдается. Сравнение проводилось между группами, уравненными по возрасту. Можно сделать следующий вывод, что у девочек с диагнозом дисгенезии гонад сформировалось адекватное представление о мужчинах и женщинах, они дифференцируют их по маскулинным и фемининным признакам, используют те же самые характеристики, что и девочки группы нормы. Статистика не показала различий между этими группами при оценке объекта «Ребенок», но из таблицы видно, что для группы нормы ребенок представляется человеком с фемининными чертами, а у девочек с отклонениями в развитии – скорее бесполым существом. В результате анализа данных, полученных с помощью методики «Кодирование», было обнаружено, что девушки с синдромом Свайера способны дифференцировать заданные экспериментатором эмпирические объекты – «Мужчину», «Женщину» и «Я». Существенных различий в выделении признаков сходства между эмпирическими объектами и ассоциациями девушек разных групп не наблюдалось. «Мужчина» обычно воспринимается как «мужественный», «сильный», «стойкий», «умный», «большой», «строгий», а «женщина» – как «нежная», «женственная», «элегантная», «ласковая», «добрая», «красивая». Объект «Я» наделяется множеством специфических признаков и в том числе маскулинными или фемининными свойствами. Можно считать, что на осознаваемом уровне (тест «Кодирование») процесс дифференциации людей разного пола по маскулинным и фемининным признакам происходит гораздо эффективнее, чем на неосознаваемом уровне (тест «Рисунок человека»). Подобные различия, как нам представляется, обусловлены тем, что девушки с аномалиями полового развития успешнее категоризируют людей не в терминах пола (половой идентичности), а в терминах гендерных ролей.

Вполне логично было бы предположить, что абсолютные оценки «Мужчины», «Женщины» и «Я» будут отличаться от оценок, которые получены в результате сопоставления (корреляции) признаков, приписанных «Мужчине» и «Я», а также «Женщине» и «Я» (т. е. относительных оценок). Оказалось, что если при сравнении абсолютных оценок эмпирических объектов различий между группами девушек не возникает, то при определении степени связанности этих оценок вследствие сравнения пар объектов они обнаруживаются.

При нормальном половом развитии девочки/девушки устанавливают связи между маскулинными и фемининными признаками «Я» и аналогичными признаками, приписанными мужчине и женщине. При аномалиях полового развития связь между признаками есть, но она иная.

У девочек/девушек с синдромом Тернера связаны только фемининные признаки: Fмуж и Fя (r=0,3, α=0,03), Fжен и Fя (r=0,5, α=0,001), причем связь Я-Женщина является наиболее тесной. Эти данные указывают либо на наличие компенсаторных механизмов, либо на слияние девочки со своей матерью. У девочек/девушек с синдром Свайера такие связи на небольшой выборке отсутствуют вовсе, либо при увеличении выборки обнаруживается тесная положительная связь между фемининными признаками объектов категоризации «Мужчина» и «Я»: Fмуж и Fя (r=0,6, α=0,01) и отрицательная связь между фемининными признаками объектов «Я» и «Женщина»: Fжен и Fя (r=-0,4, α=0,003). Связь между маскулинными признаками также отсутствует.

В исследовании было показано, что у девочек с различными формами дисгенезии гонад отсутствует динамика как в количественной категоризации признаков, так и в их связанности у разных объектов. Учитывая данные, полученные нами на выборке подростков 13–14 лет, можно сказать, что с возрастом изменяется характер связи между признаками разных объектов. В период пубертата признаки, идентичные полу, тесно связаны у всех трех объектов – «Мужчины», «Женщины» и «Я», т. е. у мальчиков маскулинные признаки «Я» связаны с маскулинными признаками «Мужчины» и «Женщины», а у девочек фемининные признаки «Я» коррелируют с фемининными признаками тех же самых объектов. Подобные связи указывают на оживление триадных отношений.

В старшем возрасте возникают обратные связи между признаками «Я» и «Мужчина» и прямые – между свойствами «Я» и «Женщина». Складывается впечатление, что к 17–18 годам девушки «принимают» окончательное решение о половой самоидентификации.

При синдромах Тернера и Свайера обнаруживается целый ряд специфических феноменов: тесная прямая связь между фемининными признаками в первом случае, снижение количества фемининных признаков, приписываемых себе, отрицание связей с человеком того же пола во втором случае и отсутствие связей с человеком противоположного пола в обоих случаях. Предположение о выраженности маскулинных черт характера у девушек с синдромом Свайера, которое в свое время было сделано, не подтверждается. Правильнее было бы утверждать, что у девушек с синдромом Свайера наблюдается не гипермаскулинизация, а дефеминизация представлений о себе с тенденцией к ослаблению связей между оценками себя и человека того же и противоположного пола.

Важными оказались данные, полученные при сравнении гендерных особенностей объектов «Ребенок» и «Я». В норме связь между этими признаками существует, однако связаны между собой признаки, противоположные полу, т. е. у девочек маскулинные: Мя и Мреб (r=0,4, α=0,001), а у мальчиков – фемининные: Fя и Fреб (r=0,5, α=0,001).

У девочек/девушек с отклонениями в половом развитии получены тесные связи между всеми признаками объектов «Я» и «Ребенок»: Мя и Мреб (r=0,6, α=0), Fя и Fреб (r=0,4, α=0,003) φ у девочек с синдромом Тернера; Мя и Мреб (r=0,6, α=0,01, Fя и Fреб (r=0,5, α=0,02) – у девочек с синдромом Свайера. Был сделан вывод об инфантильности представлений девочек о себе, об отсутствии многозначных связей между признаками разных объектов и, скорее, об однозначности таких связей, о компенсаторной роли связи объекта «Я» с объектом «Женщина» у девочек с синдромом Тернера и отрицательной связи признаков этих же объектов у девочек с синдромом Свайера.

Кроме теста «Кодирование» подросткам в возрасте 15–16 лет предлагалась методика МиФ (Ткаченко, Введенский, Дворянчиков, 2001). Методика позволяет выяснить гендерную идентичность личности и определить соотношение между Я-реальным и Я-идеальным, а также полоролевые стереотипы, полоролевое поведение, полоролевые предпочтения.

Испытуемому предлагается бланк с написанными на нем прилагательными (7 маскулинных, 7 фемининных, 7 нейтральных). Каждым из этих прилагательных необходимо закончить предложение («На самом деле я…», «Хотелось бы, чтобы я был…», «Мужчина должен быть…», «Женщина должна быть…», «Мужчины считают, что я…», «Женщины считают, что я…») и оценить полученное высказывание по степени выраженности («всегда», «обычно», «иногда», «никогда»). При обработке данных производится подсчет профиля маскулинности/фемининности по каждой из категорий (Я-реальное, Я-идеальное, Я-рефлексивное, представление о мужчине, представление о женщине). Особое внимание уделяется анализу семантической близости между различными образами Я и составляющими полоролевой идентичности в рамках психологического пространства маскулинности-фемининности.

Исследование проводилось на тех же подростках в возрасте 15 лет. Цель исследования – установить, что действительно к этому возрасту происходит формирование половой идентичности и принятие гендерных ролей.

Представление подростков о мужчинах и женщинах (по тесту МиФ)

К 15 годам складывается вполне адекватное отношение к мужчинам и женщинам. Оно сочетает в себе половые и гендерные особенности. Как девочки, так и мальчики считают, что женщина должна быть скорее фемининной (59 % от всей выборки) или андрогинной (35 %), чем маскулинной (5 %) или недифференцированной по гендерным признакам (1 %). Мужчина, прежде всего, должен быть андрогинным (59 %), потом маскулинным (36 %). Мало кто считает его фемининным (4 %) или недифференцированным (1 %). Мальчики и девочки единодушны в оценках женщины как, в первую очередь, фемининной, а потом андрогинной, но несколько расходятся в оценках мужчины. Девочки считают, что мужчина должен быть как мужественным, сильным, энергичным, так и нежным, ласковым и заботливым, т. е. в целом андрогинным. Мальчики тоже так считают, только большинство из них полагает, что он должен быть маскулинным (53 %), тогда как остальные – андрогинным (41 %). Соотношение представлений о мужчине и женщине с представлениями о реальном и идеальном Я может показать степень идентификации себя подростками с фемининной женщиной и маскулинным мужчиной.

Таблица 6.2

Маскулинные и фемининные признаки Я-реального, Я-идеального, «Мужчина должен быть» (для мальчиков), «Женщина должна быть» (для девочек)

Оценки себя в этом возрасте не очень контрастны и, тем не менее, у мальчиков они чуть более маскулинны, а у девочек – фемининны. Несмотря на значительное расхождение Я-реального и Мужчина/ Женщина, к 15 годам наблюдается явная идентификация девочек с женщиной (r m =0,3, α=0, r f =0,4, α=0,003, где r m – коэффициент корреляции маскулинных признаков «Я-реального» и «Женщина должна быть», r f – коэффициент корреляции фемининных признаков тех же самых объектов), а мальчиков – с мужчиной (r m =0,4, α=0,01, r f =0,5, α=0, где r m – коэффициент корреляции маскулинных признаков «Я-реального» и «Мужчина должен быть», r f – коэффициент корреляции фемининных признаков тех же самых объектов).

Полученные данные подтверждают результаты, полученные методом «Кодирование», которые свидетельствуют о том, что принятие гендерных ролей уже произошло и именно оно дает возможность разнообразить репертуар ролей. Так, 38 % девочек оценивают себя как фемининных, 29 % – как андрогинных, 18 % – как недифференцированных и 15 % – как маскулинных. Мальчики считают, что они андрогинные (29 %), фемининные (23 %) и маскулинные (22 %). Большой процент мальчиков (26 %) считают себя недифференцированными по гендерным признакам. Несмотря на довольно ясную картину, почти четверть выборки не различает себя по гендерным ролям и также четверть оценивает себя атипично (девочки как маскулинные, а мальчики как фемининные). Во многом картина неустойчива именно из-за оценок мальчиков, которые в этом возрасте еще находятся в состоянии принятия гендерных ролей.

Вывод о том, что гендерные роли приняты, основан и на другом факте, который состоит в связанности Я-реального и Я-идеального, с одной стороны, и в наличии статистически значимых различий между ними, с другой. Показано, что в обеих группах коррелируют маскулинные и фемининные признаки этих двух объектов (у девочек: r m =0,4, α=0,001, r f =0,7 α=0; у мальчиков: r m =0,6, α=0, r f =0,7 α=0), при этом девочки считают, что в идеале они должны быть значительно более маскулинными (W=1590, при α=0) и чуть больше фемининными (W=1992, при α=0.03), а мальчики полагают, что в идеале они также значительно должны прибавить в маскулинности (W=760, при α=0) и в фемининности (W=1036, при α=0,04). Иными словами, в обеих группах намечена очень сильная тенденция андрогинизации образа Я в будущем, причем при довольно значительном перевесе в маскулинности над фемининностью. Идеальное Я девочек не совпадает с представлениями о том, какой должна быть женщина. Женщина должна быть фемининной, а девочка стремится к андрогинности. Представления мальчиков об идеальном Я и мужчине совпадают.

Довольно пестрая картина, полученная при анализе представлений о своем реальном Я, отличается от представлений о своем идеальном Я. Дело в том, что 65 % подростков (по сравнению с 23 % при оценке реального Я) хотели бы быть андрогинными (поровну мальчики и девочки), 24 % (против 22 %) – маскулинными (поровну мальчики и девочки), 10 % (против 23 %) – фемининными (только девочки) и лишь 1 % (против 26 %) – сомневается в оценке себя по маскулинности-фемининности (2 девочки и 1 мальчик).

Напомним, что нами были выдвинуты следующие предположения: 1) принятие гендерных ролей обусловлено полом индивида; 2) с возрастом пол и гендер становятся относительно независимыми друг от друга; 3) защитное поведение имеет гендерную специфику. Действительно, принятие гендерных ролей приходится на сложные моменты жизни подростка и проявляется в предпочтении ролей, соответствующих полу, что подтверждает первую гипотезу (у девочек больше фемининных, у мальчиков – маскулинных и андрогинных предпочтений), а также в разнообразии репертуара ролей, что было показано в группе мальчиков, исследование которых пришлось на самый сложный период пубертата. С возрастом (вторая гипотеза) пол и гендер перестают быть тесно связанными. Как девочки, так и мальчики ориентируются на андрогинную модель, стремясь повысить и маскулинность, и фемининность. Это разнообразие репертуара может быть основано только на исходно состоявшемся соответствии пола и гендера, что потом не имеет особого значения. Единственное исключение делается для принятия мальчиками фемининных ролей. Однако относительно будущего мальчики исключают такое сочетание признаков в представлениях о себе (тем не менее, это вовсе не означает, что фемининные мужчины отсутствуют абсолютно). Думается, что для психического здоровья подростков обоих полов очень важна интеграция черт как соответствующих полу, так и ему не соответствующих. К. Юнг писал относительно Анимы и Анимуса, что на определенном этапе жизни человек начинает относиться к ним не как к бессознательным содержаниям, а как к функциям отношения к бессознательному. Но до тех пор, пока они таковыми не становятся, они остаются автономными комплексами, т. е. представляют собой «факторы, вызывающие расстройства, которые прорывают контроль со стороны сознания и таким образом ведут себя как истинные возмутители спокойствия» (Юнг, 1996, с. 305). И далее: «Чем больше у кого-то “комплексов”, тем более он одержим, и если попытаться создать портрет личности, выражающей себя посредством своих комплексов, то как раз придешь к выводу, что это, безусловно, плаксивая баба – а значит, анима! Но если теперь он осознает свои бессознательные содержания – поначалу как фактические содержания своего личного бессознательного, потом – как фантазии коллективного бессознательного, то доберется до корней своих комплексов, а тем самым получит избавление от своей одержимости. На этом феномен анимы прекратится» (там же, с. 305).

Последняя гипотеза – защитное поведение имеет гендерную специфику, основана на данных зарубежных исследований о том, что женское и мужское поведение осуществляются в связи с разными жизненными целями, и поэтому характеризуется различными формами психологических защит.

Первоочередная задача состояла в проверке связи между полом подростка и защитами, которая была реализована при сопоставлении психологических защит мальчиков и девочек. С этой целью применялся тест Р. Плучека Life Style Index.

Таблица 6.3

Средние и медианы психологических защит у мальчиков и девочек и различия между ними

* различия значимы.

Различия в защитах, обусловленные полом (сравнение мальчиков и девочек), показали, что девочки предпочитают регрессию и реактивное образование, а мальчики – интеллектуализацию, замещение и подавление (таблица 6.3). По этим пяти защитам получены значимые различия, причем по регрессии, подавлению и реактивному образованию наиболее выраженные. Отрицание, компенсация и проекция от пола не зависят.

В этом возрасте проекция и замещение являются самыми часто актуализированными защитами. К сожалению, пока мы не имеем возможности сравнить наши данные с данными, полученными по другим возрастам, поэтому уверенно заявлять о том, что обе защиты являются сугубо подростковыми нельзя. Тем не менее, ряд косвенных данных это подтверждает. Дипломные работы А. В. Соловьевой и Е. Е. Брилинг, посвященные проблеме защит в подростковом возрасте, также показали, что проекция – ведущий механизм защиты у подростков. А. В. Соловьева прокомментировала это следующим образом: ребенок 13–15 лет переживает резкий скачок физического и психического роста, который не может адекватно выражаться в когнитивных, эмоциональных и поведенческих стратегиях, и само собой ведет к высокому внутреннему напряжению. Один из наиболее эффективных способов редукции напряжения состоит в его экстернализации – вынесении на внешние объекты. «Выделяется первичная проекция, не прибегающая к вытеснению, она способствует установлению различия между Я-сам и не-Я-сам, приписывая внешнему миру причины ощущений, которые мы не хотим локализовать в себе; это нормальный процесс, укрепляющий Я-сам и уточняющий схему тела. С другой стороны, вторичная проекция, нуждающаяся в деятельности торможения или вытеснения; внешний объект заполняется проецированной ненавистью (М. Кляйн) и становится преследователем» (Бержере, 2001, с. 141). Согласно Н. Маквильямс, проекция как процесс, в результате которого внутреннее ошибочно воспринимается как происходящее извне, действительно имеет различные проявления. С одной стороны, в наиболее здоровых и зрелых формах она является основой эмпатии, а в своих «пагубных формах несет опасное непонимание и огромный ущерб межличностным отношениям. В тех случаях, когда спроецированные позиции серьезно искажают объект или когда спроецированное содержание состоит из отрицаемых и резко негативных частей собственного “Я”, возникают всевозможные проблемы» (Маквильямс, 1998, с. 145).

Проекция в подростковом возрасте является одним из важных механизмов, позволяющих подростку справиться с заполонившими его эмоциями и чувствами и в косвенном виде раскрыть свой внутренний мир, ощутить ценность собственного Я. Этот путь необходим ему, прежде всего, для формирования Эго-идентичности, чувства своего стабильного и неизменного Я.

Проекция и замещение рассматриваются как варианты возвращения вытесненного. Путем замещения происходит замена одного объекта (содержания) другим, но ассоциативная цепочка при этом не нарушает связи с «запретным удовольствием». Именно в силу общего механизма, делающего проекцию и замещение близкими феноменами, они и обнаруживаются у подростков.

Половое предпочтение механизмов, по-видимому, тоже имеет свое объяснение. Оно состоит в том, что регрессивные способы позволяют перейти к менее зрелым формам поведения, которые для субъекта являются достоянием его прошлого опыта. Регрессию считают одним из важных механизмов личностного роста. Она обусловливает переход от одной стадии развития к другой, обеспечивая базисную основу для приобретения более сложных форм функционирования. Считается, что если здоровый ребенок всегда ощущал поддержку матери при осуществлении временной регрессии, которая была ему необходима для совершения скачка роста, его психическое состояние будет стабильным.

Для объяснения связи регрессии с женской линией развития обратимся к известной теории В. А. Геодакяна, который утверждал, что в эволюции живого мира мужские особи отвечают за изменчивость признаков, а женские – за их устойчивость, поэтому мужчина является более активным, он склонен переделывать окружающий мир, радикален в своем поведении, а женщина – восприимчива, готова изменять себя, подстраиваясь под этот мир, консервативна, склонна придерживаться давно проверенных образцов поведения. Мужчины завоевывают, женщины – оберегают. Это разделение функций закреплено на бессознательном уровне (Геодакян, 1989).

Эволюционная теория пола В. А. Геодакяна показала, что только мужских или только женских особей недостаточно для обеспечения преемственности и развития вида. Они должны сосуществовать. Причем с целью лучшего приспособления они должны быть по-разному специализированы. Поэтому женские особи консервативны, а мужские оперативны. Так, различия в строении мозга у мужчин и женщин влияют на тип мышления: у мужчин развито аналитическое мышление, а у женщин – интуитивное, образное и чувственное познание. Эти же различия определяют и особенности переживания чувств людьми разного пола. Известно, что мужчины не только более сдержанны в проявлении эмоций, но и крайне скупы на их разнообразие. Чувство любви для них более рационально, чем для женщин.

Подобные различия проявляются уже в подростковом возрасте и определяют границы чувственности у мальчиков и девочек, особенности половой идентификации, глубину переживаний, характерных для первой юношеской любви. Именно потому, что женская линия развития связана с сохранением, упрочением, совершенствованием имеющегося, они осуществляют повторение в виде регресса, не ориентируясь на поиск нового, необычного, неизвестного. «Это возвращение к знакомому способу действия после того, как был достигнут новый уровень компетентности» (Маквильямс, 1998, с. 159).

Надо специально заметить, что такая регрессия еще не является показателем личностной деградации. «Если ребенок постоянно продолжает играть такого рода роль в течение длительного времени, он может на самом деле спуститься на более примитивный уровень. Он может потерять (по крайней мере, отчасти) свою способность действовать более зрело. До наступления этого состояния мы можем говорить о “псевдо-регрессии поведения” без какой бы то ни было “регрессии личности”. Иными словами, регрессия поведения может быть, а может и не быть симптомом регрессии личности» (Левин, 2001, с. 278).

Если у девочек ведущими механизмами являются регрессия и проекция, то для мальчиков свойственно и проецировать, и замещать. Однако они крайне редко регрессируют и формируют реактивное образование. Мужская линия развития связана с проекцией, замещением, интеллектуализацией и подавлением. Мы уже объясняли, что проекция и замещение – механизмы возвращения вытесненного. Для мальчиков – это способ поиска фигур, на которые можно перенести энергию, на самом деле предназначенную для прямого воздействия на недоступный объект. Поисковые возможности мужского организма, потребность и необходимость жить не в стабильных, а в изменяющихся условиях прекрасно соотносятся с умением находить пути редукции энергии новыми способами, хотя бы через проекцию и замещение. Все это трудно осуществимо с помощью реактивного образования, которое обеспечивает адаптацию к среде путем преобразования знака эмоции (но не замены объекта, как это происходит при замещении). «Традиционное определение реактивного формирования подразумевает преобразование негативного аффекта в позитивный и наоборот. Например, трансформация ненависти в любовь, привязанности в презрение, враждебности в дружелюбие…» (Маквильямс, 1998, с. 173). Бурные эмоциональные проявления, характерные для женщины, не всегда могут быть адекватно отреагированы мужчинами. В этом случае именно реактивное образование, работающее с чувствами, позволит редуцировать высокое внутреннее напряжение. Механизмы интеллектуализации и подавления обеспечивают контроль над чувствами путем их рационального объяснения, либо активного вытеснения.

Обсудив связь пола и защиты, вернемся к теме гендерных различий и проверим третью гипотезу исследования.

Гендерные различия в защитных механизмах подтвердили как литературные, так и наши собственные данные. Для проверки гипотезы о гендерной специфике защитных механизмов мы не стали сравнивать контрастные группы, а провели корреляционный анализ данных и обнаружили тесную положительную связь между маскулинностью и замещением (r=0,4, при α=0), фемининностью и отрицанием (r=0,3, при α=0,02), фемининностью и регрессией (r=0,3, при α=0,01). С одной стороны, эти данные подтверждают наше предположение о том, что пол и гендер связаны между собой, особенно на первых стадиях онтогенеза, а с другой, указывают на то, что существующие в научной литературе факты отрицания как женского защитного механизма подтверждаются именно на уровне гендера. Обсуждая связь замещения с мужской, а регрессии с женской спецификой, мы использовали эволюционную концепцию Геодакяна. По-видимому, отрицание как женская форма защиты связана не столько с адаптацией, сколько с особенностями поведения человека, имеющего фемининный тип половой идентичности. Нежность, ласка, забота и внимание как проявления фемининности исключают актуализацию маскулинных черт – склонность к риску, агрессию, независимость и напористость, которые при возникновении конфликтной ситуации могут спонтанно актуализироваться. Женские черты не позволяют субъекту занимать активно-наступательную позицию и поэтому в критических ситуациях обнаруживают себя лишь в отрицании проблемы.

В целом необходимо отметить, что мужские защитные механизмы построены на смещении чувства (проекция, замещение) или на его изоляции от интеллекта (интеллектуализация), тогда как в женских преобладают способы проигрывания самих эмоций, их трансформации в противоположные, отыгрывания на более примитивном уровне развития или отрицания.

Итак, в период подросткового возраста происходят значительные трансформации в психологии подростка. Они, в первую очередь, состоят в принятии нового образа тела, реконструкции своих представлений о своем физическом Я. Для мальчика или девочки это не простой, уж тем более не одномоментный акт. Он растягивается на несколько лет и состоит в формировании половой идентичности, эмоционально положительно принимаемой субъектом. Для девочек проблемным возрастом является период 13–14 лет, наблюдается гиперфеминизация образа своего тела, недифференцированность по признакам мужского-женского и инвертирование признаков. У мальчиков этот период наступает позднее и проявляется практически в тех же самых признаках. Дополнительным критерием оценки проблемности возраста 13–14 лет для девочек и 14–15 лет для мальчиков являются данные, полученные при анализе представлений девочек/ мальчиков о человеке противоположного пола, и образа Я у девочек с отклонениями в половом развитии.

Связь пола и гендера неоспорима, но она наиболее сильно проявляется при значительной актуализации маскулинных и фемининных признаков объекта Я в сензитивном для подростка возрасте, и далее ослабевает. Принятие гендерной роли (маскулинной или фемининной) позволяет подростку, оставаясь уверенным в стабильности своей гендерной идентичности, экспериментировать с другими ролями (например, с андрогинной).

 

6.2.1.3. Детско-родительские отношения

Характер детско-родительских отношений в подростковом возрасте исследовался с помощью Тематического Апперцептивного теста. Тестирование проводилось по стандартной схеме (§ 6.1.). Каждый подросток проходил процедуру тестирования три раза (в 12/13, 13/14 и 14/15 лет). Для изучения детско-родительских отношений выбирались рассказы, составленные подростками по следующим картинкам: 1, 2, 3 GF, 5, 6 BM, 7 BM, 7 GF, 13 B, 13 G.

В части рассказов, составленных по этим таблицам, реально фигурировали такие персонажи, как отец или мать, в остальных случаях отец и мать либо заменялись другими героями («няня», «мачеха», «начальник», «знакомый» и проч.), либо опускались, выводились из рассказа.

На первом тестировании (в 12/13 лет) рассказы подростков, особенно мальчиков, не содержат большого разнообразия отношений, за исключением сугубо индивидуального оформления (наличие/отсутствие диалога, наличие/отсутствие эмоций, чувств в отношениях, забота о физическом комфорте ребенка и/или о его душевном состоянии, влияние на отношения братьев и сестер). Хотя подобные нюансы крайне важны, мы не будем их касаться, поскольку они представляют собой варианты единичного случая. В целом можно сказать, что отношения между родителями и детьми строятся либо на отношениях подчинения/доминирования (строгая семья) – 38 %, либо на отношениях взаимопонимания (любящая семья) – 35 %, либо на отношениях, связанных с выполнением требований (чрезмерно стимулирующая семья) – 15 %. Оставшиеся 12 % включают в себя разнообразные отношения, часто пассивного характера.

На втором тестировании (13/14 лет) возникает большой разброс во взаимоотношенях подростков с отцом и матерью. Причем разнообразие контактов касается в основном негативных моментов общения и не затрагивает позитивных. Рассмотрим некоторые варианты с их иллюстрацией конкретными примерами:

1. Мстительность как реакция на несправедливые действия родителей.

«Это – дочь, а это – мать. Мать ей сказала что-нибудь или плохое сделала, а дочь хочет ее ударить. А мать так опустилась, уже не может противостоять. Зло победит. Дочь будет обижать, обижать эту мать, будет над ней издеваться, и, в конце концов, мать ее все-таки простит. Для дочери это будет победой, она будет воспринимать это как победу…» (таблица 18, Лена К., 13 лет).

2. Высокомерие как потребность показать свое превосходство.

«Между служанкой (предполагается, что это мать. – Н. Х.) и дочерью хозяйки произошла небольшая домашняя ссора. Девочка чувствует себя хозяйкой в этом доме. Она отворачивается и смотрит в окно, делая вид, что она гордая и не обращает внимания на служанку. А служанка говорит ей: «Ой! Посмотри, какая у тебя красивая куколка», – пытается подлизаться как-то или просто утешить ее, объяснить, что это на самом деле не ссора, а ерунда. Потом они помирятся, и все будет нормально» (таблица 7, Диана К., 12 лет).

3. Злопамятность как реакция на обиду.

«На картинке изображен тот же мальчик. Он все-таки не простил своего отца и видит, как будто весь мир на него разозлился, и он представляет себе, как будто дедушка его и его отец пытаются разрезать его ножом. Мальчик стал совсем злой, не смог простить своего отца. Вскоре он, может быть, простит своего отца и станет немножко подобрее…» (таблица 8, Саша К., 13 лет).

4. Уход в фантазию как способ повышения самооценки.

«Очень мечтательная девочка, ей лет 12–13. Она очень любит помечтать, у нее существует свой мир, мир фантазии, мир сказки. Она очень далеко уносится в него даже в повседневной жизни. Мама пытается заговорить, завести беседу, а девочка мечтает, ее взгляд далек, он пустеет. Она резвится на зеленой травке, а на самом деле сидит на диване. Она фантазирует о сказочной жизни, об идеале, о том, что она живет в красоте, в мире и согласии, ее повседневные события переплетаются с выдуманной сказкой» (таблица 7, Наташа П., 13 лет).

5. Амбивалентность и самоосуждение.

«Изображена женщина и ее сын, которого терзают какие-то сомнения. Он так беззаботно здесь стоит. Я считаю, что он решает: отдать ее в дом престарелых или нет. Он думает, что она такая уже старая, уже пора, ему уже тяжело с ней жить. Но с другой стороны, она все-таки его мать и нельзя это забывать. Я думаю, что этот человек поймет, что нельзя предавать тех, кого любишь, и оставит свою мать у себя дома… Какие-то сомнения у него» (таблица 6, Сергей С., 13 лет).

6. Отчуждение как реакция на изменение отношения.

«Девочка была очень избалованная. Она думала, что все существует только для нее. Родители о ней очень заботились, баловали ее. Она думала, что ее баловать будут всегда. Но вот родился младший ребенок, и к ней не стали так внимательно относиться. Она стала отчужденной теперь от семьи. Она бегала где-то в поле и носила везде свою куклу. Она думала, что теперь только этот человек, точнее, эта вещь могла понять ее и посоветовать ей что-то» (таблица 7, Даша С., 13 лет).

7. Обесценивание.

«На картинке изображена семья, отец и сын. Отец как-то презрительно немножко относится к своему сыну. Наверное, из-за того, что он чем-то провинился, и отец делает ему выговор. А сын этого не понимает и всем видом хочет показать, что ему это не важно, пусть он отстанет от него. У отца обила, досада и презрение, а у сына отгороженность от отца, и небольшая ненависть…» (таблица 7, Кирилл Н., 13 лет).

8. Любовь.

«Мать очень любила своего мальчика, отдавала ему все тепло, всю свою ласку. Мальчик очень любил играть с ней в прятки. Мальчик прятался, а мать знала, где он прячется, но специально делала вид, что не замечает, где он. Мальчик с визгом выбегал из-за стола и заливался смехом. Мать его тоже смеялась, и им было вместе очень хорошо. В результате мальчик выучился, стал хорошим человеком, который очень любил детей» (таблица 5, Маша К., 13 лет).

Все восемь рассказов были выбраны в случайном порядке. Можно заметить, что в период активного формирования половой идентичности и принятия гендерных ролей детско-родительские отношения имеют множество негативных оттенков. В них представлены и ненависть, и отчуждение, и обида, и досада, и даже высокомерие. Довольно часто подросток испытывает и негативные, и позитивные чувства одновременно, выражая тем самым амбивалентное отношение к отцу или к матери. Смещение акцентов на образ «плохой матери» и «плохого отца» происходит в результате закономерно формирующейся ценности собственного Я. Начало этого процесса приходится на 12/13 лет – возраст, когда ребенок делает первые шаги в решении проблем формирования половой идентичности, принятия гендерных ролей и изменения отношений с родителями. Стартовое положение, в котором находится подросток, выполняет функции ориентировки, знакомства с новыми социальными требованиями. В этот период, как мы заметим дальше, увеличивается количество неуверенных реакций, поддерживаемых механизмом понижения самооценки. Само собой разумеется, что взаимоотношения между «плохими родителями», которым приписывают чувства ненависти к своему ребенку, невнимание, презрение, пренебрежение, неспособность заботиться и т. д., и подростком ставят последнего в положение униженного, что в свою очередь и влияет на уровень самоотношения. Понижение самооценки способствует появлению симбиотических чувств и зависимого поведения, создающих условия для подготовки ребенка к решению новых задач развития. Последующие преобразования в представлениях о себе, которые происходят к 14-16-летнему возрасту, отражаются на стратегиях самоутверждения личности и детско-родительских отношениях, которые становятся более гармоничными и позитивными.

На третьем тестировании (в 14/15 лет) во взаимоотношениях появляются элементы лидерства подростка: напористость, отстаивание своей позиции, умелость, аргументированность, самостоятельность, жалость к родителям, помощь и т. д. Это, скорее, не стиль отношений, а отдельные попытки его создания, которые берут свое начало в середине второго десятилетия жизни. Согласно нашим наблюдениям, в период ранней взрослости элементы самостоятельности, зародившиеся в отношениях подростка и родителей, приобретают устойчивый характер и перерастают в коммуникативные стратегии; парадоксальность отношений (§ 5.3.) и их амбивалентность постепенно уменьшаются.

Обсуждая общие закономерности детско-родительских отношений, мы специально не касаемся их индивидуального своеобразия. Эта задача будет поставлена и решена при обсуждении проблемы типов самоутверждения личности, поэтому в этой части параграфа мы отмечаем лишь общую тенденцию в отношениях со значимыми другими людьми. Она такова – переход от безусловного подчинения родителям к их негативной оценке, вызванной субъективным восприятием отца и матери как «плохих родителей», и далее – дистанцирование с элементами самостоятельности, лидерства, превосходства и поддержки.

Формулируя первую экспериментальную (и альтернативную) гипотезу (§ 5.5.), мы предполагали, что все исследованные особенности подростка представляют собой системную задачу, решение которой как задачи развития выводит человека на новый уровень взросления, т. е. новый уровень самостоятельности, самодетерминации, обеспечивая ему новые возможности функционирования. Эта задача, которая была нами рассмотрена на примере дифференциации людей по полу и гендеру, состоит в достижении способности дифференцировать (задача дифференциации) различные отношения, стили, взгляды и т. д.

Доказательством подтверждения экспериментальной гипотезы о том, что рассмотренные нами проблемы подросткового возраста представляют собой системную задачу, являются следующие факты:

– при решении разных задач отмечается один и тот же сензитивный период: у девочек 13/14 лет, у мальчиков – 14/15 лет,

– формирование половой идентичности осуществляется посредством идентификации с родителями и трансляции ими информации о гендерных ролях, а принятие гендерных ролей, в свою очередь, невозможно без формирования половой идентичности,

– предположение о том, что решение именно этих задач является показателем взросления, доказывается преодолением к 15-16-летнему возрасту регламентированного достижениями развития стереотипного поведения и переход к разнообразию функционирования личности (интеграции как присущих полу, так и противоположных полу признаков, выбора андрогинной роли, вариативности отношений с родителями).

Обнаружение вариативности как показателя свободного функционирования личности и способности ее адекватно актуализировать указывает на достижение определенного уровня взрослости. «”Нормальный” субъект – это тот, что располагает “хорошими” защитами, т. е. достаточно разнообразными, чтобы делать возможной игру влечений, не подавляя Оно и учитывая реальность, не беспокоить Сверх-Я, разрешая Я постоянно обогащаться в достаточно зрелых, чтобы позволять обмен и удовлетворение на подлинно генитальном уровне проработки, отношениях с другими. То есть рассматривая “другого” как “другого” субъекта, отличного по природе, равного по различным качествам и дополнительного при взаимообмене» (Бержере, 2001, с. 152).

 

Ранее отмечалось, что А. Адлер, например, выделил два способа самоутверждения – личное и конструктивное. Согласно Р. Альберти и М. Эммонсу, существует три основных стратегии самоутверждения личности: 1) неуверенное поведение, для которого характерны ориентация личности на конформность; 2) ассертивное поведение, основанное на уверенности и независимости личности и 3) агрессивный стиль поведения как пренебрежительное отношение к другим людям, стремление навязывать собственное мнение и т. д. Изложенные точки зрения основывались на том, что наличие одной стратегии исключает актуализацию другой, и, по сути, является критерием отнесения личности к тому или иному типу.

Наряду с этой точкой зрения существует мнение (Никитин, Харламенкова, 2000; Харламенкова, Никитина, 2000; Харламенкова, 2004), что потенциально человек обладает разными стратегиями – неуверенной, конструктивной и доминантной, и лишь акцентуация одной из них (на фоне снижения двух других) может рассматриваться в качестве критерия отнесения человека к какому-либо типу самоутверждения – самоотрицанию, конструктивному самоутверждению или доминированию. При этом надо особо заметить, что в норме, какой бы из этих трех типов самоутверждения личности мы не рассматривали, конструктивные стратегии всегда имеют бóльший вес и лишь их заметное уменьшение в пользу неуверенных или доминантных стратегий (при том, что они все равно остаются ведущими) указывает на то, что данного человека мы можем отнести к тому или иному типу.

Итак, мы полагаем, что каждый человек имеет определенную совокупность поведенческих стратегий, которые он использует в зависимости от обстоятельств и собственной внутренней необходимости – потребности в ощущении ценности собственного Я. При этом, безусловно, люди могут делиться на типы. Типы определяются по весу каждой стратегии в общем объеме поведенческих реакций. Имея три показателя по трем стратегиям – неуверенной, конструктивной и доминантной, – человек может быть отнесен к одному из следующих трех типов самоутверждения: самоотрицанию, конструктивному самоутверждению или доминированию. Есть и промежуточные типы, которые встречаются редко, но заслуживают особого внимания.

В этом параграфе проверяется экспериментальная гипотеза 3. Для подросткового возраста характерно увеличение неконструктивных стратегий самоутверждения личности, выражающееся в неуверенном и доминантном поведении.

Контр-гипотеза 3. Подростковый, юношеский возраст и ранняя взрослость не отличаются друг от друга по стратегиям самоутверждения личности. Гипотезы выведены из теоретической гипотезы 1.

Для исследования способов самоутверждения применялся специально разработанный опросник «Стратегии самоутверждения личности» (§ 6.1.). С целью изучения разных стратегий и их актуализации в разных возрастных группах были использованы подростковая и взрослая формы опросника. Особенности и динамика стратегий самоутверждения личности в подростковом возрасте (подробное описание выборки см. в § 6.1.) исследовались на фоне других возрастных групп – подростков 16–17 лет (33 чел. – 18 девочек и 15 мальчиков), юношей/девушек 17–19 лет (76 чел. – 42 девушки и 34 юноши), молодых женщин и мужчин в возрасте 20–24 лет (78 чел. – 50 женщин и 28 мужчин), женщин и мужчин в возрасте 25–33 лет (42 чел. – 24 женщины и 18 мужчин), а также группы девочек/девушек с аномалиями полового развития (описание выборки см. в § 6.1.).

Предположив, что подростковый возраст характеризуется ярко выраженной потребностью в самоутверждении, мы, с одной стороны, учитывали результаты исследований, в которых поведение подростков характеризуется с точки зрения повышенной агрессии, демонстратизма, потребности в самовыражении и др. (Бэрон, Ричардсон, 1997; Реан, 2002), с другой стороны, основывались на собственной позиции, которая состоит в том, что подростковые реакции – лишь ответ на те вопросы, которые возникают у подростка вследствие формирования собственного Я и появления ощущения собственной, т. е. автономной идентичности. Как говорила М. Малер, правда, имея в виду первые 36 месяцев жизни ребенка, цель психического рождения состоит в формировании собственной идентичности, отличной от идентичности матери. Этот процесс она называла индивидуацией. «Из симбиотической фазы в процессе сепарации-индивидуации происходит “психическое рождение”, являющееся процессом, отдельным от физического рождения и наступающем после сумеречного состояния симбиотического единства с матерью. В этом интрапсихическом событии первичным является стремление к индивидуации – к отделению от первого объекта любви. Такое желание, однако, может осуществиться только через процесс высвобождения из слияния с матерью; индивидуация и сепарация являются здесь комплементарными процессами. Освобождение сопряжено со страхом потери объекта. Этот процесс, характеризующийся, прежде всего, стремлением к индивидуации, сепарацией и страхом потери объекта, как и любое интрапсихическое событие, никогда не завершается полностью, а в ослабленной форме воспроизводится на каждой новой стадии жизни (курсив мой. – Н. Х.)» (Шторк, 2001, с. 171).

Обнаружение этого факта уже в период ранней подростковости приводит к необходимости отстаивать свою ценность, прибегая к неконструктивным стратегиям самоутверждения личности. Приведем данные о стратегиях самоутверждения подростков, юношей/девушек и взрослых (таблица 6.6).

Рассмотрим каждую стратегию отдельно.

Линия неуверенного поведения всегда представлена в совокупности стратегий самоутверждения личности вне зависимости от возраста. Это (по опроснику) – ответы, оцениваемые 1 и 2 баллами. Такое поведение определяет ориентировочные реакции, продуцируемые в неопределенных ситуациях, или в ситуациях, стереотипно требующих подобного решения (отношения подчиненный-начальник, учитель-ученик и пр.). Как видно из таблицы, эта стратегия (в среднем) остается устойчиво неизменной на протяжении 20-летнего периода жизни. Следует, однако, отметить, что приведенные данные мы рассматриваем именно как усредненные, стартовые, предварительные. Запланированный в дальнейшем более подробный дифференцированный анализ позволит определить специфическое и особенное.

Таблица 6.6

Стратегии самоутверждения личности (неуверенные, конструктивные и доминантные) в разных возрастных группах

Примечание . Сравнительный анализ следует проводить только по столбцам. Построчный анализ не имеет смысла, поскольку количественное выражение трех стратегий получается вследствие приписывания неуверенным реакциям 1 и 2 баллов, конструктивным – 3 и 4 баллов, а доминантным – 4 и 5 баллов. Такая математическая процедура выбрана в результате перебора различных (удачных и менее удачных) расчетов и представляется наиболее приемлемой.

Линия конструктивного поведения в норме всегда занимает ведущее место. Так, ответы испытуемого на 36 вопросов опросника обычно распределяются так: «крайне неуверенных», которые оцениваются в 1 балл и «неуверенных», оцениваемых в 2 балла, бывает, соответственно, 3–4 и 5–6 ответов по тесту, «уверенных» и «безусловно уверенных», т. е. в целом конструктивных, оцениваемых 3 и 4 баллами, – соответственно, 9-10 и 17–18 ответов, и «гиперуверенных», т. е. доминантных, которые получают 5-балльную оценку, – 2–3 ответа по тесту. Действительно, как можно заметить, по этим общим данным конструктивные стратегии значительно превалируют в поведении здорового человека по сравнению с неуверенными и доминантными реакциями.

С возрастом объем конструктивных реакций начинает плавно расти и достигает максимума к 18–19 годам жизни, затем к возрасту 25 лет их количество снижается. Статистически значимые различия получены между 13-15-летними подростками и 18-19-летними юношами и девушками (U=2920 при α=0). В подростковом возрасте уровень конструктивности значительно ниже, чем в период юности и ранней взрослости, что и подтверждает выдвинутое ранее предположение.

Линия доминантного поведения представлена совокупностью ответов, оцениваемых 4 и 5 баллами. Такое решение было принято в ходе проверки теста на валидность. Оказалось, что большое количество «безусловно уверенных» ответов (4 балла), переходящее границы среднего, также может свидетельствовать о склонности человека к доминированию. Вследствие этого и было решено оценивать доминантные реакции по совокупности 4– и 5-балльных ответов, умноженных на свои коэффициенты. Динамика доминантных стратегий (их повышение), так же как и динамика конструктивных стратегий (их снижение) указывает на сложность периода 13–15 лет (различия между показателями возраста 12–13 и 13–14 лет близки к статистически значимым: U=4190 при α=0,06). Именно в 13–14 лет количество таких стратегий максимально. Спад неконструктивности приходится на 18–19 лет, а затем к 25 годам количество доминантных стратегий опять возрастает.

Девочки/девушки с отклонениями в половом развитии психологически находятся на предподростковой стадии, демонстрируя крайне неуверенное поведение.

Следовательно, общевыборочные данные позволяют утверждать, что гипотеза об увеличении неконструктивных стратегий в подростковом возрасте подтверждается. Дополнительно были получены данные о менее сильных, но значимых различиях между возрастом 20–24 лет и 25–33 лет. Последний характеризуется возрастанием неуверенных стратегий с последующей их сменой доминантными способами самоутверждения личности.

Однако, как нам известно, средние и медианные значения измеряемых свойств не всегда точно регистрируют характер их динамики. С целью преодоления возможных ошибок был сделан кластерный анализ данных каждой выборки, который позволил определить типы самоутверждения личности: первый тип склонен к самоотрицанию, второй – к конструктивному самоутверждению и третий – к доминированию. Как утверждалось ранее, у каждого человека развиты все три стратегии самоутверждения, но в разной мере. Какой бы тип личности мы не рассматривали, конструктивные стратегии всегда будут ведущими. Тип личности определяется не по доминированию какой-либо из стратегий, а по их соотношению. Ниже представлены средние показатели трех стратегий самоутверждения у разных типов личности (таблица 6.7).

Как видно из таблицы, самоутверждение по типу отрицания (по сравнению с двумя другими типами) имеет явно выраженные неуверенные стратегии и незначительно развитые конструктивные и доминантные реакции. Конструктивное самоутверждение основано, соответственно, на нормальных конструктивных стратегиях, а доминантное – на высоких показателях конструктивных и доминантных стратегий. Однако общевыборочные данные не всегда дают точные сведения об исследуемых явлениях, поэтому мы обратились к кластерному анализу (таблица 6.8, рисунок 6.1).

Таблица 6.7

Средние значения трех стратегий самоутверждения у разных типов личности

Примечание . Str. 1 – неуверенная стратегия; Str. 2 – конструктивная стратегия; Str. 3 – доминантная стратегия.

Таблица 6.8

Результаты кластерного анализа данных испытуемых с разным типом самоутверждения (%)

Примечание . 45, ХО – синдром Тернера; 46, ХУ – синдром Свайера; 1 тип – самоотрицание; 2 тип – конструктивное самоутверждение; 3 тип – доминирование.

Рис. 6.1. По оси Х расположены разновозрастные группы:

1 – девочки/девушки с синдромом Тернера и Свайера; 2 – подростки 12–13 лет; 3 – подростки 13–14 лет; 4 – подростки 14–15 лет; 5 – подростки 16–17 лет; 6 – юноши/девушки 18–19 лет; 7 – взрослые 20–24 лет; 8 – взрослые 25–33 лет

Результаты, полученные кластерным анализом, подтверждают выдвинутую ранее гипотезу о неконструктивности стратегий самоутверждения личности в период 12–13, 14–15 лет и 25–33 лет. Если общевыборочные данные, которые мы приводили выше, указали на снижение конструктивных реакций и повышение доминантных, то разбиение выборки подростков, юношей/девушек и взрослых на подгруппы по трем выделенным стратегиям дало основание утверждать, что конструктивные стратегии снижаются за счет повышения как доминантных, так и неуверенных стратегий. В возрасте 13–14 лет процент людей, отрицающих себя, выше, чем попавших в группы с конструктивным и доминантным самоутверждением, что вовсе не характерно для других возрастных групп. К 16-17-летнему и позже, к 18-19-летнему возрасту картина существенно изменяется. К 25–30 годам наблюдается некоторое повышение неуверенных и значительный скачок в доминантных стратегиях при снижении конструктивных реакций, что связано с особыми задачами данного возраста, которые мы обсуждали выше (§ 6.2.2.).

Еще один вопрос, который следует обсудить, состоит в учете фактора пола в выборе стратегий самоутверждения личности. Для ответа на этот вопрос мы использовали простое деление выборки на мальчиков/девочек, юношей/девушек, мужчин/женщин (таблица 6.9, рисунок 6.2).

Таблица 6.9

Стратегии самоутверждения личности в разном возрасте в мужской и женской выборках

Рис. 6.2. По оси Х расположены разновозрастные группы:

1 – подростки 12–13 лет; 2 – подростки 13–14 лет; 3 – подростки 14–15 лет; 4 – юноши/девушки 18–19 лет; 5 – взрослые 20–24 лет; 6 – взрослые 25–33 лет

На графике (рисунок 6.2) отображены только две стратегии – конструктивная и доминантная, поскольку неуверенная (при таком подсчете данных) одинакова практически для всех возрастных групп и в мужской, и в женской выборке.

В целом можно указать на два момента.

1. Статистически значимые различия между женской и мужской выборкой получены только в двух возрастах – в 13–14 лет и 20–24 года – по конструктивным стратегиям. И в подростковом возрасте (U=976 при α=0,03), и в период ранней взрослости (U=335 при α=0,01) конструктивные стратегии доминируют именно в женской выборке. В период 13–14 лет у девочек (по сравнению с мальчиками) значительно возрастают и доминантные стратегии, однако это не было выявлено статистически.

2. Во всех возрастах в женской линии наблюдается более высокий (по сравнению с мужской) уровень конструктивных и доминантных стратегий, хотя статистически значимые различия получены не везде. Интересно, что какой бы возраст мы не взяли, в любом из них одна линия (женский профиль) всегда выше другой (мужского профиля), и они нигде не пересекаются. Этот очень важный факт следует специально прокомментировать, что и будет сделано чуть позже.

Сопоставление данных отдельно по женской и мужской выборке позволило обнаружить дополнительные результаты, указывающие на особые (переломные) возрастные моменты жизни. У девочек в период с 12–13 до 13–14 лет наблюдаются существенные различия по всем трем стратегиям: по неуверенной (W=437 при α=0,03, где W– критерий Уилкоксона для парных данных), конструктивной (W=389 при α=0,01) и доминантной (W=297 при α=0). К критическому возрастному периоду значительно снижаются показатели неуверенного поведения, и повышаются показатели по конструктивности и доминантности. Причем последние – наиболее резко. К 14–15 годам доминантные стратегии значительно снижаются (U=3514 при α=0,01) и возрастают только в период 25–33 лет. С возрастом показатели конструктивного поведения девочек плавно повышаются, причем резких скачков в изменении конструктивных стратегий не наблюдается. Оказалось, что наиболее значительное изменение в этих стратегиях было обнаружено только возрасте 13–14 лет.

У мальчиков в период с 12–13 до 13–14 лет не наблюдается никаких различий ни по одной из трех стратегий самоутверждения личности. Показатели стабильны по неуверенной (W=341 при α=0,9, где W– критерий Уилкоксона для парных данных), конструктивной (W=397 при α=0,7) и доминантной стратегиям (W=350 при α=0,2). Различия обнаруживаются к 14–15 годам – сензитивному периоду жизни. Повышаются конструктивные и снижаются доминантные стратегии. К юношескому возрасту различия по конструктивным стратегиям становятся статистически значимыми (U=175 при α=0,03). Важно заметить, что если у девочек/девушек/женщин в сензитивные периоды жизни, когда принимаются принципиально важные для данного возраста решения, происходит резкий скачок в доминантных стратегиях за счет снижения конструктивных, у мальчиков/юношей/мужчин, наоборот – критические периоды жизни сопровождаются резким подъемом конструктивных и снижением доминантных стратегий. Возраст 25–33 лет, как и период 14–15 лет, тоже является сензитивным.

Обсуждение полученных данных должно преследовать две цели: 1) прокомментировать результаты исследования с точки зрения связи между стратегическими особенностями самоутверждения личности и их изменением в зависимости от проблемности или относительной стабильности данного периода жизни человека (в частности, подросткового возраста и периода ранней взрослости); 2) дать качественную характеристику каждой стратегии самоутверждения личности в соотношении с двумя другими, определяющими тип личности.

В самом начале этого параграфа мы специально остановились на том, что начинаем рассматривать самоутверждение личности с традиционного вопроса о стратегиях утверждения Я. Именно в таком аспекте теория самоутверждения личности разрабатывалась в поведенческой психологии и поэтому была изучена в основном в наглядном, объективном варианте. По сути, это означает лишь то, что объектом исследования становится видимое, т. е. то, как человек говорит, смотрит, действует, выглядит и пр. Оставаясь в рамках традиции, мы дадим характеристику каждой из трех стратегий с целью более широкого толкования феномена самоутверждения личности в дальнейшем.

Операционализация различных стратегий осуществлялась с помощью целого ряда конструктов. Таковыми являются: 1) способность сказать «нет», или отказать в необоснованной просьбе; 2) умение обратиться с просьбой и 3) выразить позитивные и негативные эмоции и чувства; 4) умение инициировать общение. Конкретные эмпирические исследования (Харламенкова, Никитина, 2000; Харламенкова, 2001) подтверждают выявленную ранее закономерность, раскрывающую неравномерный характер актуализации неуверенной, конструктивной и доминантной стратегий в пяти областях самоутверждения личности (умение отказывать в просьбе, поведение в «сервисных» ситуациях, умение выражать негативные эмоции и мысли, способность выражать позитивные эмоции и мысли, способность инициировать общение). Оказывается, что конструктивную позицию сложнее выдерживать при необходимости отвечать отказом на необоснованную просьбу и выражать негативные эмоции и мысли, и легче – при выражении позитивного отношения к какому-либо событию или персонажу. Эта закономерность устойчиво проявляется на разных возрастных стадиях жизненного пути личности и в разные периоды социального развития общества.

При сопоставлении девочек и мальчиков различия между ними не были выявлены в таких областях самоутверждения, как отказ от выполнения необоснованной просьбы, выражение негативных эмоций и чувств и выражение позитивных эмоций и чувств. В двух других сферах – в «сервисной» ситуации и в ситуации инициации общения различия были обнаружены. Анализ данных позволяет сделать вывод, что на поведение девочек/мальчиков в типичных для неконструктивного (отказ от выполнения необоснованной просьбы, выражение негативных эмоций и чувств) и конструктивного (выражение позитивных эмоций и чувств) самоутверждения ситуациях, не влияют полоролевые стереотипы. В тех областях самоутверждения, где возникают как конструктивные, так и неконструктивные стратегии (поведение в «сервисных» ситуациях и способность инициировать общение) фактор пола начинает значимо дифференцировать мальчиков и девочек по одной из стратегий самоутверждения личности – стратегии доминирования. В ситуации со строгой регламентацией ролей («сервисные» ситуации) при одинаковом объеме конструктивных реакций у мальчиков появляется больше неуверенных, а у девочек – агрессивных реакций. В другой ситуации – инициации общения – обнаруживается похожая, но несколько иная картина: у мальчиков увеличиваются неуверенные, а у девочек – конструктивные стратегии. Характер выявленных различий объясняет особенности утверждения Я мальчиками и девочками. Мальчики склонны актуализировать неуверенные стратегии Эго, т. е. вести себя конформно, зависимо, подчиняться, следовать установленным стереотипам поведения. Девочки демонстрируют агрессивные стратегии в жестко регламентированной ситуации и конструктивные – в ситуации общения. Иными словами, в двух обсуждаемых ситуациях стратегии девочек скорее стеничны, а стратегии мальчиков – астеничны.

Перейдем к анализу отдельных стратегий самоутверждения личности.

 

6.3.1.1. Неуверенная стратегия

Как мы уже успели заметить, неуверенные стратегии (в том или ином объеме) присутствуют в поведении любого человека. Они являются следствием симбиотических отношений, необходимых для выживания, которые складываются между матерью и ребенком в первые дни жизни новорожденного. Р. Шпиц указывал, что «не только мать оказывает воздействие на ребенка, но и ребенок – на мать», «само существование, само присутствие матери уже вызывает у ребенка реакцию… точно также существование и присутствие ребенка вызывает ответную реакцию у матери» (Шпиц, Коблинер, 2000, с. 131). Маргарет Малер считает, что наличие симбиотической фазы – естественный период жизни маленького ребенка. «Недостаточная биологическая подготовленность младенца и его длительное состояние зависимости обусловливают при нормальном развитии необходимость симбиоза матери и ребенка. Малер выдвигает гипотезу об универсальности симбиотического происхождения человека. Из симбиотической фазы в процессе сепарации-индивидуации происходит “психическое рождение”, являющееся процессом, отдельным от физического рождения и наступающим после сумеречного состояния симбиотического единства с матерью» (Шторк, 2001, с. 171). И далее. «Важным признаком симбиоза является галлюцинаторное, соматопсихическое и всемогущее слияние с матерью и, прежде всего, бредовое представление о границах двух физически разделенных индивидов. Возникает целиком коэнестетическое, глобальное сенсорное переживание материнского и собственного тела, которые не воспринимаются отдельно друг от друга. Все неприятные внутренние и внешние раздражения проецируются вовне, то есть выносятся за пределы симбиотической среды» (там же, с. 173).

Как мы уже отмечали, такое интрапсихическое событие, как стремление к индивидуации путем сепарации от родителей никогда не может завершиться полностью и способно к воспроизведению на новой стадии развития. Может меняться только содержание индивидуации, т. е. то, что, собственно говоря, и является предметом, актуализирующим потребность в автономии. В период 1 года это – стремление самостоятельного перемещения в пространстве, в период 3 лет – обретение инициативности, т. е. свободы планировать свои действия, в 7 лет – потребность в самостоятельном овладении пространством, жестко не контролируемым взрослым (прогулки, недалекие поездки, интересы, увлечения) и т. д. То, насколько ребенок научился сепарироваться от матери, позволит ему избавиться от гиперопеки.

Нормальное (по частоте) проявление неуверенных стратегий просто необходимо. Оно позволяет человеку ориентироваться в незнакомой среде (межличностных отношениях, профессии и пр.), усваивать правила и нормы поведения, принятые в новом коллективе, поддерживать необходимый уровень коммуникации в дискомфортной, стрессовой ситуации и т. д.

Неуверенная стратегия проявляется в неумении сразу ответить на необоснованно предъявляемую просьбу или требование, в актуализации страхов, связанных с необходимостью спросить или попросить, с фрустрированностью потребностей и «зажатостью» аффектов, а также с неуверенностью за правильность мыслей и действий, вследствие чего они, соответственно, не высказываются и не производятся. Актуализация неуверенных стратегий снижает инициативу вообще, и в частности в межличностных контактах – в сфере интимных, деловых, семейных и прочих отношений. Неуверенные реакции фрустрируют не только потребности и чувства, но и желания, связанные с утверждением себя в собственных глазах.

Специально проведенное нами исследование показало, что у подростков и у взрослых неуверенные стратегии положительно коррелируют с такими факторами опросника HSPQ Р. Кеттелла, как: фактор O(гипертимия-гипотемия) – r=0,2 при α=0,01, фактор Q 4 (нефрустрированность-фрустрированность) – r=0,4 при α=0 и отрицательно связаны с фактором А (шизотимия-аффектотимия) – r=-0,2 при α=0,01, фактором F(озабоченность-беззаботность) – r=-0,17 при α=0,03, фактором H(робость-смелость) – r=-0,4 при α=0. Неуверенные стратегии коррелируют и со шкалами NEO-FFI – нейротизмом (r=0,4 при α=0).

Иными словами, неустойчивые стратегии проявляются в случаях, когда человек ощущает себя фрустрированным, робким, переживающим чувство вины, испытывающим давление со стороны Супер-Эго, закрытым и крайне озабоченным. Предполагается, что в таких состояниях или ситуациях самоутверждение осуществляется путем интроекции, вбирания в себя источников значения, ценности и силы. Человек становится конформным, податливым, зависимым. «Поглощение пищи является прообразом интроекции или, по крайней мере, таких форм, при которых психический процесс переживается и символизируется как физический (проглатывать, вводить, сохранять в себе). Интроекция и как ее последствие идентификация всегда содержит характерное переживание ранних первичных образов, хотя при идентификации с человеком Я также приравнивается к чужеродному объекту…» (Майстерманн, 2001, с. 352). Значит, неуверенные стратегии означают утверждение через присоединение, приравнивание, принятие ценности другого, значимого объекта идентификации. При такой форме самоутверждения актуализируются ранние детские переживания, напоминающие о собственной значимости, усиленной всемогущим объектом.

Личность, часто прибегающая к неуверенным стратегиями, имеет богатый опыт интроецирования, который создает ложное представление о силе Я, а на самом деле провоцирует человека на самоотрицание. Такой тип личности и получил название самоотрицающй личности.

 

6.3.1.2. Доминантная стратегия

Доминирующие стратегии, так же как и неуверенные, – обязательный атрибут самоутверждения полноценно функционирующей личности. Истоки этой стратегии также кроются в ранних детско-родительских отношениях, которые были построены на поддержании родителями образа исключительности, одаренности и талантливости своего ребенка. Всемогущество объекта заменяется всемогуществом Я, или «грандиозной самостью». «Такие люди часто обладают настоящими дарованиями, поскольку (а) фиксация на исходных фантазиях о себе может быть следствием преувеличенной и нереалистичной реакции родителей на их действительные таланты, и (б) настойчивые требования грандиозной самости вынуждают развивающееся Эго добиваться выдающихся достижений» (Кохут, 2003, с. 130). В жизни действительно встречаются такие высокоодаренные люди, с которыми бывает трудно установить близкие доверительные отношения. Их оружие – унижение, оскорбление, презрение, сарказм и ирония. Бывает трудно разобраться в том, результат ли это высокого самоуважения, либо следствие низкой самооценки, которая компенсаторно реализуется в ущемлении прав других людей, в поиске источников власти и доминирования.

Однако сейчас мы обсуждаем не тип личности, а стратегию, и поэтому следует отметить те особенности поведения, ситуации, периода жизни, которые провоцируют человека на актуализацию именно доминирующей стратегии. По-видимому, это критическая ситуация проверки личности на то, чего она стоит. Это – ситуация экспертизы, где решается вопрос о том, насколько хорошо человек справился с поставленными перед ним требованиями и задачами, изменив свою идентичность, переосмыслив и переоценив ценность собственного Я. Значит, если неуверенная стратегия обеспечивает «вход» в новую ситуацию (период, отношения и проч.), знакомство с обстановкой, требованиями, ориентировку, поиск, апробирование себя, то доминантная стратегия (в норме) – это ситуация «выхода» из периода ориентировки, проверка того, насколько хорошо были выполнены те или иные требования, произошло ли принятие новых социальных ориентиров. На каждой стадии, как утверждал Э. Эриксон, формируется новое качество Эго. Именно относительно этих новообразований «индивидуум демонстрирует, что его эго, на данной стадии, обладает достаточной силой, чтобы интегрировать график роста и работы организма со структурой социальных институтов» (Эриксон, 1996а, с. 345).

Оценка собственной значимости требует большого мужества и сил, индивидууму бывает сложно справиться с интенсивно возрастающей тревогой и напряжением, и устранение их обретает форму «защиты по типу нападения». Нередко она осуществляется через проецирование неприятного, нежелательного, отвергаемого на внешние объекты. «Проекция – это процесс, благодаря которому человек исключает не только все объекты и отдельные качества этих объектов, которые он не может терпеть в себе, но также неприятные чувства и ощущения, образы и желания, локализуемые им в других людях или предметах» (Майстерманн, 2001, с. 352).

Доминантная стратегия операционально обнаруживается в стремлении унизить, отказав в необоснованной просьбе, в желании продуцировать негативные мысли и чувства, в снижении положительных оценок и чувств в отношении других людей, в наступательной инициации социального общения, где сразу устанавливаются неравновесные отношения. В доминантной стратегии практически отсутствует аффилиация и установлена власть над ситуацией, людьми, миром в целом. Она положительно коррелирует с такими шкалами по HSPQ Р. Кеттелла, как: фактор А (шизотимия-аффектотимия) – r=0,3 при α=0, фактор F(озабоченность-беззаботность) – r=0,4 при α=0, фактор H(робость-смелость) – r=0,4 при α=0, и отрицательно связана с фактором О (гипертимия-гипотемия) – r=-0,2 при α=0,001, фактором Q 2 (социабельность-самодостаточность) – r=-0,2 при α=0,04, а также фактором Q 4 (нефрустрированность-фрустрированность) r=-0,2 при α=0,01. Иными словами, доминантные стратегии происходят на фоне переживания человеком высокой степени открытости опыту, возможно, вызванной необходимостью, демонстрируемой беззаботностью компенсаторного характера, и такой же эмоциональной устойчивостью, компенсирующей повышенный нейротизм, смелостью, низким чувством вины и нефрустрированностью. Доминантные стратегии сопровождаются удачной экстернализацией конфликтов, которые и осуществляются посредством их проецирования вовне.

Личность, часто прибегающая к доминантным стратегиям, имеет богатый опыт проецирования, сохраняющий ощущение всемогущества Я. Такой тип личности получил название доминантной личности.

 

6.3.1.3. Конструктивная стратегия

Самый большой вес в совокупности стратегий самоутверждения личности занимают конструктивные реакции. Они определяют тип личности и уровень ее психического здоровья. Конструктивность означает способность человека поддерживать ценность собственного Я, не снижая ценности Я другого человека. А. Адлер использовал специальный термин «конструктивное превосходство», который означает превосходство человека над самим собой; это стремление к личностному росту путем изменения себя, достижения новых высот и ценностей. Конструктивное превосходство существует наряду с двумя другими тенденциями – неуверенным поведением и доминированием (личным превосходством).

Конструктивность проявляется на всех этапах жизни и означает обретение собственной ценности и способность действовать в соответствии с ней. Операционально конструктивность проявляется в умении сказать «нет» в ответ на необоснованную просьбу, в способности уверенно действовать в строго регламентированных, так называемых «сервисных» ситуациях, в умении адекватно выражать собственное мнение, позитивные и негативные мысли и чувства, в способности легко и спонтанно коммуницировать.

Актуализация конструктивных стратегий происходит в период обретения новой ценности и в ситуациях, не требующих от человека ориентировок и оценки. Безусловно, нельзя утверждать, что конструктивные стратегии не возникают ни в период «входа» в новые условия жизни, ни в период оценки успешности формирования новой ценности. Однако их задача в сложные периоды жизни состоит в согласовании всех трех стратегий, в оценке ситуации и в контроле над объемом неуверенности и доминантности.

Конструктивные стратегии коррелируют со следующими факторами HSPQ и NEO-FFI: фактором А (шизотимия-аффектотимия) – r=0,4 при α=0, фактором С (слабость Я-сила Я) – r=0,2 при α=0,01, фактором F(озабоченность-беззаботность) – r=0,2 при α=0,003 и фактором H(робость-смелость) – r=0,5 при α=0. Отрицательные корреляции выявлены с фактором О (гипертимия-гипотемия) – r=– 0,2 при α=0,01 и фактором Q 4 (нефрустрированность-фрустрированность) – r=-0,2 при α=0,01; нейротизмом (r=-0,4 при α=0) и экстраверсией (r=0,2 при α=0,002). Это означает, что конструктивные стратегии возникают при соответствующем внутреннем состоянии субъекта, которое характеризуется открытостью опыту, контролем своих желаний и чувств, мотивированностью, т. е. оптимальным для достижения продуктивности уровнем возбуждения, отсутствием робости, нефрустрированностью и переживаниями, связанными с чувством вины. Конструктивные стратегии сопровождаются средним уровнем фрустрированности. Относительно состояния, вины, страха и фрустрации высказывались очень многие исследователи, указывая на то, что все эти симптомы, оптимально ощущаемые человеком, являются хорошим жизненным потенциалом. К примеру, Рене Шпиц утверждает: «Фрустрация – неотъемлемая часть развития. Это наиболее мощный катализатор эволюции, каким только располагает природа» (Шпиц, Коблинер, 2000, с. 152). И далее. «Сталкиваясь с постоянными фрустрациями, ребенок достигает все большей степени независимости в течение первых шести месяцев и становится все более активным в своих отношениях с внешним миром, как одушевленным, так и неодушевленным» (там же, с. 153). То же самое можно сказать по поводу страха. Чувство страха не обязательно бывает болезненным. Напротив, отсутствие страха, как полагал З. Фрейд, является тревожным симптомом и вполне может считаться признаком болезни. Человек, никогда не испытывающий страха, наивен и легкомыслен. Не получая сигнала тревоги, он обрекает себя на опасности, которые часто встречаются в жизни, и к которым безусловно надо быть готовым. Страх, по мнению многих философов и психологов, – признак одаренного разумом человека, тот фактор, благодаря которому выражается «забота» по отношению к личности.

Конструктивно действующий человек имеет достаточный импульс доминантности, но именно того властолюбия, которое выражается в замечательной формуле: Один имеет власть над Другим в той мере, в какой Он может заставить делать Другого то, что он, предоставленный самому себе, не стал бы делать. Формула замечательна тем, что она практически исключает такие проявления доминантности, которые граничат с агрессией как мотивом поведения. Власть очень вариативна, и в том ключе, в котором мы о ней рассуждаем, она – скорее обязанность, чем свобода и безответственность. Власть требует принятия ответственности на себя за Другого человека, она основана на умении понять многое, прежде всего, каковы намерения, способности, таланты, достоинства и недостатки этого Другого, каков его потенциал, каков его импульс. Конструктивная линия поведения требует громадной ответственности и решительности в совершении действий, она – наступательная сторона самоутверждения личности, соседствующая с ее оборонительными стратегиями – неуверенностью и доминантностью.

Основой конструктивности является продуктивная работа интроекции и проекции. «Благодаря проекции, интроекции и идентификации, благодаря присоединению и отделению, сохранению тайны, уединению и речевому контакту так называемые ядра Я, присущие начальному периоду жизни ребенка, структурируются, превращаясь в специфические функции Я. При этом особое значение имеют такие функции Я, как память и антиципация. Флуктуируя между приводящей к слиянию идентификацией и защищающей от враждебных чувств проекцией, антиципация позволяет сделать младенцу первый вывод: мать вернулась, она возвращается всегда. Это является функцией памяти. Затем, однако, следует второй вывод: мать вернется. Это и есть антиципация, которая при всей нереальности фантазии и мира желаний маленького ребенка создает часть реальности. Антиципация является предпосылкой возникновения у Я функции синтеза» (Майстерманн, 2001, с. 354). Механизмы интроекции, проекции и идентификации, формируясь очень рано, актуализируются в течение всей жизни человека, способствуя тому, что «психическое рождение» человека, синтез его множественных идентификаций происходит каждый раз (и как бы заново). Ведь, по Эриксону, должно быть так: «Психическая идентичность развивается из постепенной интеграции всех идентификаций» (Эриксон, 1996а, с. 339).

Итак, конструктивность основана на осознании чувства собственного Я, на понимании своей идентичности как твердо усвоенного и принимаемого образа себя. Люди, сделавшие конструктивные стратегии основой взаимоотношений с миром, интегрируя их с неуверенными и доминантными проявлениями Эго, имеют богатый опыт взаимной работы механизмов проекции и интроекции. Такой тип личности получил название конструктивной личности.

Данный параграф был посвящен довольно хорошо известному в обыденном сознании и научном мире феномену – стратегиям самоутверждения личности. Известность механизма самоутверждения личности распространяется лишь на так называемое личное самоутверждление, по Адлеру, которое ассоциируется обычно с аморальностью, безнравственностью и социопатией. На самом деле, самоутверждение функционирует в единстве трех своих составляющих – неуверенной, доминантной и конструктивной стратегий и стимулирует личностный рост, конструктивное превосходство над собой и полноценную коммуникацию с окружающим миром.

Функциональный аспект самоутверждения личности хорошо исследован только потому, что он проявляется в поведении, и поэтому может быть зафиксирован и изучен. Оказалось, что исследование внешних, объективно регистрируемых проявлений самоутверждения личности само собой, т. е. помимо нашего желания ограничиться рамками наглядности, обнаруживает иные (латентные, имплицитные, скрытые гипотетические) конструкты, которые, по существу, и являются тем, что мы называем феноменом человеческого самоутверждения, и раскрываются не только с помощью функционального, но и других видов научного анализа. Экспериментальная гипотеза 3 о различиях в стратегиях самоутверждения личности между разными возрастами была подтверждена. Показано, что закономерная динамика стратегий в процессе взросления характерна не только для подросткового возраста, но и для периода ранней взрослости.

 

Анализ самоутверждения с функциональной точки зрения подтвердил, что изучение стратегий личности без учета того, что является предметом самоутверждения человека и как оно происходит с точки зрения работы психологических механизмов, обеспечивающих системность этого конструкта, приводит к искажению сущности предмета исследования.

Субстратный анализ проблемы показал, что предметом утверждения является ценность Я, а механизмами, приемами, способами, имеющими сугубо психологический смысл – механизмы опосредствования и их варианты – проекция и интроекция. Это – внутренние стратегии Эго, которые проявляются во внешних поведенческих реакциях – в неуверенном поведении, доминантной позиции и конструктивном решении проблем.

Операционально ценность Я может быть выражена через самооценку, эмоциональное отношение к себе, категорию самоценности. Но, по-видимому, этого недостаточно для полного прояснения ситуации. Нужно понять, что именно подвергается оценке, что значит для подростка и взрослого объект «Я». Для достижения этой цели мы включили проблему ценности в более широкий контекст – в пространство достижения ценности (или открытия), ее осознания и понимания (или квалификации), подтверждения ценности (или ее утверждения).

Проверяется экспериментальная гипотеза 4. Динамика стратегий самоутверждения личности связана с изменением ценности Я, которое в самом начале проявляется в возникновении амбивалентных или негативных оценок, затем в усилении интеграции различных аспектов Я, которые позже опосредствуются благодаря работе механизма проекции.

Контр-гипотеза 4. Динамика стратегий самоутверждения личности не зависит от динамики формирования ценности, а обусловлена ситуативными факторами. Гипотезы выведены из теоретической гипотезы 2.

 

6.3.2.1. Открытие Я

Открытие Я понимается как системное преобразование идентичности в процессе развития личности. Иными словами, открытие Я в любом возрасте переживается как изменение представлений о себе при сохранении тождества и верности себе. Подростковый возраст – период открытий, прежде всего, открытия новых чувств, ощущений, переживаний, открытия себя заново. Именно в этот момент жизни человек наиболее полно ощущает, чего он стоит сам по себе вне зависимости от значимых родительских фигур и других взрослых людей. Завоевание права иметь собственное Я и собственное мнение не всегда дается легко. Родительский протест против самостоятельности сына или дочери выражается в ужесточении мер контроля, в ограничениях контактов подростка с внешним миром, в попытках сублимировать потребность ребенка в межличностном, а нередко и в интимном общении социально-полезными видами деятельности. Прохождение и переживание пубертата – это процесс обоюдно сложный как для самого подростка, так и для его родителей.

Ценность Я то нарастает, обретая размеры грандиозной самости, то резко снижается, вызывая у ребенка глубокие инфантильные переживания, что внешне выражается либо в демонстрации независимости, либо, наоборот, в желании возврата к ранним симбиотическим отношениям. Открытие собственной ценности требует ее утверждения, т. е. апробирования, которое даст понимание ее подлинной ценности, принятой и открытой не только самим подростком, но и миром, в котором он живет. Человек утверждает себя всю жизнь, и, прежде всего, потому, что открывает и переоткрывает для самого себя собственную значимость и ценность.

Открытие собственного Я происходит не только в подростковый период, но и в период ранней взрослости. Мы отмечали, что это иное по сравнению с подростковым исследование себя, которое проявляется не столько в дифференциации Я посредством формирования половой и гендерной идентичности, сколько в осознании своей силы в способности устанавливать доверительные интимные отношения, не нарушая собственных границ, а, наоборот, обогащая себя. Открытие себя взрослым человеком – это нахождение таких ценных для себя качеств, которые проявляются в выполнении стандартных социальных ролей (мужа/жены, отца/матери и пр.) в характерной для личности, присущей только ей манере поведения. Сила Я обнаруживается не только в умении как таковом, но и в ощущении собственного вклада, который был сделан взрослым человеком.

Мы пришли к очень важному выводу, который состоит в том, что самоутверждению предшествует процесс открытия, открытия собственного Я. Именно открытие является началом сложнейшего процесса понимания, обоснования и утверждения Я.

Как известно, «открытие определяется как обнаружение новых объектов действительности, получение знаний о них, т. е. получение новых знаний» (Никитин, 1988, с. 79). Но это определение открытия не включает в себя очень важного момента, а именно, что получение нового знания не может быть только интуитивным процессом. Он лишь воспринимается как инсайт, а на самом деле представляет собой процесс, основанный на предварительной, и нередко сознательной, весьма кропотливой работе, связанной с обоснованием. «Термины “открытие” и “обоснование” обозначают один и тот же объект – процесс создания нового познавательного феномена (новой познавательной ценности) – и, стало быть, одинаковы по значению. Однако, употребляя их, мы мыслим о разных аспектах этого объекта и, следовательно, придаем им разные смыслы. Когда пользуются термином “открытие”, подразумевают направленность этого процесса на достижение определенного результата (поскольку, как говорилось, такой процесс зачастую очень сложен и многоступенчат, постольку здесь может иметься в виду как “стратегическая” направленность на “конечный”, т. е. совершенный познавательный феномен, так и “тактическая” ориентация данного исследовательского шага на некий “полуфабрикат”). Когда употребляют термин “обоснование”, подразумевают, так сказать, технологию процесса – используемые в нем “материалы” (основания) и способы их преобразования. Короче, при термине “открытие” мы в выражении “процесс создания нового познавательного феномена” делаем логическое ударение на трех последних словах, а при термине “обоснование” – на двух первых» (Никитин, 1988, с. 210–211).

Открытие и оценка себя как некой ценности – начало познания, а затем и утверждения собственного Я. Можно даже сказать, что сначала открытие происходит эмоционально, а затем – рационально.

Остановимся более подробно на ценностных ориентирах 13-16-летних подростков.

Наблюдение за поведением подростка, литературные данные и собственные эмпирические исследования показывают, что открытие (познание) себя сопровождается все более адекватной оценкой. Но это происходит позднее, а поначалу, т. е. в момент вхождения в пубертат, эмоциональная жизнь подростка представляет собой смесь переживаний негативного и позитивного характера, быстро сменяющих друг друга. «Резко выраженные особенности подросткового возраста получили название “подросткового комплекса”. Он включает в себя перепады настроения – от безудержного веселья к унынию и обратно – без достаточных причин, а также ряд других полярных качеств, выступающих попеременно» (Реан, 2002, с. 4).

Те же самые процессы наблюдаются и в области самооценки. Поначалу подросток то идеализирует, то обесценивает себя, заимствуя оба эти механизма из более ранних отношений с родителями. Потребность в поиске всемогущего объекта, способного уберечь от тревоги и страха, а затем его аннулирование с помощью «эмоционального презрения» или обесценивания переносятся на собственное Эго. «Примитивное обесценивание – неизбежная оборотная сторона потребности в идеализации. Поскольку в человеческой жизни нет ничего совершенного, архаические пути идеализации неизбежно приводят к разочарованию. Чем сильнее идеализируется объект, тем более радикальное обесценивание его ожидает; чем больше иллюзий, тем тяжелее переживание их крушения» (Маквильямс, 1998, с. 143).

Мальчики и девочки могут оценивать себя положительно, приписывая себе такие характеристики, как «умный», «сильный», «талантливый», «крутой», «ловкий», «надежный», или «красивая», «изящная», «хорошая», «привлекательная», либо контрастные им отрицательные оценки: «тупой», «глупый», «уродливый», «злой», или «неловкая», «неуклюжая», «неинтересная». В самые сложные для подростков периоды – в 13–14 лет для девочек, и 14–16 – для мальчиков рассогласование и резкость в оценках может нарастать. Так, по методике «Кодирование», описанной в § 6.1., было получено множество признаков, которыми подростки оценивают объект «Я», через установление ассоциативной связи с другими объектами. Если в доподростковый период наблюдается в основном высокая и положительная оценка себя, то в начале пубертата она становится амбивалентной или вовсе отрицательной. Тогда не только объект «Я», но и другие объекты – «Мужчина», «Женщина», «Ребенок» начинают активно обесцениваться. К примеру, «Мужчина» получает такие оценки: «высокий», «симпатичный», «мужественный», «царь», «смелый», и, одновременно, «ленивый», «тупой», «неопрятный», «бесполезный», «надоедливый», «всегда можно ждать чего-то гадкого», «кислый», «подкаблучник», «не нужный»; «Женщина» оценивается как «изящная», «грациозная», «умная», «находчивая», «красивая», и, наряду с этим, «тощая», «занудная», «колючая», «все время пилит, скрипит, нудит», «неразборчивая», «себе на уме», «коварная», «ранящая», «примитивная» и пр. «Ребенок» в представлениях подростков и «нежный», «занятный», «маленький», «веселый», «подвижный», и «глупый», «грязный», «надоедливый», «капризный», «вредный».

Самые противоречивые оценки относятся к объекту «Я». В возрасте 14–15 лет подростки характеризуют себя как «смелого», «ловкого», «необычного», «загадочного», «самостоятельного» человека, который при этом может быть «неприметным», «бесформенным», «нежным, но и колючим», «глупым», «дубовым», «дураком», «бессмысленным», «одиноким», «потерянным», «задиристым и ранимым», «мелодичным, но жестким», «смесью силы и изящности», «простым и сложным» и пр.

Наиболее ярко динамика отношения к себе проявилась при анализе результатов, полученных с помощью опросника МИС С. Р. Пантилеева (§ 6.1.).

В исследовании принимали участие подростки разных возрастов, начиная с 13–14 до 15–16 лет (всего 120 чел.) и юноши/девушки в возрасте 18–21 года (32 чел.). Одновременно исследовалась группа девочек/девушек с отклонениями в половом развитии. Подростки были поделены на три группы: 13-14-летние, 14-15-летние и 15-16-летние. Деление групп по полу не выявило существенных различий, поэтому мы не рассматриваем данные отдельно по группе мальчиков и девочек, но принимаем их во внимание, когда проводим сравнение между группами нормы и группами девочек с отклонениями в половом развитии. Общие результаты тестирования представлены в таблице 6.10.

Таблица 6.10

Медианные значения параметров самоотношения в разновозрастных группах и группах здоровые/больные

Примечание. 1 – открытость; 2 – самоуверенность; 3 – саморуководство; 4 – отраженное самоотношение; 5 – самоценность; 6 – самопринятие; 7 – самопривязанность; 8 – конфликтность; 9 – самообвинение.

Наибольшие различия получены между подростками 13–14 и 14–15 лет. Напомним, что 13-15-летний возраст требует от подростка принятия кардинально важных решений, значимых и для его настоящего, и для будущего. Именно в этот период (13–14 лет) мы наблюдаем довольно низкий уровень самоуважения и отраженного самоотношения и самые высокие показатели по внутренней конфликтности и самообвинению. При переходе к 15–16 годам происходят значительные перемены в области самоотношения. Прежде всего, это заметно более высокий уровень самоуважения (U=6305 при α=0,03), отраженного самоотношения (U=592 при α=0,01) и самоценности (U=589 при α=0,01), а также более низкий уровень самообвинения (U=669 при α=0,05).

Также видна динамика в области самопринятия, самопривязанности и внутренней конфликтности, но без существенных статистически значимых различий. К 15–16 годам все показатели остаются стабильно высокими, но при этом наблюдается снижение собственной ценности и принятия себя. Заметим, что по трем интересующим нас показателям – самоценности, самопринятия и самопривязанности наблюдаются изменения не линейного, а параболического характера. Иными словами, если с возрастом показатели по самоуважению и отраженному самоотношению постепенно повышаются, а по самообвинению – понижаются, то по самоценности, самопринятию и самопривязанности (шкалам, которые входят в фактор второго порядка, названный аутосимпатией), показатели сначала растут, а потом снижаются (самоценность U=1180 при α=0,02, самопринятие U=1252 при α=0,05), все равно оставаясь достаточно высокими. К 18–21 году уровень уважения себя, отраженного самоотношения, самоценности, самопринятия, внутренней конфликтности и самообвинения остается таким же, каким он был достигнут к 15-16-летнему возрасту. Значительно повышаются показатели по шкале «отраженное самоотношение» (U=868 при α=0,01). При дисгенезии гонад (синдром Тернера) у подростков наблюдается крайне высокий уровень открытости (U=630,5 при α=0,03) и отраженного самоотношения (U=592 при α=0,001) по сравнению с нормально развивающимися подростками. У девочек с синдромом Свайера завышен уровень самоценности (U=180 при α=0,05) при низком уровне самопривязанности (U=179,5 при α=0,05). Результаты указывают, с одной стороны, на отставание девочек от группы нормы в формировании новой ценности Я вследствие неготовности формирования половой идентичности и пересмотра отношений с родителями, а с другой стороны, компенсаторный характер развития, когда отставание в принятии нового образа Я преодолевается за счет адекватного принятия гендерных ролей.

Идентичные данные были получены в возрасте 20–33 лет. Наиболее значительная динамика наблюдается в повышении к 25-летнему возрасту показателей по шкалам самопривязанности (med=7) и самообвинения (med=6) и в понижении показателей по самоуважению, отраженному самоотношению (med=4) и самопринятию (med=3). К 30 годам уровень самоуважения начинает расти, а самообвинения и самопривязанности падать.

Аутосимпатия как фактор второго порядка не имеет, по мнению С. Р. Пантилеева и В. В. Столина, прямого отношения к самооцениванию. Он отражает те чувства, которые человек испытывает по отношению к себе – чувства привязанности, симпатии, принятия или отстраненности, антипатии, отвержения. В нем отсутствуют элементы, имеющие отношение к оценке себя в терминах социальной желательности, образцовости, эталонности. «В основе фактора лежит некоторое обобщенное чувство симпатии, которое может существовать наряду и даже вопреки той или иной обобщенной самооценке, выражающейся в переживании самоуважения». Это чувства принятия, привязанности, духовной ценности собственной личности, которые открываются подростку или взрослому в посткритические моменты жизни – в моменты, когда главные задачи возраста – принятие собственной внешности, усвоение мужской или женской роли, изменение форм общения со сверстниками и установление иных по сравнению с предподростковым возрастом отношений с родителями или достижение уровня интимности в отношениях с людьми – уже имеют варианты решения. Мягкое снижение показателей с возрастом указывает на уменьшение остроты проблемы и на свершение самой кардинальной задачи – открытия собственного Я – открытия в том смысле слова, что подросток или взрослый, оставаясь идентичным самому себе, заново обнаруживает себя в своих новых качествах, свойствах, отношениях. Совершив открытие и оставаясь верным самому себе, он должен обосновать и утвердить себя в своих собственных глазах.

По сути, открытие Я аналогично научному открытию, «которое представляет собой достаточно сложный процесс, состоящий из ряда последовательных этапов. Созерцание, эмпирическая фиксация объекта, предъявленного природой человеку, – первый из них. Его, как и в случае интуитивных открытий, можно было бы назвать этапом подготовки. Далее ученый сопоставляет полученную таким образом и лингвистически оформленную информацию с наличной массой научных знаний и обнаруживает, что первая не содержится во второй (или даже противоречит ей…) и что, следовательно, обнаружен новый объект (в предельном случае – аномалия). Это можно назвать этапом осознания новизны. Затем следует то, что предлагается именовать этапом квалификации. От предыдущей стадии, на которой выяснилось, что данный объект не идентичен ни одному из известных в науке объектов, т. е. выяснилось, чем он не является, этап квалификации отличается тем, что теперь, напротив, стремятся узнать, чем объект является, что он такое. Наконец, заключительный этап, как и в интуитивных открытиях, посвящен проверке и завершению (уточнению) полученного результата» (Никитин, 1988, с. 111).

Можно сказать, что этап подготовки и этап осознания новизны сделанных личностью открытий в отношении себя пройдены, и теперь ей предстоят этапы квалификации нового и проверки.

6.3.2.2. Квалификация Я

Квалификация Я – это ответ на вопрос «Кто Я?». В психоаналитической литературе подобная процедура связана с оценкой степени интеграции идентичности. В более широком плане она означает способность описать себя в системе понятий или категорий. Интегрированная идентичность включает в себя, во-первых, самые разные стороны Эго – описание внешности, социальные роли, половую идентификацию, эмоциональные, интеллектуальные, мотивационные характеристики, темпераментальные черты, устойчивые моральные качества и стратегии поведения; во-вторых, степень интегрированности этих разнообразных Я, уровень их связанности и отсутствие явных противоречий и разрывов.

Подобное исследование уже было выполнено под нашим руководством Т. С. Стоделовой, сначала в виде дипломного проекта, а затем как магистерская работа. В ней были сопоставлены две группы испытуемых – девочки с нормальным половым развитием и девочки с синдромом Тернера. В психологии девочек с синдромом Тернера отмечаются: психический инфантилизм, проявляющийся в предпочтении детских занятий (например, игры в куклы) подростковым увлечениям и интересам. Вместе с тем, как отмечает Т. С. Стоделова, наряду с инфантильными реакциями и интересами, наивными суждениями, иногда склонностью к фантазиям обнаруживаются не свойственные детскому возрасту отсутствие живости, степенность, рассудительность, обстоятельность и склонность к резонерству, а также хорошая ориентировка в практических вопросах и житейская приспособляемость. Среди особенностей когнитивного развития отмечаются средний уровень интеллекта, конкретность мышления, слабо развитые математические способности.

Для определения различных сторон или аспектов Я был использован Тематический Апперцептивный тест (Г. Мюррей). Рассказы оценивались по определенным категориям. В исследовании Т. С. Стоделовой для определения интеграции идентичности использовался принцип проекции, согласно которому при составлении рассказа испытуемый переносит свои мысли, чувства, желания на тестовый материал, идентифицируясь с одним или несколькими персонажами. Признаки идентификации подробно описываются в литературе (Соколова, 1980; Леонтьев, 1998; Харламенкова, 2000). Полученные результаты оценивались по следующим критериям:

Физическое Я – характеристика внешности, телесных признаков;

Социальное Я – приписывание персонажу тех или иных социальных ролей;

Половая идентификация – переживание и ощущение своей половой принадлежности, способность проявлять себя и совершать поступки, характерные для мужчин или женщин;

Возрастные характеристики – ощущение себя человеком определенного возраста;

Эмоциональное Я – переживание типичных эмоций и чувств;

Интеллектуальное Я – переживание себя как субъекта, обладающего интеллектуальными способностями, умеющего думать, размышлять, решать задачи;

Устойчивые мотивы – приписывание персонажу типичных для него побуждений;

Темпераментальные черты – ощущение себя как источника активности; наличие поведенческих стереотипов;

Объектное Я – вещи, предметы, одежда, являющиеся неотъемлемыми атрибутами человека (талисманы, любимые игрушки, одежда, украшения).

При сравнении девочек экспериментальной и контрольной групп оказалось, что наиболее серьезные различия получены по двум параметрам – социальному Я (U=460 при α=0,01) и устойчивым мотивам (U=419 при α=0,03). Девочки с синдромом Тернера характеризуют персонаж в терминах физического, возрастного и эмоционального Я, не указывая типичных для человека желаний и побуждений, а также его социальных ролей. Уровень интегрированности Я выше у девочек группы нормы: центрами связи выступают эмоциональное и физическое Я. У девочек с синдромом Тернера уровень связанности отдельных аспектов Я ниже и отсутствуют явно выраженные центры идентичности.

Тематический Апперцептивный тест имеет свои достоинства и недостатки. Достоинством теста является его способность выявлять неосознаваемые психические феномены, а недостатком – существующие в литературе данные о неоднозначности понимания механизма проекции. В зависимости от того, какая с нашей точки зрения проекция лежит в основе работы теста – классическая, рациональная или атрибутивная, мы по-разному будем оценивать его результаты.

Учитывая это, мы использовали тест «Кодирование». Напомним, что проективный тест «Кодирование» (§ 6.1.) – модифицированный вариант «проективного перечня» З. Старовича. В методике в качестве основных стимулов используются объекты: «Мужчина», «Женщина», «Ребенок», «Я», к которым испытуемому необходимо подобрать ассоциацию из каждого предложенного класса понятий – «Неодушевленный предмет», «Травянистое растение», «Дерево», «Животное», «Музыкальный инструмент», «Геометрическая фигура», «Сказочный персонаж», «Амплуа артиста цирка». В рамках каждой категории находится ассоциативный образ, который по каким-либо свойствам или признакам наиболее полно отражает кодируемый объект – «Мужчину», «Женщину», «Ребенка» и «Я». Кроме ассоциаций испытуемый подбирает признаки сходства кодируемого объекта ассоциации. Для наглядности приведем пример протокола (см. с. 288).

Используя те же самые категории – физическое Я, социальное Я и др., мы классифицировали признаки, выделенные испытуемым при оценке объекта Я. Например, такие характеристики, как «длинные волосы», «мускулистый», «вытянутый» относились к категории физическое Я, «ловкий», «пластичный», «активный» – к категории темпераментальных свойств, «радостная», «чувственная» – к эмоциональному Я, «умный», «тупой» – к интеллектуальному, «дружелюбная», «общительная» – к устойчивым мотивам и т. д.

Безусловно, ряд признаков не поддавался категоризации, в первую очередь из-за двойственного их понимания. Признак «маленький» может быть отнесен как к категории «возраст», так и к категории «физическое Я». По возможности в процессе тестирования подобные вопросы обсуждались с испытуемым. Большая часть признаков хорошо классифицировалась. Результаты деления признаков подвергались экспертным оценкам. В ходе экспертизы основные вопросы были сняты.

Открытие себя как ценности в возрасте 13–14 лет обнаруживается в появлении таких, казалось бы, не имеющих отношения к осознанию себя оценок, как «загадочный», «непонятный», «не знаю», «простой», «просто так», «похож» и пр. На самом деле, это предтечи процесса исследования Я. Для этого периода жизни подобные оценки вполне уместны. Если же при вопросе «Кто ты?» у человека старшего возраста возникает замешательство, а тем более страх, ужас, паника, то такие реакции косвенным образом указывают на формирование диффузной идентичности.

Первое, на что хотелось бы обратить особое внимание, это наличие существенных различий между мальчиками и девочками. Они устойчиво проявляются во всех исследуемых категориях по следующим позициям: общему количеству выделенных признаков (U=776,5 при α=0,03), темпераментальным свойствам (U=669,5 при α=0,01), устойчивым мотивам (U=771 при α=0,02) и эмоциональному Я (U=665,5 при α=0).

Пример протокола проективного теста «Кодирование»

Второе замечание касается одной очень важной закономерности подросткового взросления: в сензитивные периоды развития мальчики снижают объем выделяемых признаков, а девочки, наоборот, их повышают. По-видимому, это связано с теми же самыми реакциями, о которых мы говорили в предыдущем параграфе: у девочек/девушек/ женщин в критические периоды жизни, когда принимаются принципиально важные для данного возраста решения, происходит резкий скачок в доминантных стратегиях за счет снижения конструктивных, а у мальчиков/юношей/мужчин, наоборот – критические периоды жизни сопровождаются резким подъемом конструктивных и снижением доминантных стратегий.

Третье. При сравнении результатов, полученных с помощью разных методик – Тематического Апперцептивного теста и методики «Кодирование», оказалось, что различные аспекты Я проявляются по-разному. Скажем, при использовании ТАТ испытуемые описывают персонаж, с которым идентифицируются, в категориях «физического Я», «социального Я» и «возраста». Применение методики «Кодирование» дает иные результаты: чаще называются признаки, связанные с «физическим Я», «темпераментальными чертами» и «устойчивыми мотивами». Нам думается, что этот факт имеет очень разумное объяснение. Оно состоит в том, что ТАТ и «Кодирование» – методики, которые работают с разными уровнями осознания себя. Тематический Апперцептивный тест – с глубинными процессами, «Кодирование» – с более или менее осознаваемыми. Кроме всего прочего, на результаты тестирования влияет фактор наличие-отсутствие контекста: в Тематическом Апперцептивном тесте используются ситуации, сюжеты, т. е. контекстный план, а в «Кодировании» такой план отсутствует. Эти нюансы необходимо учитывать при обсуждении полученных результатов, специально оговаривая особенности тестового материала.

Несмотря на существенные различия в проведении тестирования разными методиками, о которых мы уже говорили, результаты, полученные с помощью ТАТ и методики «Кодирование», имеют и сходство. Их идентичность состоит в том, что в обоих случаях ведущими признаками Я в подростковом возрасте становятся: физическое Я, эмоциональное Я, темпераментальные свойства и устойчивые мотивы. Остальные аспекты Эго-идентичности встречаются довольно редко.

Центральным элементом идентичности девочки являются эмоциональное Я и устойчивые мотивы. С возрастом центр тяжести может приходиться и на другие аспекты Я, но эмоциональность как сущностная характеристика Эго-идентичности женщины остается. Используя дополнительные данные по группе девушек 18–19 лет и женщин 20–24 лет, можно судить об интенсивной динамике мотивационного аспекта Я. Различия между пятью возрастными группами (12–13 лет, 13–14 лет, 14–15 лет – лонгитюдные данные и 18–19, 20–24 – срезовые данные) показали устойчиво сохраняющуюся динамику, связанную с возрастанием мотивационного аспекта Я-концепции. Именно мотивы, ставшие личностными чертами, начинают формировать ценностное отношение подростка к себе. Признаки, выделяемые в методике «Кодирование» приобретают большую вариативность и мотивационную направленность. Уменьшается количество таких, часто повторяемых в 12–13 лет свойств, как: большой-маленький, толстый-тонкий, красивый-некрасивый, высокий-низкий, сильный-слабый и т. д. Появляются свойства, описывающие глубокие личностные переживания, моральные качества, тонкости душевной организации подростка: «самокритичный», «коварный», «изысканный», «утонченный» и пр.

Такую же динамику претерпевают и темпераментальные черты, которые ассоциируются с собственным Я. Это – «пластичный», «ловкий», «умелый», «быстрый», «активный» и т. д.

У мальчика центральной частью его идентичности являются «интеллектуальное Я» и устойчивые мотивы. Между тремя подростковыми возрастами – 12–13, 13–14 и 14–15 годами не получено никаких значимых различий. По-видимому, наиболее существенные изменения в мотивационном и других аспектах Эго-идентичности приходятся на более поздние периоды жизни. Если для мальчиков сензитивным является возраст 14–15 лет, то предполагаемые изменения, скорее всего, обнаружатся в возрасте 16–18 лет. Косвенным доказательством этого предположения являются данные, полученные по другим методикам, например по тесту «Рисунок человека».

Девочки с отклонениями в половом развитии, на первый взгляд, ничем не отличаются от остальной выборки. Однако это только кажущееся сходство. Более тщательный анализ, направленный на внимательную работу с каждым протоколом, показывает очень близкое сходство между ассоциациями двух объектов – «Ребенка» и «Я». В основном это характерно для девочек с синдромом Тернера. Признаки, адресуемые «Я», – «маленький», «хрупкий», «пушистый», «разный» практически полностью совпадают с признаками объекта «Ребенок». Это и понятно, ведь по костному возрасту девочки с подобными симптомами отстают от своего паспортного возраста на 2–3 года. Это означает, что 14-15-летние девочки находятся не на подростковой, а на предподростковой стадии развития, показывая с какими представлениями о себе, с какой ценностью Я дети входят в подростковый возраст. Возвращаясь к результатам, полученным по МИС С. Р. Пантилеева, мы убеждаемся в правильности своих предположений. Во-первых, возрастные различия внутри группы не определяют специфики отношения к себе: степень сходства 14-ти и 18-тилетних девушек крайне высока. Во-вторых, параметры самоотношения более противоречивы по сравнению с нормально развивающимися девочками. Рассогласования видны между низким уровнем самоуважения и высокими отраженным самоотношением и самоценностью. С. Р. Пантилеев убеждает в том, что они и не должны совпадать, так как проецируются на разные области самоотношения. Но, как нам думается, определенная доля гармонии все же должна быть. Дисгармоничны у девочек с синдромом Тернера отношения между низким уровнем уверенности в себе и высокой степенью привязанности. Это означает, что нелюбовь к себе не является стимулом к изменению и развитию, а как раз наоборот, провоцирует подростка на то, чтобы иметь крайне стабильное (фиксированное) представление о себе.

У девушек с синдромом Свайера по тесту МИС получены значимые различия с группой нормы по шкале самоценности (U=180 при α=0,05) и шкале самопривязанности (U=179,5 при α=0,05). Надо сказать, что из всех тестируемых нами групп, именно у этих испытуемых наблюдаются самые низкие показатели по последней шкале, а в результате лечения они становятся еще ниже. Соотношение самоуверенности и самоценности также дисгармонично, но если у девочек с синдромом Тернера занижен уровень уверенностив себе, то у девушек с синдромом Свайера – самоценность.

Исследование самооценки и образа Я у девочек с отклонениями в половом развитии, вызванными хромосомными аномалиями, имеет не только практическое, но и сугубо научное значение. Однако предварительно необходимо решить вопрос о том, какое место обе группы занимают в подростковой и юношеской выборках.

Первоначально мы рассматривали случай дисгенезии гонад как контрастный по отношению к норме, на фоне которого можно исследовать динамику изменения самоотношения и ценности Я. Действительно, если мы придерживаемся того мнения, что в процессе личностного роста человек открывает для себя собственную ценность, а стимулами этого процесса являются новые социальные ориентиры, которые он устанавливает по отношению к себе, то именно данные группы позволяют провести критический эксперимент. Он заключается в том, что по своему возрастному статусу девочки уже могут решать новые возрастные задачи, однако уровень их психобиологической зрелости, не соответствуя паспортному возрасту, не позволяет сформировать готовность принимать такие задачи.

Позднее отклонения в половом развитии стали рассматривать и как критический эксперимент, и просто как группу, которая находится на предподростковой стадии развития.

Итак, нормальное развитие подростка детерминируется различными факторами, среди которых не последнюю роль играют половое созревание, чувствительность к новым требованиям среды, особенности самой среды. К 15–16 годам подросток сформировал вполне адекватное представление о себе, которое включает в себя устойчивые мотивы и темпераментальные свойства. Открытие Я создает ощущение ценности, силы и уверенности в себе. Переоценка собственных возможностей в 13–14 лет меняется на умеренно высокое ощущение своей значимости, которое поддерживается позитивным отраженным самоотношением и готовностью к личностному росту.

При отклонениях в половом развитии подросток не готов к внутренним переменам. По существу, он остается на предподростковой стадии развития, одновременно отличаясь от детей доподросткового возраста тем, что имеет бóльшие по сравнению с ними возможности. Вследствие этого в области самоотношения наблюдаются глубокие внутренние конфликты. Они обнаруживаются в рассогласовании между уверенностью в себе, самоценностью и самопривязанностью. В одном случае (синдром Тернера) при отсутствии уверенности в себе, но достаточно высокой самоценности подростки не стремятся изменить себя, чтобы быть более уверенными. Собственно говоря, эта фиксация на собственном отвержении и имеет высокую ценность. В другом случае (синдром Свайера) высокая уверенность в себе, хорошие социальные ориентировки, наоборот, как это на первый взгляд ни парадоксально, провоцируют подростка к интенсивному, не всегда разумному изменению. По всей видимости, подобные самооценочные конфликты могут возникать не только при отклонениях в половом развитии, но и при неблагополучных детско-родительских отношениях и конфликтных отношениях со сверстниками.

В период ранней взрослости ценность Я оценивается в тех же самых категориях, но с большим акцентом на мотивационном аспекте Я. Подробно не рассматривая динамику представлений о себе в возрасте 20–24 лет, скажем, что в критический момент возраста, так же как и у подростков увеличивается частота амбивалентных ответов, появляются ответы типа «не знаю», «кажется», возникают пропуски в ассоциативных ответах (по методике «Кодирование»). Позднее в признаках встречаются такие характеристики, как «хорошая мать», «умею работать», «доверяю людям», «независимая личность», «знаю себе цену» и пр., на которые проецируются проблемы данного периода развития личности.

Итак, этапы подготовки, осознания и квалификация новой ценности пройдены, но, как оказалось, этого не совсем достаточно для удержания этой ценности. Чтобы понять, что это действительно открытие нового, необходимо его подтвердить и утвердить.

 

6.3.2.3. Проверка и утверждение Я

В области открытия собственного Я проверка того, насколько ценным оно является, осуществляется с помощью процесса самоутверждения личности.

Мы уже говорили, что в самом общем виде самоутверждение представляет собой стремление человека к высокой оценке и самооценке своей личности и вызванное этим стремлением поведение. Самоутверждение происходит постоянно, изо дня в день. В переходные, критические моменты жизни мы можем осознавать его присутствие, но чаще оно не поддается контролю и совершается в непрерывно происходящем процессе открытия собственного Я. Если попытаться учитывать все многообразие личностных изменений, мы, безусловно, не сможем установить никаких общих закономерностей. Как говорил К. Юнг, «последовательность различных стадий весьма неоднозначна, но и в наших наблюдениях над индивидуальными случаями встречаются и озадачивающе большое число вариаций, и величайший произвол в последовательности этапов, несмотря на принципиальную согласуемость основных фактов. Логический порядок, как мы его понимаем, или даже простая возможность такого порядка, кажется, выходит за пределы нашего нынешнего предмета. Здесь мы движемся по территории индивидуальных, уникальных событий, параллели к которым отсутствуют. Если наш категориальный аппарат достаточно широк, процессы такого рода можно свести к какому-нибудь смешанному порядку и описать (хотя бы в общих чертах) с помощью аналогий; однако их внутренней сущностью остается уникальность индивидуально прожитой жизни, не поддающаяся охватыванию извне, но – напротив – не выпускающая из своей хватки индивида» (Юнг, 1997, с. 278). Мы же не будем пытаться вникнуть в каждый единичный случай, поскольку в данный момент нам важнее учесть «принципиальную согласуемость основных фактов», ведь именно она позволит обнаружить механизмы, виды и закономерности утверждения личностью самой себя.

Утверждение ценности Я осуществляется с помощью механизмов опосредствования, или отождествления. Открытие нового сопровождается ощущениями системного изменения Я с сохранением ощущения своей идентичности. Новая система должна приобрести ценность через реализацию механизма установления тождества. Операционально этот механизм осуществляется с помощью проекции Я на объект. Предметом проекции могут быть самые разные объекты. Очень часто самоутверждение сопоставляют с утверждением человека в деятельности (учебной, профессиональной и др.). Это действительно так, но только для отдельных типов личности.

При анализе протоколов ТАТ на всех возрастных выборках было показано, что самые высокие показатели проекции приходятся на возраст 14–16 лет и 25–33 лет. Анализ проекции осуществлялся по ряду критериев, выделенных в работе P. Cramer, R. Q. Ford, S. J. Blatt (1988). Ими являются: 1) наличие персонажей с враждебными или иными необычными чувствами; 2) описание людей, животных, объектов, качеств, представляющих угрозу; 3) забота о защите от внешней угрозы; 4) темы смерти и ранения; 6) фантазии и аутичное мышление; 7) странные истории и темы. В возрасте после 16 лет и предположительно в 32–33 года возрастает уровень интернализации. Она оценивалась по таким показателям ТАТ, как: 1) соревнование в мастерстве; 2) соперничество в характеристиках, качествах, установках; 3) регуляция мотивов, контроль поведения; 4) высокая самооценка; 5) утверждение работы и отрицание удовольствий; 6) ориентация на поиск различий, дифференцированные оценки; 7) морализм (Cramer, Ford, Blatt, 1988). Результаты статистической обработки данных показали, что между возрастами 12–14 и 15–16 лет есть различия в актуализации проекции (U=669,5 при α=0,002). Значимые различия получены между взрослыми людьми разного возраста (U=771 при α=0,02). Наибольший процент проекции приходится на возраст 15–16 лет и 25–30 лет.

В самом общем виде процесс самоутверждения включает в себя экстернализацию Я с целью нахождения тождества между Я и объектом, результатом которого становится обретение ценности Эго-идентичности. Чтобы проверить, как происходит процесс поиска тождественного объекта, сначала обратимся к анализу единичного случая.

Итак, мы установили, что ценность собственного Я личности постоянно подвергается проверке. Операционально она может быть выражена в определенных содержаниях (например, в перечне признаков, свойственных ей) и в оценках (низкие, средние и высокие оценки Я). Наиболее удобным методом, позволяющим обнаружить и содержание, и оценку Я, является Тематический Апперцептивный тест. Приведем несколько примеров, а затем предложим свои короткие комментарии к ним.

Пример 1. (Испытуемый – Александра Ш., 14 лет, рассказ по таблице 1 ТАТ). «Ну, этот мальчик… занимается в музыкальной школе… Ну, когда он туда поступал, ему сразу же понравилась скрипка по ее красивому очень звучанию, и он сразу же сказал, что он очень хочет играть на скрипке, хотя мама была против и настаивала на его игре на фортепьяно, так как фортепьяно вообще универсальный музыкальный инструмент. И… дома… мальчик, мальчик никак не хотел играть на фортепьяно, потому что скрипка – она завораживала его. Но родители настояли на своем, и ему пришлось согласиться, потому что он всегда, не то, что придерживался, ну… как бы слушался своих родителей. И он даже согласился не потому, что они настояли, а потому что и сам понимал это. Он… начал заниматься на фортепьяно, и начал довольно успешно заниматься. Играл очень на многих концертах, играл даже в Гнесинском зале, получил первую премию на… конкурсе юных талантов и дарований, но скрипка все же всегда оставалась его незабвенной мечтой… И впоследствии он все же попросил, и ему подарили на день рождения скрипку. После он проучился 7 лет в музыкальной школе, окончил музыкальную школу, поступил в училище, попросил родителей, еще не закончив музыкальную школу, чтобы ему подарили скрипку, чтобы учиться на двух музыкальных инструментах. Но… в этой школе нельзя было заниматься на двух музыкальных инструментах, и ему… пришлось остаться на фортепьяно, чтобы как бы не бросать вот эти три года игры на фортепьяно на ветер. И одним из его любимых занятий было положить эту скрипку на стол и смотреть, и мечтать, как он выйдет в ярко освещенный концертный зал, и будет играть… произведения различных великих… композиторов, но не на фортепьяно, а на скрипке. Вот сейчас, собственно говоря, изображен этот момент, когда он смотрит на скрипку и с грустью думает о том, что вряд ли это может случиться. Впоследствии, когда он вырастет, он будет великим музыкантом, и когда будет лауреатом… ну, когда станет великим музыкантом, он все же опять поступит в музыкальную школу и научится играть нас скрипке».

Пример 2. (Испытуемый – Елена П., 14 лет, рассказ по той же таблице). «Это мальчик, ему 11 лет, его зовут Вова, вот, он учится в 7 классе и хочет поступить, в музыкальную школу… это – скрипка… на скрипку, чтобы учиться играть на скрипке. Вот, дома у него очень строгая бабушка, которая его все время заставляет делать множество уроков, вот, очень сильно его ругает, когда он получает плохие оценки, и вот он такой грустный, боится очень не сдать… экзамен в музыкальную школу. И на какой-то момент он задумался, он представил себе, что он этот экзамен обязательно сдаст, что он станет впоследствии великим музыкантом, что у него будет своя группа, он будет там, как это, вести все концерты, что они будут ездить на гастроли в разные страны и т. д. И… когда он очнется, он поймет, что это, конечно, все мечта, но экзамен сдать можно, успокоится и спокойно сдаст экзамен на пятерку».

Пример 3. (Испытуемый – Диана К., 13 лет, рассказ по той же таблице ТАТ). «Ну, скорее всего, у этого мальчика был какой-то зачет, и он как бы, я думаю, не очень хорошо сдал. Сейчас он смотрит на эту скрипку, считая ее в этом виноватой. И, я думаю, в дальнейшем он положит эту скрипку куда-нибудь в угол и скажет, что никогда больше не будет заниматься музыкой, хотя его усердно, я думаю, заставляют это делать. Вот, но на этот концерт, я думаю, он шел с какой-нибудь надеждой, потому что сейчас такое разочарование…так смотрит на эту скрипку.

– Кто его заставляет?

– Ну, может, скорее всего, это папа, мне почему-то так кажется, не мама, а именно папа, потому что, я думаю, что здесь такое еще чувство, помимо чувства вины, чувство злобы на эту несчастную скрипку и есть какое-то чувство страха».

Все три рассказа составлены девочками-подростками при работе с первой таблицей ТАТ. На ней изображен мальчик, который положил голову на руки, и смотрит на лежащую перед ним скрипку. Г. Мюррей использовал первую таблицу для диагностики мотивации достижения, творческих мотивов, ориентации на авторитет, отношения к труду в самом широком смысле слова и др. особенностей психики и поведения. Мы используем полученный материал для своих целей – оценки ценности и утверждения ее личностью.

Нужно, прежде всего, отметить, что все рассказы объединяет одна и та же тема – обучение игре на музыкальном инструменте и исполнительская деятельность, а также утверждение себя в этой деятельности. Однако только первая испытуемая утверждает себя в деятельности через установление тождества с собственными реалистичными достижениями и их интеграцию в Я. Вторая испытуемая больше интроецирует, стремясь избежать неудачи, а третья, пытаясь избежать наказания и избавиться от чувства вины, – проецирует. Однако общая особенность всех трех случаев состоит в поиске объекта.

Собственно говоря, в этом и заключается процедура самоутверждения личности. Характер объекта, сочетание проективно-интроективных механизмов, приемы поддержания ценности Я и т. д. составляют суть обсуждаемого феномена, но их рассмотрение требует более дифференцированного анализа проблемы посредством исследования типов самоутверждения личности.

Вывод: экспериментальная гипотеза 4 о том, что динамика стратегий самоутверждения личности связана с изменением ценности Я, которое проявляется в возникновении амбивалентных или негативных оценок, затем в усилении интеграции различных аспектов Я, которые позже опосредствуются благодаря работе механизма проекции, была подтверждена, поскольку была выявлена синхрония, т. е. совпадение динамики стратегий самоутверждения личности и динамики ценности Я.

 

Нами было установлено, что взросление человека предполагает переход на новый уровень функционирования и определяется рядом особенностей.

В качестве таких особенностей в подростковом возрасте рассматривались проблемы формирования половой идентичности, принятия мужской или женской роли, установление новых отношений ребенка с родителями. У взрослого в качестве специального для него качества рассматривалось умение строить доверительные отношения с людьми в разных областях деятельности, в частности при создании семейных отношений.

Окончательное формирование половой идентичности приходится на возраст 13–16 лет, и определяется многими факторами, в частности интенсивностью роста организма, полом, социально-психологическими особенностями взросления. Для девочек проблемным является возраст 13–14 лет, для мальчиков – 14–15 лет. У мальчиков формирование половой идентичности представляет собой более длительный процесс, чем у девочек и поэтому может растянуться во времени.

Было установлено, что основными показателями трудностей, возникающих в области принятия своей телесности, являются: диффузные представления о себе, которые обнаруживаются в неспособности категоризировать себя в терминах мужественности-женственности, в гипермаскулинизации или гиперфеминизации, в инвертировании признаков пола. Все три особенности могут обнаруживаться в любом возрасте и у нормально развивающегося человека, однако в сензитивные периоды жизни их количество значительно превалирует над показателями зрелой половой идентичности.

Задержки полового развития как бы приостанавливают процесс полового созревания в области принятия новой телесности и откладывают решение этой проблемы на более длительный срок. Это означает, что возможности, предоставляемые социумом для окончательного формирования представлений о своем теле с точки зрения мужественности-женственности, в данный момент не рассматриваются такими подростками как актуально поставленные задачи. Готовность воспринимать и решать их наступает позднее.

Формирование новых представлений о собственном теле сопровождается дифференциацией и интеграцией представлений о человеке противоположного пола. Отсутствие дифференцированного образа мужчины у девочки и женщины – у мальчика приводит к задержкам формирования половой идентичности и принятия гендерных ролей.

Усвоение мужской и женской роли состоит в развитии чувства мужественности или женственности, терминологически правильно обозначаемого маскулинностью и фемининностью, и предполагает выбор определенного стиля поведения, соответствующего выбранной роли. Половая и гендерная идентичность могут не совпадать. В крайних случаях это такие варианты гендерной идентичности, как гиперфеминизированный мужчина и гипермаскулинизированная женщина. По мнению психоаналитиков: «Пассивно-женственный мужчина и маскулинно-агрессивная женщина в своих манерах и поведении проявляют выраженную идентификацию с родителем противоположного пола для защиты от присущего им страха кастрации, тогда как у истерической женщины и у фаллически-нарциссического мужчины мы обнаруживаем чрезмерную идентификацию с половой ролью (завоеватель или жертва совращения)» (Бюнтиг, 2002, с. 299).

Середина второго десятилетия жизни действительно является сензитивным периодом для формирования как половой, так и гендерной идентичности. Было показано, что именно в этом возрасте связь пола и гендера проявляется наиболее сильно, а позже – ослабевает. Принятие гендерной (маскулинной или фемининной) роли позволяет подростку, оставаясь уверенным в стабильности своей гендерной идентичности, экспериментировать с другими ролями (например, с андрогинной).

Детско-родительские отношения меняются конструктивно. Прежние формы воздействия взрослыми на ребенка перестают быть актуальными и, по возможности, заменяются более пластичными, гибкими видами взаимоотношения с подростком. Естественно, что только часть родителей обладает должным чутьем, чтобы понять необходимость изменения собственных стратегий и тактик, остальные остаются нечувствительными к происходящим переменам. Если восприятие родителей подростком продолжает быть таким же, каким оно было в предподростковый период, стиль отношений тоже не меняется. Трудности подросткового возраста, обусловленные отставанием в физическом развитии, либо, наоборот, слишком интенсивным половым созреванием, могут быть компенсированы родительским вниманием, тактом и поддержкой. Опыт работы с девочками с хромосомными аномалиями убедительно доказывает это положение. Слишком отстраненные или гиперопекающие родители лишь усугубляют процессы адаптации к подростковым переменам.

Юношеский период был рассмотрен нами как возраст окончательного утверждения ценности Я, которая была открыта и категоризирована подростком. Новые ценностные открытия происходят во второй половине третьего десятилетия жизни и связаны с осознанием себя как человека, способного к установлению доверительных отношений с другими людьми в рамках семейных, межличностных и профессиональных отношений.

Основная гипотеза исследования состояла в том, что самоутверждение личности является базовым личностным конструктом, закономерно и системно изменяющимся в процессе взросления.

Это означает, что именно в возрасте 12/13, 13/15 и 16/18 лет должны наблюдаться существенные сдвиги в утверждении подростком собственной ценности, а в период 20/22, 24/25 и 28/30 лет – взрослым.

Рассматривая самоутверждение личности как системный конструкт, мы предположили (и доказали), что его генез тоже имеет системный характер. Прежде чем рассматривать общий генез самоутверждения личности, была сформулирована задача выявить особенности взросления у людей с разными типами самоутверждения и при разных условиях взросления с целью проверки экспериментальной гипотезы 6, а также для выявления общих закономерностей взросления у людей с разными типами самоутверждения личности.

Экспериментальная гипотеза 6: при снижении темпов взросления, вызванных разными причинами, не возникают необратимые процессы, препятствующие дальнейшему развитию личности и ее самоутверждению.

Контр-гипотеза 6: фрустрация решения задач взросления существенным образом влияет на развитие личности и ее самоутверждение. Гипотезы выведены из теоретической гипотезы 5.

 

6.3.4.1. Линия самоотрицания

Выше был подробно описан данный тип личности, а чуть ранее – неуверенная стратегия, которая им часто актуализируется. Начнем с подросткового возраста и рассмотрим динамику решения задач – формирования половой идентичности, принятия гендерных ролей и установления отношений с родителями подростками с выраженными неуверенными стратегиями самоутверждения личности.

Обратимся к проблеме формирования половой идентичности (тест «Рисунок человека»).

Таблица 6.11

Мужские и женские признаки рисунка человека своего и противоположного пола у девочек (n =11) и мальчиков (n= 5) 12–13 лет

Примечание . M – мужские признаки, F – женские признаки, Х – среднее, Med – медиана. Во всех остальных таблицах обозначения аналогичны.

Оба рисунка девочек 12–13 лет, склонных к самоотрицанию, – рисунок, идентичный полу, и рисунок противоположного пола – не дифференцированы по мужским и женским признакам (таблица 6.11).

В группе мальчиков, несмотря на ее малочисленность, данные однородны и могут использоваться для проверки основной гипотезы исследования. Различия мужской и женской фигур по признакам мужественности-женственности в возрасте 12–13 лет не наблюдаются. Как и в группе девочек, общее количество мужских и женских признаков незначительно.

На втором тестировании (таблица 6.12), которое проводилось на той же самой выборке через год, основной состав данной группы сохранился при том, что часть девочек/мальчиков попала в другие группы, а часть перешла из этих групп в данную. Та же динамика наблюдалась и в других группах. В возрасте 13–14 лет неуверенные девочки хорошо дифференцируют как женскую, так и мужскую фигуры, причем мужскую лучше, чем женскую. Количество выделяемых в рисунках мужских и женских признаков, тем не менее, невелико.

Таблица 6.12

Мужские и женские признаки рисунка человека своего и противоположного пола у девочек (n =15) и мальчиков (n =17) 13–14 лет

Таблица 6.13

Мужские и женские признаки рисунка человека своего и противоположного пола у девочек (n =22) и мальчиков (n =13) 14–15 лет

У мальчиков картина тоже существенно меняется. Обе фигуры – мужская и женская, т. е. своего и противоположного пола, начинают дифференцироваться. Особенностью данной группы мальчиков является крайняя маскулинизация женской фигуры. Как видно из таблицы, мужские признаки в представлениях о женщине явно доминируют над женскими и хорошо акцентуированы.

В 14–15 лет (таблица 6.13) девочки дифференцируют обе фигуры, различия между признаками значительны. Особенно явно эта дифференциация наблюдается в женской фигуре.

У мальчиков 14–15 лет мужская фигура дифференцирована, а проблема, связанная с дифференциацией женской фигуры, возникает вновь. Лишь позднее – к 17–18 летнему возрасту представления мальчиков с разными типами самоутверждения личности уравниваются и женская фигура начинает безупречно тестироваться как женственная.

Общий вывод по группе девочек/мальчиков, склонных к самоотрицанию, состоит в том, что неуверенные стратегии, как мы и предполагали, тесно связаны с диффузной идентичностью и тем самым продлевают период принятия идентичности с выраженными мужскими или женскими чертами. Тем не менее, к 15 годам даже такой тип самоутверждения личности, несмотря на особенности своей Эго-идентичности, способен сформировать дифференцированное представление о себе и человеке противоположного пола. Формирование половой идентичности у мальчиков, склонных к самоотрицанию, происходит позднее, чем у девочек. Особенностями этого процесса является переход от неясного, смутного представления о себе как о мальчике/юноше к хорошо дифференцированному образу Я. До 15–16 лет представление о женщине так и остается диффузным.

Процесс принятия гендерных ролей в этой группе тоже имеет свою динамику. Для его исследования использовали методику «Кодирование».

В целом в обеих группах гендерные роли соответствуют половой идентичности мальчиков и девочек (таблица 6.14). Принятие гендерных ролей проходит определенные этапы. В возрасте 12–13 лет подростки обоих полов принимают традиционные гендерные роли, исключая всякую возможность ролевого поведения, не соответствующего полу, т. е. девочки выбирают женскую половую роль, основанную на фемининности, а мальчики – мужскую половую роль, основанную на маскулинности. К 13–14 годам у мальчиков эта тенденция сохраняется, а у девочек наблюдается отрицание типичной женской половой роли за счет снижения фемининных признаков и повышения маскулинных. К 14–15 годам девочки принимают женскую половую роль, но с обязательной частичной интеграцией мужской половой роли. У мальчиков такой интеграции не наблюдается. Она происходит позднее, к 17–18 годам жизни, т. е. к периоду юности.

В 14–15 лет по тесту МиФ (Маскулинность и Фемининность) девочки этой группы попадают в пространство фемининного типа (М=15, F=19), а мальчики – недифференцированного типа (М=16, F=16). Интересна закономерность, которая обнаруживается в связи с принятием гендерных ролей и формированием гендерной идентичности: с разницей в 1–1,5 года девочки и мальчики этого типа отказываются от типичной гендерной роли в пользу недифференцированной, чтобы потом интегрировать как соответствующие, так и несоответствующие полу гендерные признаки. В отношении идеального Я обе группы считают себя андрогинами.

Таблица 6.14

Признаки маскулинности (М) и фемининности (F) объекта «Я» в тесте «Кодирование» у девочек и мальчиков разного возраста

Сформированность гендерных ролей можно проследить по соотношению представлений о реальном Я, об идеальном Я, о женщине и о мужчине (рисунок 6.3).

На рисунке 6.3 видно значительное расстояние между реальным Я и мужчиной (7 ед.) у мальчиков, между реальным Я и женщиной (4,5 ед.) у девочек. Большие различия наблюдаются между реальным Я и человеком противоположного пола (у мальчиков – 7,2 ед., у девочек – 7 ед.). Реальное Я и идеальное Я не совпадают и расположены далеко друг от друга.

Эти и многие другие данные доказывают наше предположение о том, что основной особенностью человека, склонного к самоотрицанию, является проблема сепарации от идеализированного родительского имаго, которая здесь на рисунке представлена в виде существенной дистанции от родителей как идеальных фигур, с одной стороны, а с другой, в виде сближения образов мужчины и женщины с идеальным Я. Надо специально заметить, что именно в этой группе подростков отношения между объектами – Я реальное, Я идеальное, Мужчина и Женщина глубоко не простроены, а реальные контакты организованы по принципу безусловного подчинения ребенка взрослому.

Детско-родительские отношения как третья задача подросткового возраста остаются стабильно устойчивыми и неизменными. Рассказы на соответствующие таблицы Тематического Апперцептивного теста, посвященные теме отношений с родителями, строятся либо по принципу готового сюжета, что является показателем ухода от трудной темы, либо по принципу авторитарности отца/матери и подчиненности сына/дочери. Опускание деталей картинки, исключение из рассказа прошлого, настоящего или будущего, темы преследования и обмана указывают на внешне вроде бы простые, но внутренне проблемные отношения со взрослыми.

Итак, неуверенная стратегия тесно связана с диффузной идентичностью. Ни в одной другой группе нет такого начала пубертата, как в исследуемой выборке. И мальчики, и девочки 12–13 лет не имеют четких представлений о своей половой идентичности, в ней отсутствуют необходимые акцентуации. Представления о человеке противоположного пола также диффузны и недифференцированны. Следующий двухлетний период показывает, что, несмотря на доминирование неуверенных стратегий, в 14–15 лет представление о себе как человеке определенного пола формируется. Оно соответствует биологическому полу. Основой принятия гендерной роли является формирование представлений о себе. Типичные гендерные установки (у девочек – фемининная, у мальчиков – маскулинная) претерпевают изменения и в возрасте 13–14 лет у девочек меняются на недифференцированные. Это значит, что уход от типичной гендерной роли для подростков, склонных к самоотрицаню, путем диффузности – способ изменить ее на андрогинную. Развитие состоит в поиске и нахождении идентичности, которая к возрасту 15–16 лет становится дифференцированной. Специфика данного типа личности проявилась в идеализации своих родителей, что было показано при сравнении представлений об идеальном Я с образами мужчины и женщины. Расхождение между Я-реальным и родительскими фигурами, которые идентифицируются подростком с идеальным Я, указывает на наличие существенной дистанции между образами Я и родителей, с которыми он, тем не менее, отождествляется, снижая свою собственную самооценку. Это значит, что способом самоутверждения неуверенной личности является намеренное ослабление своей позиции с целью интроекции более сильного объекта, замещающего собственный образ Я.

Рис. 6.3. Соотношение Я-реального, Я-идеального с представлением о мужчине и женщине у подростков, склонных к самоотрицанию.

К юношескому возрасту (на это указывают уже не лонгитюдные данные, а результаты, полученные методом поперечных срезов) объем группы, склонной к самоотрицанию, уменьшается в два раза по сравнению с подростками и не меняется по составу вплоть до 25-летнего возраста. По-видимому, именно в этот момент увеличение неуверенных стратегий указывает на начало обретения новой ценности Я. Судя по результатам проведенных исследований присвоение новой ценности проходит в этой группе испытуемых более длительный период и в конце концов заканчивается обретением чувства интимности, но гораздо позднее 30-летнего возраста.

 

6.3.4.2. Линия конструктивного самоутверждения

Тип личности, который мы назвали конструктивным, способен применять самые разные стратегии, но преимущество всегда отдает конструктивным.

Формирование половой идентичности проходит следующие этапы.

Девочки данной группы уже в возрасте 12–13 лет различают как женскую, так и мужскую фигуру, причем степень различения признаков очень высока. Мы полагаем, что период недифференцированных признаков данная группа проходит раньше этого возраста, но он обязателен для каждого человека (таблица 6.15).

У мальчиков формирование половой идентичности соответствует полу. Они прекрасно дифференцируют мужскую фигуру, т. е. себя по признакам мужественности-женственности, но испытывают проблемы при оценке по этим признакам женщины.

В целом можно сказать, что стартовое положение этой группы более благополучно, чем предыдущей.

Девочки 13–14 лет, основываясь на своем предыдущем опыте, продолжают хорошо различать людей разного пола, идентифицируясь с женщиной. Различия между женщиной и мужчиной по признакам мужественности-женственности становятся еще более значимыми (таблица 6.16).

Таблица 6.15

Мужские и женские признаки рисунка человека своего и противоположного пола у девочек ( n =16) и мальчиков ( n =20) 12–13 лет

Таблица 6.16

Мужские и женские признаки рисунка человека своего и противоположного пола у девочек ( n =19) и мальчиков ( n =15) 13–14 лет

Мальчики преодолевают проблемы, связанные с дифференциацией женщины от мужчины, изображая ее как более женственную, чем мужественную, а мужчину – как более мужественного.

Устойчиво зрелые тенденции, сформировавшиеся уже к 13-14-летнему возрасту (таблица 6.17), продолжают проявляться и в возрасте 14–15 лет. У девочек также сильна дифференциация женской и мужской фигур.

Мальчики в свою очередь дифференцируют мужскую и женскую фигуры. Однако, как и у предыдущей группы, у мальчиков с данным типом самоутверждения личности происходит резкое снижение поло-специфичных признаков изображения женской фигуры. Несколько забегая вперед, подчеркнем, что такая же картина наблюдается в группе доминантных мальчиков. В чем причина слабо дифференцированного образа женщины у 14-15-летних мальчиков? По-видимому, это закономерный этап в развитии мальчика, который необходимо возникает после образа женщины как более мужественной. Мы объясняли этот феномен тем, что у мальчика меняется объект идентификации, и, чтобы сделать этот процесс менее травматичным, он использует так называемый переходный объект, обозначаемый им как женщина или как человек, противоположный по полу мужчине, но наделенный мужскими чертами.

Таблица 6.17

Мужские и женские признаки рисунка человека своего и противоположного пола у девочек ( n =12) и мальчиков ( n= 14) 14–15 лет

Таблица 6.18

Признаки маскулинности (М) и фемининности (F) объекта «Я» в тесте «Кодирование» у девочек и мальчиков разного возраста

При достаточно благополучной и стабильной картине формирования половой идентичности конструктивным типом личности можно предположить, что следующее за ним формирование гендерной идентичности и принятие половой роли будет выглядеть также успешно (таблица 6.18).

Формирование гендерной идентичности у девочек совпадает с принятием половых ролей девочками, склонными к самоотрицанию. Обе группы, ориентируясь на типичную половую роль, исключающую элементы мужского поведения, к 14–15 годам усваивают андрогинную роль, где наряду с женскими интегрированы и мужские черты, с той лишь разницей, что женские занимают ведущее место. Гендерная идентичность мальчиков подобна той, что мы наблюдали у предыдущей группы подростков.

Данные МиФ уточняют картину, полученную с помощью теста «Кодирование». По результатам теста и девочки, и мальчики в 14–15 лет оценивают себя как неярко выраженных андрогинов. Признаки недифференцированности отсутствуют. Я-реальное и Я-идеальное оптимально разведены.

На рисунке видно (рисунок 6.4), что различия между реальным Я мальчиков и мужчиной (5 ед.) и между реальным Я девочек и женщиной (4 ед.) менее выражены, чем в предыдущей группе; отсутствуют большие различия между реальными Я и человеком противоположного пола (у мальчиков – 3,7 ед., у девочек – 5 ед.). Отношения более гармоничны, с одной стороны, и менее слиты, с другой. Если у неуверенной личности идеальное Я и образы мужчины и женщины слабо дифференцированы, то у конструктивной они оптимально разведены. Это значит, что родители, или внутренние объекты интегрированы во внутреннюю структуру личности, в которой Я занимает свою особую топологию. По-существу, решение третьей задачи возраста – задачи трансформации детско-родительских отношений, осуществляется в доверительном контакте со взрослыми. Ориентация на советы взрослых без установки их обязательного принятия создает благоприятную почву для развития инициативы и ответственности. В рассказах Тематического Апперцептивного теста родители выступают в качестве объектов идентификации, которые не замещают Я подростка. Это равное общение трех человек, построенное на принципе сепарации и аффилиации, обеспечивает конструктивность отношений с другими людьми как индивидами, тоже обладающими ценностью.

Наиболее общими выводами по этой группе подростков являются: раннее и благополучное формирование половой идентичности у девочек без последующих регрессий, и чуть менее успешное – у мальчиков, которое выражается в дифференциации себя по признакам мужественности/женственности и в отсутствии такой же дифференциации у человека противоположного пола в 12–13 лет. Индивидуальными особенностями формирования половой идентичности у мальчиков, обнаруженными и в этой группе испытуемых, является нестабильная дифференциация представлений о человеке противоположного пола, которая приобретает черты устойчивости предположительно к более позднему периоду взросления – к юности. Гендерная идентичность проходит закономерную стадию отказа от типичной половой роли и принятия андрогинной ориентации. В отличие от неуверенных подростков, у которых происходит кардинальная перестройка в области гендерных ролей, у конструктивных подростков изменения, полученные при сравнении реального и идеального Я в основном относятся к одному пространству гендерного типа – к андрогинному.

Рис. 6.4. Соотношение Я-реального, Я-идеального с представлением о мужчине и женщине у подростков с конструктивным типом самоутверждения

Самый большой процент испытуемых этой группы приходится на юношеский возраст – 18–19 лет. Эти данные являются дополнительным подтверждением предположения о том, что юношество – довольно стабильный период жизни, в течение которого изменение ценности связано не с общими, а с индивидуальными событиями жизни. Значительное уменьшение этой группы к 25-летнему возрасту указывает на начало формирования новой ценности Я. Конструктивность в период ранней взрослости связана с автономией и независимостью, с самодостаточностью, которые не только не мешают установлению отношений с другими людьми, а наоборот способствуют этому.

 

6.3.4.3. Линия доминирования

Подростки такого типа в полном смысле стремятся к самоутверждению. Цель – защита собственной ценности путем экстериоризации внутреннего напряжения, экстериоризации конфликтов. В крайних своих вариантах самоутверждение обнаруживается в стремлении нанести ущерб, в стремлении к садистическому наслаждению. Такие случаи, однако, не были предметом нашего исследования и явно не проявлялись в процессе тестирования, поэтому мы остановимся только на социально приемлемых формах удовлетворения гиперпотребности в самоутверждении.

Формирование половой идентичности, так же как и в предыдущих группах, рассматривалось в период с 12–13 по 14–15 лет на одной и той же выборке подростков.

Готовность воспринимать женщину и мужчину как представителей разных групп, отличающихся друг от друга по совокупности телесных признаков, хорошо развита у девочек данной группы (таблица 6.19). Женская фигура имеет ярко выраженные женские признаки, а мужская – мужские. Надо заметить, что уже в этом возрасте представления о женщине не исключают некоторой мужественности, а о мужчине – женственности. В мужском рисунке тенденция приписывать мужчине женские признаки несколько более выражена, чем это обычно наблюдается в рисунках подростков и взрослых.

У мальчиков отмечена та же тенденция – признаки мужественности-женственности в представлениях о мужской/женской телесности хорошо дифференцированы, однако представления о женщине пока еще не имеют явно выраженной дифференцировки, отмечается тенденция к слиянию мужского и женского.

В период 13–14 лет (таблица 6.20) у девочек сохраняется дифференцировка мужской и женской фигуры, амбивалентное отношение к мужчине не выражено.

У мальчиков появляется новая тенденция, аналогичная представлениям подростков этого возраста, склонных к самоотрицанию, – ярко выраженная маскулинизация женщины. Отмечая и не раз проблемность этого возраста для мальчиков, мы склонны думать, что это способ экстернализации внутреннего напряжения, вызванного кардинальными перестройками в области тела, и существенными психическими трансформациями. Различия в признаках мужественность-женственность в представлениях о мужчине достоверны, а в представлениях о женщине – не достоверны.

Таблица 6.19

Мужские и женские признаки рисунка человека своего и противоположного пола у девочек ( n =25) и мальчиков ( n =15) 12–13 лет

Таблица 6.20

Мужские и женские признаки рисунка человека своего и противоположного пола у девочек ( n =21) и мальчиков ( n =12) 13–14 лет

В возрасте 14–15 лет в представлениях девочек практически ничего не меняется (таблица 6.21), разве что женская фигура становится еще более женственной, а мужская – мужественной. Противопоставление мужчины и женщины как двух противоположных типов людей – особенность, характерная для доминантных девочек. Ни в одной другой группе мы не наблюдаем подобного явления.

Отказ от представлений о женщине как о более мужественном, чем женственном человеке у мальчиков проявляется в отсутствии в женской фигуре явно выраженных половых признаков, они слабо представлены и практически слиты, хотя различия есть; мужская фигура крайне амбивалентна – в ней акцентуировано достаточно много мужских и женских черт, и они не различаются. Амбивалентность мужской фигуры и, надо полагать, представлений о себе, может быть основанием для глубокого внутриличностного конфликта. По-видимому, эта особенность проявляется у мальчиков, имеющих сильную, властную мать. Борьба за превосходство между родителями, стремление к обоюдному лидерству не позволяют отцу осуществлять отделение мальчика от матери. Но если у мальчиков первой группы это слияние пока не вызывает протеста, они готовы быть зависимыми от идеализированного родительского имаго, то у доминантных мальчиков амбивалентность собственного Я, вызванная ранней интроекцией материнской фигуры, вызывает протест, проявляющийся в гиперпроекции.

Таблица 6.21

Мужские и женские признаки рисунка человека своего и противоположного пола у девочек (n=16) и мальчиков (n=23) 14–15 лет

Таблица 6.22

Признаки маскулинности (М) и фемининности (F) объекта «Я» в тесте «Кодирование» у девочек и мальчиков в разных возрастных группах

Мы не раз отмечали, что формирование половой идентичности сопровождается принятием гендерных ролей и гендерной идентичности. То же самое происходит и в исследуемой группе (таблица 6.22).

Девочки двух предыдущих групп, основываясь на принятии типичной женской роли в возрасте 12–13 лет, к 15-летнему возрасту выбирают смешанную или слабо выраженную андрогинную роль. У доминантных девочек-подростков ориентация на андрогинность проявляется с самого раннего пубертата и к 15 годам уже сильно выражена. Гендерная роль представляет собой смесь мужского и женского и может быть предиктором и психического здоровья, и психического неблагополучия. Все зависит от адекватности актуализации мужской/женской роли в различных ситуациях.

Мальчики этой группы также отличаются от мальчиков других групп. Различие состоит в развитии в себе черт, не соответствующих полу, которые, как мы и отмечали, могут определять как адаптивность, так и дезадаптивность мальчика.

Тест на маскулинность и фемининность (МиФ) также показал явную андрогинную направленность этой группы. Я-реальное (особенно у девочек) близко к представлениям о том, каким должен быть мужчина, гораздо ближе, чем представления о себе и о женщине. Идеальное Я и представления о мужчине практически слиты и у девочек (0,5 ед.), и у мальчиков (0,5 ед.), Различия между идеальным Я и образом женщины существенны как у мальчиков (8 ед.), так и у девочек (5,3). Явная ориентация на мужскую половую роль, и принятие (но, по-видимому, временное, может быть, даже вынужденное) женской роли, как нам думается, и определяют высокие амбиции, грандиозную самость и неустойчивую самооценку доминирующей личности. Доминирование является внешним проявлением борьбы с самим собой, борьбы против интроецированных объектов, выражающейся в желании действовать вопреки установленным нормативам (рисунок 6.5).

Стремление к самоотрицанию, стремление к конструктивному самоутверждению и доминирование в разных формах выражают согласие и слияние с объектами. В первом случае – согласие и взаимодействие с объектами на паритетных началах, во втором – несогласие и борьбу с ними – в третьем.

История детско-родительских отношений у доминантных подростков имеет определенные этапы, которые включают в себя: в дошкольном возрасте – безмерную похвалу, потакание и высокую оценку ребенка родителями, а в раннем школьном периоде и в подростковом возрасте – предъявление к нему завышенных требований. Кардинальные изменения в отношениях с родителями, жесткий контроль и высокие требования приводят к затяжным неконструктивным конфликтам. Они выражаются в подростковых протестах, в негативизме, в дистанцировании, жестокости и обидах. В будущем детско-родительские отношения могут так и остаться деструктивными.

Общие выводы заключаются в том, что подросток с доминантным типом самоутверждения личности способен к раннему формированию половой идентичности, которая только у мальчиков проявляется в смутном представлении о человеке противоположного пола в период 12–13 лет. Наиболее характерными особенностями данной группы подростков по сравнению с двумя другими являются усиление признаков мужественности в представлениях о себе в ранний пубертатный период у девочек и маскулинизация женщины мальчиками, принятие андрогинной гендерной роли с явной акцентуацией маскулинных признаков. Близость Я-идеального к образам мужчины у мальчиков/девочек и отдаленность от образа женщины объясняет причины доминантного отношения подростков к другим людям. По-видимому, наличие сильной, властной матери в семье вызывает у ребенка подростковый протест и стремление к идентификации с отцом, для которого его маскулинная роль более естественна, чем маскулинные предпочтения матери. Нарушение триадных отношений у доминантных подростков в сторону сепарации от матери и слияния с отцом – наиболее типичный признак взросления данной группы подростков.

Рис. 6.5. Соотношение Я-реального, Я-идеального с представлением о мужчине и женщине у подростков, склонных к доминированию.

Резкое увеличение доминантных стратегий к концу третьего десятка жизни означает необходимую и вполне закономерную защиту личностью новой ценности Я, связанной с формированием интимности. Для доминантного человека этого возраста характерна ориентация на власть, стремление нарушать границы, желание удовлетворить потребность в самоутверждении путем отрицания другого Я.